– Пустите меня, я никуда не сбегу! – провыла я, потому что кончик носа уже натерся основательно.
"Некто" послушался, и одним движением поставил меня на ноги. Которые предательски подкосились. От объятий с землей меня спасли те же руки, что и уложили меня в первый раз. Извернувшись, я умудрилась посмотреть в лицо этому блюстителю порядка. Лицо смотрело в мое. Снизу вверх казалось симпатичным. И вроде мужским.
– Я просто посмотрела!
Не поверил и не выпустил. Должно быть, мы представляли собой странное зрелище: девушка в длинном бордовом платье и стражник… или не стражник?
Присмотревшись получше, я поняла, что меня поймал совсем не страж порядка, а какой-то длинноволосый блондин в строгом черном камзоле. Взгляд серых глаз буквально заставлял оцепенеть.
– Отпустите меня! – потребовала. – Вы не стражник!
– Нет, леди, не стражник, – усмехнулся мужчина. – Я следователь управления стражи Градда. И жду от вас объяснений.
Каких? Прогуливалась по торговому бульвару, решила заглянуть в неработающую лавку?
Но вслух я произнесла:
– Просто заглянула в окно.
– Почему именно этой лавки? – не сдавался следователь.
Вместо ответа протянула ему исполнительный лист. Мужчина пробежал его глазами и вернул.
– Что ж, похоже, все в порядке.
– А вы не хотите извиниться? – возмутилась я, ибо натертый кончик носа все еще болел,
– Я?!
– Вы! А кто ткнул меня лицом в землю? В Градде что, запрещено смотреть в окна?
– В чужие – да!
Мы оба возмущенно запыхтели.
– Вам назначено к двенадцати. Зачем вы пришли так рано?
Это что, допрос? Беру свои мысли назад, и вовсе он не симпатичный. Напыщенный идиот, который думает, что раз получил диплом следователя, то можно тыкать незнакомых девушек носом в камни.
– Прогуливалась мимо и подумала, что, может быть, меня примут пораньше, – холодно ответила я.
– Лавка закрыта.
– Я вижу. Почему? В суде ошиблись, и я не смогу здесь работать?
– Не думаю, – прищурившись, мужчина смерил меня оценивающим взглядом. – Нужно приходить вовремя, леди Гринвильд.
– Непременно учту, – насупилась я.
И тут бы нам тихо-мирно разойтись по своим делам, но ни один не хотел уступать. А что я? У меня вообще назначено. Я – свободная жительница Градда, где хочу, там и стою. Вот жду встречи по отбытию наказания, а что тут делает этот недотепа-детектив, я без понятия. От работы, наверное, прячется.
Неизвестно, сколько бы мы так простояли. Но человека, который нас прервал я и в кошмарном сне видеть бы не захотела! Дрэвис Фолкрит собственной персоной. Ладно хоть сестричку с собой не взял. А не то мы бы снова подрались. При мысли, что придется вернуться домой вечером, сделалось тошно.
– Леди Гринвильд, – хмыкнул Фолкрит, – не могу сказать, что рад вас видеть, но приветствую. Как вижу, вы уже познакомились с Марком.
– Познакомились, – буркнула я. – Он эту избушку что ли охраняет?
Лица мужчин вытянулись. А что они хотели? Один потакает гадостям сестрички, второй ведьм штабелями укладывает.
– Марк мой брат, – сухо пояснил Фолкрит.
Упс… конфуз.
– Какая милая семейная встреча, – язвительно протянула. – Братья и… кем я вам приходиться буду? Невестка? Кузина? Сноха?
– Пока что – управляющая лавкой, – сказал Фолкрит.
– Что ж, вынужден вас покинуть, – посмеиваясь, откланялся Марк. – Леди Гринвильд… еще увидимся. Дрэв, заскочи вечерком, надо кое-что обсудить.
– Прошу. – Мне почудился в его голосе издевательский тон.
