5
На следующий день, как то водится в подобных случаях, празднование дней рождения продолжилось внешне так, словно ничего особенного до того не произошло. Более того, герцог Драггер, не бывший более Генеральным Канцлером, присутствовал на пиру, сполна используя щедро данную ему Сергиусом возможность. Снова были тосты, снова улыбки и беседы, снова красивые костюмы, но под ними – что-то внутри настолько сильно улавливаемое, насколько же сильно, но вместе с тем, абсолютно подсознательно скрываемое, что, конечно, никто уже не ощущал себя так свободно, как до того. К тому же новое происшествие вдруг снова перевернуло всё, хотя зыбко, но державшееся, с ног на голову.
Беда произошла, видно, оттого, что Эрхард Ариенкранц в этот вечер пил больше, а ел меньше обычного, причём – чего за ним так открыто раньше не наблюдалось – с явным недовольством поглядывал почти на всех, прибывших в столицу, даже и на Дайаниса Эйстхарди, будто тот был в чём-то виноват. В какой-то момент брата Императора стала раздражать чрезмерная болтливость Слейксов, в своей компании обсуждавших что-то весьма невинное (коль скоро в гомоне и смехе участвовали дети). Эрхард подошёл к ним и стал что-то говорить Болджону. Рядом сидевшие продолжали ещё о чём-то хихикать, а вот разговор двух Канцлеров быстро превратился в перепалку, тон которой всё повышался. Сергиус, наблюдавший это, сделал знак Канцлеру Тайных дел, тот направился к спорящим, но было уже поздно: Эрхард и Болджон одновременно затребовали свои мечи и вышли на центр зала. Установилась тишина.
– Что не поделили уважаемые Канцлеры? – поинтересовался Император с такой индифферентностью, словно был абсолютно уверен в лёгкой разрешимости вопроса.
Те оба бросились что-то кричать, но Сергиус попросил первым высказаться Болджона. Канцлер Флота, выпивший, но вполне контролирующий своё положение в пространстве, а вместе с ним и свой разум, ответил, шатающимся голосом:
– Армейский Канцлер посмел… посмел оскорбить мою жену! Мою жену в моём присутствии и присутствии детей и… жену моего брата и самого моего брата, весь род Слейксов! Все Странные Острова должны быть оскорб…
Император перебил его:
– Как именно сэр Эрхард оскорбил вас?
Вместо Слейкса ответил сам Эрхард, прорычавший, угрюмо и зло:
– Я сказал им, что они берут в жёны дешёвых портовых шлюх.
Принесли мечи: лорду Слейксу прямой клинок с простым эфесом, что-то вроде абордажного палаша – Ариенкранцу клинок чуть длиннее со сложной украшенной гардой. Присутствующие шёпотом переговаривались, посматривали поочерёдно на собравшихся драться и на Императора, но никто ничего не говорил, пока вдруг не прозвучал молодой голос Дайаниса:
– И что же, ничего нельзя сделать, чтобы это остановить?!
– Характер оскорбления оставляет за лордом Слейксом право требовать немедленной дуэли, – ответил Император. – Если стороны не смогут сейчас уладить вопрос мирно, я не могу их удержать от драки.
Вместо ответа Эрхард отстегнул плащ с драконом и резким движением вынул меч из ножен. Слуги засуетились, уводя детей.
– Что вас удовлетворит, герцог Слейкс? – спросил Сергиус.
– Посмотрим, – сказал Болджон, вставая в позицию.
Жители Странных Островов, даже их герцоги и графы, не почитались хорошими фехтовальщиками. Их морские промыслы не предполагали необходимости хорошо владеть «сухопутными» искусствами, к каковым относилось, например, владение холодным оружием или езда верхом. Правда, навряд ли Эрхард (тоже далеко не знаменитый своим умением фехтовальщик) это учитывал, выбирая жертву своего бессмысленного гнева.
