Империя мертвецов

…Rebooting the Standard Cambridge ENGINE.

4.1.2…check…OK.

…Rebooting the Extended Edinburgh Language ENGINE.

0.1.5…check…OK.[7]

I

Звон колокола в часах на башне Раджабай лениво растекся по тропическому воздуху, и я открыл глаза.

– Джон Х. Ватсон. Бомбей, 15 сентября 1878 года.

Вслед за моим голосом по бумаге заскрипел стальной кончик пера.

Щуплый юноша сидел, выпрямившись, за безыскусным столом в комнатенке за стенами Бомбейского замка, и из-под его пера вытекали изящные строчки полукурсива. Столь ровный почерк, что его можно принять за типографский шрифт, при удивительной беглости письма стал возможен только после создания франкенов.

– Пятница, – позвал я существо, навечно застывшее в своей юности. Его перо замерло, и в следующее мгновение он скупым движением повернулся ко мне – только головой, не пошевелив плечами. Как будто ему перерубили шею и теперь он может свободно проворачивать ее вокруг своей оси. Движения этого юноши совершенны в деталях, но в целом смотрятся так себе. Как он замирает в ожидании приказа – тоже характерная примета рукотворных чудовищ. Казалось, будто отданный в его распоряжение угол мягко освещенной комнаты застыл во времени.

Сразу видно, что он не живой человек, но вместе с тем и не обычный покойник. Почему-то даже дети легко различают обычные трупы и неподвижных мертвецов.

– Зловещая долина, – пробормотал я, и Пятница, все так же не сводя с меня глаз, механически записал мои слова. Он протоколирует в тетради все, что я говорю, слово за словом. Плавно, но неуклюже, будто новоявленный шахматный автомат Мельцеля. Чем больше ученые бьются над тем, чтобы сделать поведение мертвецов похожим на естественное, тем жутче оно кажется. Этот феномен называют «зловещей долиной». Труп – он и есть труп, но если подкрасить его макияжем, то почему-то он становится страшнее. А если еще и шевелиться начинает… Между живыми и мертвецами простирается глубокая и темная долина.

Регистрационный номер Уолсингема – Noble_Savage_007[8], кодовое имя – Пятница. В пустой мозг внедрена универсальная операционная система на Кембриджском движке, расширенная Эдинбургским языковым, – экспериментальная двухоперационная модель. Выражаясь простым языком, Пятнице поручено вести лог моих действий, в процессе накапливая практический опыт. Об этом написано его рукой в самом начале протокола.

Пятница – мой слуга, но при этом собственность Ее Величества. Судя по бумагам, мне его выписали из отдела разработок Уолсингема, так называемой секции Q. Мертвец с записанной в него поддельной душой буравил мир живых пустыми глазами и ожидал моих указаний.

В его молчаливую голову загрузили целую гору словарей, справочников и энциклопедий, которые я собрал по всему Большому Двору в Блумсбери[9]. На ум невольно пришел каламбур: лексикон (corpus) втиснут в тело (corpus) мертвеца (corpse), как само тело (corpus) втиснуто в армейскую (corps) форму. Пускай Пятница еще только проходил стадию испытаний, но мой безмолвный друг уже умел с горем пополам делать пословный перевод. В прямом смысле ходячий словарь.

С тех пор как моя жизнь перевернулась с ног на голову в одном из кабинетов «Юниверсал Экспортс», минуло уже три месяца. Все это время я зубрил некроинженерию и доводил до ума Пятницу. Его изначально разрабатывали как полигон для испытаний языкового движка, а я обучил его переводу и стенографированию. Пока дело не касалось, собственно, речепроизводства и артикуляции, все шло неплохо.

Потом меня, как вы уже поняли, отправили в Бомбей. Bom Baim, «Хорошая бухта», Бомбей. Сколько ни повторяю, слова так и не обретают телесности, и я сам до конца не верю в реальность происходящего.

До стен замка докатился гром далекого взрыва. Я подошел к окну – грубому квадрату, прорубленному в массивной каменной кладке. Без особого участия посмотрел на черную ниточку дыма, поднимающуюся со стороны доков.

