Озеро Варыш

Глава 1. Отдать швартовы

Луна была уж в апогее,

Когда, час от часу зверея,

По исковерканным волнам

Ноябрь гнал льдины тут и там.

С тяжёлых туч вода срывалась,

А мне дорога оставалась

Вдоль череды оград и львов,

И в небо рвущихся мостов.

Продрогший, сквозь холодный мрак,

Я брёл по лужам. Кое-как.

В такую дьявольскую ночь

Хозяин пса не гонит прочь.

Но человек, нужду изведав,

Срывается, не пообедав

Иль скинув лёгкий полог сна,

Себя считая хуже пса.

Мне что-то под ноги попалось.

Ах, это кошка оказалась.

Я ей велел убраться прочь:

«И без тебя идти не в мочь!»

Суровость тона верх взяла.

Но, тварь, чернее чем зола,

Крутя тугим своим хвостом,

Шмыгнула первой в телефон.

Звоню. Зверь, уши навострив,

Сидит, дыханье затаив.

Глаза горят, сулят мне бед.

И впрямь мистический сюжет.

– Алло, профессор… Извините…

Да, поздно… Вы меня простите…

Не прочитали?.. Как моя жена?..

И Вы отдали?! Неженатый я! —

Ох эти мне профессора!

Заумства с ночи до утра.

Жаль, что в обыденных делах

Все обратить готовы в прах.

Отдать тетрадь!.. Кому же?..

Непонятно!

Сказала: «Мужу».

Вероятно.

Поверить можно в то, что муж

Её сорвёт немалый куш.

Но муж её никак не я!

Попалась мне б эта змея.

К парадной двери подхожу,

Ну вот! Ключа не нахожу.

Захлопнув дверь, не взял ключа!

С досады нервно хохоча,

Спускаюсь. Ключ и дождь – пустяк.

Но рукопись! И как же так!.

Не знаю сам, куда иду.

Ночь пролетела как в бреду,

И вот уж утро занималось,

А с ним ненастье унималось.

Но всё же ледяной поток

Ещё бурлил у самых ног.

В такой поток бы и нырнуть!

Пусть полнится водою грудь…

Вдруг встречу новое рожденье…

Вдруг, там тоннель… и в нем свечение…

От суицида воздержусь.

В ИНОЕ я давно стремлюсь

Но, ведь не так хочу попасть

В невиданное измерение,

Хоть жизнью наигрался всласть.

Так и иная без сомнения

Мне опостылеет.

Слабый пол

Еще достоин восхищения,

Но ведь и в нём я не нашёл

Своей душе успокоения.

Ну, в общем так. Я изобрёл

Чудесный аппарат,

Я все расчёты произвёл,

Проверил их стократ.

Прибор, что сможет удальца,

Первопроходца, пионера,

До атомов, молекул, до конца

Разъединив, за дальние пределы

Послать. На месте иль в дороге

Он обретёт другую суть.

Кем он окажется в итоге?..

Да, знать, уж выйдет что-нибудь.

И сможет тот, кого душа

Постылым телом тяготится,

Коль жизнь ему нехороша,

В ИНОЕ перевоплотиться.

О вы! Соседние миры,

В которые стремлюсь!

Неужто я дождусь поры,

Когда к вам доберусь.

Хочу я много и скорей,

Я жажду всё объять,

Но я лишился чертежей, —

Кто взял мою тетрадь?

Мне восстанавливать расчёты

Немыслимо… Да как же так…

Потратить годы на работу?!

О, кто же ты, мой тайный враг?!

Я, впрочем, вымок под дождём,

И спать пора.

Вот только изнутри ключом

Закрыта конура.

Я зол в то время был и дик,

И дверь с петель слетела вмиг.

Не раздеваясь, на кровать

Я завалился, мокрый, спать.

Во сне же мне свинья приснилась.

Она не очень удивилась,

Когда под дубом вековым,

Копаясь пятачком своим,

Нашла тетрадку с чертежами.

