Если мне хочешь сделать приятное, то, пожалуйста, будь веселой, но серьезной. Глубокий поклон Науму Зиновьевичу и Анне Ивановне, я им очень обязан.
Мои старушки пишут, что снова мама куда-то упала, и у нее что-то снова болит, что ты всем понравилась в квартире Лелькиной, но они все еще беспокоятся, как ты доехала.
Ну вот и все. До свидания, моя милая любимая жена. Скучаю и целую – Я.
22 апреля. От жены.
Юрушка, милый, если бы ты знал, под какой аккомпанемент я занимаюсь. Сижу в библиотеке, а твой бэби толкается и вообще дает о себе знать. Вот и попробуй не отвлекаться. Кругом все такие серьезные, а мне смешно и посмеяться не с кем, тебя-то нет.
Готовлю первую половину 19 века Павловскому к 1 мая. Он вернулся со съезда воодушевленный, как всегда. Разговаривал там с Ильичевым и изложил ему причины, по которым он не хочет в Москву. Его оставили в покое и присвоили звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. Мы все его очень любим, и он нас, кажется, тоже. Нахвалил Ревалда, я просмотрела его, так что ты не высылай. Пусть будет в Хабаровске, в знак моего возвращения туда.
Ты у меня страшно мил, купил такую книжку. Может быть, тебе нужно что-нибудь по автомобилям? Хочешь – пришлю, теплотехник ты мой. Ну дунь на меня теплом, чтобы я почувствовала.
Юронька, я у тебя еще совсем не страшная, и ты не представляй меня в ужасных красках и… формах.
У вас ведь тепло. В чем ты ходишь? Юрочка, нужно твой плащ отдать в чистку…
Мне-то сейчас хорошо. И совсем-совсем не тошнит. Просто чудо. Нужно заниматься. Пока, милый мой, роднуша. Целую тебя нежно-пренежно. Ира.
23.04.63.
Юра, сегодня вторник, а от тебя ничего нет. Нужно же меня поддерживать в моих занятиях, дорогой.
Вчера вечером Павловский преподнес великолепную лекцию по Сурикову, именно доказал его величие среди всех исторических живописцев Европы. Не лекция, а сплошное философское исследование эстетики художника. Просто аплодировать хотелось.
Пиши мне, родной, скорей. И.
27.04.63.
Юрушка, дорогой. Сегодня получили твою посылку. От всех тебе большое спасибо. Только совершенно напрасно ты теряешь на все это время, если у тебя его нет. Написал бы лучше письмо, мне это гораздо нужнее, чем рыба.
Поздравляю всех с праздником. Вы там, конечно, будете пить, а я здесь не буду. Повеселитесь и за меня.
Ваша Ира.
P.S. Я занимаюсь. Сдала зачет по французскому. На днях сдаю русское искусство 19 века.
24.06.63.
Юрушка, я умираю от этой жары. У нас температура выше 30 градусов. Скорей приезжай, и мы с тобой умчимся куда-нибудь в лес. Если ты задержишься еще немножко, я не переживу, ты не застанешь меня в живых.
Мне очень тяжело в последнее время, от экзаменов, которые сдавать нет сил, от этого постоянного нервного напряжения, от отсутствия тебя, от физической тяжести, от жары, от предстоящей полной неизвестности, сулящей мне мало хорошего.
Юрочка, перед отъездом ничего не стирай, ничего не покупай. Обязательно дай телеграмму. Может, я и не смогу встретить, но все равно буду ждать и знать.
Больше писать не буду, буду только ждать.
Привет всем-всем, пусть заглядывают к нам в гости.
Целую тебя крепко. Ты должен приехать с хорошим настроением, чтоб моя хандра моментально исчезла.
Родился сын 23 августа 1963 года. Из роддома встретил папа – Митюшин Юрий Павлович.
6.09.63
Милый мой, сейчас 8 часов вечера. Ты улетел сегодня утром и по идее должен быть уже в Хабаровске. Как он встретил тебя, наш Хабаровск, такой далекий отсюда, что просто страшно становится за наши с тобой жизни, разделенные таким расстоянием. Юра, я плачу и ничего не могу с собой поделать. Ты так далеко. Сын наш близко, но он тоже плачет, и я не могу сдержаться от жалости к нему, к себе, ко всем. И тебя почему-то жалко, хоть ты и не разрешаешь мне так к тебе относиться.