Фабричный Бомбей, утопающий в пышной южной зелени. В зеркальной глади его бухты дремали торговые суда с флагами всех стран, лениво курсировали буксиры, паромы, рыбацкие лодки и баржи. Люди, заметив пожар, начали размахивать цветастыми платками. Прочь от причала неровными линиями во все стороны потянулись торговые тележки. Дети с корзинами на плечах бросились врассыпную и устроили давку. И среди всего этого хаоса только мускулистые мертвецы с оголенными торсами продолжили безучастно переносить груз.

Мой взгляд остановился на большом пароходе, пришвартованном дальше того места, откуда донесся взрыв. Два флага: государственный американский с тридцатью восьмью звездами, а под ним – серебряный глаз на черном фоне. Похоже, на сей раз террористы выбрали своей целью его, но весь удар принял на себя причал. Тут я заметил среди россыпи каменных обломков на пирсе белый зонт-парасоль, раскрывшийся тут, словно цветок, совершенно не к месту. Зонт повернулся, как будто его владелицу окликнули с корабля, и девушка беззаботно помахала своим друзьям в ответ.

Нет, пожалуй, я поспешил предположить, что террористы нацелились на американцев. Сейчас Бомбей, как часть Индии, подчиненной Британской империи, превратился в пункт переброски войск в Афганистан. Правительство не делает ничего, чтобы снять международное напряжение, и ситуация накаляется. Взрывы тут уже никого не удивляют, и я сам к ним тоже привык.

Лондон, вокзал Виктория – Бомбей, вокзал Виктория-Терминус. И все. Путешествие пролетело так быстро, что оставило мне только разочарование. Дуврский пролив, Бискайский залив, Атлантический океан, Гибралтар, Средиземное море, Суэцкий канал, Красное море, Аравийское. Пейзажи разных стран пронеслись передо мной, как будто я пролистал альбом с картинками, и всего через месяц я оказался у цели.

С приближением нового столетия Земля стала значительно меньше, чем раньше.

Всего шесть лет назад один эксцентричный богач, Филеас Фогг, решил поспорить на все свое баснословное состояние, что он обогнет свет за восемьдесят дней. И вот уже предприниматель Томас Кук берется организовать любое путешествие – только сообщите в его контору, куда хотите поехать. Для того чтобы отправиться в приключение, больше не нужно тщательно готовиться: достаточно взять всего несколько чемоданов. А все благодаря надежной власти великой Британской империи.

Планета стремительно покрывается сетями. Железнодорожными, корабельными, телеграфными – все переплетается. Мозг мира Альбион и Индийский субконтинент – две большие железнодорожные сети, но им мешает пожать друг другу руки и вынуждает добираться морем от одного вокзала имени Виктории до другого еще одна великая держава, дремлющая на просторах Евразии.

За окном, заглушая крики, слились в какофонии клаксоны извозчиков и вой ручных сирен. Носилки с окровавленными телами раненых мелькали у меня перед глазами, подобно изображениям в зоотропе[10].

Слишком быстрое путешествие отбирает ощущение, что ты находишься вдали от дома. Тело и разум не поспевают за бешеным темпом дороги. Я понимал, что все изменилось, но по-прежнему считал себя простым студентом-медиком из Лондона Джоном Ватсоном. Все казалось каким-то ненастоящим, как во сне. Купола и шпили в индо-сарацинском стиле с примесью готики, которые возвышались по всему городу, только усиливали это чувство. Смесь из средневековой Англии и романской Венеции, щедро сдобренная восточными орнаментами, как будто вышла из чьего-то лихорадочного бреда.

Меня – несколько пространно – приписали военным врачом при Бомбейском замке во 2-ю алхимическую роту Ланкаширского полка 3-й бригады в составе 81-й полевой армии долины Пешавар. К началу Второй англо-афганской войны нынешний вице-король, Роберт Бульвер-Литтон, мог похвастаться, что его наспех сформированная трехчастная полевая армия из тридцати пяти тысяч человек имеет вполне представительный вид. Теперь она шагала через всю Индию, исполняя отчаянный по своей дерзости план: захватить афганскую столицу Кабул, лавиной нахлынув через Хайберский проход, долину Калам и Болан.

