Принцип аллигатора
Порыв ветра просочился через старые оконные рамы, и закачалось жалюзи. Мне стало холодно и неуютно в этом кабинете, в котором, словно наглые бродяги, запросто гуляли сквозняки. Я вырвал письмо из скоросшивателя и пошел в соседнюю комнату. Благодаря отсутствию окон там сейчас было уютнее. Диван, журнальный столик, искусственная пальма с напольным кашпо. На одной стене – картина с изображением скользящей по морю яхты. На другой – карта района. В углу – пузатый самовар. Если бы я не утолился вином, то обязательно махнул бы пару чашек чая с ароматными травами, которые собирала в горах Ирэн.
Я сел на диван, зажег торшер и склонился над письмом.
"Уважаемая милиция! Вам пишет ученица десятого класса школы № 1 поселка Кажма. Мое терпение подходит к концу. Я так жить больше не могу. Прошу вас что-нибудь сделать. Физрук отравляет мое существование. Он душит меня, как осьминог. Я ему уже сто раз говорила, что не могу ответить ему положительными чувствами, но он не хочет меня слушать и продолжает меня сексуально домогаться. Будет большая беда, чует мое сердце. А все потому, что у меня есть парень, и он ревнует. Человек в таком состоянии способен потерять голову. И физрук тоже может нанести ответный удар. Я его хорошо знаю, он ни перед чем не остановится. И угрожает мне, говорит, что если я расскажу родителям, то моему парню будет хреново. Я умышленно не называю своего имени. Думаю, что вы и без меня сами разберетесь во всей этой истории. Только не показывайте физруку это письмо, а то он сразу догадается, кто его написал. Не подумайте, что я боюсь. Просто мне не хочется подвергать себя ненужному риску. Извините, что плохо пропечатались буквы. Лента у принтера совсем старая, а учителям до этого нет никакого дела, уже год поменять не могут. С уважением – Вера Ш. (P.S. Подписалась вымышленным именем!!!)"
Я оторвался от текста и сделал глубокий вздох. Бедный Лешка! И ради чего он поехал в проклятую Кажму? Наивные переживания какой-то глупой школьницы не стоят не только внимания милиции, но даже нашей конторы. В лучшем случае, с этим любовным треугольником должен разобраться педсовет. Да что там разбираться? Эта "Вера" наверняка уже забыла о том, что отправила в милицию письмо! Девичьи страдания – все равно, что майская гроза: ночью прогремит, прольет, а на утро растает и бесследно испарится в солнечных лучах. Скольких парней она уже поменяла? Одного? Двух? И ухаживания какого учителя ей теперь мерещатся?
В общем, как я и ожидал, анонимка представляла собой типичную подростковую истерику в письменном виде, содержание которой сама авторша уже наверняка забыла. Ничего интригующего или угрожающего я в письме не нашел. Обидно, что из-за этой пустышки погиб человек.
Откинувшись на спинку кресла, я скомкал письмо, положил его в пепельницу и поднес к нему пламя зажигалки. "Вот так должен был поступить Сергеич, вынув его из конверта, а не передавать нам", – подумал я, испытывая чувство горечи и досады.
– Сергеич, можешь не сомневаться. Я в самом деле сжег это письмо, – сказал я в телефонную трубку. – Но скажи мне правду: ты его читал?
– Какая разница? – буркнул Сергеич.
– Оно не стоило того, чтобы с ним разбираться. Девичьи сопли.
– Не трави душу, умник! – взмолился Сергеич. – Что ты еще хочешь мне сказать?
– Я хочу, чтобы мы с тобой достойно похоронили Лешку. У него нет ни жены, ни родителей. Эта обязанность висит на нас.
– Хорошо, я тебе дам денег. Тысячи хватит?
Я скрипнул зубами.
– Мне не нужны твои деньги, Сергеич. Позвони в морг и автосервис, куда отволокли машину, и скажи, что я подъеду за вещами. Чтобы мне там мозги не полоскали! Чтобы молча и быстро отдали все вещи, не требуя ни справок, ни удостоверений! Чтобы спросили только мою фамилию…
– Ладно, не кипятись! – оборвал меня Сергеич. – Позвоню… Ты что, выпил?