Юрочка, я не могу больше так жить. Зачем ты мучаешь меня этими расстояниями, письмами. Теперь еще ребенок, с которым так трудно, и снова нет тебя. Он действительно связывает ужасно. Уже сегодня мне кажется дикой мысль о том, например, чтобы сходить в кино. Дорогой мой, я не жалуюсь. Просто без тебя все это приобретает трагический оттенок. Мне бы хотелось жить полноценней, и я уверена, что это было бы лучше для нас обоих. А если один из нас будет приносить жертвы для другого (может быть, жертвы – не то слово), то от этого проиграем тоже оба.
Юронька, прости меня. О жертвах ни к чему. Я заговорилась. Я тебя очень, очень люблю, и тут не может быть никаких жертв.
Твоя жена – жалкая пессимистка, всегда была и осталась. Напиши мне что-нибудь бодрое.
Умоляю тебя только об одном: если там, в Хабаровске, что-нибудь не так, приезжай немедленно сюда. Не раздумывай.
Не могу без тебя жить. Началась осень. По утрам (в 6 часов, когда я кормлю твоего парня) белый туман кажется выпавшим снегом. Как страшно думать о зиме, как не хочется ее.
Напиши, родной, как себя чувствуешь в Хабаровске, как там все. Надо бы позвонить Агнессе. Скажи ей о нашем сыне, скажи, что не пишу потому, что не знаю, что писать, потому что не принадлежу себе, потому что очень потеряна, потеряна давно и не знаю, когда выйду из этого состояния.
Единственная моя отрада – любовь – не балует меня, а приносит только, может, и благородное, но страдание, которое парализует меня во всех остальных человеческих деяниях.
Схожу сегодня в университет хоть на часок вечером, может, настроение поднимется. Но это маловероятно.
Любимый, не огорчайся из-за моего письма. Напиши мне скорей обо всем.
Мы с сыном целуем тебя крепко и желаем тебе всяких удач. Только вспоминай о нас почаще.
Привет от меня твоим ребятам.
7.09.63.
Милая девочка, Иринушка, дорогая. Как ты там, что ты там? Как парень, что с ним?
Сейчас сидим, выпили, и Тазиков исполняет свой гитарный репертуар. Все складывается вокруг меня хорошо. Обещают всех семейных выселить из общежития в новый дом. Шеф предлагает мне дополнительную работу, будет платить, так что мы с тобой заживем.
Здесь стоит жара. Агнесса говорит, что держит место для тебя, где-то, зачем-то. Иронька, высылаю тебе паспорт, чтобы зарегистрировать парня. Ты побыстрей зарегистрируй и сразу вышли ко мне. Хорошо?
Мы завтра с Эдиком пойдем в тайгу. Я начал хозяйничать, вчера варил гороховый суп, сегодня купил картошки. Только по тебе скучаю. Амур-прелесть, рыбаки, и снова очень много солнца и жары. А ночью уйма кузнечиков под окном и в траве.
Как парень и как ты с ним мучаешься? Все, милая. Пиши. Очень жду. Привет Анне Ивановне и Науму Зиновьевичу.
В сентябре мужа призвали на военную переподготовку в г. Омск, в Танковое училище. Наступило еще одно испытание для молодой семьи.
Далее – письма из Омска.
14.09.63.
Здравствуйте, моя милая семейка. Иринушка, я прочитал твое письмо. Смотрю, ты почти испугалась Хабаровска и т. д. Но, если бы ты была здесь, все выглядело бы не так грустно. Но, видно, парень наш требует многого, и я решился поехать в Свердловск. Но не тут-то было. Меня взяли в военкомате и направляют на переподготовку на три месяца (90 суток) в Омск, а оттуда дадут бумагу, что я еду в Свердловск. Вот как все вышло грустно. Сказали – служить надо, дело государственное и т. д. Получите повестку, не явитесь – согласно закону под суд. Я пробовал отлаяться, но бесполезно. Я плюнул, все же это ближе к дому… В конце концов, мы встретимся в Свердловске. Я очень хочу к вам, к тебе особенно, только к тебе.
Все собрал, т. е. запаковал в 4 чемодана и повезу с собой. Вам пошлю 2 посылки с книгами и твоим туалетом. И еще книги отправлю малой скоростью. Мелочи житейские раздарил. Оставил кучу поручений Галке и Тазикову. Он называет меня Сусаниным и т. п. Обзывает, шутя, конечно. Камеру пока не принимают в комиссионку. Но мы договорились сегодня сдать пальто осеннее. Галка сдаст в химчистку и в комиссионку, деньги направит в вуз на покрытие долгов за кредит, чтобы я был свободен после службы. Подаю заявление об уходе. Галка оббегает обходную и т. д. Из друзей здесь ни Коли (на путине), ни Боба. Влад с Таней живы-здоровы. Вот, собственно, все самое интересное.
