Орбитальная командировка

Там по периметру стояли стульчики, и он уселся на один, ожидая погрузки. Из скрытых динамиков шла трансляция какой-то старинной песни. «Это ж прошлый век», – догадался Андрей. «…Закатай меня в асфальт своей любви», – гнусаво, как тогда было модно, пел народный акын Макар. Хоть песня и была прошлого века, но Андрей нашёл эту метафору суперской. Это гораздо более ёмко и ближе к сути, чем глупое «поразить стрелою сердце» или тем более to fall in love. Ну или «вздёрни меня на виселице своей любви» ещё можно сказать. Или «расстреляй меня из пулемёта своей любви». Но это явно менее удачные варианты. Впрочем, в плане разрушительности любви для обычного человека это всё едино. Андрей это понял на собственном опыте, когда внюрился. Был в его жизни и такой эпизод – уже в зрелые годы. Ну как может нормальный мужчина выдержать сладкую пытку присылаемыми фотографиями в стиле «Нюра’s ню фор ю», скажите на милость? Стоп, эту тему лучше сегодня обходить стороной – Андрей усилием воли прогнал сладкое, но явно неуместное видение и переключился на внимательное изучение носков собственных ботинок.

Наконец позвали в ракету. Секьюрити с пустым лицом и в роскошном мундире, как у капитана викторианского фрегата, поводил по Андрею рамкой, немного брезгливо осмотрел содержимое карманов, попросил Андрея продемонстрировать в развёрнутом виде свой клетчатый носовой платок, потом взял его идентификационную карточку и некоторое время зачем-то списывал с неё разные коды в свой гроссбух. «Сервер грохнулся», – ответил он на незаданный, но логичный вопрос. Потом служащий попросил Андрея расписаться, что он прошёл предполётный инструктаж, после чего, уже порядком раздражённый этой бодягой, Андрей прошёл-таки в кессон. Там он выкурил последнюю сигарету (на станции не курят в принципе), пошарил глазами по комнате и увидел, как загорелся один из двух указателей, ведущих в расходящиеся тоннели. This way, please. Ага, понятно…

Сам выход за атмосферу и перелёт до орбитальной станции ничего особенного собой не представлял. Обычное дело. На самолёте летать куда интереснее – там хотя бы поесть дают. А тут просто сорок минут шума и вибрации. Потом всё стихло, была пара несильных рывков, какое-то лязганье, чпоканье, звуки прокачки воздуха и вот Андрей уже ступил в станционный кессон. Там было пусто и слегка пованивало, но Андрей не разбирался в природе кессонных запахов – может быть, здесь так и надо. Побродив в задумчивости, он прошёлся вдоль стенки, нашёл гостевой шкафчик, придирчиво поглядел, что там внутри, и только потом встал «под дезинфекцию» в санитарный блок. После этой, довольно утомительной, процедуры переоделся во всё станционное, скептически осмотрел себя в зеркале и пошёл искать свой запаянный контейнер с вещами. Его продезинфицировали ещё на Земле, там же залили в пластик и закинули в ракету. Андрей вообще-то не был уверен, что всё делает правильно, но спросить было не у кого. Как будто попал в фильм «Солярис». Одни пустые коридоры. Даже как-то стрёмно слегка…

Андрей ещё наводил на себя приличный вид в санитарном блоке, когда его коммуникатор в кармане пропикал, что пришло какое-то сообщение. Коммуникатор, как выяснилось, оказался пошустрее Андрея – уже нашёл внутристанционную сеть и подконнектился к ней, поэтому это вполне мог быть сигнал от кого-то из станционных людей. Так оно и оказалось. На экранчике пробежала строка: «Hello. This is the captain. Welcome to the station! Please use the cabin №26 for your stay. You can find the general stations guide and some additional instructions there. I will see you in my cabin №12 at 10 аm. Please, don’t be late. Thanks». Андрей побродил по коридорам в поисках каюты №26. Как выяснилось, никакой последовательности в нумерации не было. За каютой №8 почему-то следовала каюта №3. И так вдоль всего коридора. Лёгкий запах шизофрении как будто витал в воздухе. В комбинации с пустыми коридорами это ощущение было довольно отчётливым.