Новый взрыв тряхнул стены замка. Я чуть поежился.

Почти одновременно с тем, как я развернул Пятницу обратно к столу и вытащил карманные часы, раздался нервический стук.

– Открыто, – откликнулся я, дверь отворилась, и на пороге возник стройный мужчина под охраной франкенштейнов в красных армейских мундирах. Вся нижняя часть его лица скрывалась за густой бородой. Он чеканно прошагал ко мне и протянул правую руку, унизанную кольцами.

– Ватсон. Джон Ватсон, – представился я.

– Мне докладывали. Вице-король индийский Литтон, – важно назвался он и два-три раза мощно сотряс мою кисть, украдкой бросив взгляд за окно. Заприметив черный дым, он слегка нахмурился и скривил губы.

– Грант, – процедил мужчина, прищурившись. – Значит, на «Пинкертон» надежды тоже нет.

Это он, должно быть, увидел черный флаг с серебряным глазом. «Пинкертон» – одно из частных военных предприятий, работающих на молодые Соединенные Штаты Америки. Такие компании стремительно обрели вес, набрав солдат, в том числе мертвецов, оставшихся после Войны Севера и Юга. Теперь «Пинкертон» расширил границы влияния и вышел на международный уровень. Их логотип – глаз, символизирующий девиз «Мы никогда не спим».

Я вспомнил статью, которую читал в «Иллюстрированных лондонских новостях»:

– Вы имеете в виду – Улисс Грант?

Литтон дерзко усмехнулся:

– О, великий и ужасный восемнадцатый президент Соединенных Штатов Улисс Грант! С тех пор как его вытряхнули из президентского кресла, якобы ушел на покой и отправился в кругосветное путешествие. А на самом деле этот герой Гражданской войны поехал ратовать за «Пинкертон». Весьма, конечно, похвальное стремление, но ведь очевидно, что он пристраивает своих бывших солдат. А то ведь нельзя же допустить, чтобы они слонялись без дела по стране. Им надо пар выпускать.

– Значит, на него напали террористы? Сразу по прибытии?

Литтон отмахнулся, как будто отгоняя муху:

– Тут это обычное дело. На меня каждую неделю совершают по три неудачных покушения. Милостью этих головорезов теперь приходится таскать с собой вот этот неповоротливый привесок. – Литтон махнул через плечо на своих франкенштейнов. – Мы предвидели нападение и сразу послали в Штаты предупреждение, но они отказались от наших услуг. Решили, видимо, что будет прекрасная реклама «Пинкертону». Ну, пусть пеняют на себя!

Вице-король, совершенно не обращая внимания на предложенный ему стул, спросил:

– Как думаешь, почему «Пинкертон» подпустил мертвецов-подрывников так близко?

«Проверяет он меня, что ли?» – устало подумал я.

– Мертвецов можно переделать в самоподрывные бомбы, но для здешних мест это необычная тактика. Кажется, они называются «кричер-бомба»? Их сложно выявить без пальпации, потому что взрывчатые вещества они носят не в качестве груза.

– Гляжу, ты неплохо ознакомился с местной спецификой!

Во время Крымской войны Российской империи предложили взять на вооружение подводные мины – и предложил это не кто иной, как выпестованный Санкт-Петербургом эксперт по взрывчатым веществам Альфред Нобель. Он усовершенствовал динамит, вещество на основе нитроглицерина, побочного продукта при производстве мыла. То есть динамит похож на кусок жира. В наше время в ходячих хранилищах жира недостатка нет и нет ни одного препятствия для того, чтобы химик заполнил подкожный слой мертвеца вместо жира динамитом. Разве что здравый смысл, который большинство людей от таких идей отвадит. Однако в век химии все, что теоретически возможно, осуществят на практике – вопрос лишь в том, рано или поздно.