Твой муж названный – (подпись)
Завтра, часа в 2 ночи, поеду.
Милая моя девочка! Иринушка! Я один в купе, немного грустно, и я зауныло пою, что жить без любви, быть может, можно, но как на свете без тебя прожить?
Даже развеселился чуть-чуть, за окном пасмурно, сопки изжились – стали волнами небольшими. Днем было веселее, т. к. очень живописные, крутые полные леса, глубоких ущелий сопки с изредка притаившимися деревушками под черно-серыми крышами и с одним возвышающимся вызывающе зданием а-ля церковь. 6.510–5.480 км.
(Рисунок) Если бы мы жили здесь, я бы снабжал тебя медвежатиной свежей, рыбой из Шилки, грибами, ягодами, птицей. Но, видно, мы с тобой и помрем у мамы на руках. Ничего, это все ерунда, т. к. я тебя очень люблю и еду к тебе. Правда, по теории относительности, чем больше любовь и стремление, тем больше сопротивлений. Чем ближе-тем дальше. Но, думаю, это последнее, что нас с тобой мучает сильно. Я думаю, моя любовь сбережет тебя от трудностей, думаю, что ты достойна этого, но вспоминаю, что тебе все время выпадали солененькие слезы да прощанья, так даже совестно. Милая моя девочка, я прижимаю твою головку и целую в твои мокренькие глазки. Ведь ты не плачешь? Будь стойкой, только люби меня! Тогда ты будешь без морщин и сама прелесть с тонкой талией (тьфу-тьфу), рядом с обветренным и облизанным морозом советским защитником моей подружки и нашего парня. Как парень, очень он тебя беспокоит, слушается ли? Скажи ему, что когда папа приедет, то купит ему горшочек эмалированный с ручкой и крышкой.
Навалил на тебя забот и уехал, тоже фрукт, но ты не отчаивайся. Самое ценное, если ты будешь хорошо учиться. Когда я приеду к 20 декабря, как говорил Наум Зиновьевич, мама твоя будет сидеть дома, а мы работать. Так что тоже подыскивай пока себе работу. Я думаю, что с Хабаровском все обойдется благополучно, как мне обещали. Мне только грустно, что так долго без тебя, а я очень тебя люблю, очень. Только ты пиши мне, как получишь точный адрес.
Вагон наш замолкает, даже пьяные матросы все меньше матюкаются. Познакомился с одним дядькой лет под 40, по национальности – что-то с нижнего Амура, работал в лагерях. Все знакомое по «Ивану Денисовичу», Коле и т. д. Интересно.
Милая девочка, как мои родители и как парня зарегистрировала, получила или нет свидетельство, что у тебя «получился» брак? Напиши мне.
11. 09. 63.
Добрый день, моя милая девочка, мой парень. Пишет вам ваш папа – офицер нашей славной победоносной армии.
…Прослушал я, как вести себя, и стали меня переодевать, мыть и т. д. Отругал старший лейтенант за погоны и нелепый вид пилотки… Поселили нас в казарме с большими окнами. Я во втором отделении. Получил ХБ (хлопчатобумажные брюки и гимнастерку), погоны, сапоги, суконное одеяло, белые простыни и наволочку. Угол готов. Подшил воротничок – я солдат. Смешной только.
…Только ноет сердце, как тебя вспоминаю. Парень еще не мой, только в последний день, когда он очень плакал, мне было не по себе. Я только о тебе скучаю… Со мной только боль от этого, ты – боль моя и грусть. Но ты, пожалуйста, не обращай внимания на мое хныканье, его не перепрыгнешь, а ты лучше занимайся парнем да учись.
Сегодня первый день занятий. Забавно и все по форме. Мне пока все известно и даже больше. В нашем взводе я один с вузовским образованием, и меня облекли доверием – я писарь нашего взвода. Веду журнал и записываю всякие фамилии, такой усердный, что выскочил за ворота без пилотки и обратно пришлось нестись за ней и т. д. Говорили с генералом, грубость и упрямство получилось…
Ладно, больше писать не буду. Люблю вас. Пиши мне быстрее. Привет твоим и моим родным. Я.
14.09.1963.