Вообще мужчина выглядел не так презентабельно, как на встрече с родителями. Каким-то помятым, что ли. И смотрел исподлобья, хмуро. Хорошо отметил помолвку, поди.
Дверь лавки со скрипом открылась, впуская нас внутрь. Шаги гулким эхом отдавались в полупустом помещении, а от каждого неловкого движения в воздух вздымалась пыль. Я несколько раз чихнула и поморщилась. Знала бы, в какую развалину придется идти, надела бы мешок из-под картошки.
– Все очень просто. Приведи лавку в порядок – ничего, что я на ты, хотя какая разница – и открой ее для посетителей. Срок твоей работы год, времени больше, чем достаточно.
– Что вы задумали? – спросила я. – С Сарой. Вы что-то задумали.
– С чего ты взяла? Сара – моя невеста, только и всего. – Он зевнул и осмотрелся в поисках места, куда можно сесть.
Не нашел и тоскливо сморщил нос.
– И я случайно попала в вашу лавку на отработку?
– Конечно! – с такой искренностью воскликнул Фолкрит, что я сразу поняла: врет.
– Почему лавка закрыта?
– Не могли найти управляющего.
Ага, так я и поверила. Да полно людей, которые не упустят шанс встать во главе магазина на центральной улице! А продавец? Неужели никто-никто не соглашался здесь работать… причем долгое время, вон, пылищи-то сколько накопилось.
– В общем, у тебя задача очень простая, – сообщил мужчина, – подготовь здесь все и начни работать.
– А товар?
– Привезут.
– Вот так просто!
– Вот так просто! – передразнил меня Дрэвис. – Знаешь, ты и так доставляешь много хлопот. Я хотел красоточку Гринвильд в жены, а не работать нянькой ее сестры. Так что давай не будем создавать друг другу проблемы и разойдемся через годик полюбовно.
– Поразительная наглость! – прошипела я.
– Прости? – Фолкрит сделал удивленный вид. – Смею тебе напомнить, что не я кинулся с кулаками на сестру и не мне выписали общественные работы. Я тебя здесь не держу, можешь сообщить суду, что отказываешься выполнять предписание. Тебя упекут в камеру, а еще наверняка отправят характеристику в академию. Как долго ты там продержишься после этого?
Мне осталось только бессильно скрипеть зубами, а в голове вертелось "Ну, я тебе отомщу!". Да, я не могу избежать работы на Дрэвиса Фолкрита, но я могу существенно осложнить ему существование. И непременно это сделаю, ибо жених моей сестры – мой враг!
– Хорошо, – расплылась я в улыбке, которой позавидовал бы и аллигатор. – Я не могу не работать у вас. Но это не значит, что буду работать хорошо.
Глаза Фолкрита как-то подозрительно сверкнули.
– Угрожаешь мне?
– Предупреждаю! – отрезала я.
– Что ж, – мужчина улыбнулся мне в ответ, – в долгу не останусь! Удачной работы, леди Гринвильд. Ах, да… я буду заезжать с проверками. И если тебя не окажется на рабочем месте – попрощайся с местом в академии. Будет жалко потратить такой талант впустую.
Он бросил ключи на прилавок и оставил меня в кромешной тьме, скрипеть зубами и придумывать ужасающие кары на голову этого недоразумения, чтоб им вместе с Сарой икалось. А затем запал на воинственность иссяк, и я без сил опустилась на какой-то пыльный стул.
Тоска-а-а смертная.
Вообще я любила одиночество и уютные магазинчики. Книжные преимущественно, но какая разница? Уныние вызывало то, что все планы на каникулы пошли крахом, что надо возвращаться домой, где все на меня злятся, что придется работать на этого самодовольного Дрэвиса Фолкрита.
Они с Сарой стоят друг друга! Готова поспорить, он специально подстроил все так, чтобы я попала на отработку к нему. Теперь им открылись поистине шикарные возможности меня добить.
