Рассказы и сказки для взрослых
Еще пару часов посидев с ними, соседки засобирались по домам. Вечерняя прохлада призывала к садово-огородным работам. Надавав хозяину кучу советов, они обещали прийти позже, чтобы помочь искупать малышку. Иван Сергеевич остался один.
Давно ему не было так страшно. За новорожденным сыном ухаживала жена, а сам он с удовольствием возился с ним, не особенно вникая во все премудрости, связанные с такими маленькими детьми. К счастью, сейчас малышка мирно спала. Рута тоже улеглась рядом с коляской, но не дремала как обычно, а настороженно озиралась по сторонам. Мужчина уже заметил, что пожилая собака старается держаться возле девочки, видимо полагая, что та нуждается в особенной защите.
Через час девочка проснулась. Аккуратно, безумно страшась сделать что-нибудь не так или выронить маленькую, Иван Сергеевич кое-как переодел ее и постоянно сверяясь с оставленной бабой Любой инструкцией, приготовил молочную смесь. Когда малышка наевшись, опять уснула, он вспомнил, что за весь день они с Рутой только завтракали, и отправился на кухню, строго приказав собаке не отходить от коляски. Готовя, он все время выглядывал в окно, волнуясь, как они там без него.
После ужина надо было бы поработать в саду. Но делать этого не хотелось. Он поймал себя на мысли, что ему вдруг стало решительно наплевать побелены ли у него стволы яблонь или подвязаны ли кусты малины. Хотелось подобно Руте сидеть возле коляски, рассматривая, вглядываясь в маленькое личико.
Часов в десять вернулись соседки. Вместе они искупали Анечку. Иван Сергеевич бережно поддерживал маленькое тельце в ярком новом тазу, а баба Люба намыливала и поливала теплой водой из кувшина. Девочке купание явно нравилось, она улыбалась, и даже, как показалось Ивану Сергеевичу – ему лично.
Ночью он спал плохо, постоянно прислушиваясь к дыханию из коляски. Его собака, кажется, тоже волновалась, стараясь услышать раньше всех любые посторонние звуки рядом с домом. Пару раз девочка просыпалась и начинала плакать. И Иван Сергеевич тотчас вскакивал, чтобы покормить и укачать.
Утром мужчина осознал, что чувствует себя более уверенно, научился чему-то за те несколько часов, что Анечка провела с ним. Он уже ловко, не тушуясь, брал ее на руки и уверенно совершал все необходимые действия. К середине дня даже всполошился, что в Егорьевске не сообразил купить игрушки и, оставив девочку под присмотром бабы Любы и Руты, опять съездил в город, заодно прихватив в магазине и детский манеж.
Малышка оказалась достаточно спокойным, неприхотливым ребенком. Ее жизнь протекала по часам, строгому графику. И Иван Сергеевич быстро приспособился, это даже напомнило ему железную армейскую дисциплину, которую приходилось соблюдать почитай полжизни. Весь уклад его дачного существования теперь соответствовал потребностям маленькой гостьи. И он распланировал себе дневные дела, успевая даже присматривать за своим давно уже образцовым участком. Помогала и Рута, рядом с которой девочку всегда можно было оставить, если ему нужно было отойти за дом, или еще куда-нибудь, откуда коляску не было видно.
Немножко смущало, что никак не удавалось связаться с сыном, его телефон по-прежнему не отвечал. Но это обстоятельство уже перестало казаться важным. Иногда Иван Сергеевич даже радовался, что получится сюрприз, представляя, как удивится и обрадуется его уже взрослый мальчик, увидев свою дочь. Обе соседки тоже часто забегали к нему ответить на какие-нибудь вопросы или просто поворковать над девочкой
Так мирно и спокойно они прожили чуть больше двух недель. Анечка явно немного подросла и уже отчетливо улыбалась деду и всем, кто попадал в пределы ее внимания.
Как-то в середине дня дед с внучкой привычно занимались повседневными делами на террасе. От ворот поселка послышался оглушительный рык мотора. Про себя Иван Сергеевич машинально отметил, что у кого-то сорвало глушитель, и забеспокоился, как бы малышка не испугалась.