Дуэль, где оба бойца были без щитов или даже щитков, а также и без вспомогательного оружия во второй руке, началась вяло, словно показательно: противники примерялись друг к другу, совершив по нескольку коротких провокационных выпадов, без труда отражаемых. Затем всё вдруг замельтешило: Болджон провёл одну настоящую атаку, Эрхард отразил, сам бросился вперёд, три раза подряд попытавшись нанести как колющие, так и рубящие удары и оттеснив своего соперника, бывшего и старше и физически слабее, к колоннаде, где уже стояли столы. Лорд Слейкс отбивался от этих сильных, но не продуманных выпадов, стараясь не оказаться прижатым к стенке или не оступиться, однажды он едва не подставил под удар кисть, но в последний момент лучше вывернул руку и удержал меч Ариенкранца сильной частью своего клинка. Эрхард тут же шагнул, повернувшись всем корпусом к оппоненту и делая широкий замах, чтобы ударить того, фактически прижатого к колонне, по голове, но Болджон, скорее случайно, нежели осознанно, ушёл чуть вниз и вперёд – меч Ариенкранца, звучно выбивая кусочки камня, ударился в колонну, а остриё клинка Слейкса в тот же момент беззвучно ткнулось в грудь лорда Уэстдена. Эрхард в этот момент ещё продолжал своё собственное движение и потому, когда Болджон стал тут же импульсивно и быстро выдёргивать клинок, плоть взрезалась ещё больше. Зажимая рукой грудь, лорд Уэстдена повалился на бок и, сразу же за тем, на спину. Он пытался что-то сказать, к нему бросились Райнхард, Хельга и слуги, но всё было бессмысленно и безуспешно: сквозное ранение таким клинком в область сердца не могло закончиться ничем, кроме почти моментальной смерти. Не прошло, наверное, и минуты, кровь ещё капала с меча мгновенно протрезвевшего герцога Слейкса, когда брат Императора, единственный Ариенкранц, почитавшийся не похожим (в положительном смысле) на свою семью, был мёртв. Манфир Драггер взглянул издалека на труп и вышел, почти не тая улыбки.
V
1
Первыми ранним утром следующего дня уехали Слейксы, причём Болджон попросил об отставке с поста Канцлера Флота в письменной форме, не встречаясь лично с Сергиусом – тот отставку, конечно, принял. Из всех шести Канцлеров на посту теперь оставалось только двое: Бринхен Тайн и Ульрик Полли – Канцлер над религиями, который, как человек щепетильный и очень участливый, взялся договориться с Медицинской академией об устройстве надлежащего сохранения тела Эрхарда и организовать доставку его в Фейрэнд, где он должен был быть похоронен в Промёрзлой пещере под стенами Уэстдена, где похоронены все Ариенкранцы, кто не были императорами. Что же до императоров, то их хоронили совершенно иначе – сжигая тела и помещая пепел в усыпальницу на верхних этажах бывшего донжона Старого замка в Лидерфларе.
Дальше уехали Мольтанни и все Драггеры, кроме Рейби, коль скоро ему это было запрещено. Исмор с семьёй всё же решил попрощаться с Ариенкранцами, да кроме того и принёс свои сожаления по поводу случившегося, несмотря на то, что после печально известного изменения статуса Пятиконечного Узла герцог Западных Равнин и Император Кондера едва ли общались.
Ещё несколько дней оставались в столице Кальтоны, но Хельге удалось только один раз добиться разговора с Сергиусом, разговора довольно безрезультатного в смысле плана дальнейших действий. Вернувшись от Императора поздно вечером и проверив, что Сейдэма уже спит, а Верена занята шитьём и совсем не склонна к обсуждению серьёзных тем, она позвала к себе Баштофа и сказала:
– Всё летит к чертям, сын мой. Катастрофы страшнее для Сергиуса сложно представить. У Драггеров на одного потенциального союзника больше, благодаря выходке покойного Эрхарда. Император теперь точно не сможет ни на что решиться.
– Ты хочешь услышать моё мнение, мама?
Хельга посмотрела на сына странным взглядом, вмещавшим в себя одновременно разочарование и ожидание:
– Я хочу хоть чьего-то мнения.
– Отправь курьерского голубя Стейе в Дэмбринк, пусть готовится поставить Холодную Страну к оружию.
– Но делает это не слишком открыто, – продолжила его мысль Хельга, – По крайней мере до того момента, пока мы не вернёмся. Нельзя первыми провоцировать Манфира и тех, кто к нему примкнёт.
– Ты думаешь, будет война?
– Я думаю, Манфир не из тех людей, кто берёт свои слова назад.