Вооружённая очками,

Минуты две в неё глядела,

Открыла пасть и тут же съела.

Я от кошмара встрепенулся

И вновь к реальности вернулся.

И вижу – на окне письмо.

Но кем принесено оно?

В закрытую квартиру кто мог влезть?

Что б ни было, а надобно прочесть.

Что это, сон иль наваждение?

Нет, почерк Сони, без сомненья.

Я в светлом разуме пока,

Ни дать ни взять, её рука —

Моей начальницы младой,

Той, что задумчива порой

И смотрит за окно с тоской…

Как будто хочет в мир иной.

Мы с ней встречались под часами.

Мне предложили быть друзьями.

За дружбу я благодарил

И девушку до дома проводил.

Да, это всё воспоминания.

А что написано в послании?

Вы боле чем удручены.

Все помыслы омрачены.

Ещё бы! Ведь невзгод цепочка

Вас довела почти до точки.

У Вас несчастье, знаю, но

Мы это тёмное пятно,

Поверьте уж, легко исправим.

И солнце вновь сиять заставим.

В семь у Михайловского замка

Без опозданий. От Фонтанки

Мы отправляемся в круиз.

Судьба Вам ниспослала приз,

Но подождёт лишь полчаса.

Знать, усмирятся небеса,

Утихнут злющие ветра.

Оформлен отпуск Вам с утра.

Решаться уж пора настала.

Я знаю, что Вам не хватало,

И кошку, что Вас провожала.

Иначе я б не приглашала.

До встречи, надо мне уснуть,

Нас морем ждет далёкий путь.

Осталось написать последнюю лишь строчку,

Но почерк Вам знаком, и я поставлю точку.

– Пожалуй, можно и в круиз, —

Я бормотал, спускаясь вниз.

Но вы меня бы удивили,

Когда бы раньше пригласили.

Что с вами, что совсем без вас,

Мне всё одно теперь едино.

Такой печальный вышел сказ,

Такая грустная картина.

И солнце, о котором вы писали,

Светиться вы заставите едва ли.

Не может женщина земная

Мне заменить космического рая.

Хотя я знаю, вы не тот цветок,

Что видишь на обочинах дорог.

Цвети со мной иль на другом окне.

О, если б знала ты, как тяжко мне!

Примерно так я рассуждал,

Переходя Фонтанку,

Когда вдруг Соню увидал,

Скучающей, у замка.

Но что за чудо, что со мной?

В моей душе настал покой.

Гляжу в бездонные я очи,

В них гибнут треволненья ночи.

А мы шагаем дальше вдоль ограды,

И улыбаемся, и жизни этой рады.

Цени мгновение, мой друг,

И с женщиной красивой

Умей душою отдохнуть

От жизни прихотливой.

Потом займёшься ты делами,

Потом впряжёшься ты в хомут,

И будет долгими ночами

Тебе постыл любимый труд.

Я все оставлю на потом.

Я Соней под руку ведом.

К Фонтанке. Три ступени вниз,

И, как обещано, – в круиз.

Добротно скроенный швертбот[1],

Большой, как старый кашалот,

Бока о воду мерно трёт

И нас на палубу зовёт.

Борта покрыты слоем тины,

Ракушками, кусочки глины

На леерах висят,

Да снасти старые скрипят.

– Ах, Соня, где ж тебя носило,

Каких штормов могучих сила

Испытывала твой баркас? —

Спрошу попозже, а сейчас

Концы швартовы отданы,

Под килем хватит глубины,

Мотор послушно заурчал,

И тает за кормой причал.

[1] Швертбот – тип конструкции парусной яхты.

Глава 2. Цитируя Пушкина

Фонтанка минула,

И вот, Нева

На нас нахлынула,

Свирепей льва.

Обдав форштевень и борта

Холодной чёрною водой,

Не причинила нам вреда.

У нас тепло, у нас покой.

И хорошо из-за окна

Смотреть, как берег злобно бьёт

Неугомонная волна

И от бессилия ревёт.

