Максимилиан Волошин и русский литературный кружок. Культура и выживание в эпоху революции

Проблема литературных кружков и попытки решить ее за счет лидерства

Литературные кружки были поистине жизненно необходимы для институционализации литературы, но они необязательно хорошо исполняли свою роль. Многие из них были хрупкими с точки зрения структуры, имели тенденцию к внутреннему разладу, фракционности и распаду, что делало их сомнительной основой для институтов профессионального развития. Если литературный кружок распадался, что не было редкостью, то вместе с ним мог рухнуть весь проект, что шло во вред литературному сообществу и его стремлению внести свой вклад в национальный дискурс. Одну из причин такой хрупкости можно было бы отыскать именно в гибридной природе его социальной структуры[33]. Глубокие, всеохватные узы «Я-Ты», присущие коммунитас, необязательно оказывались совместимы с более прагматичными узами личных связей и протекционизма, а попытки их объединения не всегда заканчивались успехом. Некоторые интеллектуалы середины – второй половины XIX века начали задумываться о хрупкости кружка, концентрируясь на проблеме более или менее эффективных кружковых отношений и в процессе своих размышлений в неявной форме предлагая и развивая идею необходимости успешного руководства кружком, которую многие рассматривали как возможное решение проблемы его нестабильности.

Развернувшаяся по этому поводу дискуссия велась или, по крайней мере, получила отражение в традиции интеллигентских мемуаров, жанр которых можно определить как «записки современников», поскольку такие воспоминания часто именовались «записками современника о том-то и том-то» или рассказывали о «том-то и том-то в воспоминаниях современников»[34]. Зачастую представлявшие собой ностальгические воспоминания о кружках прошлого, «записки современников» предоставляли возможность поразмышлять о сильных и слабых сторонах кружковой структуры. Одним из авторов, обратившихся в своих воспоминаниях к вопросу о кружках и проявивших глубокое понимание их проблем, был русский летописец кружков 1840-х годов П. В. Анненков. В его записках «Замечательное десятилетие» предлагается вдумчивый анализ возможностей, которыми обладает интеллигентский кружок, чтобы достигнуть своих программных целей, особенно в плане личных связей его участников, прежде всего связей, устанавливаемых лидером группы со своими последователями [Анненков 1983].

Более всего Анненкова интересовали либеральные, западнические кружки 1840-х годов, а в качестве фигуры лидера он рассматривал В. Г. Белинского. Белинский пользовался значительным авторитетом среди современных ему представителей литературной интеллигенции, заложивших основы утилитарного движения в русской литературе. Являясь лидером скорее духовным, чем институциональным, он был приверженцем абсолютной честности в отношениях, пусть даже в ущерб дружбе и гармонии в кружке и его эффективности, – разумеется, институциональной. В известном смысле в этом заключалась притягательность Белинского для прочих членов его кружка:

Кто не знает, что моральная подкладка всех мыслей и сочинений Белинского была именно той силой, которая собирала вокруг него пламенных друзей и поклонников. Его фанатическое, так сказать, искание правды и истины в жизни не покидало его и тогда, когда он на время уходил в сторону от них [там же: 179].

Впрочем, это искание могло привести его и к полному разрыву отношений с друзьями. Если он не мог установить полностью отвечающую его принципам, «конкретную и тотальную» (выражаясь словами Тёрнера, описывающими личные связи в коммунитас) форму общения с ними, которая не нарушала бы целостности его собственных духовных исканий, то полностью отказывался от общения[35].