После того Кальтоны уехали, как бы случайно и не по своей воле прихватив с собой Гекселя Фрапоса, у которого не было компании до Хайспаунта. Он, конечно, мог переправиться на пароме через Айсфлар в столице и поехать к себе в Кукувойл более коротким путём, но что-то в таком маршруте ему не подходило, и он сопровождал северян до Пятиконечного Узла. Герцог Фрапос, бывший ненамного старше Баштофа, да к тому же отличавшийся, судя по его первым дням в Лидерфларе, некоторой впечатлительностью, теперь вёл себя чрезвычайно странно. Нельзя сказать, чтобы Кальтоны как-то особенно заметно переживали произошедшее на днях рождения, но всё же никто из них не был настолько отвлечённым, словно не присутствовавшим при всём произошедшем, как лорд Восточных Равнин, то и дело увивавшийся вокруг Верены.
Так и получилось, что дольше всех в городе задержались Эйстхарди. Дайанис, в отличие от Хельги, не пытался при каждой возможности поговорить с Сергиусом, а лишь ждал и наблюдал, с истинно восточным спокойствием, никого не посвящая в свои проекты. Когда все разъехались, Лайола, его тётя, пригласила молодого графа на обед к Ариенкранцам, где был и Император, и наследник, иными словами – все оставшиеся взрослые представители династии. Здесь властитель Кондера и сказал Дайанису, что хотел бы видеть его отца и своего старого друга Юниса своим новым Генеральным Канцлером, и что он рад был бы сообщить тому об этом сам, но по теперешним временам не может оставить Лидерфлар ради такого долгого путешествия, когда в Канцелярии две трети мест пустые. Тем более, что ещё одна угроза требовала к себе внимания, угроза уже внешняя.
У берегов Фаджейна, в восточной его части, как на раз на торговых путях, идущих из Кондера и других территорий Фаджейна в Союз процветающих городов, располагались острова, по большей части населённые бездельниками и разбойниками, которые и городов-то всерьёз не строили. Эти пираты всегда причиняли неудобства торговле, но покончить с ними навсегда было почему-то невозможно. Борьбой занимался как Союз процветающих городов, так и Кондер, посылавший через Хмурый Океан флот Слейксов, который уничтожал пиратские корабли, высаживал небольшие десанты и разорял разбойничьи склады с провиантом и оружием. Соответственно, занятие это входило всегда в компетенцию Канцлера Флота, каковым на протяжении почти всей письменной истории – за исключением короткого промежутка во время восстания Слейксов – был выходец из династии Странных Островов.
Часто делали так: Кондер присылал флот с небольшим десантом, остальную же долю сухопутных войск, нанятых для налёта на пиратские гавани, поставлял Союз процветающих городов, причём он же отчасти и оплачивал найм. Теперь же, после отставки Болджона, становилось невозможным, во-первых, собрать значительный флот (но кое-какой собрать удавалось), зато, во-вторых, было совершенно неясно, кто должен возглавить экспедицию. Сергиус вспомнил об Онэте Ристарро, дальнем родственнике герцогини Дельта Мальвины, получившем хорошее военное образование и много путешествовавшем, к тому же находившемся где-то в Фаджейне. Тут, однако, выяснилось, через Дайаниса, что Онэт писал Юнису в Сарахар, что возвращается в Кондер и желает прибыть сначала в Эйстер, а значит теперь он был, скорее всего, или на пути туда, или уже там. В Эйстере Онэт был желанным гостем, знали и уважали его в том числе за то, что он смог организовать матрилинейный брак Мальвины Ристарро с троюродным братом Юниса Эйстхарди, который должен был положить конец разногласиям между двумя династиями, занимающими соседствующие земли. Итак, кандидатура Онэта как главы экспедиции отпадала.
После уезда Дайаниса, который должен был привезти в столицу Юниса, совещаться можно было только с Бринхеном Тайном, который во время беседы на эту тему производил, как и в большинстве случаев, впечатление подготовившегося и весьма информированного человека. Он сказал Сергиусу, что уже думал об организации экспедиции, что в этот раз внутриполитическая ситуация (как ненавидел Император это слово!) такова, что, если бы пришлось принимать решение раньше, следовало бы послать Эрхарда, но теперь ничего не остаётся кроме того, чтобы послать Райнхарда. Без сомнения, участие наследного принца в такой далёкой и незначительной экспедиции рискованно, но род Ариенкранцов должен показать, что он чего-то стоит, и, в особенности, что наследник престола – не такой уже мягкотелый и меланхоличный человек. Теперь, когда наступил опасный внутренний кризис, пора было прибегать к подобным мерам.