– Надеюсь, Гранта не задело…

– Если бы его было так просто убить, нам бы всем спалось крепче, – фыркнул Литтон.

Я ограничился кивком и стряхнул с рукава пиджака несуществующую пылинку. Вытащил из нагрудного кармана письмо от М, поправил лацканы и вернулся к тому разговору, первоначальное течение которого нарушили беспорядки снаружи.

– «Юниверсал Экспортс» выражает подозрение, что вы скрыли часть информации в интересах военной операции. Однако по долгу миссии мне предстоит внедриться на территорию Афганистана, и я имею право требовать у вас…

– За мной! – не дав договорить, скомандовал Литтон, едва пробежавшись по письму равнодушным взглядом. Развернулся и выскочил прочь, не одарив моего возмущения и крупицей своего внимания. Убедившись, что Пятница сложил тетрадь и перо в сумку, я догнал Литтона и пристроился за ним немного сбоку, а за мной зашагал своей правильной, но неестественно плавной походкой и мой подручный мертвец. Я бросил взгляд на суетливые движения военных франкенштейнов и прикинул, что им, вероятно, внедрили Оксфордский движок, но определить год его выпуска моей поспешной выучки не хватило.

– В добром ли здравии М? – гаркнул Литтон, широким шагом пролетая сквозь коридор.

Кажется, его не беспокоило, что охрана едва за ним поспевает. Я несколько сконфузился тем, что вице-король вот так запросто, во весь голос помянул моего начальника. Впрочем, он не стал дожидаться ответа.

– Хотя мне, в общем-то, на его здравие плевать. С этим что-то случится – поставят следующего. Так что послушай меня, дружок. Дожидаться еще одного агента времени нет. Следи за собой. На некроинженеров всегда большой спрос. Квартирой доволен? В замке, к сожалению, места не хватает, так что не взыщи за неудобства. Кормят вкусно? Как тебе тут у нас? Уф, жарко! Я поначалу, когда только назначили, тоже чуть не расплавился. Ничего, скоро обвыкнешься, – обрушил он на меня громогласный поток слов. Я, конечно, понимал, что тут британский штаб, но зачем же так громко кричать на такие секретные темы?..

И все же в первую очередь меня встревожило не это.

– Простите, в каком смысле «дожидаться еще одного агента»?

– А, так предшественничек твой того. С концами канул. Даже до Пешавара не добрался. Растяпа оказался, а по нему и не скажешь, – загоготал Литтон.

Мелькнула мысль: а не из-за того ли он погиб, что кое-кто болтает направо и налево о своих агентах? Внезапно Литтон остановился так резко, что я в него врезался.

– Расскажи, что знаешь об Афганистане.

Я про себя усмехнулся: до чего скачет у человека мысль – не поспеешь. Похоже на невроз, но, с другой стороны, при таких обстоятельствах и в его положении это неудивительно. Мой собеседник снова бодрым шагом пустился по коридору, а я вызвал в памяти все, что узнал за последние два месяца, и заговорил ему вдогонку:

– Все началось в прошлом году с Русско-турецкой войны. Конфликт на почве восстаний в Боснии и Болгарии, который быстро эскалировал в полномасштабные боевые действия. В какой-то момент русские дошли аж до Константинополя. Война закончилась победой России, и её успех скрепил Сан-Стефанский мирный договор, но европейские державы встревожились расширением российских границ и в июле этого года провели Берлинский конгресс, в ходе которого Российскую империю вынудили отказаться от притязаний на Балканский полуостров. Западный фронт остановился, и тогда царь решил взамен усилить позиции в Средней Азии, двинувшись на юг. И отправил военному совету в Кабул подкрепление. Кабульский эмир Шир-Али отказался принять дипломатическую миссию из Великобритании. И теперь вы пытаетесь вскрыть закуклившийся Афганистан силой.