– А ты разве еще нет?
– Да стакан водяры вылакал, но не в одном глазу… Ты не думай, мне тоже фигово. Что за радость на сердце это носить?
Я ходил по кабинету из угла в угол, и перед моими глазами плыли темные круги. Нельзя так раскисать, говорил я себе. Это все из-за погоды. Она отравляет душу и заливает ее чернотой. А в гибели Лешки моей вины нет. И Сергеич здесь не при чем. Прав он! Надо соблюдать скоростной режим и пристегиваться ремнем безопасности.
Я посмотрел на карту, прошел взглядом по берегу моря, затем взобрался на горную гряду и остановился на тонкой риске с подписью "Мокрый Перевал". Оттуда свернул в глубокое, поросшее лесом ущелье. Вот здесь, в двадцати километрах от Мокрого Перевала спряталась Кажма, обозначенная на карте маленьким белым кружком, похожим на муравьиную личинку. Если мне не изменяет память, когда-то это был закрытый научный городок, обслуживающий химический институт "Органикс". По слухам, там разрабатывали какие-то препараты для оборонки, а также медикаменты. Лет десять назад институт прикрыли. Персонал разбежался. В Кажме остались те, кому некуда было бежать.
Куртка еще не успела просохнуть, и в ней я почувствовал себя неуютно. Плохо, что в моем "жигуле" не работает отопитель, и придется ехать в холодной машине. Прежде чем погасить свет в коридоре и выйти из офиса, я еще раз взглянул на лужу. Она уже успела впитаться в ковролин и напоминала о себе лишь темным пятном.
Глава вторая. Нагар типа шлака
Я приподнял крышку диктофона и посмотрел на валик лентопротяжного механизма.
– А кассета где?
Молодой человек с длинным носом, похожим на отвислый кусочек мягкого теста, даже не поднял на меня глаза.
– Кассеты не было. Читайте акт, там все написано.
Он говорил так, как говорят с клиентами мобильных телефонов электронные диспетчеры. Я крутил в руках диктофон, с недоумением глядя в его пустое нутро. Лешка выпросил у меня эту дорогую игрушку перед отъездом в Кажму. Диктофон был маленький и легко умещался в нагрудном кармане. Именно это качество больше всего понравилось Лешке. Он был уверен, что сможет незаметно записать самые неожиданные признания людей, на основании которых потом можно будет запросто возбудить уголовные дела.
Я потряс диктофон перед ухом. Внешне он выглядел исправным, и его электрические потроха не бряцали, как в погремушке.
– Вы хорошо искали рядом с машиной? – спросил я.
Молодой человек скривил губы и вытер рукавом белого халата свой каплеобразный нос.
– Лично я ничего не искал, – ответил он занудливо. – Я принял и сдал – вот все мои дела. Расписывайтесь в получении и уходите. Это морг, гражданин, а не магазин.
Я хорошо помнил, что дал Лешке диктофон с кассетой. Конечно, он мог записать ее до конца и вынуть из диктофона. И спрятать, скажем, во внутреннем кармане куртки. Но дорожный патруль наверняка проверил карманы несчастного в первую очередь.
Мне стало немного не по себе, будто отчетливо осознавал, что меня обманывают, но никак не мог понять, в чем именно заключается обман. Юноша в белом халате начал нетерпеливо шмыгать носом и вздыхать. Я с щелчком закрыл крышку диктофона и кинул его в сумку. Юноша заметил мою рассеянность и снисходительно улыбнулся.
– Это ничего, – сказал он, намереваясь меня успокоить. – Многие вообще в обморок падают.
Я взял со стола часы с разорванным металлическим браслетом. Стекло было разбито, и его покрывали белые нити, напоминающие щупальца медузы. Маленькая стрелка остановилась между единицей и двойкой. Минутная соскочила с оси и застряла где-то между стеклом и циферблатом.