Император некоторое колебался, хотя и доверял Бринхену Тайну, почему и посылал его в Эйстер перед днями рождения. Экспедиция собиралась, небольшая армия на небольшой флотилии была готова отправляться в любой момент, а почтовое сообщение с Процветающими городами было налажено таким образом, что удалось быстро договориться о наёмниках, которые прибудут к Вольной Пристани – главному «городу» пиратов, чтобы поддержать северный десант. Тут ещё некстати заболел Йохен, вдруг почувствовавший себя плохо и лёгший в постель с лёгкой лихорадкой. Император хотел обратиться в Медицинскую академию, чтобы позвать докторов оттуда, потому что он был недоволен дворцовыми лекарями, но Лайола его отговорила, утверждая, что, очевидно, ничего страшного в болезни маленького принца нет, и что все дети могут болеть. В конце концов долго тянуть было нельзя, и, как нелегко ни было Сергиусу смиряться с мыслью, что он на некоторое время расстанется со своим старшим сыном, он решился на разговор с Райнхардом.
Молодой принц, уже несколько недель слышавший разговоры об экспедиции, которой он, казалось, мало интересовался, воспринял слова отца о своём назначении командующем армией (как громко звучало это слово применительно к отряду в полторы тысячи солдат с четырьмя артиллерийскими орудиями!) как нечто само собой разумеющееся. Сыграла ли здесь роль его врождённая черта удерживать проявления сильных эмоциональных порывов чаще, чем давать им волю, или же он был рад удалиться от и так не слишком жалуемого им двора – пытаться узнать трудно, да и бессмысленно. Важно, что Райнхард не противился решению отца и, надев тот тёмно-синий костюм, в котором он был на скачках, дополненный пистолетом и одним из наследственных мечей Ариенкранцов из Ледяной стали, отправился в далёкую, обещавшую продлиться несколько месяцев экспедицию.
Теперь всё внимание Сергиуса внутри своей семьи переключилось на больного шестилетнего Йохена. Император часто навещал его, играл с ним, выгоняя милых, но, как он их называл, «нелепых» служанок и даже саму Императрицу. Мальчик долго не выздоравливал, но состояние его и не ухудшалось, и властитель Кондера перестал переживать насчёт приглашения врачей до тех пор, пока сам не заболел с похожими симптомами. Дворцовые лекари наперебой утверждали, что никакой связи между болезнями нет или, по меньшей мере, рано утверждать, что она имеется. Болезнь, по словам врачей, не представляла опасности, но весть о ней распространилась, и Сергиус, в первый же день устав отвечать на многочисленные вопросы, стал тихо ждать дальнейшего развития событий и, в первую очередь, прибытия Юниса Эйстхарди.
VI
1
Солнце над зелёной, поросшей диковиной для жителей Кондера травой низиной ещё не успело подняться высоко и, переливаясь серебристыми лучами по кронам деревьев в лесу слева от пыльной дороги, только будило своё тепло в утреннем мареве, в рассеивающейся над холмами справа дымке, быстро стекавшей куда-то к морю. Впереди, вдалеке, угадывался контур балки с маленькой речушкой на её дне, птицы в лесу о чём-то пели, а пыльная, сероватого цвета дорога готовилась сделать поворот, плавно огибая линию холмов, ограждавших её от морского берега, и упираясь в импровизированные ворота (брешь в деревянном частоколе) импровизированного города, называемого Вольной Пристанью.
Разведчики доложили, что на холмах справа замечено движение, и слабо организованные группы пиратов с огнестрельным оружием скоро начнут оттуда обстрел колонны.
– Развернуться в боевой порядок! – приказал Райнхард Ариенкранц.
Два батальона мушкетёров по пятьсот человек в каждом развернулись по сторонам от дороги; на ней же остались пятьсот наёмных стрелков, уже присоединившихся к армии (остальные должны были соединиться с ней здесь, у Вольной Пристани), двести пикинёров, триста кавалеристов во главе с самим принцем и четыре лёгких орудия, которые волокли позади всех. В таком порядке армия продолжила марш, но уже медленней и с большей осторожностью, готовая отражать нападение. Пройти оставалось, благо, немного.