Индия, находящаяся во власти английской короны, с трех сторон защищена Гималаями, пустыней и Индийским океаном – это естественная крепость и опора Великобритании, и за укрепление ее границ ратовал ныне ушедший в отставку Гладстон. В свою очередь, новый премьер Дизраэли, ярый поборник агрессивной политики, видит спасение в динамическом равновесии сил. С учетом назначения на пост вице-короля Индии такого радикала, как Литтон, решение Шир-Али с трудом поддавалось политической логике. Верховный владыка содружества племен оступился на тонком канате и вот-вот с него сорвется.

– Большая игра! – размахивая руками, возбужденно подхватил Литтон. – Ватсон! Отвечай, почему во время Русско-турецкой войны при осаде Плевны русские потеряли больше двадцати тысяч солдат?

– Я слышал, дело в новых некрограммах… – ответил я, невольно вспоминая строгое лицо профессора Ван Хельсинга. Того самого, который параллельно с научными исследованиями работал на британскую разведку, составляя карты неизведанных земель, собирая слухи о войсках всех стран, да еще и разнюхивая причины возникновения того или иного военного учреждения. Это все рутина для шпиона, но он ведь и в научных изысканиях добился значительных результатов. Со временем я понял, что «Юниверсал Экспортс» – это не просто прикрытие для Аппарата Уолсингема. Они отправили противнику Российской империи новые некрограммы, тем самым сохранив наше преимущество и подорвав вражеские силы. В Уолсингеме действительно занимались экспортом.

Большая игра…

Британская империя играет в войну с Российской империей на большей части Евразии. Избегая по мере возможности прямого конфликта, обе страны свято блюдут свои интересы и вставляют палки в колеса противника. Пешки в этой игре – не войска. Государства устанавливают буферные зоны и бьют по рукам всякого, кто потянется сорвать сладкий плод, а порой, напротив, подстрекают его сорвать. Учинять беспорядки в других странах дешевле, чем содержать армию. Игроки – начальники разведок, которые распоряжаются своими агентами, и теперь я пополнил ряды разменных фигур. В этом смысле сам факт того, что мы вынуждены отправить в Афганистан войска, – признак неудачной диспозиции.

– Прекрасно, – кивнул Литтон, сворачивая в коридор, стены которого увивали паровые трубы. – А теперь объясни, почему Россия отступила, несмотря на то что православная святыня, Константинополь, уже маячила у них перед носом.

Такого вопроса я не ожидал. Какое-то время по коридору разносилось только эхо наших шагов, затем я осторожно предположил:

– Они слишком растянули войска, и европейцы все сильнее трепали им фланги. Улучив момент, они…

– Прекрасно, – повторил вице-король, снова меня перебив. – Понял, к информации о наутилусах у тебя доступа не было. Российская империя не могла проигнорировать три наутилуса, которые мы запустили в Средиземное море. Они не всплыли, конечно, но наделали шуму. Да уж, любит М шуточку отколоть! Отправляет человека в Афганистан и ничего ему не объясняет. Ну хорошо, а как насчет Крымских призраков?

Я силой воли удержался от вопроса про эти непонятные наутилусы и удивленно склонил голову набок, недоумевая, как это во мне до сих пор не закипела злоба по отношению к Литтону. Возможно, град его бессвязных вопросов слишком быстро ее тушил, но, быть может, на самом деле я осознавал, что таким образом он восполняет мои информационные пробелы.

– Крымских?

– Крымских. Право слово, что за задание в Уолсингеме придумали юнцу, который не знает даже таких элементарных фактов?! Или они так зубоскалят в ответ на мою критику по поводу их скрытности? Или намекают, что истинный джентльмен не станет вовсю трезвонить о своих подвигах? Или считают, что у меня слишком много времени? Это возмутительно! Я напишу ноту протеста!

Литтон без колебаний и сомнений летел сквозь хитросплетения коридоров вниз по лестницам, ныряя под старинные арки, и все больше распалялся.

– Так мы назвали отряд под предводительством безумных некроинженеров, который двадцать лет назад, в конце Крымской войны, сбежал из осажденного Севастополя. Знаешь, что они учудили? – Вице-король потряс в воздухе кулаком. – Перебрались через Черное море, засели в Трансильвании и со своими куклами основали там «автономный округ». Они натурально собирались производить мертвецов. К счастью, их инициативе помешали…

– …Ван Хельсинг и Джек Сьюард.

