Эссенция пустоты
Бессмертный внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Я могу тебе прямо сейчас рассказать. Всё как есть.
Я отрицательно покачал головой:
– Не надо. Мне ваши игры не интересны, Гроггана переживу – и ладно. Да и не смогу я тебе поверить после всей лжи, которой меня пичкали девять с лишним лет. Всех вас в Бездну. Если бы существовало место, куда вы все не смогли бы добраться – я бы с удовольствием в него заполз и сдох там. В тишине и спокойствии. Но это было бы возможно, если бы я мог выбирать. Проблема в том, что любой мой выбор даёт преимущества одним и досаждает другим. Из-за этого меня и не хотят оставить в покое. Я, как ты наверняка знаешь, один раз попытался уйти в сторону. Уже на следующий день мне дали понять, что ничего не выйдет. Если бы я верил в судьбу – не ту чёртову линию, что есть у каждого, а в человеческом её понимании – то подумал бы, что во всём виновата она. Но у меня как раз нет той пресловутой линии, и я знаю, что за «судьбой» всегда кто-то стоит. Кто-то, кто влияет на неё, манипулирует ей. Вы никогда не переведётесь. И после того, как я убью Гроггана, на моем пути к свободе встанет следующий. Тринерон. И так до самой смерти.
– Ты же понимаешь, что это применимо к любому человеку?
– В разной степени. Из-за моей… необычности на мне завязано слишком много узлов. При таком их количестве, чем больше трепыхаешься – тем сильнее запутываешься. Я и не пытаюсь освободиться, ты видишь? Я смирился. За год с небольшим я потерял Дисса, Лину, Кира и Арджина, самых дорогих мне людей, и всё ещё сражаюсь. Сила духа? Нет. Смирение. Я просто иду по пути наименьшего сопротивления – потому что если остановлюсь, то недовольными останутся все и затянут верёвки на моей шее так, что не вдохнуть. Плавали, знаем. Надеюсь только, что меня больше не будут пытаться вдохновить и склонить на свою сторону. Тошнит уже от всех ваших разговоров. Каждое слово воняет тухлятиной.
Я ещё много чего хотел сказать, но остановился. Какой смысл говорить? Словно кто-то меня когда-то слушал… Бессмертный, правда, не перебивал, и не спорил, и не пытался меня ни к чему склонить. Пожалуй, единственный из всех. Но от этого доверие к нему не увеличивалось, а наоборот, падало до самой низкой отметки. Потому что это на фоне остальных выглядело очень подозрительно.
Парень молчал какое-то время, даже не шевелился – просто глядел в костёр. Он настолько слился с обстановкой, что через какое-то время я перестал его замечать, увлёкшись экспериментом. Образец, получившийся в итоге, вполне меня удовлетворил.
Рядом послышалось хлопанье крыльев – это неподалёку приземлилась любопытная пустельга. Я даже удивился – охотится посреди ночи, что ли? Птица потешно вертела головой, рассматривая сидящих у костра двуногих, но держалась на безопасном расстоянии. Немного посомневавшись, коротко вскрикнула и подскочила на полшага ближе.
Задумчиво посмотрев на свой финальный образец, я бросил его птице. Сокол снова вскрикнул, грозно встопорщил крылья, но всё же пригляделся к подачке. Клюнул её раз, другой, а потом резко схватил мышь и улетел.
– Отлично, – резюмировал я и отпустил порядком измученную мышь на свободу.
Бессмертный, наблюдавший за моими действиями, прищурился и тихо сказал:
– Ты говоришь, что ничего не знаешь о том, что творится вокруг тебя. При этом ты понимаешь больше, чем хочешь показать, – он поднялся на ноги. – Так вот на самом деле ты понимаешь даже больше, чем сам думаешь.
С этими словами он ушёл в ту же сторону, откуда появился, оставив меня в одиночестве.
Я, посмотрев ему вслед, повторил про себя его последние слова и довольно улыбнулся. Беседа вышла очень продуктивной. Можно ложиться спать.