И как прохожий одинокий,

Гонимый ветром и дождём,

Надвинув капюшон глубокий,

Спешит скорей в родимый дом.

«Отметить встречу не мешало» —

Подумал я. А Соня вдруг,

Мне говорит из-за штурвала:

«Принес бы ты вина, мой друг.

Но по бокалу – путь далёк».

Она как будто угадала.

Я молча взял под козырёк.

Она в каюту указала.

Я дверь открыл: кашпо на стенах,

И убран шкурами паркет,

И золотом на гобеленах

Орнамент вышит и сюжет.

Я не припомню корабля,

Где над столом большим дубовым

Пуд или полпуда хрусталя

Свисало б на шнуре парчовом.

Ужель я в залах Эрмитажа?!

Однако, что же здесь стоять,

Как на винтажной распродаже.

Мне велено вина подать.

***

Я, пригубив: «Послушай, капитан,

Ведь у тебя же чёткий план.

Мы встанем на ночь, а потом?

С утра мы в Ладогу пойдём?

И коль пойдём, скажи куда,

И пристань обретём когда?».

– Уже на пристань захотели!

Как быстро мы вам надоели.

А помнишь ли, пять лет назад,

Как нашей встрече был ты рад?!

Твоих я не забыла слов,

Что ты на край земли готов

Со мной, всё побросав, пуститься,

Чтобы любовью насладиться.

– Я тоже помню: Летний сад,

Античных статуй бледный ряд

И между ними мы вдвоём

Рука в руке идём-бредём.

И я клянусь тебе в любви,

Но холодна ты – c’est la vie[1].

По крайней мере, на словах,

Хоть был огонь в твоих глазах!

Всё это было непонятно,

А ты не объяснила внятно,

Чего же от меня ты хочешь,

И что мне голову морочишь.

И в тишине, что вдруг настала,

Был слышен только скрип штурвала.

– Штурвал бы смазать не мешало…

– Остынь! Тебя я не желала!

И только развлечения для

На борт пустила корабля.

– Конечно, прав таких я не имею,

Чтоб в душу лезть к тебе. Не смею

Терзать тебя прямым вопросом.

Уж лучше сам останусь с носом.

Опустим ряд воспоминаний.

Я пламень давешних желаний

В вас не посмею растопить.

Прошу обиду не копить.

На сём мы оба замолчали.

За ссорою пришла тоска,

А волны мимо мчали, мчали…

И берега… и берега

Темнели быстро, и вода

Ещё чернее становилась.

И я грустил: вот это да!

Как быстро всё переменилось.

И ночи давешний кошмар

Вернулся о себе напомнить.

Как пережить судьбы удар?!

Чем пустоту в душе заполнить?

Вот так, охваченный тоской,

На палубу я вышел.

Выл ветер ледяной и злой,

Да я его не слышал.

***

А слышал тяжкий сердца бой.

Как плод огромный, наливной,

Налившись чёрною бедой,

Оно на дно летело пропасти.

Так якорь наш упал на дно,

И стало тихо и темно.

Спустя мгновение одно

Винта остановились лопасти.

Всё засыпало. Невская вода,

За сутки вволю набесившись,

Замедлилась, угомонившись,

И куталась в лохмотья льда.

Я очень скоро был прощён,

И сам не мог держать обиду,

Хоть не показывал я виду,

Но понимал, что увлечён

Моей попутчицей внезапной,

Загадочной, и непонятной,

И красоты – невероятной!

Характер только злой.

Так думал я в тот чудный вечер,

Когда тепло горели свечи

И, не скрывая радость встречи,

Мы пили красное вино.

***

Она так много говорила,

Я большей частью всё молчал,

Но вдруг сказал: «Как это мило,

Что вновь тебя я повстречал!

Как хорошо с тобою вместе

В твоей чудесной лодке плыть.

Клянусь тебе, готов лет двести

Я словно день с тобой прожить!».