Я откопала на полке табличку с часами работы и вздохнула: с девяти до девяти. Двенадцать часов, без выходных, среди сладостей и гадостей. Так выглядит алхимический ад.
Но делать нечего, у Фолкрита было преимущество, и немалое. Хоть я и частью существа смирилась с тем, что академию придется бросить, намеренно приближать эту жуткую дату не хотелось. Все равно придется отработать, не здесь, так в другом месте, а то и вообще в камере все лето просидеть. За работой можно было отвлечься от мрачных мыслей и оглушающего чувства несправедливости.
А еще я действительно намеревалась как следует попортить жизнь этому болвану. Он еще десять раз пожалеет, что взял меня на работу!
Я нашла ведро с веником и шваброй, и принялась наводить порядок на первом этаже. Вытерла все прилавки, вымыла люстру, отчистила шкафы и убрала весь мусор. Теперь лавка если не сияла, то хотя бы выглядела приличнее. Только с одной вещью вышла накладка.
Прямо за креслом продавца висело потрескавшееся мутное зеркало, настолько потерявшее приличный вид, что я решила снять его и убрать куда подальше. Но как бы я не силилась, оторвать его от стены не вышло. Ни руками, ни магией, ни рукояткой швабры, использованной в качестве рычага.
– Шут с тобой, – отмахнулась я. – Виси.
Когда с первым этажом было покончено, я медленно начала подниматься по лестнице наверх, чтобы выяснить, что там есть. Несмотря на внешнюю хрупкость, деревянная винтовая лестница могла бы выдержать с десяток таких Дейзи.
Дверь на второй этаж поддалась с трудом, я обломала два ногтя, пока ее открыла. Светильники здесь не работали – кончилась магия, и пришлось потратить несколько минут, чтобы вновь их наполнить. Зато когда мягкий свет озарил помещение, я поняла, что нет, не будет работа здесь простой и спокойной.
Весь второй этаж в количестве одной комнаты был завален самым разным хламом. Такое чувство, что здесь не сладкая лавка была, а филиал гастролирующего цирка! Чего только не валялось в комнате. Был даже старый матрас! Куча одежды, какой-то мебели, старая гитара, книги, ящики и коробки, мешки. Вдалеке я даже рассмотрела серебряный сервиз! Вряд ли сюда поднимались в последнее время.
– Надеюсь, товара будет не так много, – вздохнула я. – Ибо разгребать это совсем не хочется.
Для вида я еще немного поковыряла старые ящики, но потом усталость и голод взяли свое. Сара уничтожила все мои деньги, так что на обед и выходить смысла не было. К слову, времени на него мне не предоставили. Поэтому я достала из сумки книгу, что взяла скоротать время в ожидании суда, и примостилось в старом кресле, в самом углу захламленной комнаты. Не мои проблемы, что первый этаж я прибрала, а на втором сборник хлама. Торопить Фолкрита и требовать себе больше работы не стану.
Читать получалось с трудом, голодные вопли желудка отвлекали и в абсолютной тишине звучали как-то жутковато. Но я оттягивала момент ухода как могла. Нет, лавка мне по-прежнему не нравилась, но еще большее отвращение вызывала необходимость вернуться домой.
Наконец, когда солнце за окном уже начало садиться, я подхватила сумку и направилась к выходу. Темные безжизненные окна сладкой лавки смотрели будто бы с укором. Хмыкнув в пустоту, я зашагала по людному бульвару.
Когда подходила к дому, не просто хотела есть, умирала с голоду. Даже подташнивало. Я размышляла, что могу перехватить на кухне, ибо ужин уж давно прошел и вряд ли от него что-то осталось. С некоторых пор меня перестали звать к приемам пищи. К счастью, алхимия дает набор базовых умений, в числе которых разогрев бутербродов.
Однако мечты мои сегодня раз за разом подвергались вероломному уничтожению.