Настроив свою ауру на питание, я потушил костёр и направился к спящим неподалёку Рэну и Хелии. За время сна мои силы значительно восстановятся, а если произойдёт асессия, то, проснувшись, я и вовсе буду полон сил. И тогда настанет время для кое-каких действий.
Хелия проснулась последней. Рэн, которого она по привычке чуть не назвала Тхендой, готовил завтрак. Его седой товарищ неспешно перемещался по лагерю, ведя какие-то приготовления. В отличие от вчерашнего Энормиса, сегодняшний выглядел бодрее и активнее, хотя пиратка не понимала, как можно было выспаться за такой короткий промежуток времени – ведь он лег спать уже посреди ночи, и всё равно проснулся раньше.
Ночь в степи оказалась холоднее, чем Хелия себе представляла – пришлось кутаться в предусмотрительно выданный Рэном плащ, чтобы не отморозить конечности. И это в разгар лета! Какой же дубак тут должен быть зимой? Вылезать из-под тёплой накидки не хотелось, но едва до её носа долетел запах готовящейся пищи, зов желудка поборол лень.
Завтракали снова в тишине. Пиратку это молчание неимоверно напрягало. Ладно, если бы она оказалась в компании каких-нибудь незнакомых пиратов, к этим она давно привыкла и знала, как себя с ними вести. Но сейчас рядом копошились два чародея, хмурых, таинственных и молчаливых – они-то понимали друг друга даже не с полуслова, а с одного только взгляда. Но кит с ними, если б то были обычные чародеи. Эти двое – страшно подумать! – явно вели дела мирового масштаба. Хелия уже убедилась – их не волновали ни деньги, ни жизни обычных людей, а потому пиратку буквально съедало любопытство.
Рэн казался славным малым. Маска вора Тхенды слетела с него, как шелуха, и он враз стал другим человеком. От него так и пёрло благородством – было видно, что ему сразу полегчало от того, что не надо больше притворяться. А ещё он казался Хелии чересчур искренним и честным. Ему бы очень пошло быть музыкантом или поэтом. Но поди-ка ты – чародей.
А вот Энормис был совсем не таким. Бывает, как зыркнет – аж пот прошибает. Жуткий тип. Будто… бесчувственный. Холодный, как ледышка. Такой точно может убить без колебаний – глядя на него, Хелия мысленно благодарила судьбу за то, что её оставили в живых. Этот верзила даже ел с таким лицом, словно неживой он вовсе. И улыбки у него – не поймёшь, то ли к тебе вежливость проявляют, то ли прибьют через секунду. Но с Рэном седой общался приветливо, спокойно – и тут же начинал казаться нормальным человеком. Словом, непонятный субъект. Со странностями.
Прикончив свой завтрак, Энормис поднялся на ноги и объявил:
– У меня есть кое-какие дела. Надо отлучиться на пару дней, потом вернусь за вами.
– У нас припасов на один присест осталось, – заикнулась было Хелия, но тут же заткнулась, поняв по взгляду чародея, что её никто не спрашивал.
– Поохотимся, – спокойно сказал Рэн. Было видно, что ему не нравится отсутствие пояснений, но выспрашивать он отчего-то не стал. – Есть шанс, что ты опоздаешь?
Седой обвёл лагерь задумчивым взглядом и ответил:
– Ждите трое суток. Если не появлюсь – уходите.
– Ясно.
Постояв немного, Энормис схватил свой мешок и начал рисовать какую-то магическую штуку, как вчера, на острове. Хелия внимательно наблюдала за его манипуляциями, но, разумеется, ничего не поняла. Через минуту перед чародеем распахнулся шумящий проход, похожий на чёрную воронку, и седой исчез в ней с тихим хлопком. Пространство выпрямилось, и уже через несколько секунд ничто не напоминало о том, что тут кто-то стоял.
