Бросив на Спитамена взгляд, который говорил красноречивее любых слов, Коренастый направился к выходу.
Дверь действительно оказалась заперта. Для того чтобы отпереть её, он воспользовался висящим на поясе ключом. В краткий миг, когда дверь оказалась распахнутой достаточно, чтобы в неё могла пройти широкоплечая фигура Коренастого, Спитамен увидел бегущих по коридору стражников. Уж не пожар ли случился? А затем дверь закрылась. Спитамен ожидал услышать щелчок замка, но его так и не последовало.
Потекли долгие минуты ожидания. Тощий смотрел прямо на него, а Спитамен старался смотреть куда угодно, лишь бы не на этого типа с необыкновенно длинными ухоженными пальцами, которые больше походили на хирургические инструменты, чем на пальцы обычного человека. Больше снаружи не доносилось ни звука. Тощий побарабанил ногтями по столешнице.
Тук-тук-тук.
Словно ворон клюёт надгробие. Ногти у него тоже были длинными как у женщины, остро отточенными и опасными на вид.
Затем одним движением Тощий сгрёб со стола сферу.
– Сиди здесь, – бросил он Спитамену.
Когда дверь распахнулась перед Тощим, Спитамен увидел, что коридор за ней пуст.
Тощий вышел, и дверь за ним закрылась. И вновь щелчка не последовало.
Некоторое время Спитамен просто сидел. За окном (где была одна лишь серая стена), мало что изменилось, разве что тени стали гуще, а воздух – темнее. Он подумал, что Тощий все ещё мог быть за дверью. Вполне возможно, любопытство будет воспринято как попытка к бегству. И все же он не видел смысла в том, чтобы покорно ожидать, пока эти двое вернуться и перейдут от слов к делу.
Встав из-за стола, он сделал несколько шагов по комнате, чтобы размять ноги. Идти можно, а вот бежать вряд ли получится. Затем подошёл к двери, прислушался. Снаружи не доносилось ни звука. Если бы двое его собеседников не встали и не ушли минуту назад, впору было бы усомниться в реальности того, что он якобы слышал.
Подождав ещё немного, но так и не услышав ничего, кроме звука собственного бешено колотящегося сердца, Спитамен положил руку на окованное металлом дерево, надавил. Дверь открылась без каких-либо сложностей, легко и бесшумно.
КЛИРИК
Покинув зал, Ноктавидант быстрым шагом добрался до конца коридора. Мимоходом он подмечал знаки вторжения: кровавый след на полу, ещё один – вдоль стены, по которой кто-то провёл испачканной в крови рукой.
Коридор соединялся с другим под прямым углом. Обычно здесь стояла пара стражей, но сейчас не было видно ни души. Знаки становились всё тревожнее. Теперь они читались повсюду – символы тайнописи, языка которой Ноктавидант не понимал.
Он ускорил шаг.
Только сейчас он понял, что не помнит ничего, что предшествовало их спуску по лестнице. Он не мог вспомнить ничего с того момента, когда увидел принципала в кресле живым и здоровым (а не распластанном внизу на мостовой) и вплоть до той минуты, когда куратор спросил, слышит ли их оракул. Ноктавидант тряхнул головой, будто хотел избавиться от тумана в мыслях. Нужно сосредоточиться. А ещё как можно быстрее добраться до покоев наверху…
…Или он мог воспользоваться одним из каналов, предназначенных для передачи сообщений наверх – и предупредить принципала.
Ноктавидант лишь единожды был в скриптории (так называлось место, где находились те, кто выслушивал предсказания оракула и отсылал сообщения наверх). Это было узкое помещение – по сути, сплошной коридор, идущий вкруговую через весь зал. У бойниц шириной в ладонь сидели люди и что-то записывали, пользуясь для этого аппаратами, почти сплошь состоящими из клавиш и раструбов разного размера, из-за чего они больше напоминали замысловатые духовые инструменты, чем какую-то технику. От каждого аппарата наверх тянулось по толстому черному проводу, из-за чего все здесь казалось ненастоящим, фальшивым, как в трюке фокусника, где актёры, которые должны парить в воздухе, подвешены на верёвках.
Ноктавиданту нужно было всего лишь добраться до первого этажа, откуда он мог отправить сообщение. Оставалось надеяться, что тот, кто его примет, не вышвырнет бумагу сразу в мусорную корзину.
В соседнем коридоре ему встретился спешащий куда-то стражник. Шлем у него был расстегнут, лямки нагрудника болтались. Появись он в таком виде в обычное время, и ему не избежать наказания…
Ножны с коротким мечом страж пристёгивал к поясу в буквальном смысле на ходу. Если бы в этот момент рядом оказался враг, он не успел бы даже вытащить клинок.
Наверняка именно эта мысль скользнула у стража в голове, когда Ноктавидант схватил его за руку.
– Твой меч, – коротко сказал он.
Страж отпрянул, затем окинул быстрым взором одеяние клирика. Ноктавидант помнил его: один из новичков, постоянно тренирующихся во дворе. Крикливый сержант учил их обращаться с мечом, копьём, секирой.
– Немедленно, – прошипел клирик.
Страж протянул ему оружие – рукоятью вперёд, как положено. Клирик вырвал меч. И вновь устремился по коридору.
Меч оттягивал руку приятной тяжестью. Неудобный, громоздкий – и всё же оружие. Его вес вселял уверенность, и в этот момент Ноктавидант подумал, что нечто похожее наверняка испытывают рудокопы или крестьяне, когда берут в руки проверенный временем надёжный инструмент.