– Не обещаю вам лет двести,

Не могут люди столько жить,

Но провалиться мне на месте,

Коль в лодке нам одной не плыть.

– Плыть и не жить… дружить…

К чему так путано и сложно?

Нельзя ль попроще объяснить,

Понятно говорить возможно?

– На этом свете всё возможно,

Ещё реальнее на том.

Хотя, где истинно, где ложно…

Оставим это на потом.

– Опять какие-то загадки

И вновь ужасное «потом»!

Чтоб было всё у нас в порядке

На этом свете, не на том,

Хочу сегодня же, сейчас

Над буквой И поставить точку,

И не желаю в этот раз

От вас очередной отсрочки.

Жизнь без тебя мне – медленная смерть.

А под ногами норовит раскрыться

Непрочная земная твердь.

Я всё ещё боюсь во мглу свалиться.

– Не нужно прыгать в преисподнюю, —

Мне Соня молвила в ответ. —

По крайней мере, не сегодня.

Сегодня прыгать – смысла нет.

Туда спускаются тихонько,

Ступенями заброшенных домов.

Перил касаются, легонько,

Чтоб не тревожить караульных псов,

Тех, что у каждого порога

В миры соседние дверей,

Готовы изорвать любого

Из их непрошеных гостей.

– Куда ты клонишь, непонятно,

И что имеешь ты в виду?

– Поверь, уж это не занятно.

Уж скоро я с ума сойду.

– Ответь, что с нами происходит

И почему пять лет назад

Любовь ушла, как прочь уходит

За горизонт большой фрегат?

Вот-вот он был, и вот растаял

Исчез в тумане даже след.

Вчера весь мир казался раем,

Сегодня рая больше нет.

Нет, без тебя мне счастья нету.

Ответь же: за твою любовь

Какую мне отдать монету?

И я отдам и жизнь, и кровь!

– Какой высокий стиль, о боже!

Слог Пушкина легко я узнаю.

Бегут мурашки мелкие по коже:

«Ценою жизни ночь мою…».

Как, Господи, приятны эти враки,

В которые ты веришь сам.

Как сахарная косточка собаке,

Лесть женским сладостна ушам.

Но подловлю тебя на слове,

Забудешь песню про любовь,

И вряд ли сам, по доброй воле

Последнюю прольёшь ты кровь.

[1] c’est la vie – такова жизнь (фр.).

Глава 3. Ночь серебра

Светает поздно в эту пору,

Но лишь немного рассвело,

Пошли по водному простору,

Ломая льдинки, как стекло.

Над нами чайки пролетали,

Под нами, хоть и не лазурь,

Но небеса не предвещали

Ни катаклизмов и ни бурь.

Все ж так недолго продолжалось.

В снастях пел песню ветерок,

Барашки с волн долой срывались.

Над нами взвился злобный рок,

Когда бескрайние просторы

Могучей силой налились

И волны чёрные, как горы,

Над мрачной бездной поднялись.

Переложив штурвал направо,

Сказала Соня: «Боже мой!

Нам только шторма не хватало.

Здесь где-то бухта, там покой.

Спустись, в каютах всё задрай,

Чтоб не сочилось где-то,

И топлива в цистерну накачай,

А с вешалки тащи жилеты».

По леерам я пробирался

Между надстройкой и бортом.

Тут ветра дикий свист раздался,

И первый плеск воды потом.

Вал несусветный налетел

С кормы, меня ударив в спину.

Я увернуться не успел,

И был бы я сметён в пучину,

Когда б ни Сонина рука

Дверь отворила предо мною,

И в рубку я влетел, слегка

Косяк поправив головою.

– Ты жив?

– Живой!

А был бы мёртвый,

Сейчас лежал бы под водой,

На дне песчаном распростёртый,

А надо мной бы корабли

Килями воду разрезали,

Да рыб проворных косяки

Туда-сюда вовсю сновали.

– Матрос! Отставить декаданс!

Мы справимся со штормом,

У нас вполне реальный шанс

Не стать для крабов кормом.