Анненков проанализировал влияние такой чистоты содружества на политику кружка. По его мнению, одержимость Белинского чистотой, бескомпромиссностью содружества должна была иметь большое влияние на срок существования кружка. «Белинский… так много способствовал… к разложению круга [западников] на его составные части, к разграничению и определению партий, из него выделившихся», – писал Анненков, выражая определенное восхищение той идейной последовательностью, которая привела к началу и углублению раскола соратников на группы [там же: 123]. Однако, размышляя о последствиях такого подхода для друзей, приверженцев и сторонников Белинского как людей, участвовавших в общем деле, Анненков поставил его под сомнение. Сравнивая кружок Белинского с его идеологическим противником, кружком славянофилов, он сопоставил преимущества абсолютной принципиальности в отношениях между славянофилами с ущербом, который она наносила:

[Поначалу] славянская партия… принялась… за чистку домашнего белья и за сведение счетов между собой, но тотчас же и отказалась от этой попытки, находя, вероятно, что малочисленность ее семьи требует крайней осторожности и снисходительности в обращении членов между собой. Только на условии взаимной поддержки партия и могла сохранить свою целость и сберечь весь свой персонал, нужный для борьбы [там же: 278].

Однако Белинского это не заботило. «Все соображения и расчеты подобного рода никогда не помещались в голове Белинского и никогда не могли остановить его» [там же: 278][36]. Согласно Анненкову, именно поэтому поддерживать гармонию в отношениях участников западнического кружка Белинского было сложнее, чем среди славянофилов.

Это повествование ставило перед дилеммой: то самое качество, которое привлекало людей к Белинскому – его нравственный и духовный авторитет, – ставило под угрозу потенциальные программные и институциональные цели кружка. И все же значение духовного лидерства в сплочении людей не требовало доказательств. Действительно ли была необходимость отказаться от этого? Разве нельзя было каким-то образом обуздать его? Каким мог бы быть наиболее эффективный баланс между духовным и прагматическим лидерством? Существовали ли другие лидерские навыки, которые могли бы способствовать согласию или смягчать трения, присущие этой общественной структуре? Анненков не ответил на эти вопросы; он просто обозначил проблему. Впрочем, проблема способа достижения единства и успешного функционирования кружка за счет приемлемых отношений внутри кружка и лидерства продолжала занимать авторов воспоминаний, и со временем некоторые из них начали предлагать варианты ответа, достаточно приемлемого для кружковой культуры.

Первые попытки дать такой ответ были предприняты в воспоминаниях середины XIX века, посвященных мятежным дворянским кружкам декабристов, гла вы которых (настоящие сакральные аутсайдеры) инициировали в 1825 году государственный переворот, направленный против самодержавия. Несмотря на то что этот заговор провалился с организационной точки зрения, авторы воспоминаний в своих восторженных, чуть ли не гиперболизированных отзывах о декабристах стремились представить их кружки в качестве примеров и моделей успешных общественных отношений и лидерства. Они намекали на то, что одно из важных лидерских качеств заключается в умении быть сопричастным к индивидуальным чувствам и убеждениям последователей – в обаянии, как его иногда называют, простом, но полезном навыке управления общественными отношениями. Один из мемуаристов писал о декабристе Рылееве:

Я не знал другого человека, который обладал бы такой притягательной силой, как Рылеев. Среднего роста, хорошо сложенный, с умным, серьезным лицом, он с первого взгляда вселял в вас как бы предчувствие того обаяния, которому вы неизбежно должны были подчиниться при более близком знакомстве[37]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

По выражению одного из авторов воспоминаний, «его литературная деятельность была более блестящей, чем влиятельной, – о нем можно было бы сказать, как об одном из его любимцев – Вилье де Лиль-Адане: “Он был более знаменит, чем известен”. К этому необходимо добавить, что при всей ценности его литературного наследия (впрочем, известного немногим) он был еще интереснее и ценнее как человек – Человек с большой буквы, человек большого стиля» [Голлербах 1990: 504–505].

2

Анализ проблемы идентичности интеллигенции западными исследователями проводится в [Malia 1961; Confino 1972; Brower 1967; Wirtschafter 1997: 90–91; Burbank 1994: chap. 6].

3

При разделении интеллигенции на ряд более мелких групп используются такие термины, как научная интеллигенция, культурная интеллигенция (элитная группа, в которую входят те, кто внес вклад в национальную культуру и идеологию, создав памятники культуры), революционная интеллигенция, высшая интеллигенция и массовая интеллигенция, не говоря о литературной интеллигенции, представляющей собой подгруппу культурной интеллигенции. С точки зрения лингвистики часть этих терминов обсуждается в [Mueller 1971]. Как будет показано в данной книге, литературная интеллигенция, отличающаяся формой своей производительной деятельности, могла бы рассматриваться как тесно переплетающаяся с другими группами интеллигенции и в плане личных контактов, и в плане общего жизненного опыта.