Около его забора остановилась потрепанная, вся в ржавых пятнах, неопределимой уже марки колымага, оглашая окрестности блатным фольклором из динамиков. С крыльца Иван Сергеевич увидел, как из нее вылезла какая-то женщина в пронзительно желтой мини-юбке и, открыв калитку, по дорожке направилась к дому. Передвигалась она как-то странно, неуверенно, слегка пошатываясь, то ли из-за высоченных шпилек на ногах, то ли из-за того, что явно была не совсем трезва. Это оказалась Ольга, Анечкина мама.
Взобравшись на террасу, она бесцеремонно шлепнулась в кресло.
– Ну что, – начала не поздоровавшись, – как тут моя красотка?
– Да хорошо все, здорова. Проведать приехала?
– Не, забираю. У меня тут планы изменились, – и Ольга взялась за ручку коляски. Рута зашлась злобным лаем. – Псину свою убери. Поехали мы.
– Как забираешь, – схватив за ошейник собаку, все еще не мог понять Иван Сергеевич, – ты же говорила, она тебе не нужна.
– А теперь понадобилась. Моя дочь – что хочу, то и делаю, – и Ольга покатила коляску к выходу с участка. Проснулась и заплакала девочка, лаяла, рвалась из рук хозяина Рута, а сам он никак не мог сообразить, что происходит. Из машины вылез плотный, наголо бритый бугай и стал складывать коляску в багажник.
– Ольга, – крикнул Иван Сергеевич – а питание, бутылки, памперсы, и одежда для Анечки тут… и заяц ее.
– Да, совсем забыла, давай, – вернулась Ольга.
Еще через пару минут рев двигателя затих где-то вдали. Отпустив, наконец, Руту, мужчина опустился на ступеньку крыльца. К нему уже спешили встревоженные соседки.
– Иван, это что было-то? Кто?
– Анечку забрали.
– Как забрали, кто?
– Мать, Ольга.
– Это та вот пьяница, что из машины еле вылезла? Да как же ты отдал?
– Стой, Лидка, – это уже была баба Люба, – не лезь. Что он сделать-то мог? Видишь плохо Ваньке, за грудь держится. Давай в комнату, за валидолом. А ты, Сергеич, держись. Ничего пока не случилось. Ну, забрала, подумаешь, пару дней поиграется и опять отдаст. Сейчас Алешка вернется и сам разберется. Еще может совсем ваша станет, документы на нее выправите. Ты давай, не дури, инфаркта нам еще не хватало. Сам знаешь, Скорая сюда ездить не любит.
В эту ночь мужчина не спал совсем, бесцельно слоняясь из угла в угол. Взгляд его останавливался то на забытых на комоде крошечных носочках, то на задвинутом за шкаф сложенном манеже. Рута тоже вела себя непривычно: нервничала, вопросительно смотрела на хозяина, которому нечего было ей ответить.
А к вечеру следующего дня появился сын, загорелый, посвежевший, с изрядным запасом крымских вин.
– Ну как ты тут, отец? Прости, что не звонил, мобильник в море случайно утопил. Завтра новый куплю. А ты что-то неважно выглядишь. Болел? Случилось что?
Выслушав все, что произошло с Иваном Сергеевичем в последние недели, сын недоуменно пожал плечами:
– Ольга? Ну да, она мне тут как-то звонила и что-то такое говорила, про ребенка. Но мы с ней года три назад встречались. А потом, я слышал, она на иглу плотно села. Нет, отец, это не моя дочь. Обманула она тебя. Исключено.
И тут Иван Сергеевич заплакал. За последние пятьдесят лет это были чуть ли не первые его слезы.
– Не твоя? Анечка! Как же так?
– Папа, – испугался Алексей, – да ты что? Вот женюсь – будут у тебя внуки, свои, еще понянчишься.
– Да будут у меня внуки, будут. Анечки не будет!