Пиратка перевела ошеломлённый взгляд на Рэна – тот словно ничего и не заметил. Определённо, эти двое жили в совершенно ином мире!
– Он у вас тут главный, получается? – спросила она.
– Вроде того, – уклончиво ответил парень, поднимаясь на ноги. – Скоро полдень. Я собираюсь поохотиться. Ты идёшь?
– Конечно! В жизни не охотилась в степи, – Хелия вскочила вслед за парнем. – А с кем он разговаривал ночью?
Рэн перевёл на неё печальный взгляд:
– У него это бывает. Не обращай внимания.
– В смысле, бывает? Я слышал… слышала два голоса.
– Вот как? – Парень даже замер на мгновение. – И какой он был? Второй голос?
– Молодой. Спокойный. Не знаю, мне их было не видно.
Молодой чародей взял свои лук и колчан, заткнул за сапог нож и пробормотал себе под нос:
– Странно…
И все. Больше Хелия ни слова от него не дождалась. Что ни говори, а закадычными дружками эти двое точно не были.
Рэн уже направился прочь от лагеря, а пиратка стояла в сомнениях. У неё назрел вопрос, который вроде бы и следовало задать, и в тоже время она понимала, что ей на него не ответят. Как бы так спросить, чтобы хоть часть правды выведать?
Решившись, она догнала успевшего выбраться из низины парня:
– Слушай, Рэн… А почему ты за меня вступился?
Тот, обернувшись, с сомнением окинул её взглядом, но все же ответил:
– Ты показалась мне хорошим парнем.
И, помолчав, добавил:
– Пока не выяснилось, что ты меня обдурила.
Глава XXIII. Послание
День, точно разомлев от зноя, тянулся медленно и вяло. Солнце апатично перемещалось по безоблачному небосводу. Но сколько Рэн не поднимал голову, ему всё казалось, что вроде бы время и идёт, а светило стоит на месте.
Степь раскалилась от жары; воздух дрожал, немного оживляя задыхающуюся от безветрия равнину. Пожелтевшие стебли травы, не в силах сохранять вертикальное положение, укладывались друг на друга, пригибая даже более стойких соседей к земле. Утомлённая солнцем природа так и призывала прилечь и вздремнуть, но вот беда – спрятаться от палящих лучей было негде. Чтобы найти тень, понадобилось бы закопаться в землю. Лишь с одной стороны на горизонте маячила узкая полоска леса, но пуэри не верил глазам, понимая, что она легко может оказаться миражом.
Охотник уже давно снял рубашку, но всё равно продолжал обливаться по̀том – плотные штаны и портянки пропитались им насквозь, а кожа под нашейником начала чесаться. Хелия, в отличие от него, справлялась с жарой лучше: она, нисколько не стесняясь, стянула свою рубаху, оставшись в узком тряпичном топе, и закатала брюки выше колена, а на голове повязала бандану. Увидав её оголённые лодыжки, Рэн сухо заметил, что в траве могут прятаться змеи, но пиратка, ничуть не смутившись, ответила, что с ней есть чародей, который в случае чего её исцелит. Пуэри только и оставалось, что пожать плечами.
– Рановато мы вышли на охоту, – сказала Хелия, вытерев лоб предплечьем. – Все попрятались в норы. Часов пять уже мошкару кормим, а толку – чуть. Только одну птаху и подстрелили.
Рэн не ответил. Ему жутко досаждал нашейник: охотник то и дело поворачивался к спутнице спиной и запускал под него руку, чтобы смахнуть пот.
– На их месте я бы тоже пряталась, – продолжала пиратка. – Такая сушь! Хоть бы ветерок дунул, что ли… Чего ты паришься в этом нашейнике? И голову надо закрыть, а то солнечным ударом накроет, я тебя до лагеря не дотащу.
– Не накроет, – отрезал пуэри.
Но таскать на себе лишнюю одежду ему всё же надоело. Поэтому он, наплевав на всё, расстегнул пуговицы и сдёрнул, наконец, злосчастную накидку. С наслаждением проведя рукой по шее, он прикрыл глаза, приготовившись к обычной волне вопросов, которая выплескивалась из людей при виде его анимы.
