Тонкие губы Габоша раздвинулись, обнажая желтоватые зубы:
– Он отстранен. Больше ты его не увидишь.
Глава 4
Ни Герхард, ни Ильза больше не появлялись. Пару раз приходили монахини, приносили немного еды и последние новости. От них Ринка узнала, что матушка нашла адвоката, согласившегося защищать полукровку. Да только он не слишком торопится. То ли денег мало ему предложили, то ли не верит в успех.
Зато в один из дней к камере подошла незнакомая женщина. Молодая, белокожая, с надменным лицом. Чем-то неуловимо похожая на мэтра Лавьера. За ее спиной неловко переминался стражник, держа в руках тусклый фонарь.
Не приближаясь к решетке, женщина глянула на Ринку так, словно та была виновата во всех ее бедах.
Узница зачарованно уставилась на платье нежданной гостьи, расшитое серебром и рубинами. Такой красоты она еще не видала. Разве что в глупых мечтах.
Несколько минут они разглядывали друг друга.
– Надеюсь, ты здесь сгниешь, мелкая дрянь, – процедила красавица, испепеляя девушку взглядом. – Таким, как ты, в тюрьме самое место!
Это стало последней каплей. Мир за стенами монастыря оказался совсем таким не радужным, как обещала матушка Ильза, и он совсем не спешил распахнуть полукровке свои объятия.
Вскинув подбородок, Ринка встретила ненавидящий взгляд.
– Не смей смотреть мне в глаза! – взвизгнула гостья, прикрываясь рукой. – Грязная полукровка!
– Тише, леди, я же говорил, что не стоит сюда приходить, – пробормотал стражник, бросая в сторону выхода тревожные взгляды. – Идемте, пока вас здесь никто не застал.
– Не вздумай попадаться мне на пути! – напоследок бросила незнакомка. – Герхарда я тебе не отдам!
А еще два дня спустя за Ринкой пришли, чтобы доставить на суд. Мэтр Дамерье застегнул кандалы на ее ногах и запястьях, а стражники в кожаных латах сопроводили к уже знакомому экипажу без опознавательных знаков.
После пребывания в камере глаза слезились от солнечного света. Ринка шла почти вслепую, с трудом переставляя ноги. Она дышала и не могла надышаться, каждой клеточкой впитывая нечаянную свободу.
Но увидев карету, замешкалась. Ее охватило внезапное подозрение.
– Разве зал суда не в ратуше? – она оглянулась на здание городской управы, под которым ее все это время держали.
– В ратуше, – осклабился мэтр Дамерье.
– Куда же меня повезут?
– В ратуше судят людей. А тебя, цыпа, ждет ратное поле и божий суд. Молись Пресветлой, может она услышит и пошлет тебе избавителя. Хотя я бы на это не рассчитывал, – он хохотнул, будто сказал что-то смешное. – Ну все, полезай, некогда мне с тобой прохлаждаться.
Сопротивляться было бессмысленно. Вздохнув, Ринка громыхнула цепями и неловко забралась в карету. Внутри ждало знакомое жесткое сиденье и крюк, к которому один из стражников тут же прикрепил цепь от наручников.
– Ну, держись, девочка, – поймала она тихий шепот.
Но не успела ответить, как стражник исчез.
Дверь захлопнулась, и карета тронулась в путь.
Несколько часов тряски по ухабистой дороге не прошли даром. К тому моменту, как путь был окончен, а дверь открыта, у Ринки болело все, что только могло болеть.
Будто нарочно, карета остановилась перед глубокой лужей. Шагнув с подножки, Ринка утонула по щиколотки в топкой грязи. Холодная вода тут же просочилась в войлочные сапожки, вынуждая девушку поджать пальцы.
Никто не помог ей, не подал руку. Пришлось выбираться самой, стиснув зубы и сдерживая предательские стоны. Нет, она не собиралась доставлять такое удовольствие своим мучителям. А те стояли в двух шагах с глумливыми лицами и наслаждались бесплатным представлением.
Ступив на сухую обочину, Ринка смогла выдохнуть и оглядеться.
Ее привезли на городское ристалище, где во время весеннего равноденствия устраивались рыцарские турниры во славу Пресветлой. Огромное поле, вытоптанное копытами лошадей, было огорожено деревянными щитами, а за ними в праздники собирался народ. Только градоправителю полагалась отдельная ложа. Точнее, это был дощатый помост, на который устанавливали кресла для бургомистра, его супруги и ближайших чинов.
Сейчас в кресле на возвышении сидел городской сенешаль, отдуваясь от жары и обмахиваясь бумажным свитком. Там же расположились судья, жрецы из храма Пресветлой и первые городские чины.
Да и народа было хоть отбавляй. В основном – городские зеваки, пришедшие поглазеть, как будут судить полукровку. За их спинами на конях гарцевала охрана.
Один из стражников ткнул Ринку пикой под ребра:
– Шевелись! Пресветлая не будет ждать до утра, у нее без тебя дел хватает.
С трудом переставляя ноги, девушка двинулась через поле к помосту.
Увидев обвиняемую, толпа поперла на ограждение. Люди толкались, желая хорошенько ее рассмотреть. Какая-то женщина закричала:
– Нечисть эльфийская! Сжечь ее и дело с концом! Пока она наших мужиков не приворожила!
Несколько голосов подхватили ее слова:
– Сжечь! Сжечь нечестивицу! Выколоть ей глаза! Вырвать косы!
Эльфийское отродье…
Презренная полукровка…
Бесстыдница, соблазняющая почтенных граждан. Грешница, испытывающая их добродетель.
Оскорбления летели ей вслед, и толпа взрывалась ликующими воплями.
Ей не место среди добрых людей.
Откуда-то из толпы прилетело гнилое яблоко, ударило Ринку в висок, стекло вниз мерзкой жижей. И тут же посыпался целый град.
Ринка втянула голову в плечи, согнулась, надеясь хоть немного укрыть лицо. Гнилые овощи это не страшно. Лучше пусть бросают гнилье, чем камни.
– А ну разойдись! – в толпу врезался один из верховых на вороном жеребце. Огрел плеткой парочку особо ретивых. – Кому сказано!
– Стой! – грубый окрик заставил девушку вздрогнуть.
Она машинально остановилась, чувствуя, как между лопаток упирается наконечник алебарды.
Протрубил рог, призывая толпу к спокойствию, и в наступившей тишине зазвучал голос судьи.