Подарок (из путевых приключений моего друга)
Когда я по делам попадаю в Париж, всегда спешу навестить Лешку. Знаю его всю жизнь, мы родились в одном доме. Вместе сначала ползали, затем бегали, катались, вечно споря и ссорясь, на общем трехколесном велике, найденном Лешкином отцом на помойке и доведенным саморучно до ума, по широченному коридору с двенадцатью жилыми комнатами коммунальной квартиры. Вместе отправились в детский сад, а потом просидели за одним столом десять школьных лет.
Думаю, Лешкой он остался уже только для меня. Для всех остальных давно – средней руки респектабельный парижанин, проживающий в самом сердце города, недалеко от площади Вогезов. И зовут его сейчас соответственно, не Лешкой Зайцевым, как в школе, а Лукасом Ле Заком, как и положено, если живешь в самом красивом городе мира, и самом пафосном. Они с Маринкой давно уехали, еще в самом начале девяностых. Нахапал Лешка дуриком денег, как и мы все тогда: на фальшивых чеченских авизах, несуществующих в природе французских строительных кранах, китайских кожанках, угнанных в добропорядочной Европе автомобилях, которые даже вездесущий Интерпол не мог в России достать, не было ему к нам ходу. Каждый тогда по-своему этими дурными деньгами распорядился, большинство прогуляло, пропило, просидело, проубивало, и потом никогда за всю жизнь столько не заработало. А Лешка вот в Париж свалил, как всю юность мечтал, и, выходит, не прогадал, что-то куда-то вложил, преумножил, преуспел. Дочь у них, Роззи, Сорбонну уже закончила, самостоятельно живет. Все чинно, спокойно, достойно, вдали от наших дрязг и потрясений. А я, значит, в гости к нему наведываюсь, посидеть в просторной, летом залитой солнцем через высокие стрельчатые окна, столовой, отведать французского коньячку, покалякать за жизнь.
Только русский мужик, сдается мне, не под такое заточен: мирное, дремотное, обеспеченное. У нас же экстрим в крови кипит, генной памятью, и не отпускает ни при каких обстоятельствах. Быстро нам скучно становится, пресно, а оттуда и до депрессии близко, до мыслей разных неправильных, разрушающих. Вот за это нас капиталисты понять и не могут, нашу мятущуюся и загадочную русскую душу. Но у Лешки таких проблем нет, давно решил, уже лет двадцать как. Путешествует он, да не пузо греет в дорогих отелях, а норовит куда подальше, поэкзотичнее забраться: джунгли, горы, северные моря. Заброшенные всеми уголки нашей необъятной планеты – это вот для него, манит. Пока дочка маленькая была, один бродяжничал, жена даже не перечила, понимала, что иначе от безделья в раз загнется, или глупость какую выкинет, типа, обратно, в Россию захочет. А потом, где они только вместе не побывали: и на львов охотились, и на запрещенные глубины с аквалангами ныряли, и даже по горам, где не ступала нога европейцев, лазили. Я еще и поэтому люблю у них бывать, рассказы слушать, фотографии рассматривать. Словно, по другой планете экскурсия.
Вот и в этот раз, схватил в Орли мотор и сразу к ним. Лешка меня встретил все такой же, как всегда: загорелый, улыбающийся, только лысина на затылке еще больше стала. Утонули мы с ним в креслах возле камина: коньячок, кофеек, то да се, обед скоро. Поболтали, повспоминали, новостями обменялись, как водится. И только тут я приметил, мадам Колет, сто лет уже Маринке по хозяйству помогает, на двоих накрывает, выходит – нам с ним. Каждый раз, как я сюда прихожу, мадам Колет пытается незаметно подсунуть мне лучшие и самые большие куски, считает, все русские голодают.
– Слушай, а Маринка твоя где, уехала куда?
– Нет. Тут, понимаешь, такое дело вышло, ушла она от меня.
– Да ну! Как ушла? Вы с ней, почитай, столько уже вместе, по одному и не представлю.
– Да, так-то оно так, конечно. Я тоже надеюсь – опамятуется. И главное – из-за ерунды все. А как ей доказать – не знаю. Не верит мне – и все, хоть расшибись. Она же, помнишь, в молодости, какая ревнивая была, все ей что-то казалось, чего и не было вовсе. Ну и вот, рецидив у нее сейчас.