Хелия, как и ожидалось, выпучила глаза от удивления. Она даже подошла поближе, чтобы рассмотреть красноватое свечение получше.
– Шрамы, значит, – проговорила она, внимательно и даже настороженно разглядывая невиданное чудо. – Подойди.
Рэн, в свою очередь удивившись такой сдержанной реакции, послушно шагнул навстречу. Пиратка развязала рукава рубахи, болтавшейся у пуэри на поясе, и, щурясь от солнца, принялась завязывать её у него на голове.
– Может, расскажешь, что это у тебя за штука такая?
– Анима, – охотнику не хотелось вдаваться в подробности.
Затянув узел у Рэна на лбу, Хелия удовлетворённо посмотрела на свою работу:
– Так-то лучше, – и, совершенно неожиданно для охотника, спросила: – Ты ведь не человек, да?
В свою очередь внимательно посмотрев ей в глаза, пуэри ответил:
– С чего ты взяла?
Пиратка улыбнулась:
– Догадалась. Люди такими быстрыми и выносливыми не бывают. Опять же, глаза у тебя интересного цвета. А теперь ещё эта анима.
Её откровенность и отсутствие суеверных страхов обезоруживали. У Рэна даже не появилось желания солгать в ответ. Но стоит ли ей рассказывать все, как есть? Пуэри вдруг понял, что ничего об этой девушке не знает. Она мастерски притворялась мужчиной, настолько мастерски, что Рэн не смог самостоятельно её разоблачить. Значит, она умеет лгать. Он и волоса бы не дал за то, что в её тайну были посвящены даже знающие её не один год пираты. Все они относились к ней как к молодому, сообразительному парню. И ещё Хелия – пиратка. Для пирата она проявляет совершенно нетипичные черты характера. Однако с другой стороны – Рэн же притворялся бессовестным вором, почему она не могла притворяться таким же бессовестным пиратом?
Все это пронеслось в голове пуэри меньше, чем за секунду.
– Отсюда пойдём на восток, – сказал он, отворачиваясь. – Нельзя сильно удаляться от лагеря.
Он пошагал в указанном направлении и вскоре услышал, что Хелия молча следует за ним. Больше она ничего не спрашивала, а Рэну не хотелось оборачиваться – почему-то ему стало стыдно. Впрочем, если задуматься, вполне понятно, почему: он сам уже устал от того, что Энормис не отвечает на его вопросы, а теперь сам делал то же самое по отношению к девушке. Да, она не являлась частью их компании, и умалчивание о происходящем можно объяснить заботой о безопасности. Но ведь именно они с Эном – а точнее, сам Рэн – вынудил Хелию искать хоть какие-то пути с острова. Не её вина, что привязаться к двум малознакомым личностям оказалось наименее сомнительным выходом. А теперь она какое-то время будет вынужденно подвергаться вместе с ними таким опасностям, о каких ей и знать-то не положено…
– Ты права, – сказал он, тщательно взвесив все «за» и «против». – Я не человек.
Шаги позади него не замедлились.
– А кто тогда?
Пуэри вздохнул. Теперь придётся поведать девчонке о том, что до людей в Нирионе жили и другие расы.
– Расскажу за ужином. Если он у нас будет.
Ужин всё же случился. Вторая половина дня оказалась продуктивнее первой – ближе к вечеру охотникам попалось стадо каких-то мелких антилоп, тонконогих и пугливых. Подобравшись на расстояние выстрела, Рэн пустил стрелу – по высокой дуге, почти навесом, но всё же попал. Раненое животное убегало недолго, а вот его собратья задали такого стрекача, что догнать их не представлялось возможным. Да и не понадобилось – мяса и так должно было хватить надолго – с учётом того, что ела одна Хелия.