– Дейзи Гринвильд! – настиг меня крик… нет, вопль мамы.
Сняла плащ и задумалась, что же на этот раз я сделала. Вроде, весь день, как и положено раскаявшейся девушке, работала в лавке.
– Сколько раз я тебе говорила?! – вылетела в холл разъяренная мама. – Сколько предупреждала, Дейзи?! Никаких лабораторий в доме! Ни единой пробирки! Ни одного флакона!
– Ну-у-у, да. – Я не очень понимала, к чему она клонит.
Однако все стало ясно, когда я вошла в гостиную. Злая, как тысяча демонят, Сара сидела на диване в объятиях папочки, а под глазом у сестры наливался здоровый фингал. Пришлось кусать губы, чтобы не рассмеяться.
– Убери немедленно из моего дома всю свою гадость! – орала мать.
– А не надо лазить в мою комнату, – вырвалось у меня.
– Дейзи! – строго произнес отец. – Убери.
– Хорошо, – пожала плечами. – Завтра отнесу в академию.
– Немедленно! – взвыла мама.
– Академия уже закрыта…
– Плевать! Чтобы ни единой пробирки не было в моем доме, иначе я клянусь богиней, Дейзи, я отправлю тебя вместе со всем этим хламом в конюшни!
– Как скажешь.
Я устала спорить и отстаивать право на какую-то жизнь в этом доме. Поразительно, как долго я верила, будто и впрямь это мой дом. И поразительно, как быстро со всех слетели маски, в том числе и с отца. И вышла классическая сказка: мачеха, злобная сестрица, тюфяк-отец (в некоторых вариациях авторы его убивали, видимо, дабы не травмировать юных читательниц образом невнятного мужика). Ну и я, эдакая принцесса в изгнании. Вот только от принцессы во мне было… ничего не было.
Я поднялась к себе и достала большую сумку. Открыла шкаф, где стояло немногочисленное оборудование и рассмеялась: пузатая мензурка стояла, насупившись. Она, видать, и прописала Саре в глаз, когда та залезла в шкаф. А сестрица потом побежала жаловаться маме. Жаль, что стражу не позовешь на нападение стеклянной посуды. И что сестричка надеялась здесь стащить?
Колбы и пробирки жалобно попискивали, когда я складывала их в сумку. Испаритель даже пришлось упихивать силой.
– Да не бойтесь вы! – разозлилась я. – Нам здесь не рады. Пойдем в другое место. Хватит упрямиться!
На самом деле я слушалась маму и не приносила домой ни ингредиенты, ни результаты исследований. Эти мензурки и колбочки я припасла к новому учебному году. В начале лета на всю учебную алхимическую утварь были распродажи. Стипендии мне хватало, конечно, на все нужные вещи, да и родители подкидывали деньжат, но я привыкла копить. Если бы не Сара, моих сбережений хватило бы на пару месяцев жизни. Теперь придется ждать очередной стипендии: просить у папы совершенно не хотелось.
Я перекинула сумку через плечо, но у самой двери остановилась и покосилась на шкаф.
А что, собственно, меня здесь держит?
Комната в гостевом доме стоит треть моей стипендии. На остаток вполне можно прожить. Без деликатесов, конечно, и на самых дешевых продуктах, но… разве лучше жить здесь и чувствовать себя обязанной за каждую съеденную крошку?
Смахнула непрошеные слезы и взяла вторую сумку, куда сложила одежду на первое время. Были и драгоценности, но их я забирать не стала. Мама вполне может заявить, что я украла их. А новый суд мне ни к чему, проще уйти, забрав лишь необходимое. К счастью, все нужное для учебы хранилось в академии. Так что из личных вещей я взяла только блокнот и одежду. В блокноте были кое-какие важные пометки и наработки.