– Так уж и казалось только? Ты хоть мне в уши не дуй. Случалось у тебя, я точно знаю. Опять налево, что ли, сходил, греховодник старый?
– Да куда там, ты что, не об том вовсе. Та история старая, и совсем невинная, ничего там не было. В том-то и дело.
– Так расскажи, вместе поразмышляем, как с Маринкой лучше быть.
– Да, пожалуйста, слушай, если не лень. Это было где-то лет шестнадцать-семнадцать назад, сейчас уже и не припомню точно. Я тогда увлекся каннибальскими первобытными племенами, и потому оказался на Борнео.
– Каннибальскими? И не боялся, что тебя съедят?
– Да, сам знаешь, я по молодости шалый совсем был, ничего не боялся.
– Помню. Ладно, дальше давай.
– А ты тогда молчи и не перебивай. Ну, так вот. Поселился в отеле. Отель, как отель, цивилизованный, звездный: холодильник, телевизор, бассейн – все как положено. Тоска. Потащился, понятно на экскурсию к племенам-каннибалам. Три дня по какой-то вонючей реке взад-вперед плавали на хаузботах – лодки такие, со спальнями, кухнями, сортирами. Все чисто, прикольно – дальше некуда. Племена эти, вот те крест, видно, что это они представление для нас, европейцев, разыгрывают, деньги зарабатывают, а потом к себе домой отправляются, в город, и не отличишь там их от тех, кто в магазинах и на рынках всякую белиберду впаивают, или даже в отелях на ресепшене сидят. Разводилово, в общем, по нашему это, по-русски, называется. Не для меня. Одна радость – на тех ботах я еще с двумя мужичками познакомился, один австралиец, другой американец. И тоже, такие, недовольные, заводные, ищущие приключений и впечатлений, как и я. Всосали мы на троих бутылочку вискаря, и этот австралиец рассказал, что тут, на острове, можно, по-тихому, конечно, нанять частный самолетик с проводником. Настоящие каннибалы, охотники за черепами, дальше живут, в горах, так просто, по речке, туда не доплывешь. Самолету тоже не приземлиться, но можно прыгнуть, с парашютом, а потом проводник проведет по джунглям в племя. Только денег стоит, ему одному дорого
Понятно, мы все втроем загорелись, еле дождались, пока эти боты вернулись назад. Пошукали, поспрашивали – все чистой правдой оказалось. Нашли мы и самолетик с пилотом, и проводника, готового с нами по джунглям лазить. Класс! Опять же парашютом, как в американских фильмах про спецчасти. Ты же знаешь, я еще в армии прыгал, люблю это дело.
Ну, значит, собрались мы, а денек, как назло, выдался хмурый такой, ветреный. Эти, местные, летчик и проводник, лететь даже не хотели, боялись. Мы им денежек еще чуток подкинули, и все проблемы разрешились к обоюдному удовольствию. Но над горами уже прямо заштормило, самолетик наш кидает из стороны в сторону, трещит, американец блевать начал, и очканул:
– Не буду, – говорит, – прыгать, самоубийственно в такую погоду, обратно полечу.
Но мы с австралийцем решили до конца идти, хоть проводник и возражал. Что ж, обратно, что ли, поворачивать, если на месте уже? Я первый прыгал. Как дверцу открыли – там ужас что делается, ветер аж свистит музыкой, не просто завывает. Я, честно скажу, тоже подумал, ерунду делаю, но как теперь отступишься, под чужими взглядами? Вывалился, в общем, сразу меня закружило – не поймешь, где верх, где низ. Хорошо, парашют у них современный был, автоматический, сам раскрылся. Чувствую, дернуло меня, и вот, закачался между небом и землей, внизу зеленые кроны колышутся, приближаются. Застрял мой парашют на пальме, хоть проводник и говорил, поляна внизу, около реки, и поселок папуасов рядом совсем, виден, неправда – вокруг заросли какие—то дикие, и все. Выпутался я кое-как из шелка, отстегнулся, решил парашют там и оставить, потом заберем, не справиться мне одному. А сам по стволу аккуратненько так вниз пополз. Но я, знаешь, тебе, не обезьяна. Уже метра три до земли оставалось, а ствол ведь все толще становится, еле обхватываю. Короче, навернулся я оттуда, и так приложился головушкой, сознание даже на какое-то время потерял.