Вернувшись с добычей в лагерь, охотники обнаружили, что казавшийся таким длинным день таки закончился. Слепящее солнце, приблизившись к горизонту, стало оранжевым и раскрасило степь в новую гамму цветов, а жара спала. Даже дышать стало легче.
И когда они развели костёр, для чего стащили к лагерю почти все растущие вдоль ручья кустарники, настало время для разговоров. Хелия молчала, но требовательно смотрела на Рэна, ожидая, когда тот начнёт говорить.
Пуэри же не знал с чего начать. Чтобы поведать Эну о своей расе, охотник потратил немало времени. А потом ещё больше времени ушло на то, чтобы ответить на все вопросы. Конечно, не обязательно рассказывать ей все, но даже на то, чтобы объяснить в общих чертах, придётся потратить полночи. Впрочем, торопиться им некуда.
– Таких, как я, больше нет… – начал он.
– Скромных? – усмехнулась Хелия.
Рэн вскинул брови, давая понять, что не оценил шутки.
– Именно. А теперь серьёзно. Представь, что ты – последний в мире человек, вокруг которого полно гномов, орков, эльфов, но нет больше ни единого человека. И не будет, потому что все они давно мертвы. Представила? В этом нет ничего смешного.
Пиратка, нарвавшись на такой резкий ответ, потупилась:
– Извини. Просто ты так сказал…
– У меня никогда не будет детей. Нормальной, полноценной семьи тоже не будет, потому что я не смогу создать её с представителем другой расы. Даже при самом лучшем раскладе мне до самой смерти предстоит в одиночестве слоняться по миру, пытаясь встроиться во враждебные к чужакам общества. Вокруг меня кипит жизнь, но от этого только хуже, потому что я понимаю, что чужой всем и каждому. Даже если кто-то захочет меня понять, он не сможет сделать этого и вполовину так хорошо, как это сделал бы представитель моего народа. А мне очень хочется, чтобы меня хоть кто-то понимал, и хочется иметь и семью, и детей, потому что я – живой, ясно? – Последнюю фразу Рэн почти выкрикнул, и, решив изъясняться на понятном языке, добавил: – Усекла?
Хелия молчала, не поднимая глаз. Охотник и сам не понимал, почему так разозлился. Да, наболело, но раньше выдержка ему не изменяла. С кем поведёшься…
– Не будем больше об этом, – сказал он, успокаиваясь. – Тебе достаточно знать, что моя раса называется пуэри, и что когда я умру, никто и никогда больше о ней не услышит. И вот этого, – он ткнул пальцем в пылающую алым аниму, – больше ни у кого не будет.
На этом разговор надолго заглох. Повисла напряжённая, неловкая тишина. В ней они умяли всё приготовленное и занялись своими делами: Рэн – тренировкой, Хелия – стиркой своей одежды, изрядно прохудившейся за последние дни. Правда, пиратка разом забыла о своём занятии, когда увидела, как тренируются охотники пуэри.
Сам Рэн, увлёкшись, даже забыл, что рядом кто-то есть, а потому быстро остыл. Он даже смешался на мгновение, когда заметил наблюдающую за ним девушку.
– Ого, – сказала она, скрестив руки на груди. – Вот это скорость. И часто ты тренируешься?
– Почему ты спрашиваешь? – Рэн сбил дыхание и остановился, решив закончить упражнения.
– Мне интересно, как добиться таких результатов.
– Стать пуэри, – охотник пожал плечами. – Плотность и эластичность наших мышечных тканей намного выше, чем у людей. Но тренировки необходимы для поддержания их в тонусе, так что я тренируюсь раз в два-три дня, если имеется возможность.
– А я тоже кое-что умею!
Рэн вытер выступивший пот и посмотрел на девушку. У неё был такой вид, будто ей не терпелось померяться умениями. Тут же в его голове всплыли дети пуэри, старавшиеся казаться взрослее, чем есть – они постоянно пытались доказать старшим, что уже готовы занять свое место в обществе, а потому не упускали возможности продемонстрировать свои таланты. Такой же была его сестра – с горящими энтузиазмом глазами и непоседливым характером.