Теперь он не просто шагал по коридору, он бежал. Запятнанное кровью одеяние клирика путалось в ногах. Похожий на вырвавшуюся из Гастра мятежную душу, да ещё с клинком в руке, Ноктавидант буквально взлетел по ступеням, ведущим на этаж выше.
Если зал, где содержался ангел, был расположен под землёй, то помещение канцелярии находилось на первом этаже, и попасть туда можно было только по одной из лестниц. Два десятка ступеней отделяло его от вместилища машин и писцов, которые ежедневно слушали и записывали каждое слово оракула.
Ещё несколько часов назад, спускаясь в зал оракула, он думал об утомительности своих ежедневных обязанностей. Как мало все это значило теперь, когда впереди маячила тень катастрофы!
Наконец он добрался до нужной ему двери. Как ни странно, она была не заперта. Из щели между самой дверью и косяком наружу пробивался красноватый свет. Изнутри не доносилось ни звука.
Уже одно это должно было насторожить его. Ведь такое множество механизмов… клавиш, раструбов, проводов… Одних техников в канцелярии было около двадцати человек, работавших в три смены. Значит, сейчас внутри должно было находиться как минимум шестеро.
Нехорошее предчувствие сжало внутренности клирика. На самом деле, открывая дверь, он уже знал, что увидит внутри. Поэтому, когда дверь распахнулась полностью, и его взору предстала комната, он смог сдержаться и не закричать. Нечеловеческим усилием, но все же сдержался.
А затем… шагнул внутрь. На самом деле он не хотел этого делать. Однако сделал, повинуясь некоему противоестественному желанию видеть все собственными глазами.
Комната осталась такой же, какой он запомнил её с прошлого визита. Разве прибавилось проводов, а раструбы и клавиши стали меньше и теперь располагались теснее друг к другу. Однако в остальном… Всё остальное изменилось. Стены стали красными от крови. Внутренности свисали с потолка бледными гирляндами.
Ноктавидант отчаянно боролся с желанием распрощаться с содержимым собственного желудка. Зажмурился, досчитал до пяти, чувствуя, как тяжелеет меч в руке, открыл глаза. Зажав нос рукой, Ноктавидант сделал шаг вглубь комнаты, но так и не смог заставить себя сделать другой.
Клирик насчитал пятерых погибших. Хотя их могло быть намного больше, поскольку части тела лежали повсюду. Рука, нога, голова… Трудно было определить, что кому принадлежит.
В одном углу лежал топор, в другом – короткий меч, как тот, что держал сам Ноктавидант. Почти у самых его ног лежала оторванная рука, которая до сих пор сжимала в кулаке нож. Было похоже, что эти пятеро просто перебили друг друга. Была ли расправа мгновенной, кровавой и жестокой? Или продолжалась какое-то время, обернувшись потехой для наиболее сильных? Последний оставшийся в живых вдоволь наигрался с телами, кромсая плоть и дробя кости.
От запаха кружилась голова. Ноктавидант чувствовал, как одна за другой накатывают волны паники. Сердце стучало, грозя вырваться из груди, содержимое желудка превратилось в лёд. Стараясь сдержать подступающий обморок, он закрыл глаза и прислонился к стене. Стоял так несколько минут, медленно считая про себя.
Нет, он не мог рухнуть прямо здесь. Только сейчас он начал понимать, что все произошедшее – не более чем ширма для чего-то более значительного.
Покидая комнату, Ноктавидант думал только об одном: тишина теперь не казалась ему чем-то благословенным. Безмолвие, в которое погрузились коридоры и комнаты дворца, было молчанием трупа. Однажды в некоем манускрипте Ноктавидант видел такой символ: череп с отпиленной верхушкой в центре, а по бокам от него – две извивающиеся змеи. Головы змей нависают над отпиленной частью, словно над чашей, и с их длинных языков внутрь черепа капает яд. Тогда символизм изображения ускользнул от клирика, хотя и был вполне очевиден: нечто отравляет разум человека.
Что-то подобное случилось и с этими несчастными. Их мысли были порабощены, их истинные личности отошли на второй план или вовсе исчезли. Кем они представляли себя? Великими воинами, сражающимися с полчищем демонов? Непобедимыми рыцарями? Или же некоторые из них внезапно увидели врагов в своих товарищах? Вспомнили мелкие обиды?
Не нужно быть военным стратегом, чтобы найти таланту куратора куда более эффективное применение, чем внушение некому клирику, что он просто маленькая девочка, хнычущая под кроватью…
Он мог помешать куратору уйти безнаказанным.
Из одного коридора он попал в другой, а оттуда – в третий. К счастью, за последние тридцать лет Ноктавидант ходил здешними маршрутами настолько часто, что мог бы передвигаться даже в полной темноте. Последнее было ему на руку, поскольку не знающий хитросплетения здешних ходов куратор мог легко запутаться и ходить по кругу часами. Это открытие было неожиданным: враг мог по-прежнему находиться поблизости. Ноктавидант поудобнее перехватил меч.
Прислушался.
Не только слух, но и все чувства клирика были обострены до предела. Может поэтому последующие события показались ему произошедшими одновременно.
Что-то подсказало ему, что впереди кто-то есть. Возможно, это была интуиция, шестое чувство… Когда Ноктавидант размышлял об этом намного позже, его посетила безумная мысль, что за все эти годы оракул неким образом передал ему частичку собственного умения предвидеть будущее. Словно это была болезнь, которой можно заразиться. Ведь он почувствовал появление чужака до того, как увидел того выходящим из окованных металлом дверей. Непонятно что так насторожило клирика: грязная одежда незнакомца, больше подходящая бродяге с улицы или то, как он двигался – согнувшись, крадучись.
Недолго думая, Ноктавидант бросился вперёд.