– Не идут, – пояснил юноша, упираясь в стол растопыренными пальцами, которые побелели от напряжения.
Я взял Лешкин мобильный телефон. Если бы не чехол, трубка рассыпалась бы в моих руках. От страшного удара она напоминала детали детского конструктора, упакованные в прозрачный полиэтиленовый пакетик.
– Вдребезги, – прокомментировал юноша.
По этим вещам я теперь мог судить о том, во что превратилось тело несчастного Лешки. Я опустился на стул. Колено мелко дрожало.
– Понимаю, – с чувством произнес юноша и посоветовал: – Постарайтесь дышать полной грудью и не задерживать дыхание.
Следом за раздробленным мобильником я положил в сумку расческу, электробритву с вилкой, которая была обмотана изолентой, обмылок в мыльнице и зубную щетку с растопыренной редкой щетинкой.
– Это тоже забирайте, – сказал юноша, придвигая ко мне последнее, что осталось из Лешкиных вещей – плоскогубцы.
Среди стандартного "командировочного" набора плоскогубцы смотрелись как инородное тело. Я взял их и стал рассматривать с таким видом, словно пытался угадать их предназначение. На пластиковой ручке каким-то горячим и острым предметом были выжжены инициалы: "Я.Н."
– Разве это его плоскогубцы?
– Их нашли рядом с трупом, – ответил юноша безапелляционно, словно обеспокоился, что я откажусь забирать последнюю вещь, принадлежащую погибшему.
– Только это и все? Может, были еще какие-нибудь инструменты?
– Может быть. Но их не нашли.
Я клацнул плоскогубцами перед самыми своими глазами. Из узкой металлической пасти инструмента вывалилась крохотная чешуйка засохшей зеленой краски. Лешкина "нива" тоже была зеленого цвета.
Плоскогубцы полетели в сумку. Я тупо смотрел на опустевший стол. Из Лешкиных вещей я не получил самого главного, из-за чего потом могут возникнуть проблемы. Дело в том, что Лешка поехал в Кажму с со своим служебным пистолетом. Куда он подевался? Хорошо, если милиция нашла его в покореженной “ниве” и вернула в оружейное хранилище. А если не нашла? Начнут искать оружие где только можно. Вызовут меня на допрос, станут выяснять, брал Лешка с собой в Кажму “макаров” или оставил его в офисе, и по этому поводу проведут в агентстве обыск. Короче, начнется головняк.
– Вам надо на свежий воздух, – сказал юноша, взглянув на меня.
Уже стемнело, когда я подъехал к автосервису. Это был обшитый ржавой жестью сарай с плоской крышей, на которой стоял черный кузов от "запорожца". В маленьком мутном окне сарая горел свет. Меня ждали.
Проехав между грудами покореженных деталей, я остановился у дверей, к которым была прибита табличка: "Сигнальте! Открыто всегда!" Прежде чем выйти из машины, я посигналил, но на это отреагировал только пес с желтой комковатой шерстью, вымазанной во многих местах в смазке. Радостно виляя хвостом, он подбежал ко мне, обнюхал мои ботинки, но почему-то сразу же утратил ко мне всякий интерес.
Дверь на тугой ржавой пружине открылась со скрипом. В помещениях с подобными дверями я всегда чувствуя себя неуютно. Мне кажется, что на голову обязательно должно что-то упасть. О причинах появления этого комплекса я никогда не задумывался, но, тем не менее, я невольно втянул голову в плечи и машинально кинул взгляд наверх.
– Вообще-то я еще не повесилась! – услышал я низкий женский голос, чуть размазанный эхом. – Куда вы смотрите? Здесь я!
Я посмотрел по сторонам. Сумрачная внутренность сарая была заполнена гидравлическими подъемниками, металлическими столами и машинами. Никого живого между грудами железа я не увидел.
– Господи! Да здесь же я! Куда вы смотрите! – звонко разнеслось по цеху. Казалось, что женщина говорит из пустой железной бочки.