Родной мой Юрушка, ну ты не отчаивайся очень. Что касается меня, то я даже успокоилась немножко. Во-первых, ты будешь всего в сутках езды от Свердловска – это очень успокаивает (вот, видишь, какая я стала рассудочная). И потом, я воспринимаю это как суровую необходимость, которая могла тебя застать и здесь. Может быть, военный быт и очень заполненные дни отвлекут тебя, может быть, там будут интересные люди, появятся знакомства, друзья.
А мы тем временем поправимся. И я, и твой сын встретим тебя здоровыми, бодрыми, взрослыми, соображающими, может быть, кое-что и любить будем в сто раз сильней.
А сейчас наш Игоречек, по словам моей мамы, «такой маленький, а жить никому не дает». Ночи напролет мы с мамой его ублажаем, уговариваем пощадить нас, меняем ему пеленки, грелки, соски, поим его, моем, под утро передаем его моему папе и ложимся спать. Папа прижимает его к своему животу (женской грудью твоего сына уже не соблазнишь) и напевает ему что-то как мужчина мужчине. Наконец, наш Боженька засыпает то ли от послушания, то ли от собственной усталости.
Все разговоры в доме сводятся к одному: покакал он или еще нет. От этого зависит покой всех. Моя мама щадит по возможности меня по ночам, т. к. очень любит своего внука, но втихомолку не перестает мечтать о том, когда она наконец сможет приготовить вкусный суп с помидоркой.
Так мы и живем, хоть в университете все страшно восхитились мной (главным образом тем, как я успела все так быстро), много поздравляли и вчера преподнесли цветы. Я уж молчу о своих трудностях, чтобы не снизить героического накала.
15.09.63. От жены
Получила свидетельство. Трогательно, конечно. Но сына твоего еще некогда зарегистрировать. Папа мой тоже очень привязался к нему и купил внуку фешенебельную коляску, состоящую из двух – зимней и летней. Но Игорек и тут не оценил. Теперь мы воображаем во дворе со своей голубой машиной и продолжаем позорно реветь.
Мне пришло в голову занять очередь в ясли. Завтра же пойду, все разузнаю. Что сделать для тебя, дружочек? Выслать ли тебе фотоаппарат? Бритву? Какая там у вас жизнь? Бывают ли свободные дни?
22 сентября.
Родной мой ненаглядный муж, вот тебе мои успехи:
Зарегистрировала вчера сына. Нарекли его Митюшиным Игорем, внесли в мой паспорт, внесут и в твой.
Побывала один раз в Белинке (в публичной библиотеке), замечательно позанималась четыре часа на свежую-пресвежую от наук голову.
Хотела еще один вечерок позаниматься, да соблазнилась кинофильмом «Я буду танцевать» о Махмуде Эсамбаеве. Жаль только, что смотрела одна, переполненная чувствами. Посмотрел бы ты этот фильм.
В университете все по-прежнему хорошо и по-прежнему хочется учиться. Агнессе я писала и получила от нее письмо, которым она меня свела с ума. Посылаю тебе его без комментариев.
(Письмо было с приглашением приехать работать в Хабаровск в Художественном Фонде, специально держали место.)
Еще Вера Витязева мне написала из Ленинграда. Она там учится, но все пришлось начать с начала. И снова меня потянуло к культуре, к искусству, к цивилизации. Я у тебя ужасно шатающийся элемент. Верно, от глупости. Будь хоть ты у меня столбиком, опорой.
Всегда любила осени. А нынче тяжело. Очень темные, дождливые вечера без тебя. Когда бываю в университете, отвлекаюсь ненадолго от своей семьи – сына. Но жалко маму. Она устает на работе, да еще вечером без меня ей здорово достается. Мальчик нервный и беспокойный. У него еще, кажется, грыжа пупочная – это очень болезненно для него.
Сегодня приехала твоя мама. И сразу зацеловала внука. Я запрещаю, она не слушается. Колдовала, заговаривала его грыжу.
Внешне она выглядит очень бодро, как всегда. Побудет только недельку, т. к. ей там, конечно, нужно капусту солить. У Лели нога распухла, она не приехала (Леля-тетя, вторая мама Юрия, своей семьи у нее не было).
Юрушка мой, ты напиши на Хабаровск, 35, чтобы тебе выслали оттуда твою корреспонденцию. Там лежит мое письмо и телеграфный перевод твоей мамы – 10 рублей.
Любимый, мне ведь без тебя очень тяжело и физически, и морально.
В адрес парня все еще поступают подарки в виде всяких ползунков и нагрудничков. Герман взял пленку. Напиши мне, родной, обо всем. Идет дождь. Люблю тебя очень. Но во сне мне снится крик – Игорев клич. Твоя Ира.