– Про шанс сказала ты занятно,

А можешь ты прикинуть,

Насколько всё же вероятно

Для нас в пучине сгинуть?

– Боишься? А вчера был смелым.

Хотел отдать и жизнь, и кровь.

Вино играло, вот в чём дело.

– Но не за так же! За любовь!

***

Стихии все переплелись,

В клубке змеином понеслись,

Всё встречное деля на части,

Терзая такелаж и снасти.

Стеною плотной рухнул град

Размером с крупный виноград,

Гудела палуба стальная,

От боли яростно стеная.

И было видно, как она сгибалась

На острие волны, которая вздымалась

Почти до всполохов зарниц.

В них силуэты наших лиц

Чудно́ кривлялись. Злая тьма

И бесноватая зима,

Ощерив лютые клыки,

День юный рвали на куски.

Ополоумевши от злости,

Рвались непрошеные гости —

Воды холодной сотни тонн,

Из судна выжимая стон.

В безумстве Ладога ревела,

Как будто вырваться хотела.

И наш корабль в тартарары

Летел с невиданной горы.

– Твой пароходик просто класс,

А с виду так себе баркас. —

Я перекрикивал с трудом

Весь этот бесконечный гром.

– Он не баркас и ни швертбот,

Ни лодка и ни пакетбот,

Изволь уж яхту яхтой называть.

Суда, машины нужно уважать.

– Ну, извини… так кто ж твоя подруга?

– По борту золотым тисненьем – Вьюга.

И у неё ледовый класс.

И чтоб ни слова про баркас!

Она ещё меня не подводила,

Какие б воды я не бороздила.

Надеюсь, и на этот раз

Спасёт титановый каркас.

Вот только к берегу не подойдёт,

Волной её о скалы разобьёт.

В открытом море лишь спасенье,

И мы меняем направление.

Когда волна нас подняла

И яхта на мгновенье замерла,

С таким мы креном развернулись,

Что в ужасе переглянулись.

Навстречу мы неслись волнам,

То их перерубая пополам,

То носом зарываясь в воду,

То вылетая на свободу.

И потянулись долгие часы,

Без горизонта чёткой полосы,

Без брега очертаний за кормой,

Без неба ясного над головой.

Волна, волна, а в промежутке

Несёмся в пропасть (где тут шутки).

И вновь наверх, и вниз потом,

Идёт всё стройным чередом.

И минул день, чернее ночи,

И ночь нас отпускать не хочет.

Всё тот же мрак, и страх, и вой,

И смерти призрак за спиной.

А хочется дневного света.

Тут «Вьюга», будто бы ракета,

Почти отвесно вверх пошла,

Туда, где полная луна

На чёрном небе появилась.

И море серебром покрылось,

И осветились водные хребты,

Достигшие небесной высоты,

Распахивались пропасти под нами,

А палуба металась под ногами.

Так, на один хребет взлетев,

Луну чуть было не задев,

Внизу увидели мы судно,

Оно лишь миг мелькнуло смутно.

Затем меж нами вырос вал,

Корабль из виду пропал,

Но вот в обличии другом

Он вынырнул: лишь скарб и лом.

И был удар, ещё… бревно

И кресло въехали в окно.

И нас отбросило назад,

Швырнув в пучину наугад.

Сквозь грохот Соня закричала:

– У нас заклинило штурвал!

С кормы раздался лязг металла.

Мотор заглох. Корабль стал.

– Винтом на что-то нарвались.

– Ещё, попробуй завестись.

Включаем винт и тут же глохнем.

Погибнем, видно, и не охнем.

– Что ж, Соня, вызовем подмогу?

– Пошли в каюту – выпьем грогу,

Ну кто сейчас поможет нам?!

Идём, доверимся волнам.

Она сказала так спокойно,

Штурвал оставив не спеша,

Она была так хороша,

И стало жутко мне невольно:

Ужель любимые глаза

Последний раз я наблюдаю?

Ужель я жизнь свою теряю

И сделать ничего нельзя?