Я совершенно растерялся, не понимая, куда надо смотреть. Наконец, я почувствовал, как мне на плечо легла ладонь. Я обернулся и прямо перед собой увидел скуластое и широконосое лицо немолодой женщины. Она была в ярко-оранжевом комбинезоне с надписью "Shell", из карманов которого торчали отвертки и ключи. Прическа у женщины была короткой, на сером лице совершенно отсутствовала косметика.
– Вы из милиции? – спросила она, глядя мне в глаза весело и нахально. – Я уже устала вас ждать. Что это вы так припозднились? У меня дома, между прочим, муж голодный. И дети…
Она повернулась и раскачивающейся походкой пошла вглубь цеха. Комбинезон совсем ей не шел. Особенно со спины. Она напоминала цирковую медведицу, идущую на задних лапах.
– Что ж это за муж, который не может сам себя накормить? – спросил я.
– Что вы! – громко возразила женщина. – Он у меня не из тех, которые умеют готовить. Ученый! Исследует экологию и прочие тонкие материи. А я готовлю. И гвозди забиваю. И машины ремонтирую… Вот, любуйтесь!
Она остановилась у зеленой "нивы" с выбитыми стеклами и смятым в гармошку передком, повернулась ко мне лицом и положила руку на крышу, словно была скульптором и представляла мне свою новую работу.
Мне стало горячо в груди. Несколько секунд я неподвижно стоял у разбитой машины, будто у гроба с телом Лешки, мысленно прощаясь с ним. Сколько раз я ездил с ним на этой машине! Сколько раз за минувшее лето мы гоняли на этой "ниве" по диким пляжам!
– Вы спрашивайте! – прервала затянувшееся молчание женщина. – Что вас интересует?
Я сделал шаг и заглянул в оконный проем. Двигатель своей массой разворотил перегородку под панелью так, что деформировалось пассажирское сидение. Водительское осталось целым. Если бы Лешка не вылетел через лобовое стекло, то мог бы уцелеть.
Под моими ногами хрустнули осколки стекла. Я чувствовал на себе пытливый взгляд женщины, но не мог поднять на нее глаза. Мне казалось, что она сразу же догадается о моих чувствах, а я почему-то стыдился их.
– Как это случилось? – спросил я глухим голосом.
– Заклинило двигатель и заблокировало колеса. Резкое торможение, занос на обледеневшем асфальте и лобовой удар в бетонный бордюр… Если бы он успел выжать сцепление, то ничего бы не было… Но, видимо, все произошло в одно мгновение.
– А почему заклинило двигатель?
Женщина вздохнула, подошла к металлическому столу и, взяв черный от нагара поршень, тотчас снова кинула его на стол. Грохот показался мне просто невыносимым. Женщина, привыкшая работать с металлом и битыми машинами, не понимала, что шуметь в этой обстановке не следовало бы. Интересно, а как она ведет себя со своим мужем?
– Честно говоря, я не могу точно сказать, что случилось, – сказала она с хорошо заметными нотками агрессивности. Так обычно ведут себя опытные специалисты, когда чувствуют, что их профессионализм может попасть под сомнение. – Ничего подобного я еще не видела. Посмотрите на кольца поршня. Видите этот нагар? Я его зубилом сколоть не могла. Твердый, как железо!
Я подошел к столу и склонился над поршнем. В цехе катастрофически не хватало света, и все же я разглядел пенистое черное образование, застывшее на маслосъемных кольцах. Оно чем-то напоминало комок пористого шлака. Я провел по нему пальцем. Поверхность на ощупь была похожа на пемзу.
– Откуда это?
Женщина взяла у меня из рук поршень и стала рассматривать его с таким вниманием и интересом, словно видела впервые.
– Надеюсь, вы знаете устройство двигателя внутреннего сгорания? Так вот представьте, как в цилиндры поступает масло. Оно заполняет все вокруг поршня, когда тот движется вверх, после чего снимается кольцами. Вот именно этими кольцами…
Она постучала пальцем по шлаку и с многозначительным видом посмотрела на меня. Я понял, что она ждет, когда я сам сделаю вывод.