4

Одной из таких литературных биографий является [Купченко 1996].

5

Детальный анализ термина «агентность» приводится в [Ahearn 2001]. Одним из наиболее авторитетных антропологов, занимающихся вопросами агентности и культуры, является Шерри Ортнер. См. ее основополагающую статью [Ortner 1984] и более позднюю монографию [Ortner 1996], в которых она вводит понятие «встроенной агентности» для объяснения того, как люди действуют в рамках культурных контекстов, чтобы изменить эти контексты. Это очень полезное понятие, которое в значительной степени перекликается с подходом к индивидуальной агентности, принятым в этой книге.

6

Первое описание дачи Волошина как дома отдыха было дано писателем-символистом Андреем Белым в написанной в 1934 году статье «Дом-музей М. А. Волошина». См. [Белый 1990: 509].

7

Подробно об этих привилегиях и социальных услугах см. [Garrard, Garrard 1990].

8

Постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» 23 апреля 1932 года. См. [Фогелевич 1936: 50].

9

См., например, [Eastman 1972; Read 1990: esp. 57–93]. О доводах в пользу того, что интеллигенция обладала более высокой агентностью, чем та, которая ей приписывалась, см. [Fitzpatrick 1992а].

10

Об этом явлении в Средние века и раннее Новое время см., например, [Keenan 1986; Kollmann 1987; Kivelson 1996; Crummey 1983]. О нем же в имперский период см., например, [Meehan-Waters 1982; Ransel 1975; Rieber 1982; Hoch 1986].

11

Влияние традиционной клановой и персонифицированной политики на правление Петра Великого подробно рассматривается в [Bushkovitch 2001].

12

Пример влияния придворной политики на интеллектуальную жизнь приводится в [Black 1986].

13

Общая характеристика Екатерины Великой и расширения интеллектуальной сферы в период ее правления приводится в [de Madariaga 1981: 532–548].

14

О развитии печати см. [Marker 1985]. Более подробные сведения о влиянии патронажа на литературную жизнь приводятся в [Jones 1984] и [Clardy 1967].

15

Если говорить о тайных обществах, то значительное влияние оказывали масоны со своими ложами. См. об этом в [Billington 1966: 242–259]. См. также [Пыпин 1885].

16

Этот кружок, который Раев характеризует как учебную группу, назывался «Дружеское литературное общество»; отметим, что выражение «литературный кружок» у русских мог иметь очень широкое значение. См. [Raeff 1994].

17

Об активном культе дружбы в кружках Тургенева, Герцена-Огарёва и Станкевича см. «Человеческий документ и построение характера» Лидии Гинзбург [Ginzburg 1991: 27-106]. Одно из ключевых американских исследований, посвященных кружку Станкевича, провел Эдвард Дж. Браун [Brown 1966].

18

Или, выражаясь словами самого Тёрнера, когда он обобщает некоторые из своих идей относительно коммунитас: «Теперь наступило время для тщательного рассмотрения гипотезы, пытающейся объяснить свойства таких по видимости различных явлений, как неофиты в лиминальной фазе ритуала, покоренные автохтоны, малые народы, придворные шуты, блаженные нищие, добрые самаритяне, милленаристские движения, “бездельники дхармы” (dharma bums), матрилатеральность в патрилинейных системах, патрилатеральность в матрилинейных системах и монашеские ордены» [Тэрнер 1983: 196].

19

Об исключении интеллигенции из традиционной системы сословий см. [Freeze 1986].

20

Тёрнер развивает свои взгляды на театральную ролевую игру как на элемент явления коммунитас в [Turner 1982: esp. 7-19]. Опираясь на свое исследование таких племенных ритуалов социальной трансформации и перехода, как введение в должность вождя у ндембу, а также на труд Арнольда ван Геннета [van Gennep 1960], впервые опубликованный в 1908 году под названием «Обряды перехода» (Rites de Passage), он выделяет разнообразные перформативные опыты, реализуемые в так называемое драматическое время и включающие в себя экспериментальный театр, который основывается на фундаментальном принципе поиска самопреобразования посредством действия в условиях лиминальности.