– Именно так. Секция Q в Уолсингеме тогда реквизировала некротехнологии, которые до сих пор хранятся в тайне. Это хорошо, что они не оставили официальных записей по этому поводу. Трансильванское дело до сих пор не раскрыто. Все пойманные некроинженеры оказались мелкими сошками.

Пока Литтон громко причитал, какие вокруг остолопы, мы дошли до огромной двери в конце коридора. Двустворчатой, с помпезными рельефами льва и единорога. Свет тускло блестел на ее массивной поверхности. Стальные створы на высоте роста Литтона поддерживались петлями размером с чемодан. Вице-король указательным и средним пальцами вытащил из нагрудного кармана металлическую перфокарту, сверкнувшую в темноте. Провел ее через считыватель сбоку от двери, и из-за стен до нас донеслось мощное шипение пара.

Массивные створы подались к нам, открывая лестницу столь широкую, что по ней могла пройти боевым строем целая рота. В центре утопающей в подземном мраке лестницы гладкая каменная кладка образовывала транспортировочный спуск, а вдоль стен вместо перил протянулся рельс.

– Добро пожаловать в сердце Бомбейского замка! – развел руками Литтон, будто приглашая меня спуститься в пучины ада.

II

За спуском ждала непроглядная тьма.

По стенам путеводной нитью горели газовые рожки, и в их мерцающем свете из мрака выныривал лес из вертикально стоящих гробов. Свет плясал на их серебристой поверхности чарующими переливами металлического блеска, как на японских лакированных безделушках. А инкрустированные в крышки золотистые месяцы навевали мысли о ночных волнах, в которых луна разбивается на тысячи осколков.

Катакомбы под Бомбейским замком распахнули свою пасть, простираясь насколько хватало моих глаз. Куда ни глянь – ровные ряды могил. От обычного кладбища это место отличалось тем, что из земли торчали не кресты или надгробные плиты, а сами гробы. С открытыми, между прочим, крышками, так что видно спящих внутри мертвецов. Хотя нет, «спящие» – не самое точное слово. Они мертвы и не дышат, но в любой момент готовы пробудиться от смерти и прийти в движение.

Сейчас, в конце века, даже само слово «умирать» означало уже не процесс перехода в небытие, но пребывание в продолжительном состоянии ожидания.

От гробов по каменному полу змеились испещренные разными пометками газовые трубы толщиной с руку и пучки из электрических кабелей. Тут и там висели таблички – по всей видимости, инструкции по эксплуатации, но смотрелись они как неуместно веселенькие розовые и желтые треугольные флажки. Могилы этих мертвецов кощунственными эпитафиями оскверняли каракули с шифрами – будто таблички к чучелам в музее. Поистине ни с чем не сравнимое и очень практичное равнодушие.

Вокруг голов и тел внутри гробов вились бесчисленные электроды и датчики, которые считывали жизненные показатели мертвеца. Впрочем, сюда, пожалуй, тоже вкралась лингвистическая путаница: эти так называемые «жизненные» показатели отражали только состояние материи. На посеревшую кожу чья-то небрежная рука нанесла рабочие отметки.

Пока я стоял столбом, Литтон практически пропел мне над ухом:

– «Вы – наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками; вы показываете собою, что вы – письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца»[11].

Вице-король картинно перекрестился.

Целый отряд мертвецов, которые только и ждут призыва. Возможно, лимб, подвешенный меж нашим земным миром и адом, похож на эти катакомбы – такое же тихое место. Или это чистилище? Я не слишком разбираюсь, в чем разница. Не допущенные ни в рай, ни в ад, эти мертвецы на веки вечные обречены зависнуть в сумраке.

Получается, подземелье Бомбейского замка оборудовано для работы с армейскими франкенштейнами. Одновременно здесь могут размещаться и обслуживаться не меньше двух тысяч солдат-мертвецов. Когда я услышал от своего собеседника это число, то обомлел, но Литтон сказал, что этого все равно недостаточно.