Вскоре со стороны плохо различимого на холмах противника раздались первые выстрелы, весьма неточные. Райнхард, который, как и большая часть находившихся здесь солдат, никогда раньше не бывал в настоящем бою, растерялся, с каким-то странным удивлением глядя в ту сторону, где над травой и мелким кустарником взлетали облачка порохового дыма. Тем не менее, он быстро собрался, чувствуя обращённые на себя отовсюду взгляды, и приказал отряду наёмников обойти холм со стороны бухты, чтобы предотвратить возможные подкрепления оттуда, а правофланговому батальону кондерских мушкетёров – подняться на него по склону от дороги и рассеять бандитов. Остальные отряды продолжили продвижение, впереди были уже видны деревянные стены Вольной Пристани, но перед ними суетились люди, приводя в боевое положение шесть орудий.
Видя это, принц повёл своих кавалеристов вправо, объехал батальон пикинёров, сонно качавших впереди своим непомерно длинным оружием, и, приказав построиться в широкий фронт, имея солнце почти за спиной, вынул из ножен меч и повёл людей в атаку на быстрой рыси. Он не боялся, но и не испытывал никакого особенного ража. Справа шла стрельба и пираты бежали с холмов. Слева на склоне и впереди, за речкой, Райнхард видел отряды наёмников, построенные в боевой порядок, а значит, фланг его был обеспечен. Да и разве впереди был настоящий противник? Когда кавалеристы, кажется, в два мгновения доскакали до не успевших сделать ни единого выстрела пиратских пушек, не пришлось даже драться: их «расчёты» просто убежали. Принц приказал не преследовать и разворачиваться.
Придержание лошадей и поворот на месте на сто восемьдесят градусов с быстрым построением перевёрнутым фронтом оказались манёврами, которые не удалось осуществить быстро и совершенно, но, когда Райнхард пробрался через свои же приходящие в порядок ряды, в глазах его отразилось сначала удивление, затем недоумение, а затем – нечто на грани отчаяния. Из леса у дороги вышла пехота наёмников, построенная в боевой порядок и немедленно открывшая огонь по флангу его войск, с холма стали стрелять пушки, и первые же ядра попали в массу дезорганизованных всадников Ариенкранца. Оттуда же, справа, спускались мушкетёры и пикинёры, а с фронта галопом из-за леса шли, несколькими эскадронами охватывая кондерскую кавалерию, многочисленные всадники, часть из которых была вооружена пиками, а часть готовилась стрелять на скаку из пистолетов. В и без того расстроенных рядах конницы Райнхарда через несколько мгновений должна была наступить паника, но принц, взмахнув мечом, с бесцветным привкусом угрюмости в голосе крикнул:
– Вперёд! – и пустил коня навстречу солнцу.
У кавалеристов Кондера не было пик, шанс пробиться через плотный строй противника отсутствовал. В те несколько мгновений, что принц с развевающимся за спиной плащом, скакал навстречу смерти, щурясь от солнца, в голове его билась только одна, полурождённая мысль о предательстве, о странном, страшном, нелепом предательстве, блестевшем на него наконечниками пик и дышавшем срывающимися кудряшками выстрелов. Конь Райнхарда вдруг споткнулся, шарахнулся в сторону и в этот же миг пика вонзилась куда-то в грудь, выбивая его из седла и бросая на землю чуть не под копыта следующей сзади лошади, чей седок упал рядом, застряв одной ногой в стремени – лошадь потащила его, шарахаясь на месте из стороны в сторону, всюду встречая других лошадей, пистолетные выстрелы и взмахи сабель. Перебивающие друг друга запахи крови, пыли и свежевзрытого дёрна – вот последнее, что почувствовал молодой наследник зашатавшегося трона.
Знамёна Ариенкранцов были втоптаны в землю кавалерией из земель Союза процветающих городов. Наёмники спасли пиратский порт: выступив не на той стороне, они полностью разбили кондерскую экспедицию, уничтожив в этой встречной атаке почти всю кавалерию и значительную часть пехоты и пленив тех, кто остался.