21

См. также [Тэрнер 1983: 198].

22

См., например, о некоторых кружках, описанных в [Бродский 2001].

23

Более широко этот вопрос рассматривается в [Gleason 1980]. См. также [Лейкина-Свирская 1971].

24

В качестве превосходного введения в область нетворкинга см. [Wellman, Berkowitz 1988].

25

Эта мысль, высказанная мной в статье [Walker 2004], основывается на значительном количестве основных и второстепенных источников. К ним, а также к последующим суждениям, касающимся менторства, развития институтов и кружков, относятся [Bailes 1990; Balzer 1996b; Gray 2000; Tchaikovsky 1905; Болховитинов 1953; Оксман 1958–1959].

26

Тёрнер не останавливается достаточно подробно на теоретической проблеме лидерства в коммунитас, хотя на каком-то этапе и рассматривает отдельных лидеров коммунитас, проявивших себя в форме того, что он называет религиями смирения, в частности Будду, Ганди и Л. Н. Толстого, и доказывает, что они происходили из структурных верхов и, следовательно, часто отвергали свой статус, отказываясь от материального благосостояния [Тэрнер 1983: 258–260]. Тёрнер также пишет о важной роли старейшин, лекарей или жрецов в некоторых племенных ритуалах социальной трансформации, относящихся к прото-коммунитас. Он рассматривает подобные ритуалы как структурно связанные с феноменом коммунитас [Тэрнер 1983: гл. 1–3].

27

Фундаментальный анализ значения литературы для российской образованной элиты содержится в [Brooks 1978: 99-105].

28

Анализ того, что Катерина Кларк называет «романтическим антикапитализмом», приводится в [Clark 1995: 16–23]. Дискомфорт, испытываемый образованной элитой (или потенциальной элитой), рассматривается, в частности, в [Manchester 1998; Bailes 1996]. У этого явления существовал более широкий европейский контекст; об антикапиталистическом настрое среди интеллигенции в других странах см. [Wiener 1981].

29

Приводится в [Эйхенбаум 1922: 85]. Содержится в [Рейтблат 1988: 135].

30

Цит. по: [Рейтблат 1988: 135].

31

Без автора. Библиотека для чтения. СПб.: Л. Ф. Смирдин, 1835. Т. 8. Отд. V. С. 1–3. Приводится в [Тартаковский 1991:14]. По мнению А. Г. Тартаковского, автором был О. И. Сенковский. – Прим, перев.

32

Я ни в коем случае не отрицаю существование рыночных отношений в литературе; безусловно, беспокойство по поводу этих отношений и враждебность к ним указывают на опасность, которую они представляли, в особенности для тех, кто был связан с созданием элитарной литературы. О капиталистическом рынке преимущественно массовой литературы см. [Brooks 1985; Holmgren 1998]. О жанре мелодрамы в связи с этой проблемой см. [McReynolds, Neuberger 2002: 1-24].

33

Как пишет Тёрнер: «Имманентные противоречия между спонтанной коммунитас и явно структурированной системой столь велики… что любая попытка совмещения этих модальностей будет постоянно нести угрозу разрушения структуры или удушения коммунитас» [Turner 1982: 49–50].

34

Этот жанр интеллигентских мемуаров подробно рассматривается в [Walker 2000]. Дальнейшее изложение в значительной степени представляет собой обобщенный пересказ содержания этой статьи, включая некоторые вошедшие в нее цитаты из таких воспоминаний.

35

О «гегельянском годе» Белинского, в течение которого он разошелся с друзьями в вопросах философии, см. [Berlin 1978: 166–171].

36

Отметим использование метафоры семьи в этом отрывке; она часто используется в рассуждениях о кружках данного периода.

37

Из воспоминаний профессора А. В. Никитенко о К. Ф. Рылееве; [Федоров 1988: 87]