Это воспоминание оказалось настолько ярким, что охотник едва заметно улыбнулся.
– Показывай, – он сделал приглашающий жест.
Сабли выпорхнули из-за пояса Хелии с лёгким шелестом, остановившись в боевом положении. Секунду пиратка не двигалась, а потом взорвалась свистящим вихрем: клинки порхали вокруг неё, вращаясь в самых различных плоскостях; тело девушки изгибалось и вращалось в вольтах, ни мгновения не находясь в покое.
– Сама научилась? – спросил он, когда Хелия остановилась, восстанавливая дыхание.
– Нет, конечно! – с готовностью выпалила девчонка и снова встала в боевую стойку. – Нападай!
– Зачем? – удивился пуэри.
– Посмотрим, сможешь ли ты пробиться!
– Ты быстра, но не настолько, – Рэн покачал головой.
– Ну так докажи! Не бойся, не пораню! – Выкрикнула пиратка и снова превратилась в мельтешащее сталью облако.
Рэн не боялся. Просто происходящее казалось ему ребячеством, которому он был не в настроении потакать. Но задорный взгляд Хелии подстёгивал к действию.
Вместо того, чтобы нападать, охотник присмотрелся к траекториям сабель и, выбрав нужный момент, шагнул вперёд.
Они оба замерли. Пиратка, сначала с недоумением, а потом и с восторгом смотрела на свои клинки, обездвиженные руками пуэри – тот перехватил лезвия прямо в полете, сжав их между большими и указательными пальцами. Когда же она подняла взгляд, посмотрев охотнику в глаза, выражение её лица выразило эмоцию, которую Рэн не смог распознать.
– Дело не в страхе, – сказал он, отпуская клинки.
Моргнув, девушка перевела взгляд на его руки и тут же бросила сабли.
– У тебя кровь, – она сорвала с головы бандану и приложила её к порезу на пальце Рэна.
– Ерунда, заживёт, – он поспешно одёрнул руку. – Не пачкай повязку.
Пуэри отвернулся, но даже спиной продолжал чувствовать любопытный взгляд Хелии.
– Расскажи лучше, кто тебя научил так здорово обращаться с оружием? – Охотник сел у костра.
– Да, был один хороший дядька, – пиратка села напротив. – Ром пил, как слепая лошадь – воду, но зато добрый. Знакомец моего папаши. Недавно окончательно спился и погиб.
– А где сам твой отец? – Рэну всё ещё было неловко от того взгляда, которым его одарила девчонка, поэтому он пытался сгладить ситуацию разговорами.
– Тоже подох. Давно уже. Повешен по приказу султана в Неф-Суфуме.
– Он тоже был пиратом?
– А то как же, – Хелия зло усмехнулась. – Тот ещё был сукин сын.
Она хотела добавить что-то ещё, но вдруг замолчала. Пуэри, глядя на неё, поймал себя на том, что ему и впрямь интересно, как же так получилось, что Хелия стала Эхелом. В его воображении с трудом выстраивались условия, которые могли сподвигнуть девушку притворяться мужчиной, а потом ещё и стать пиратом.
Помолчав какое-то время, Рэн всё же дал волю любопытству:
– Расскажи о себе.
Хелия поморщилась:
– Зачем? Да и что рассказывать?
– Раз уж ты оказалась не тем, кем я тебя считал, это будет справедливо. Можешь начать с того, где ты родилась. Всё равно нам до возвращения Эна нечем заняться.
Девушка откинулась на эновом плаще, заменявшем ей лежак, и подложила руку под голову. Даже это её движение было резким, размашистым, мужским – видимо, многолетняя привычка наложила свой отпечаток. Несмотря на смену образа, Хелия не казалась Рэну женственной. Да, его контакты с женщинами людей состояли в основном из общения с Литессой, но даже чародейка, жёсткая и властная, внешностью и поведением оставалась изящной женщиной. О пиратке такого нельзя было сказать даже с натяжкой. Однако именно эта её черта пробуждала в пуэри исследовательское любопытство.