Оглядела в последний раз комнату. Хихикнула мстительно и немного грустно. Достала карандаш и подрисовала Саре на портрете фингал. Пусть порадуется, непременно ведь сунет нос в мою комнату.
Когда спускалась, все семейство будто бы невзначай собралось в гостиной. Мама никак не могла свести Сарин синяк, я заколдовала мензурку крепко. В академии по-другому никак: шкафчики хоть и были именные, запирались едва-едва. Приходилось дрессировать утварь от ушлых любителей поживиться чужим.
– Две сумки! – рявкнула мама. – Две сумки этой дряни ты держала в доме!
Я не стала ее разубеждать и, пожав плечами, потопала к выходу.
– Немедленно скажи, как вывести эту гадость с глаза Сары! – донеслось мне вслед.
– Дегтя приложи, – посоветовала я.
– Что?
– Деготь. У аптекаря спроси и приложи, поможет.
А что? Березовый деготь со свиным салом – отличное средство против всякой кожно-магической заразы. А то, что воняет, как тысяча несвежих носков, то не мои проблемы. Сара и так моется каждый день, за неделю запах выведет, а Дрэвис Фолкрит получит ценный урок по воздержанию. Ну, или сексу в защитном мешке.
– Надеюсь, тебе нравятся общественные работы! – истерично взвизгнула сестра.
– О, да, – ответила я, – всегда мечтала работать на Дрэвиса Фолкрита.
И куда только делось скорбное выражение? Где страдание невинно обиженной Сары? Аж взглядом меня прожигала.
Это уже интереснее: значит, Фолкрит не сообщил благоверной о том, что я у него теперь работаю.
– Что значит работать на Дрэвиса? – поинтересовалась Сара.
Но я только отмахнулась:
– Спроси у него сама. Похоже, у твоего женишка много тайн, да?
Она попыталась было рвануть за мной, но маму волновал лишь фингал, портящий идеальный образ наследницы Гринвильдов.
Папа вышел вслед за мной в холл. Смотрел как-то виновато и тоскливо. Он явно понял, что ухожу я навсегда, потому что рассеянно погладил меня по голове и со вздохом, будто бы украдкой, сунул в руку тяжелый мешочек – с деньгами.
На глазах выступили слезы. Хотелось гордо вернуть деньги, но мысли о будущем и голод перевесили, так что я просто кивнула, лишь скользнув взглядом по ставшему чужим родителю, и притворила за собой дверь.
Удивительно, но даже воздух показался вкуснее. Наверное, к нему примешивалась свобода.
Глава третья
Оказавшись так далеко от дома, как могла уйти, я села на лавочку: подумать, что делать дальше. Академия действительно в такой час была закрыта, так что идти туда не вариант. В теории, надо было найти недорогой гостевой дом, но без карты можно блуждать по городу пару дней. Пафосные дома, в которых мы останавливались с родителями, вдруг стали не по карману. Карту купить в книжном, а они раньше утра не откроются. А еще где-то поесть.
Я опасалась вытаскивать деньги на улице, но одним глазком заглянула в мешочек и обалдела. Уже за то, что папа дал столько денег можно преуменьшить его вину. Теперь не пропаду, но деньги надо сохранить. В банк пойти вариант так себе, мало ли, какие там у Сары и женишка связи. Лучше всего будет разделить монеты и припрятать в разных местах. Часть в академии, в личном шкафчике, под защитой мензурок, часть в лавке (все равно в том хламе никто не станет разбираться), часть носить с собой, а часть оставить там, где буду жить.
Осталось только придумать, где скоротать ночь.
И тут меня осенило: лавка! У меня ведь были от нее ключи, а на втором этаже валялся старый матрас. Перекантуюсь ночь-другую там, пока не подыщу жилье.
Изрядно повеселев, я рванула в центр. Чем дольше тянула, тем сильнее смеркалось. Выползали какие-то подозрительные личности, а мешок с деньгами в сумке не добавлял спокойствия. В центре жизнь кипела почти круглосуточно. Я не выдержала и на свой страх и риск заскочила в таверну, разменяв монетку.