Очень, очень жду твоих писем. И тоскую очень. И.
P.S.
Юронька, вот я и пришла немного в себя от письма Агнессы.
Очень ли тебя огорчает наша будущая жизнь в Свердловске? Не будем огорчаться, нам здесь не будет плохо. И это не навсегда. Ведь я не домосед. В прошлом году я мечтала не только о Хабаровске, мечтала о Камчатке, о многом. У нас с тобой еще много впереди. Будет только интересней и более зрело. Наш сын подрастет здесь, я кончу учебу, что-нибудь сделаешь ты, а потом перед нами все. Главное, когда мы вместе, для нас все хорошо. Мы еще поездим, побродим – посмотрим мир. И сын у нас будет расти, свой, собственный.
Уже ночь. Купали мальчика. На кухне. Твоей маме все не так. Завтра буду их всех фотографировать. Еще не пробовала без тебя… Спокойно ночи, любимый мой. Целую – Ира.
23.09.63. От мужа.
Миленькая моя! Моя хорошенькая толстушечка! Я еще от тебя не получил ни одного письма, а так хочу тебя почувствовать. Пристаю к прохожим со своими горестями и начинаю немного о тебе рассказывать: какая ты у меня бываешь умная и хорошая, даже на душе светлей.
Я сдружился с капитаном, начальником взвода, который уже прошел войну и много шляется по жизни. Он из Душанбе. Огромный лоб с лысиной на макушке и нос горбинкой. Умный и развитый дядька. Сегодня мы с ним гуляли по городу. Наше училище почти в центре. Город приличный, с центральными широкими улицами, большими домами, и очень много зелени кругом, парковые лужайки, где сходятся улицы, с фонтанами, очень хороший город. Старые улицы дореволюционной застройки, небольшие изящные домики, как в Свердловске. На улице людно и шумно, и не мог я, конечно, не встретить знакомых. Встретил Славика Савчица, Вовки моего из Златоуста брата, который там рядом что-то монтирует. Вот смех! Договорились встретиться в ту субботу, т. к. меня только в субботу и в воскресенье отпускают.
Вчера до вечера ходил по городу и все, как выпущенный из застенка, смотрел на разноцветных людей. Но больше всех я люблю тебя. Я пошел читать. Иринушка, у меня к тебе просьба, пожалуйста, относись с уважением к мужу (Ефремов «Лезвие бритвы», «Нева», № 6,7,8… Вчера вечером два раза смотрел «Я буду танцевать», а сегодня умудрился – «Иоланту» в нашем клубе).
Сегодня ходили с Георгием Марковичем по Омску, знакомились еще, были на Иртыше. Погода здесь отличная, по Иртышу у пляжа юлят взад и вперед парусники… А сейчас я сижу перед зеркалом и любуюсь своей физиономией в погонах и очках, с залысинами, и грущу тобой, милая моя женушка. Вопю: пиши мне. 2 часа, 10 мин. 23.9.63
Милая Иринушка! Сейчас все спят. Я дневальный. Уже около 2-х ночи. Я один бодрствую, и ты со мной, и никто не мешает мне быть с тобой, моей любимой девочкой.! Целую!
25.09.63.
Милая моя девочка, голубушка моя. Как я тебя люблю. Видишь, я научился писать и писать про любовь, хотя это мне не привычно, но как-то не могу удержаться. У нас много старичков, и они как-то тихо, скромно относятся к своим женам. Молодые украдкой пишут и меньше говорят. Я, как только освобождаюсь, сразу о тебе вспоминаю, и хочется тебе написать и поговорить. Я лежу обычно после обеда на койке, а в окно видно пасмурное небо и деревья какие-то длинные и тонкие с холодными серыми листьями. Окна большие, узкие и высокие. И я вспоминаю тебя. Над нашей казармой взлетная трасса, и когда очень сильно ударит звук реактивных, я вспоминаю тебя почему-то… А когда я занят, т. е. учимся, не успеваю думать ни о тебе, ни об осени. Это даже здорово, что не все время мучаюсь тобой. Это не только солдатская скука на чужбине, как обычно бывает, это больше. Я ни о ком не вспоминаю с болью, как-то так, что самого немного жалко. Я бы больше написал про грусть, но ты у меня дурная, скуксишься и будет тебе плохо. Ладно, так переживу.