Как пришел в себя – по сторонам смотрю – мрак. Никого нигде, ни австралийца, ни проводника, ни каннибалов, только я. Непролазный лес вокруг, но не наш, тропический. Пальмы разной высоты, лианы, цветы самых ярких расцветок, бабочки экзотические, я таких в жизни не видел. Красиво, конечно. Только как-то тревожно на душе, непонятное все, незнакомое. Слышу рядом громко так: «крэк!», как выстрел, я даже голову вжал, потом опять: «крек!». Оборачиваюсь, на кусте птица огромная сидит, с нашего орла, только вся ярко-розовая, а хвост зеленый. Клюв у нее здоровый, как разводной ключ, и она им орехи разгрызает: «крэк!»
Ощупал я себя со всех сторон – в порядке, вроде, все, цел, только на левую ногу наступать больно, потянул, видать, в голеностопе. Шоколадку пожевал, водичкой запил – в рюкзаке у меня было, идти надо, выбираться, а куда – непонятно. Огляделся я и направился туда, где посветлее, чтобы в зарослях не запутаться. Тащусь потихонечку, нога все сильнее болит. А вокруг сыро как-то, душно, дышать нечем, куртка вся потом пропиталась, но снять нельзя – неизвестно, что за дрянь вокруг ползает, ядовитая, пауки, вон, с ладонь мою. Москиты и так все лицо обкусали – не притронешься. Пару раз змей видел, маленьких таких, прямо из-под ног прыснули. И послал я в душу мать эту свою тягу к приключениям. Все, похоже, доразвлекался, здесь и сложу голову на радость местным каннибалам. И могилка, даже, не понадобится. А тут уже и темнеть начало. Ночь мне, точно, не пережить.
Тут Лешке пришлось прерваться, за стол пора садиться. А я так заслушался, что и не сразу даже догадался, что мадам Колет от нас хочет. Словно сам рядом с другом в джунглях побывал. Только не понял я, какое все это отношение к Маринке имеет, эта давняя история, пусть и захватывающая.
– Имеет, имеет, не торопись, – подтвердил Лешка, – сейчас поедим, и продолжу, еще сам убедишься.
Через час он опять стал рассказывать. Я, признаться, еле дождался, так хотелось узнать, что дальше будет. Это ж не в книге читать. Вот он, Лешка, живой, настоящий, передо мной сидит и про себя рассказывает.
– Так на чем я остановился? Ах да, – продолжил Лешка, уютно раскуривая сигару возле камина, – повезло мне тогда капитально. Я уже совсем из сил выбился, стемнело, еще немного – и ночь. И тут я куда-то, наконец, вышел. Поляна большая, костер посередине горит, а возле – дом, длинный такой, из прутьев сплетенный. Мне бы улепетывать прочь надо – племя там, каннибалы, а я не могу. Упал в траву, а они, от костра, уже бегут ко мне. Все, думаю, последний мой час настает.
– Кто?
– Что, кто?
– От костра кто бежал, кто они?
– Ну, кто? Папуасы, конечно. Мужики в повязках на бедрах, разрисованные все, заросшие. Женщины у них и вовсе почти голые ходят, у многих дети на руках. На, вот, возьми альбом, посмотри, фотографировал я там потом.
Ко мне на колени опустился увесистый фотоальбом в кожаной обложке. Открыв, я увидел странный длинный дом, дикарей, украшенных бусами, татуировками, и все, что рассказывал друг, виделось мне теперь картинками.
