Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия

– И Юкка – мигрант?

– Инстинкты этого парня требуют, чтобы он скрывался от добычи. Всякий раз, когда он открывает рот и позволяет себя заметить, ему приходится воевать с собственным спинным мозгом. Может, не стоит быть слишком суровыми к старику лишь потому, что он не лучший в мире демагог, а?

– Всякий раз на инструктаже он борется с желанием нас сожрать? Очень обнадеживает.

Шпиндель тихо рассмеялся.

– Не так все страшно. Думаю, наевшись, даже касатки расслабляются. Зачем таиться на полный желудок?

– Значит, он не сражается с собственным спинным мозгом, а просто не голоден.

– Одно другого не исключает. Знаешь, мозг никогда не спит. Но я тебе вот что скажу, – игривые нотки в голосе Шпинделя пропали. – Если Сарасти решает провести совещание из своей каюты, меня это не напрягает. Но если мы вообще перестанем с ним сталкиваться, тогда наступит пора держаться спиной к стене.

Вспоминая тот эпизод, могу, наконец, сознаться: я завидовал способности Шпинделя обращаться с дамами. Битый-резаный, неуклюжее чучело из судорог и спазмов, едва чувствующее собственную кожу, он каким-то образом ухитрялся оставаться… обаятельным. Это самое точное слово! Данное качество устарело с точки зрения социальной необходимости, сошло «на нет» вместе с парным невиртуальным сексом. Но последним даже я занимался, и было бы здорово при необходимости владеть самоуничижительным даром Шпинделя. Особенно, когда наши с Челси отношения стали трещать по швам.

Конечно, у меня был свой стиль, я пытался казаться обаятельным на свой лад. Как-то после очередной ненужной ссоры по поводу честности и эмоциональной манипуляции, я подумал, что легкое чувства юмора поможет загладить разрыв. Мне уже приходило в голову, что Челси просто не разбирается в межполовых отношениях. Да, она зарабатывала на жизнь коррекцией мозгов, но, скорее всего, лишь заучила схемы проводки, не задумываясь, откуда те появились и какие правила естественного отбора их сформировали. Возможно, Челси искренне не понимала, что мы с ней – эволюционные враги, и любые связи обречены рваться. Если бы я мог вложить это озарение в ее голову – очаровав, проскользнуть сквозь ее защиту – вероятно, мы смогли бы удержаться вместе.

Поразмыслив, я придумал идеальный способ просветить Челси. Написал сказку на ночь, обезоруживающую весельем и глубоким чувством, и назвал ее

Книга овогенеза.

В начале были гаметы. И хотя уже явилось половое размножение, пола не существовало, всякая жизнь пребывала в равновесии.

И сказал Бог: «Да будет Сперматозоид!» – и усохли одни половые клетки, и стали дешевы, и заполонили рынок.

И сказал Бог: «Да будет Яйцеклетка!» – и великим множеством напали Сперматозоиды на другие половые клетки. И плоды из них приносили немногие, ибо не заботился Сперматозоид о пропитании зиготы малой, и только самые запасливые Яйцеклетки были способны возместить недостачу. С течением времен они становились все больше.

И поместил Господь Яйцеклетки в утробу, и заповедовал: «Здесь пребывайте, ибо на недвижимость обрекла вас величина ваша. Так пусть же Сперматозоид стремится к вам в палатах ваших. Отныне да будете вы оплодотворяться внутренне», – и стало так.

И сказал Господь гаметам: «Плоды слияния вашего да обитают пусть во средах всяких и облик всякий принимают. Пусть дышат они воздухом, и водою, и сернистой грязью источников гидротермальных. Но заповеди моей единственной не забывайте, неизменной от начала времен: распространяйте гены свои».

Так явились в мир Сперматозоид и Яйцеклетка. И сказал Сперматозоид: «Мал я, и многочислен, и заповедь Господню исполню верно, коли рассеюсь повсюду. Стану я вечно искать новых партнеров и оставлять их в тягости, ибо многочисленны чрева, а время быстротечно». Но молвила Яйцеклетка: «Бремя размножения тяготит меня. Суждено мне вынашивать плоть, лишь наполовину мою, нести и кормить ее, даже когда та покинет палаты мои», – ибо к тому часу многие тела Яйцеклетки наделены были теплой кровью и мягкой шерстью. «Малочисленны дети мои, и должна я посвятить им себя и защищать от напасти. Так пусть же поможет мне в том Сперматозоид, ибо в том его вина. И пускай он стремится от объятий моих, не дозволю я ему блудить и возлежать с конкурентками моими».

И не понравилось то Сперматозоиду.

И улыбнулся Господь, ибо заповедь его вовлекла Сперматозоид и Яйцеклетку в войну друг с другом, коя не прекратится до того дня, когда оба они станут рудиментами.

Однажды сумрачным вечером, во вторник я подарил Челси цветы. Припомнил нелепую старинную традицию – преподносить в качестве совокупительного дара отрезанные гениталии другого вида. А когда мы собрались заняться сексом, рассказал ей эту историю. По сей день не знаю, что пошло не так…

Стеклянный потолок всегда в тебе.

Стеклянный потолок – это сознание.

До нашего отлета с Земли ходили слухи о четвертой волне: будто за нами по пятам следует флот космических дредноутов – на случай, если пушечное мясо в авангарде столкнется с чем-то скверным. Или посольский фрегат с кучей политиков и бизнесменов, готовых орудовать локтями, но пробиться в первые ряды, если инопланетяне окажутся дружелюбными. Неважно, что на Земле не было ни космических дредноутов, ни посольских кораблей; «Тезея» до Огнепада тоже не существовало. Никто не сообщал нам о таких планах, но ведь солдатам на передовой никогда не объясняют общую картину: чем меньше они знают, тем меньше могут выдать.

Я до сих пор не в курсе, существовала ли четвертая волна. Никаких признаков ее приближения я не замечал, если мои наблюдения, конечно, чего-то стоят. Может, мы оставили их барахтаться по дороге к объекту Бернса-Колфилда. А может, они следовали за нами до самого Большого Бена, подкрались достаточно близко, чтобы понять, с чем мы столкнулись, и унесли ноги, когда стало жарко.

Мне любопытно, что случилось на самом деле, и добрались ли они до дома.

Оглядываюсь – и надеюсь, что нет.

Под ребра «Тезею» врезалась желейная туша. Низ качнулся точно маятник. Шпиндель в другом конце вертушки вскрикнул, словно обжегшись. Я едва не ошпарился – вскрывал в кубрике грушу с горячим кофе.

«Ну, началось! – подумал я. – Мы подошли слишком близко, и они открыли огонь».

– Какого?..

На общей линии вспыхнул огонек – Бейтс подключилась из рубки.

– Только что врубился маршевый. Меняем курс.

– Куда? Зачем? Кто приказал?

– Я, – ответил Сарасти, показавшись в дверях.

Все замолчали. Сквозь кормовой люк в вертушку просачивался скрежет. Я пинганул систему промразверстки «Тезея»: фабрика перенастраивалась на массовое производство легированной керамики.

Радиационная защита. Твердый, плотный материал, массивный и очень простой, в отличие от управляемых магнитных полей, на которые мы обычно полагались.

Из своей палатки, моргая спросонья, выбралась Банда.

– Какого хрена? – проворчала Саша.

– Смотрите!

Сарасти потянулся к КонСенсусу и встряхнул его.

Не инструктаж – ураган: гравитационные колодцы и орбитальные траектории, симуляции касательного напряжения в аммиачно-водородных грозовых тучах; стереоскопические ландшафты, погребенные под фильтрами всех длин волн, от радио до гамма-излучения. Я видел точки излома, точки перегиба и нестабильные равновесия; складки катастроф в пятимерном пространстве. Наращивания с трудом переваривали такой объем информации, а биологический полумозг с трудом осознавал краткое резюме.

Там, внизу, на самом виду, что-то пряталось.

Аккреционный пояс Бена вел себя скверно, но простым глазом его хулиганство было не заметить. Сарасти пришлось проанализировать траектории чуть ли не всех планетезималей[30], камней и крупинок. И ни он, ни их с Капитаном совместный интеллект не могли назвать эту круговерть следствием некоего давнего возмущения. Пыль не оседала; ее часть маршировала по указке чего-то, что даже сейчас протягивало невидимую руку с вершин облачного слоя и срывало обломки с орбиты.

Не все обломки находили цель. Экваториальный пояс Бена постоянно мерцал практически мимолетными метеорными вспышками, гораздо более слабыми, чем яркие следы скиммеров. Однако все упавшие камни не вписывались в распределение частот. Казалось, временами отдельные куски орбитального мусора просто выпадают в параллельную Вселенную, или что-то проглатывает их в нашей. Объект вращался вокруг Бена с периодом в сорок часов; так низко, что едва не касался атмосферы, и не был заметен ни в видимом свете, ни в инфракрасном, ни в радиодиапазоне. Он остался бы нашей фантазией, если бы один из скиммеров огненным следом не прожег под ним атмосферу прямо на глазах у «Тезея».

Этот кадр Сарасти зафиксировал и увеличил: яркий инверсионный след пересекал наискось вечную ночь Бена, на полпути неожиданно сползал на пару градусов левее и возвращался в прежнее положение, практически выходя из поля зрения корабля. На снимке виднелся луч застывшего света, а посередине хорошо просматривался сегмент. Там, где скиммер отклонился в сторону примерно на ширину волоса.

Сегмент длиной девять километров.

– Вот замаскировался, – ошарашенно пробормотала Саша.

– Не слишком удачно, – Бейтс вынырнула из переднего люка и поплыла по ходу вращения корабля. – В отраженном свете предмет вполне прилично виден, – на полпути к палубе она зацепилась за перила лестницы, по инерции развернулась ногами вниз и опустилась на ступеньки. – Почему мы не засекли его раньше?

– Слабая освещенность, – предположил Шпиндель.

– Но дело же не только в инверсионных следах. Посмотри на тучи, – действительно, на облачном покрове Бена можно было различить такие же еле заметные искажения.

Бейтс ступила на палубу и шагнула к столу:

– Следовало раньше заметить.

– Остальные зонды артефакта не наблюдают, – отметил Сарасти. – А этот приближается под более широким углом: двадцать семь градусов.

– Углом к чему? – переспросила Саша.

– К линии, – пробормотала Бейтс, – между ними и нами.

На тактической диаграмме все видно: «Тезей» падал к планете по предсказуемой дуге, но сброшенные нами зонды не заморачивались гомановскими орбитами[31] – они мчались отвесно вниз, всего на пару градусов отклоняясь от гипотетической линии, соединяющей корабль с центром Большого Бена.

Кроме одного. Он зашел со стороны и разоблачил фокус.

– Чем дальше от нашего курса, тем очевиднее расхождение, – нараспев произнес Сарасти. – Полагаю, в плоскости, перпендикулярной траектории движения «Тезея», объект виден отчетливо.

– Значит, мы в слепом пятне? Увидим его, если сменим траекторию?

Бейтс покачала годовой.

– Это слепое пятно движется, Саш. Оно…

– Отслеживает нас, – Саша втянула воздух сквозь зубы. – С-сука.

Шпиндель вздрогнул.

– Так что это такое? Наша фабрика скиммеров?

Пиксели стоп-кадра зашевелились. Из буйных вихрей и облачных завитушек атмосферы прорезалось нечто зернистое и невнятное. Всюду кривые, шипы, и ни одной ровной линии; не определить, что в форме объекта настоящее, а что – фрактальное влияние облачного слоя внизу. Общими очертаниями он походил на тор или сборище мелких угловатых предметов, нагроможденных неровным кольцом. К тому же пришелец обладал колоссальными размерами: девять километров поплывшего инверсионного следа едва коснулись периметра объекта, срезав сорок или пятьдесят градусов дуги. Эта штуковина, скрытая в тени десяти Юпитеров, имела в диаметре почти тридцать километров.

Корабль прекратил ускорение где-то посреди доклада Сарасти. Низ и верх вернулись на свои места. А мы – нет. До этого еще сомневались, думали, может надо, может нет, но теперь это осталось в прошлом; мы взяли курс на цель и плюнули на возможные опасности.