– Никогда не мог подумать, что от масла может образоваться такой нагар, – признался я.
– Вот-вот, – произнесла женщина и щелкнула по шлаку ногтем. – Конечно, это не масло.
– А что? – немедленно спросил я.
Она отвела взгляд и пожала плечами.
– Что-то углеродное… Вы не пытайте меня. Я повторяю, что за всю свою многолетнюю практику ничего подобного я не видела… Может, это какое-нибудь "левое" синтетическое масло, которое при разогреве дало такую необыкновенную реакцию.
– "Левое" масло?
– Ну, да! – неуверенно ответила женщина, разглядывая поршень со всех сторон. – Хотя… хотя в это трудно поверить… Это какое же оно должно быть "левым", какое же оно должно быть "левым", чтобы оставить такой нагар!
Она вынула из кармана отвертку и попыталась расковырять шлак.
– Что-то стекловидное… Хрупкое, но в то же время очень твердое… Возможно, что эта гадость попала в цилиндры вместе с нормальным маслом, а потом резко увеличилась в объеме и застыла. Поршень буквально увяз в ней, как в смоле.
– Что же это за гадость? – донимал я.
– Да я могу ошибаться, дорогой мой! – взмолилась женщина и снова кинула поршень на стол. – Может, это какая-нибудь краска! Может, герметик. Да мало ли какое инородное вещество может попасть в систему смазки!
– Но вы же проводили экспертизу! Вы должны знать точно, что это за вещество!
– Правильно, – ответила женщина с вызовом и подбоченилась. – Я провела экспертизу и выяснила причину аварии. И доложила об этом в ГАИ. Могу повторить свой вывод! Это непредвиденная блокировка ведущих колес, возникшая в результате заклинивания поршней из-за избыточного количества продуктов сгоревшего масла. Вот и все, дорогой мой! Нечего на меня бочку катить!
Я смотрел на поршень, лежащий на столе, и сердце мое учащенно билось.
– Вы понимаете… – пробормотал я. – Если бы Лешка просто катался по набережной. Но вся загвоздка в том, что он возвращался из этой проклятой Кажмы…
Женщина меня не понимала. Он понятия не имела, почему я назвал Кажму проклятой. Я пристально взглянул ей в глаза.
– Еще один вопрос. Вы говорите, что в систему смазки могло попасть инородное вещество. Допустим, оно попало в двигатель через горловину и растворилось в масле. Но в таком случае двигатель заклинило бы сразу же после запуска стартера!
– Не обязательно, – покачав головой, ответила женщина и на всякий случай отошла от меня на шаг. – В холодном двигателе нагар мог бы и не образоваться. А вот спустя несколько минут…
– Спустя сколько минут? – с волнением спросил я и схватил женщину за локоть.
Кажется, она стала меня бояться. Пытаясь разжать мои пальцы, она нетвердым голосом произнесла:
– Если вас интересует, как долго двигатель "нивы" будет прогреваться до нормы… Думаю, что при нынешней погоде минут за пятнадцать…
– Спасибо, – ответил я и отпустил женщину.
Минут пятнадцать, – мысленно повторил я. За это время "нива" на средней скорости проедет километров двадцать. Такое же расстояние от Кажмы до Мокрого Перевала.
Что начало твориться в моей голове! Я прилип взглядом к изуродованной машине, пытаясь успокоиться и упорядочить мысли. Сколько раз говорил себе, что нельзя принимать решения сгоряча! В отличие от Лешки у меня голова намного более холодная. И все же при определенных обстоятельствах я могу наломать дров. Хоть бы я ошибся! Хоть бы ошибся!
Потирая локоть, женщина отошла от меня, присела на край стола, вынула из кармана пачку сигарет и закурила.
– Извините меня, – произнес я, понимая, что в глазах эксперта веду себя странно.
– Что это вы так всполошились? – спросила она, и в ее голосе уже не было ни испуга, ни агрессивности.