Разжилась большим ароматным пирогом с картошкой и курицей, бутылью с сидром и блинами. Да это же почти праздник!
К лавке кралась практически как призрак-шпион. Мало ли, вдруг братик Фолкрита круглосуточно ее пасет. Окажусь снова носом в землю, пирог помну. Но, к счастью, все прошло без эксцессов. Я оказалась внутри и с облегчением выдохнула.
Жаль, штор не было, и свет не включить. Мне не слишком хотелось есть наверху, в пыли и хламе, так что расположилась за прилавком. Налила в мензурку воды, и та подсветила мне нехитрый стол.
А вот сидра я хлебнула зря. Казалось бы, что там пару-тройку градусов? На желудок, не видевший еды целый день, напиток подействовал, как валерьяна на кота. Одновременно потянуло в сон и на приключения. Спасло лишь то, что пирог никак не желал отпускать от себя. Я не успокоилась, пока не съела весь, а под конец ужина успела возлюбить и отца своего, и мать… мать его, Фолкрита.
Сидра оставалось почти половина бутылки. Хорошей девочке надлежало угомониться и убрать остатки пиршества до лучших времен.
Но вот честно – гори оно все драконовым пламенем! Жизнь дерьмо, а сидр вкусный. Компании, жаль, нет. Некому душу излить, да градус разделить. Хотя чего это нет? У меня есть я (и больше, в общем-то, никого), а я есть где? В зеркале! Мутном и потрескавшемся.
– Ну, подруга, выпьем! – провозгласила я и осушила бокал.
Налила новый. Привалилась к зеркалу, как к родному.
– Вот почему все так, а? – пьяненько вздохнула. – Живешь-живешь и раз… Все гады, как есть болотные гады. Вот мама… мама не мама, мама – мачеха. Злая, противная, бе-е-е. А папа? Зачем он меня тогда привел, если все равно теперь выгнал? И кто тогда моя мама… я даже не спросила.
Под разговоры вообще весь алкоголь кончается быстрее, а уж под разговоры самой с собой и вовсе можно приговорить всю бутылку.
– Ну, за алкх… алк… алхимию!
Особенно душевным был тост за академию. В какой-то момент мое отражение в зеркале приобрело совсем уж дикий вид, появились какие-то фиолетовые волосы и светящиеся огоньки. Они меня загипнотизировали, и я начала засыпать.
– За… – задумалась, а за что я еще не пила?
– Справедливость, – подсказало зеркало.
– Точно! – обрадовалась я. – Во всем мире! А еще чтоб Фолк… форк… Фолкриту икалось!
– И чихалось, – снова последовал совет.
Странно, конечно, когда тебе собственное отражение тосты подсказывает, но я же раньше не пила, вдруг это у всех так? Обидно было бы словить белку в первый раз. Хотя на белку-то отражение походило как раз меньше всего, скорее на… на мужика с фиолетовыми глазами и каким-то странным выражением лица.
– Что? – пьяненько поинтересовалась я. – Что ты так смотришь? Плохо мне! Вот тебя когда-нибудь из дома выгоняли?
– Я в зеркале живу! – напыщенно произнесло отражение. – У меня проблемка посерьезнее. Тут даже выпить не достать, если тебе интересно.
Икнув, задумалась.
– Согласна. Тебе хуже. Хоть я в тебя и не верю.
– Я сам в себя не верю, – вздохнуло зеркало. – А ты иди спать.
– З-зачем спать?
Хотя, если вдуматься остатками трезвости, что-то в этом предложении было. Меня с одной стороны шатало, а с другой внутри зудело странное желание пойти… а просто пойти! Высказать Саре все, что я о ней думаю! Или… или взять еще пирога!
Пирог, точно! Еда, вкусняшки, счастливая жизнь!