– Где родилась, говоришь, – Хелия смотрела в потемневшее небо. – Ладно, начистоту так начистоту. Моя маманя жила в том же Неф-Суфуме. Когда папаша её обрюхатил, ей было шестнадцать лет. Совсем бестолковая девчонка. Спуталась с ним разок, потом ждала полгода, пока он вернётся из плавания. Втрескалась, дура. Она-то мне этого ничего не рассказывала, это её подружка мне потом уже поведала, что и как у них случилось. Он вернулся и даже её не вспомнил – что пирату девки? Одна на другую похожа. Постель согрела и катись на все четыре. Но она снова прыгнула к нему в койку. Тогда меня и зачали, а потом снова разбежались. Точнее, Пират – так она его называла – уплыл.
– Ты его хотя бы видела?
– Ни разу. Когда он приплыл снова, мне уже исполнился год. Тогда в Аль-Назире бушевали мятежи, и Пират вместе с остальной шайкой под шумок грабанул султанский конвой. Думали, что всех перебили на тех кораблях. Оказалось, кто-то выжил и донёс султану. Дуралеи, только железом махать научились, а вместо мозгов – рыбьи потроха. Конечно, едва они сошли на берег, их взяли. Кого-то убили в стычке, кого-то пленили и судили. Среди последних был и Пират. Маманя в тот день пришла на площадь, посмотреть, как он будет болтаться в петле. К тому времени не очень-то она его уже и любила. Такая вот история.
– Всё ещё непонятно, почему ты решила пойти по следам отца. Ты от него не в восторге, насколько я понял.
– А я не по его следам пошла. До этого дойду ещё. Так вот, маманя в общем-то хорошей была. Из нищих, поэтому кроткая, как овечка. Глупая, правда. После казни отца она много мужиков сменила. Слаба она на передок была, что есть, то есть. И каждый следующий – хуже предыдущего. Пираты, жульё городское, всякое отребье. Некоторых из них я даже помню. Особенно последнего. Мне тогда было не то четыре, не то пять. Кроха совсем. Мне уже тогда с мальчишками больше нравилось, чем с девчонками, я на мальчика и походила. Кажется, Лорхм того мужика звали, или как-то так. Он плотно сидел на «ясноглазке» – дурман такой по Неф-Суфуму ходил. Как обнюхается, совсем озвереет, меня – в чулан, а маманю на кровать швыряет. Я про то, что и куда вставляется, очень рано узнала, потому что мне хорошо было видно, через щель в двери. Глазищи у Лорхма от этого дурмана такие огромные становились, что я каждый раз воображала, будто в него вселился кто. И вот, в какой-то день маманя ему слово поперёк, а он её возьми да долбани от всей души. Не местный он был, назирцы-то женщин не бьют… А маманя упала и лежит. И всё. Тогда я её в последний раз видела. Зашиб он её.
Рэн почувствовал, что после этой фразы у него внутри что-то перевернулось. Оказалось, существовала в жизни людей ещё одна сторона – такая, какую сейчас описала Хелия. Грязная, беспросветная… мерзкая. К жадности и насилию он уже успел привыкнуть, но к такому бессмысленному самоуничтожению – нет.
До сего момента он не мог себе представить, как живут миллионы людей, вынужденных сводить концы с концами, но теперь, с подачи пиратки, увидел это ярко и в красках. Почему они живут так? Нет, вопрос не в том, кто кем родился. Вопрос в их нежелании изменить свою участь. Целый слой общества, многочисленный, один из тех, что находятся в основании пирамиды, вместо стремлений к лучшему довольствуется похотью, насилием и грязью, в которой живёт. Их устраивает собственная бесхребетность. Безвольность опущенных рук. «Не хотим мы спасёнными быть» – вот уж воистину прав был тот энтолфский бард.