VII
1
Болджон Слейкс возвращался на Странные Острова с особенно тяжёлым, каким-то тёмным чувством, не покидавшим его на протяжение всего пути, а потом и первых недель пребывания в Элдсмуте. Человек вообще рассудительный и незлобивый, он не мог примириться с двумя противоположными чувствами: с оскорблением, которое он тяжело воспринял и на которое не мог не ответить, и с чувством неравноценности этого ответа. Да, Слейксы чаще всего брали в жёны не знатных девушек Кондера, а кого-нибудь из Фаджейна, но и что с того? Болджон, как и многие в Империи, знал Эрхарда Ариенкранца. Он, как и все там присутствовавшие, видел и слышал, что произошло за день до дуэли. Как же так получилось, что, несмотря на это, двое в меру пьяных и не в меру разгневанных друг на друга мужчин подрались, да ещё и так, что один другого убил? Герцога Слейкса не покидало ощущение, что грядут какие-то события, и что настоящей причиной их станет не Манфир Драггер, а он, Болджон, вмиг лишивший государство двух Канцлеров, а лично Императора – брата и крепкого союзника. Целыми днями герцог чувствовал себя неважно, мало общался с семьёй, которую вообще-то любил, терял аппетит, снова и снова думая о злополучной дуэли и выстраивая у себя в голове самые ужасные картины будущего – так мог ходить он часами по низеньким залам своего небольшого дворца или по набережной в порту Элдсмута, или по окрестным холмам, и приземистая, полноватая, но юркая фигурка его выделялась на окружающем фоне, а остатки седых волос, окаймлявшие лысину, трепались на ветру.
Брат Роджим, спокойней относившийся к делам, предложил Болджону совершить поездку по своим владениям, чтобы развеяться, однако герцог справедливо заметил, что это действие только усугубит его состояние. Действительно, впечатлительные люди скорее всего назвали бы Странные Острова местом, располагающим к меланхолии, а не лечащим её. Шесть холмистых островов – три больших, один поменьше и два совсем маленьких на фоне остальных – покрытых лесами, природно очень густыми, но искусственно прореживаемыми, что позволяло превратить их в пригодные для кораблестроения – вот что представляло из себя герцогство Слейксов. Над архипелагом, который лежал у берегов Кондера, в северной части Хмурого океана, то и дело шли дожди и лежали туманы, воздух был влажным, а ветер – солёно-промозглым. Подавляющее большинство хлеба здесь было привозным, на немногочисленных полях стабильно вырастали только самые неприхотливые культуры, а основу рациона всегда составляла рыба.
Если девиз Мольтанни гласил: «Разум – источник процветания», то источником процветания Слейксов (на фоне Мольтанни это, правда, нельзя было назвать процветанием) был их флот. Девиз: «Море будет нашим» и герб в виде меча, рассекающего надвое волны на фоне ярко-жёлтого солнца, брызгавшего лучами по бледно-голубому небу, рассказывали полулегендарную и очень старую историю о том, как во время сражения с флотом Великой Автократии Фаджейна кто-то из Слейксов предложил врезаться прямо в центр его строя, в результате чего была одержана триумфальная победа. «Кто-то» потому что по меньшей мере трое представителей рода тогда находились на командных должностях в эскадре, а после победы каждый из них с большей или меньшей степенью настойчивости утверждал, что этот манёвр был именно его идеей.
Достоверным в этом событии было то, что случилось оно в 123-м году в. а. и получило название Битвы у Полуострова. С тех времён флот Странных Островов стали называть Тигриным флотом, и уже нельзя было понять, сначала ли их корабли носили полосатую раскраску и за то были так прозваны, или же моряки Великого Автократора назвали их так за то, что в этом сражении Слейксы бросились на них подобно тиграм, которые в Фаджейне водятся. Так или иначе, Тигриный флот стал предметом гордости обитателей Островов – для всего остального мира внутри Плотины он стал предметом благоговейного трепета. По крайней мере, для той части этого мира, которой было дело до морей. Торговые пути, проходящие через Хмурый океан и связывавшие Кондер с Фаджейном целиком были во власти Слейксов. Тигриный флот осуществлял сопровождение транспортов с войсками, когда армии Кондера вторгались в Фаджейн (впрочем, история этих войн – совсем другая история). Лорд Странных Островов, таким образом, был всегда адмиралом-командующим Тигриным флотом и Канцлером Флота Кондера. У некоторых других герцогств, конечно, были свои боевые корабли, но даже все они вместе не могли сравниться ни по количеству, ни, тем более, по качеству с Тигриным флотом.