– Тогда точно посадят, – напомнило зеркало, едва я двинулась к двери. – И, может, ограбят. Пьяную девицу в ночи чего бы не обуть?
Резонно. Рука замерла над ручкой. Некоторое время во мне в ожесточенной схватке сцепились светлая и темная Дейзи, затем светлая все же победила и обессилено упала без чувств. И я – вслед за ней.
Правда, до второго этажа дойти еще успела, а вот как разгребала матрас и копалась в хламе, помню смутно.
***
Сначала проснулась головная боль, а уже вслед за ней – я. Хотя точно уверенности в том, что это я, не было. Я никогда еще так погано себя не чувствовала, даже когда в походе словила желудочную лихорадку. Во рту было так сухо, что дышать получалось едва-едва, в глаза словно насыпали песка, а в голове поселился заяц с тарелками и от души в них дубасил.
На свою беду я слишком резко поднялась. Замутило, пришлось поумерить пыл.
И зачем я столько пила? Застонала, кое-как поднялась и поползла вниз по лестнице. Очень надеялась, что не убьюсь с такого дикого похмелья.
Себя было так жалко. Мало того, что дом отжали, еще из дома выжили! Так и голова болит.
Потом осенило: аптекарь! Лавка всегда открывалась раньше прочих, на случай, если кому-то по-настоящему плохо. Ну, как мне вот например. Да будет благословлен светлейшей господин аптекарь!
Наверное, я и впрямь выглядела впечатляюще, потому что при виде меня в лавке аптекаря все как-то расступились.
– Рассол! – потребовала я у аптекаря.
Тот икнул и побледнел.
– Н-нету…
– А чего есть?
Он, не сводя с меня глаз, вытащил из-под прилавка флакон с грязно-зеленой бурдой. "От похмелья" – гласила надпись. Я полезла за кошельком.
– Нет-нет, что вы! – исступленно замотал головой аптекарь. – Не надо, госпожа ведьма!
"Та-а-ак!" – пронеслось в голове. Но виду подавать не стала, забрала пойло и потопала к выходу. По пути глянула в стеклянную витрину и… ма-а-ама дорогая!
Нет, красотка-то красотка, что и говорить. Тушь размазалась, губы бледные, глазки блестят, взгляд как у волкодлака. Платье помятое, на голове колтун. А над колтуном шляпа. Обычная, черная, чуть-чуть пыльная, да ниточки кое-где выбились из швов. Настоящая ведьминская шляпа. Такие уж лет сто не носят, как темную магию запретили.
Оглянулась… народ усиленно делал вид, что меня тут нет. Надо бы объясниться, да в в голове к зайцу с тарелками добавился какой-то козел с барабанами. Задрал барабанить. Ну их, надо будет – сами спросят.
Гордо поправила шляпу и вышла.
Руки постыдно тряслись, когда откупоривала зелье и осторожно пробовала на язык. О-о-о, этот божественный вкус! Чуть не захлебнулась, пока пила, до дна, чувствуя как с каждым глотком я возвращаюсь к жизни. Кайф!
– Приятно опохмелиться, – сказали откуда-то сзади.
Я взвизгнула и выронила бутылку.
– От сволочи, убью заразу, которая мне эту бормотуху продала! – пообещала я всяческие кары на голову злосчастного трактирщика.
Самое обидное, что во флаконе еще оставалось спасительное зелье. А впрочем какая разница, мне уже похорошело. Или глюки – это последствия чудесного исцеления?
– А вчера так душевно посидели, – продолжили издеваться глюки. – Часто ты так с зеркалом беседы ведешь?
Зе-е-еркало-о-о!
Я резко обернулась, чтобы глюк не успел скрыться. И впрямь, в зеркале отражался какой-то до жути странный мужик. Странный, потому что фиолетовый. Не весь, конечно, только волосы и огромные глазища. Суровый на вид, хмурый какой-то.