У нас здесь так, что я ожидал худшего. Одели в ХБ и дали теплое нижнее белье, которое лежит у меня под подушкой, т. к. мне жарко в нем. Кормят три раза и очень отменно. Сегодня и каждый раз: в 7–30 каша, масла гр.50, чай, сельдь, 2–30 – суп, каша, компот, в 7–30 веч. – каша, рыба, чай. Я объедаюсь, давно так не ел, разве только у вас да дома. На субботу и воскресенье уже получил увольнительную, схожу – проверю, как мои чемоданы (4) лежат на вокзале в камере, поброжу по городу, посмотрю Омск. Времени у нас свободного достаточно, так что я даже кое-что читаю, бреюсь и вообще – положительный. Только вечером смотрю на тебя и скучаю. У нас радуются, что осталось меньше 90 суток. В казарме у нас чисто, есть даже телевизор, много книг и картежников. Жизнь эта очень нормальная была бы для учебы, если бы еще тебя ко мне. Меня даже радует, когда по асфальту дробный, мощный шаг колонны, и меня даже не возмущают брюки (вид сзади), которые почему-то раньше напоминали лошадей.
Иринушка моя, письма тебе, наверное, не нравятся, так как они сухи и без юмора. Но что-то юмору нету и время берегу для книг. А тебе хочу все написать, чтобы ты чувствовала все вокруг меня, и какие люди… Ты бы поудивлялась, поисправляла полковников, которые смешно выражаются и смешно говорят. Другие спрашивают примитивно и строго, от и до. А есть серьезный один такой, и весь движение, и темперамент, увлекается… дорого ему стоят лекции, но так как он серьезный и член партии, и сознательно настаивает на всех армейских шутках, то это даже хорошо. Наш шеф очень даже служивый, но хитрый и – буфер между нами и всем остальным миром, и очень даже считается с нами, т. к. мы – офицеры. И обращается с нами зачастую не «встать, смирно!», а «товарищи офицеры!» Вот.
А я тебя люблю, и ты мне поэтому дорога, и ужасаюсь, если вдруг война или что-нибудь… Ведь это не имеет права, т. к. нечестно, нельзя так, т. к. ты – самая вещная ценность, и нельзя отнимать молоко у грудного…
А как мой ребенок, что он говорит, ходит ли на горшок, и что с ним делали мои бабушки, мамы? Когда наконец ты мне напишешь? Как не стыдно? Пиши мне чаще. Напиши про моих. Что они думают, как живы? Как Анна Ивановна и Наум Зиновьевич, как они ругаются и что говорят про твоего мужа? Вот. Все. 1000 раз целую тебя, моя милая. Я.
29.09. 63. От мужа.
Моему парню уже целый месяц! Интересно и любопытно, как он ведет себя и какие качества выработала моя милая жена. Надо много такта между сознанием ответственности перед Человеком и инстинктом материнства, любовью к парню и стремлением защитить, и необходимостью приводить в соответствие с требованием общественной жизни, в которой ему придется жить и проклинать своих родителей или благодарить их.
Но ведь ты у меня способная и умная девочка, и я тебя люблю, и парень тоже должен тебя любить и слушаться. Кроме того, он должен впитывать с молоком твоим лекции Павловского и любить музыку. Ему уже надо давать сеансы музыки – как ты думаешь? Как все молодые родители я бы хотел, чтобы наш парень был умнее и способнее всех. Но ум даже, уж про способности не говорю, делают! Тренируют! Если мы знаем, но уже ленивые и старые, то потребовать-то легче. Но это все ерунда, т. к. я-то тебя люблю, и поэтому можно тебе все оставить до моего приезда. Ты бы главное – училась у меня, т. к. ты еще глупенькая, и я вынужден тебя еще больше любить в потенциале, когда ты разовьешь свои внутренние способности. Есть у тебя такие? И я буду целовать в каждую такую способность, т. к. они будут большие.
Напиши про свои дела и как ты отдыхаешь? Иринушка, что нового у вас, что мои родные, что твои? Я же ем до невозможности, а дальше утром делаем зарядку, и приеду к тебе закаленным и сильным. Научился ходить в строю, и вообще становлюсь умным, т. к. мы каждый день учимся по 6 часов.
Иринушка, я очень соскучился по тебе. Ничего, осталось меньше, чем 12 недель. На октябрьские праздники я дневалю с 6 на 7 ноября.
Наконец я получил твое письмо, но на мой-то крик это отписка. Где ты, милая? С парнем ты или еще где? 4 дня после я не мог закончить это письмо, да и сейчас не могу, поэтому пока. Я.