– Схватили они меня, потащили к костру. Все племя вокруг собралось, пальцами тыкают, что-то по-своему лопочут, трогают, удивляются, по всему, моему виду, не встречали никогда таких. Там у костра два мужика постарше сидели, совсем седые. Видать, главные, вожди, или еще кто. Один из них, с бубном в руках, ко мне протолкался, уставился, руку протягивает, вставай, мол. Я попытался, но нога в голеностопе совсем онемела, опять упал. Он на колени передо мной опустился, ощупал связки, а потом, раз, резко повернул, больно так, я даже вскрикнул, а он успокаивающе бормочет, и в толпу еще что-то приказал. Принесли ему листья какие-то, волокна, он к ноге мне накрепко все привязал. Вроде, полегче стало, поднялся я с трудом на ноги, спасибо, кто-то еще палку крепкую протянул. Тут расступились все, чтобы я ко второму, что у костра остался, прошел. Доковылял я, а он мне на место рядом с собой похлопывает, садись мол, и этот, что меня лечил, тоже подошел. Уселся я, они мне с двух сторон говорят что-то, я почти не понимаю, хоть перед отъездом и выучил двести слов основного наречия, как всегда делаю, я тебе говорил уже. Обычно, двухсот слов хватает, чтобы с этими примитивными народами объясниться.
Я про свой рюкзак вспомнил, скинул, у меня там подарки были припасены, знал же, куда направляюсь. Этим, главным, что рядом со мной сидели, я по браслету вручил, из бисера сплетенные, и бутылку водки, еще вокруг зажигалки разноцветные мужчинам раздал, женщинам ленты шелковые. Вроде, все довольны остались. Радовались. Ужин начали разносить. Каша какая-то, фрукты, чай. Но мне уже не до чего было, устал так, глаза сами закрывались, прямо там, возле костра, заснул. Потом они меня в дом проводили, циновку плетеную указали, и я как в черную яму провалился.
Проснулся уже под утро, светлело, по нужде. Картина, скажу, невообразимая, вокруг меня в самых разных позах дикари дрыхнут. Стал я к выходу пробираться, чтобы на улицу выйти. Смотрю, у стены мои двое знакомцев сидят, старых, не спят, бормочут что-то или поют, руками размахивают, колдуют. Подошел я ближе, вижу – перед ними на циновке женщина лежит, тоже пожилая, глаза закрыты, лицо желтое, исхудавшее, кожей плотно обтянуто. Эти меня увидели, опять что-то говорят. Я отдохнул, наверное, соображать лучше стал, прислушался – похоже, разбираю кое-что. Жена это, вождя, болеет неделю, все хуже ей. Пригляделся я к ней – на малярию похоже, я такое уже видел, правда, у белых, к руке ее прикоснулся – огнем горит. Точно инфекция какая-то, местная, даже если и не малярия. А я, уже тебе тоже поминал, в джунгли с собой такую аптечку таскаю – врачи позавидуют, мало ли что случиться может. И лекарства наши, французские – это не как нас с тобой в детстве аспирином от всех болезней пользовали. В общем, достал сильный антибиотик, и знаками мужикам объяснил, чтобы сейчас одну таблетку выпить заставили, а потом завтра и послезавтра. Они поняли, вроде. А я свои дела сделал и спать завалился. Утром смотрю, вокруг больной теперь женщины сидят, дежурят, но она как-то получше выглядит, чем ночью. А вечером и совсем в себя пришла, даже поела. В общем так, случайно, вылечил я жену вождя, за что они все меня зауважали. И, кстати, нога моя тоже быстро зажила, тот дед, с бубном, дело свое знал. Пожил я там, в племени, еще дня три, вкусил экзотики, пофотографировал, пора и честь знать.
Пошел к вождю, прошу объяснить, как отсюда выбираться. А он мне – оставайся с нами, ты хороший. Я говорю, нет, меня дома тоже жена ждет, идти надо, скажи, где тут еще люди живут. Он говорит, далеко, километров сто пятьдесят отсюда деревня, не дойдешь, живи. Но я все на своем стоял. Тогда он мне по секрету – доплыть можно, по реке, в лодке, даже грести не нужно, течение само донесет, на второй день. Я ему, дай мне лодку и сопровождающих, надо мне. Он отвечает, лодку, так и быть дам, а своих людей с тобой не отпущу. Почему? Мы, говорит, там не бываем, нечего там делать. Плыви один, тут все просто. Один, так один, спасибо вообще отпускают. Я тут всю свою жизнь коротать не подвязался. Договорились на утро следующего дня.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги