Книга Роузуотер. Восстание - читать онлайн бесплатно, автор Таде Томпсон. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Роузуотер. Восстание
Роузуотер. Восстание
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Роузуотер. Восстание

Десять секунд. Звучит сигнал, и лаборанты выбегают из изолированной комнаты, запирая в ней подопытного. Он потеет, хотя дисплей сообщает Аминат, что температура в камере всего двадцать два градуса по Цельсию. Глаза у него широко раскрыты, и Аминат готова поспорить, что если бы она могла прочитать его мысли, оказалось бы, что он спрашивает себя, за каким хреном вообще согласился в этом участвовать.

Когда отсчет доходит до нуля, лампы тускнеют.

– Такого быть не должно, – хмурится Феми. – Там отдельная цепь.

Машина включается беззвучно, однако мужчина морщится. Показатели биометрии начинают безумно колебаться, слишком быстро, чтобы Аминат могла за ними уследить, но лаборанты у мониторов, похоже, встревожены. Подопытный распахивает рот, а вены у него на шее выступают так, словно хотят вырваться на свободу. Он борется с ремнями. И, должно быть, кричит.

– Процесс должен быть болезненным? – спрашивает Аминат.

Феми поворачивается к одному из лаборантов, и тот качает головой:

– Испытания на животных не показывали…

Подопытный… обращается в грязного цвета жижу, которая выплескивается из ремней и растекается по полу. Брызги попадают на экран, и Аминат отшатывается. Лаборанты почти синхронно вопят и кривятся. Лишь Феми по-прежнему невозмутима.

– Надеюсь, он подписал все отказы от ответственности, – говорит она. – У нас ведь от этого не может быть рака? Хотя лучше не отвечайте. Зачем я спрашиваю людей, которые только что взорвали мне подопытного?

– Мэм, я не знаю, что случилось и как мы могли потерпеть неудачу, – отзывается один из лаборантов.

– А кто сказал, что вы потерпели неудачу? – интересуется Феми.

– Мэм, но он же погиб.

– Да, но опыт заключался не в этом, верно?

– Я не понимаю.

Феми вздыхает.

– Иди в камеру, голова ямсовая, и возьми пробу тканей. Проверь ткани на наличие ксеноформ. Если их там нет – опыт удался. Я что, одна тут не сплю?

– Но подопытный погиб, мэм.

– Детали, детали, – говорит Феми. – Аминат, ты завтракала?


Середина утра в Роузуотере. После того что случилось с подопытным, аппетита у Аминат нет, а вот Феми, похоже, умирает от голода, и поэтому они уходят из Министерства сельского хозяйства и на поезде, едущем против часовой стрелки, отправляются на юг города, мимо северного ганглия, в гораздо менее благополучный район Она-око, где она знает небольшую буку[3]. У хозяина буки, Барри, в яремной ямке у основания шеи расположился третий глаз – копия левого. Большую часть времени он закрыт и сомкнутые веки склеены коркой. Порой глаз плачет, а когда Барри на чем-то сосредотачивается – распахивается.

– Я никогда не спрашивала, видит ли он этим глазом, – говорит Феми, прежде чем снова набить рот рисом и додо[4]. – Не представляю, как он может быть функциональным.

Аминат никак это не комментирует. Она из вежливости гоняет еду по тарелке. Кажется, плантан, пошедший на ее додо, был перезревшим. Когда Барри подходит к ним, ей кажется, что на нее смотрит немигающий глаз Бога, и от этого ей неуютно. Ей вообще всегда неуютно рядом с перестроенными, как будто они – игрушки или эксперименты чужих. Разумеется, они делают это с собой сами, разрезая и формируя собственную плоть накануне Открытия, а потом подвергаясь воздействию целебных ксеноформ, исторгнутых биокуполом. Аминат задается вопросом, обязательно ли Полыни делать их вот такими, ведь она способна проанализировать генетический материал и использовать его в качестве точного чертежа. Но каждому свое. Бука расположилась на втором этаже трехэтажного петеси[5], и, поскольку рельеф в Она-око по большей части ровный, из окна виден купол. Этим утром он тускло-лазурного цвета, и по его поверхности разбросаны темные пятна. Быть может, если бы он ежедневно не менял цвет, люди перестали бы его замечать. Когда живешь рядом с пирамидами Гизы, обращаешь ли ты на них внимание? Если верить радио, наростов на куполе в этом месяце больше, чем в прошлом. Эти шипы – относительно новая его черта.

Скамейки в буке деревянные и неудобные, а само помещение чистое, хоть и едва соответствует санитарным нормам. Воздух насыщен ароматами еды и специй. Телохранители Феми выгнали всех посетителей, заплатив за них, чтобы не возмущались. Теперь все четверо стоят лицами к окнам. Аминат знает, что они создают искажающее поле, чтобы никто не подслушал разговор.

– Аригбеде, ты в порядке? Подробности нужны? – спрашивает Феми.

– Нет, – отвечает Аминат.

– Тебя эксперимент встревожил?

– А вас – нет? – интересуется Аминат.

Феми отпивает воды, потом качает головой.

– Эксперимент – нет. Его исход – да. Немножко. Но у меня и так есть поводы для беспокойства, и некоторые из них пострашнее того, что мы увидели час назад.

– Да, мэм.

– Мне бы хотелось, чтобы ты вела себя со мной менее формально. Не чересчур, но…

Аминат молчит – ей кажется, что так будет лучше всего.

– Как Кааро? – спрашивает Феми.

– Он скрытный, – говорит Аминат. Волоски на ее шее встают дыбом.

– Я имею в виду, с профессиональной точки зрения, – уточняет Феми.

– С профессиональной точки зрения он скрытный. Мы не разговариваем о работе; он не выдал ни одного правительственного секрета.

Феми смеется:

– Продуманный ответ.

– К чему этот разговор, мэм?

– Как твоя работа, Аминат?

– Я отправляю еженедельные отчеты…

– Ага-ага, скучные, полные научного жаргона, который можно толковать как угодно; полные ловких уверток, которые удовлетворили бы бюрократа. Я – не бюрократ, Аминат.

– Я не знаю, как…

– Перестань. Не трать мое время. Выскажи мне честное, откровенное мнение о своей работе. Без всякой херни.

Аминат вздыхает.

– Я нахожу людей с низким уровнем ксеноформ и пытаюсь понять, можно ли сделать так, чтобы он не повышался. Я нахожу людей с высоким уровнем ксеноформ и ставлю эксперименты, вводя им разнообразные химические соединения разнообразными способами, а потом снова проверяю уровень ксеноформ, пытаясь добиться декаплинга. У меня хорошая команда и богатые ресурсы, но я не верю в то, что декаплинг возможен. Это интересная работа, и я хотела бы продолжать ею заниматься, но мне кажется, что интеграция ксеноформ необратима. Они теперь – часть того, что значит быть человеком. Что-то вроде лучшего в мире паразита или симбионта. Поддерживают жизнь в хозяине, пока связаны с ним.

– Полгода назад команда физиков заявилась ко мне с идеей. Их сложную высшую математику я не понимаю, но они считают, что могут нарушить поле Хиггса вокруг ксеноформ и удалить их на субатомном уровне. Кульминацией их трудов стало сегодняшнее разжижение.

Ветер меняется, и кислая вонь реки Йеманжа забивает аппетитные ароматы. Феми морщит свой идеальный носик. Аминат подозревает, что без хирургического вмешательства тут не обошлось.

– Как ты относишься к тому, чтобы слетать в космос? – спрашивает Феми.

– Куда?

– В космос. Его еще последним рубежом называют.

– В смысле – в марсианскую колонию?

– Нет, всего лишь на космическую станцию. Нашу космическую станцию. «Наутилус».

Феми пытается вести себя непринужденно, однако Аминат видит, что язык ее тела изменился.

– Вы знали, что сегодняшний эксперимент провалится, что этот мужчина умрет. Поэтому вы меня и позвали.

– Несколько месяцев назад я получила заключения независимых специалистов из Пекина и Кембриджа. Я знала, что теория неверна, но не знала, что подопытный погибнет, – говорит Феми. – И да, поэтому я тебя и позвала. Космос. Геостационарная орбита. Хочешь полететь?

– Зачем? Космос – это кладбище. И вообще, разве «Наутилус» не декомиссован?

– Логичнее будет сначала ответить на твой второй вопрос. «Наутилус» был не столько декомиссован, сколько брошен. Он и космической станцией-то едва-едва мог считаться. Его создание финансировал международный африканский конгломерат, но деньги кончились, и экипаж просто бросили умирать. Спасательная миссия стоила бы слишком дорого. Дешевле было обрубить связь, купить молчание семей и сочинить официальную историю об организованной декомиссии, проиллюстрировать ее 3D-роликами отдельных этапов, а на все остальное поставить гриф «Секретно». Что же до того, зачем, – нам нужно, чтобы ты слетала туда и взяла образцы тканей. Если условия космоса могут избавить людей от ксеноформ, это будет интересный поворот.

– Как такое может быть? Ксеноформы же из космоса прилетели.

– Это приказ сверху, Аминат. «Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен»[6] и так далее.

– Ладно, а платит за это кто?

– Что, прости?

– Вы сказали, что спасать тех бедолаг с «Наутилуса» было слишком дорого. Как они оправдают затраты на мой полет?

– Это не те же самые «они» и не те же самые затраты. Что я хочу знать, Аминат, так это хватит ли у тебя на это яичников. Миссия короткая.

– Могу я подумать?

– Конечно. – Феми отпивает еще воды. – Только не очень долго. Речь, в конце концов, о вымирании человеческой расы идет. Как по мне, это довольно серьезная штука.


«Вы слушаете частоту 98.5. Это был „Cartwheel“, новый сингл Dio9. Горячая новость для всех любителей понаблюдать за инопланетянами: неподалеку от Кехинде была замечена даже не одна, а две скатки, сбежавшие из-под купола. Роузуотерский отдел охраны окружающей среды продолжает расследование. День сегодня будет солнечный, без дождей и тумана. Потрясающий выходной для потрясающих людей».

Держась за руль одной рукой, Аминат расстегивает верхнюю пуговицу. Это неудобно, поэтому она подключается к сети и активирует автопилот. Последнюю неделю тот подглючивает, но Аминат уверена, что он сможет продержаться пару минут, не свернув куда не надо. Она направляет все потоки воздуха на себя и дует себе под блузку. Жарко. Но ясная погода ей нравится. В солнечном субботнем утре есть что-то особенное, а движение сегодня не слишком активное. До Открытия – и нашествия паломников – еще шесть месяцев, так что на дорогах сейчас лишь жители Роузуотера. Ее плейлист отрубает радио, включает «Sun is Shining» Боба Марли, и Аминат подпевает, пытаясь изгнать из головы образ оставшейся от подопытного лужи дерьма. Она влюблена в этот день.

– Ручное управление, – командует она и берет контроль на себя.

Космос. Вот до чего дошло. Аминат не то чтобы боится лететь, но правительство Нигерии – не из тех, кто своих не бросает. Что, если ее оставят умирать там, наверху, как остальных? Сказала бы ей Феми, что такая опасность существует? Положение Феми в О45 в последнее время неясно. Кааро говорил, что она то ли ушла сама, то ли была уволена, но это, видимо, оперативная легенда, потому что Феми работает исключительно над инопланетной проблемой и имеет доступ к безграничным ресурсам. Аминат отчитывается перед ней с прошлого года.

И все же – космос. Втайне Аминат всегда мечтала туда полететь. Она не помнит, чтобы кому-нибудь об этом рассказывала или писала в дневнике. Каждый раз, когда какой-нибудь мультимиллионер садится в ракету, она чувствует укол зависти. А теперь, похоже, правительство Наиджи[7] хочет ее туда отправить. Почему не робота?

– Позвони Кааро, – говорит она.

– Абонент недоступен, – отвечает машина.

– Позвони домой.

С чего это вдруг он телефон отключил?

– Абонент не отвечает. Хотите, чтобы я оставила сообщение или перезвонила?

– Нет. Голосовое послание.

Слышится гудок.

– Кааро, я закончила с делами и еду домой. Я позавтракала. Позвони, если можешь.

Скорее всего, Кааро затаился, потому что знал, что она поедет в О45 и встретится с Феми. Раньше он работал на О45 в качестве последнего из их квантовых экстраполяторов – телепатов, зараженных ксеноформами. Кончилось это плохо, и теперь Кааро не желает разговаривать даже об обычных, будничных вещах, имеющих отношение к пришельцам, о том, что известно широким массам. Аминат любит его, но считает, что порой он ведет себя как сраный ребенок. Кааро явно что-то задумал и после выхода в отставку проводит время за учебой или обсуждением каких-то планов с людьми, о которых не рассказывает Аминат.

– Это никак не связано с тобой или с твоей работой, – утверждает он.

Аминат не всегда верит, что это правда.

По левую руку от себя она видит возвышающийся над зданиями купол. Теперь его поверхность иссиня-черная и немного зеркальная. Раньше он был простым гладким пузырем, поднимавшимся из земли, но недавно покрылся наростами, шипами с острыми или тупыми кончиками. Никто не знает, почему, но некоторые ученые предполагают, что это связано с расширением диапазона передачи информации. Обывателей это не беспокоит, пока есть электричество и купол каждый год открывается, чтобы исцелять людей. Инопланетяне остаются внутри, люди – снаружи, и все счастливы.

Вот только это неправда. Ксеноформы заполняют атмосферу, и продолжается это уже много веков. Первая партия их прибыла на астероиде и, созданная, чтобы адаптироваться, размножилась и распространилась. Воздух, земля, вода – изящное вторжение, для которого не нужны никакие НЛО или боевые корабли, всего лишь постепенное замещение человеческих клеток ксеноформами. А потом была Полынь, сперва принятая за астероид, но оказавшаяся разведчиком, массивным организмом размером с деревню, разумным, живущим под землей, способным перемещаться в земной коре.

Полынь обосновалась в Нигерии, укрывшись под защитным биокуполом вместе с другими инопланетными существами, обитавшими у нее внутри, и некоторыми людьми, избравшими жизнь рядом с пришельцем.

Купол не был непроницаем. Чуждая фауна контаминировала экосистему, и хотя часть инопланетных организмов оказалась безобидной, среди них попадались и хищники. Ксенобиология стала новой университетской специальностью.

Город Роузуотер вырос вокруг купола по необходимости, из-за его целительных свойств. Паломники до сих пор прибывают отовсюду. Дорога, по которой едет Аминат, как и большинство здешних дорог, была когда-то пешей тропой. Единственная упорядоченная часть города – это комплекс кольцевых железных дорог (одна идет по часовой стрелке, другая – против), огибающих купол.

Большинство других стран либо закрылись в себе, либо пытаются превратить ксеноформы в оружие. Команда Аминат – единственное, что стоит между пришельцами и людьми. Если она потерпит неудачу, человечество вымрет.

Аминат вспоминает обратившегося в жидкость бедолагу из Убара, ежится от испарившегося пота, а может быть, от страха, и меняет курс. Она направляется в свою лабораторию.

Глава третья

Энтони

Он замечает перемену сразу же. Она незначительна – несколько клеток с истощившимися нейромедиаторами и нестабильным мембранным потенциалом покоя, легкая вибрация и смена движения с броуновского на целеустремленное. Он знает, что-то грядет, но не знает, что именно.

Поднимает взгляд и видит отфильтрованные куполом солнечные лучи. Сегодня у них синеватый оттенок. Мысленно запрашивает у ксеноформ данные о происходящем за пределами купола, в Роузуотере и дальше. Ничего необычного. Люди ходят и ездят туда-сюда. Покупают еду, продают еду, дерутся, сношаются, живут, умирают. Никакого развертывания военных сил, никакого неизбежного нападения. Религиозные клики ведут себя спокойно. Погода хорошая, повышенной сейсмической активности не наблюдается.

Энтони – по крайней мере, этот Энтони, – живет под куполом, в конусообразном доме, верхушка которого срезана, чтобы внутрь проходил свет. Его любовная связь с человеческой женщиной подходит к концу, хотя женщина об этом еще не знает. Она – переговорщица, деликатная и телом, и манерами. Она разрешает конфликты так, словно взаимодействие между эмоциями и логикой – это материал для создания произведений искусства. Человеческое население купола очень ее уважает. Энтони находит ее голос умиротворяющим, а плоть его реагирует на ее близость со страшной силой. Они вместе уже восемнадцать месяцев, но теперь Энтони понимает, что все кончено. Должно быть, как минимум часть его личности прописана в образце ДНК. Сколько бы раз его тело ни воссоздавалось, Энтони обнаруживает в себе те же черты характера, те же причуды, совершает те же ошибки в отношениях.

Самый первый Энтони покоится глубоко в лоне Полыни – дешифровщик и переводчик, через которого пришелец общается с планетой. Он едва жив. Каждую пару месяцев по нескольким сотням синапсов пробегает импульс – случайный, бессмысленный. Энтони было около двадцати, когда его захватили в Лондоне. Полыни – больше тысячи, но мыслит она почти как ребенок.

«Я и молодой и старик, я столь же глуп, сколь и мудр»[8], как сказал поэт.

Любовница Энтони ворочается на кровати рядом с ним. Он слышит, как кто-то поет скорбную песню об уходящих в море матросах – уверенное контральто, наверняка поставленное. Энтони поднимается и подходит к двери, выглядывает наружу. Обиталище у него простое, мебель ему не нужна, но он держит ее в доме, потому что она нужна людям, с которыми он живет. Сон ему не требуется, жизненные силы он черпает у Полыни, но выращивает Энтони, которые умеют спать и есть, потому что иначе выглядит слишком чуждым и пугает людей, с которыми делит купол.

Он взывает к Полыни, этому гигантскому комку органических тканей, угнездившемуся под землей, но она молчит. Проходящий мимо мужчина машет Энтони рукой.

Энтони ощущает голод и приказывает ксеноформам заняться фотосинтезом.

Он как раз думает, не покинуть ли купол, чтобы самому увидеть, что происходит снаружи, когда его настигает припадок. Энтони вопит и падает на землю. Он знает, что случилось, но боль от этого не утихает. Он слышит и чувствует, что его любовница напугана, но тело Энтони ему пока не подчиняется. Он борется с этим, выпускает эндорфины, чтобы заглушить боль, и пытается войти в транс, подкрепляя его анандамидом. Перепрограммирует меланоциты, чтобы оставить своей любовнице успокаивающее послание-татуировку, и соскальзывает в ксеносферу – психопространство, созданное взаимосвязанными ксеноформами.

Ему пришел огромный пакет данных – информации, преодолевшей множество световых лет, чтобы достичь его.

Послание с родной планеты.


Информация передается посредством квантовой запутанности. Ксеноформы на краю космоса взаимозависимы с приемопередатчиками на луне в другом конце галактики. Энтони воспринимает эту информацию как воспоминание, как что-то, что знал всегда.

Вся поверхность этой луны и все подземные пространства, какие только можно на ней найти, заполнены серверами хранения данных.

Обитатели окруженной кольцом планеты в небесах называют ее Домом. По мнению Энтони, это куда логичнее, чем «Земля». Кому пришло в голову назвать планету, на две трети покрытую водой, в честь жалких клочков суши? С этого расстояния Дом прекрасен, потому что отражает свет солнца. Сине-зеленые океаны разбиты на части континентальными массивами, облаками и тучами, и пестрота делает планету только красивее.

Потом Энтони вспоминает про орбитальный мусор, образующий вокруг планеты собственную систему колец, про пылевые полосы и металлическую машинерию, настолько заполонившие пространство, что выход в космос с поверхности планеты уже невозможен. Целостность колец нарушают трупы космических станций. Океаны и континенты загрязнены выбросами бесконтрольного производства, почва больше не родит, дожди ядовиты. Живых макроорганизмов на Доме не осталось, однако атмосфера кишит экстремофилами – бактериями и грибками, которые жируют на длинноцепочечных углеводородах и радиации; для которых ядерное топливо – питательная среда; которые процветают в отсутствие кислорода. Пройдут миллиарды лет – и из этих простых организмов разовьется новая многоклеточная элита, а возможно, и разумная жизнь.

Дом непригоден для жизни, и Энтони поражен тем, как ранит его осознание этого факта. Дом был непригоден для жизни на протяжении множества земных веков. Доминантная разумная форма жизни Дома давным-давно переселилась в космос, сперва – на многочисленные космические станции. Колонизация других планет солнечной системы проваливается, как и любые попытки терраформирования. Они отправляют экспедиции в дальний космос, на поиски домоподобных планет, но ни одна так и не возвращается.

Домяне вынуждены переосмыслить понятие выживания. Их натурфилософы принимают и начинают проповедовать идею, что единственный выход – сбросить биологические оковы, и ученые работают над этой задачей долгие годы. В конечном итоге они переосмысляют не понятие выживания, а понятие смерти. Обычно результатом рассечения нити, связывающей сознание с телом, становится гибель. Но что, если этого не произойдет?

Потом случается открытие того, что человеческий разум Энтони называет ксеноформами. Это синтетические полиформные микроорганизмы, изначально разработанные ученым-домянином, которому в голову пришла идея терраформировать сам Дом, устранив загрязнения. Ксеноформы создаются для того, чтобы делать токсичные вещества безвредными. Это не срабатывает, однако ксеноформы проявляют бесконечную адаптивность, способность имитировать любую живую клетку и связываться друг с другом так, чтобы передавать информацию с помощью «жуткого дальнодействия».

Вскоре возникает идея объединить умения ксеноформ с умениями опор, эндемиков Дома. К этому времени опоры уже приручены домянами. Это бесформенные куски органики, самые маленькие из которых имеют диаметр около пятисот футов, а самые большие достигают размеров целого города. Они обладают разумом, но ограниченным, и нуждаются в симбиотической телепатической связи с полностью разумным организмом-хозяином. Энтони осознает и вспоминает, что Полынь – это опора, а он, Энтони, – ее хозяин.

Опоры накачивают ксеноформами и запускают их в космос в качестве малоценных разведчиков, отыскивающих подходящую планету.

Оставшиеся домяне копируют себя – свои разумы и воспоминания – на биомеханические устройства хранения. Колоссальную серверную ферму размещают на второй луне Дома. Философы и ученые заверяют домян, что они будут жить вечно, а когда настанет пора, смогут переселиться в новые тела. Теоретически. Домяне позволяют своим биологическим телам умереть и впадают в вечный сон в лунном комплексе.

За серверами присматривают членистоногие механизмы на солнечных батареях. Похожие на бабочек роботы поддерживают целостность данных на каждом из миллиардов серверов, перелетают с одного на другой, как будто опыляя их. Кто знает, что снится спящим домянам?

На лунной базе есть и более крупные механизмы, небольшие адаптивные многорукие машины, контролирующие информацию, пересылаемую странствующими ксеноформами. Земля – единственная теоретически пригодная для жизни планета, на которой смогли выжить опоры. Ксеноформы присылают информацию, порождающую неслышный сигнал тревоги в похожем на мула роботе, который немедленно отращивает четыре ноги и на скорости тридцать шесть миль в час мчится к конкретному серверу, огибая астероидные кратеры, лунные скалы и обломки упавших спутников. Он переносит этот сервер на базу, где куда более маленькое и изящное многолапое насекомое начинает тонкий процесс подключения сервера к главному процессору.

Другие машины активируют воздушный шлюз и наполняют комнату содержимым подземных газохранилищ. Этот газ – не воздух и неспособен поддерживать жизнь, но его молекулы могут вибрировать, создавая звук.

У пробужденной ученой уходит шесть дней на то, чтобы установить контакт с процессором и понять, где она находится. Она активирует динамики, из которых доносятся слова. Они электронные и лишены интонаций, но смысл их ясен.

– Приветствую тебя. Я не знаю твоего имени и не знаю, понятен ли тебе язык, на котором я говорю. На Доме существует более тысячи языков и диалектов. Я опробую каждый из них. Я назначена куратором процесса воскрешения. Меня зовут Луа, я говорю с тобой по односторонней связи, а потому не смогу ощутить твой ответ. Факт моего пробуждения означает, что произошел сбой.

Слышать ее речь – странный опыт, как подпевать старой песне о любви. Энтони знает все слова, и предвкушение каждого рождает звуковой вариант послеобраза. А еще он знает, что, на каком бы языке ни говорила ученая, человеческий мозг переводит его на земной язык и подбирает земные эквиваленты выражений.

– Вот что должно было произойти, – продолжает Луа. – Ксеноформы должны были прислать нам данные о том, насколько преобразован каждый из землян. Они это сделали, и в начале последнего солнечного цикла обслуживающие машины были оповещены о первом полном преобразовании. Это запустило особый протокол, целью которого является проверка возможности трансмиграции нашей расы. Был пробужден специально отобранный домянин, и его сознание переписано в преобразованного человека.

Луа больше часа тратит на обсуждение технических подробностей процесса, но Энтони отвлекается и проматывает воспоминание дальше.

– Мы потеряли контакт через несколько наносекунд после передачи. Скорее всего, человеческий организм, ввиду своей примитивности, неспособен выдержать разум домянина. Возможно, нам все же следовало приказать ксеноформам построить тела, имитирующие нашу анатомию.