– Э, оно размером тридцать кэмэ, – напомнила Саша. – И невидимое. Разве нам не стоит вести себя осторожнее?

Шпиндель пожал плечами.

– Если бы мы могли предугадывать решения вампиров, они бы нам не потребовались, так?

Пакет данных развернулся новой гранью. Гистограммы частотного распределения и спектральные гармоники раскрылись плывущими горными хребтами, целым оркестром видимого света.

– Модулированный лазерный луч, – доложила Бейтс.

Шпиндель поднял голову:

– Оттуда?

Бейтс кивнула:

– Сразу, как мы его раскололи. Интересное совпадение.

– Устрашающее, – пробормотал Шпиндель. – Как они узнали?

– Мы сменили курс. Идем прямо на них.

Световое шоу стучалось к нам в окна.

– Что бы это ни было, – вымолвила Бейтс, – оно с нами разговаривает.

– Ну, тогда, – заметил приятный голос, – без сомнения, нам следует поздороваться.

У руля вновь стояла Сьюзен Джеймс.

Я остался единственным наблюдателем.

Остальные занимались делом, каждый своим. Шпиндель прогонял отслеженный Сарасти смутный силуэт через серию фильтров, надеясь выжать из вида техники хоть какие-то сведения о биологии ее создателей. Бейтс сравнивала морфологию замаскированного объекта и скиммеров. Сарасти наблюдал за всеми нами с высоты и думал свои вампирские думы; столь глубокие, что мы даже не надеялись с ним сравняться. Но все это была суета, ведь к рампе вышла Банда четырех под талантливым руководством Сьюзен Джеймс.

Она подхватила ближайшее кресло, опустилась в него и подняла руки, будто собралась дирижировать. Ее пальцы метались в воздухе, играя на виртуальных иконках; губы и челюсть подергивались от непроизнесенных команд. Я подключился к ее каналу и увидел, как сигналы чужаков обрастают текстом:

«„Роршах“ вызывает судно, приближающееся с азимута 116°, склонение 23° сообщ.: «Привет, „Тезей“».

«„Роршах„вызывает судно, приближающееся с азимута 116°, склонение 23° сообщ.: «Привет, „Тезей“».

«„Роршах“ вызывает судно, приближа…»

Она расшифровала чертов сигнал. Уже! И даже ответила:

«Тезей» – «Роршаху»: «Привет, „Роршах“».

«Привет, „Тезей“. Добро пожаловать в наши края».

Она расколола его меньше, чем за три минуты. Или, вернее, они раскололи его меньше, чем за три минуты: четыре расщепленных личности, полностью независимых друг от друга, и несколько дюжин подсознательных семиотических модулей; все – действующие параллельно и высеченные с дивной ловкостью из одного куска серого вещества. Я даже стал понимать, почему кто-то сознательно идет на такое насилие над собственным рассудком. Какие результаты! До этого момента я не был уверен, что согласился бы на подобное даже ради спасения собственной жизни.

«Просим разрешения на сближение», – отправила сообщение Банда четырех. Просто и открыто: только факты и данные, больше ничего, как можно меньше места для двусмысленности и недопонимания. Причудливые концепции, вроде «мы пришли с миром», подождут. Первый контакт – не время для культурного обмена.

«Вам стоит держаться подальше. Серьезно. Это опасное место».

Это привлекло внимание. Бейтс и Шпиндель после минутного колебания выглянули из своих рабочих пространств в виртуальность Джеймс.

«Запрашиваем данные о характере опасности», – отправила сообщение Банда. Мы по-прежнему держались конкретных тем.

«Слишком близко и опасно для вас, трудности на низких орбитах».

«Просим информацию по трудностям на низких орбитах».

«Обстановка летальная. Метеориты и радиация. Как хотите. Я справляюсь, но нам так нравится».

«Нам известно о метеоритной угрозе. Мы оснащены средствами защиты против радиации. Просим информацию о других опасностях».

Не удовлетворившись переводом, я решил посмотреть на оригинал. Судя по цветовой кодировке, «Тезей» преобразовал часть входящих сигналов в звуковые волны. Значит, голосовая связь. Они с нами разговаривали! Под бегущими символами таились нагие звуки инопланетной речи.

Примечания