Я не ответил, открыл дверь "нивы" и посмотрел на деформированный салон. Панель осыпана битыми стеклами, соседнее с водительским кресло помято, словно пластилиновое, резиновый уплотнитель удавом свисает с оконного проема. Я встал коленом на водительское сидение, взялся за конец ремня безопасности и попытался вставить его в замок. Стальная пластина почему-то не входила в щель замка. Я наклонился над ним и внимательно осмотрел.
– Дайте, пожалуйста, отвертку, – попросил я у женщины.
– Может, помочь? – спросила она, протягивая отвертку через окно.
Я вогнал острый наконечник в щель замка. Женщина стояла за моей спиной, попыхивая сигаретой. Из замка показался узкий край металлического кружка. Я осторожно надавил на ручку отвертки.
– Пассатижи дать?
Отвертка начала гнуться, но металлический кружок золотистого цвета уже наполовину вылез из щели.
– Монета? – спросила женщина.
Я перевернул отвертку и, действуя ею как крючком, вытолкнул кружок из замка. Он закатился под сидение, и мне пришлось лезть за ним. Просунув голову между сидением и панелью, я некоторое время рассматривал грязные резиновые коврики и ржавые полозья. Отсвечивающий тусклым золотом кружок лежал под рычагом регулировки сидения. Я дотянулся до него пальцами, взял его и поднес к глазам. Это была дешевая алюминиевая медалька, выкрашенная золотистой краской, с петлей для ленты. На одной ее стороне было написано "Участнику соревнований", а на другой "1 место".
– Пять рублей? – предположила женщина, когда я выбрался из машины, крепко сжимая находку в кулаке.
Я уже не видел и не слышал женщину. Ни слова не говоря, я быстро вышел из сарая, сел в свою машину и на мобильнике набрал домашний номер Сергеича.
– Сергеич, это убийство! – выпалил я, чувствуя, как от волнения у меня дрожит подбородок.
– Что?! – рявкнул Сергеич.
– Слушай меня внимательно, – произнес я, глядя в темные, покрытые каплями дождя окна. – У меня есть неопровержимые факты. Все, что случилось с Лешкой, это хорошо спланированная акция. Его убили, понимаешь? Система смазки, двигатель, ремень безопасности…
– Всё! – жестко произнес Сергеич, перебивая меня. – Ни слова больше. Я не хочу слушать этот бред. У тебя синдром навязчивых идей. Ты сколько водки выжрал, дюдик хренов?
– Сергеич, – как можно спокойнее сказал я. – Я звоню тебе с автосервиса. Ты можешь приехать сюда и убедиться в правоте моих слов. Ты когда-нибудь видел на поршне цилиндра нагар вроде шлака? А в замке…
– Вацура, я тебя арестую за незаконную детективную деятельность! – с угрозой произнес Сергеич. – Что ты несешь? Какое убийство? Я читал заключение экспертизы. Эта "нива" какого года выпуска? Да ее еще при Сталине собирали пьяные рабочие! А когда она последний раз проходила техосмотр? Молчишь? Да она разваливалась на ходу! Ее поршни спеклись намертво из-за того, что масло попало в камеру сгорания через стертые кольца!
Он не давал мне рта раскрыть. Я сопел и слушал его крик. Окна в салоне запотели. Я не видел ни сарая, ни двери с табличкой "Сигнальте! Открыто всегда!".
– Предупреждаю тебя в последний раз: выкинь эту дурь из головы. Тут проблема в другом! Лешка взял с собой пистолет, и где теперь этот пистолет никто не знает. Не нашли его ни в машине, ни у Лешки дома. Так что, жди в свою контору оперов с обыском.
Он оборвал связь. Я продолжал прижимать к уху онемевший мобильник. Все в одну кучу! Лешкин пистолет пропал. Может, он до сих пор в кювете валяется. Может, уже кто-нибудь подобрал. Как бы то ни было, милиция заволновалась, в том числе и Сергеич. А как иначе? Если о подозрении на убийство станет известно его начальству, то в автосервис немедленно нагрянет следственная бригада и очень быстро придет к выводу, что убийство могло быть организовано в Кажме. Сыщики станут выяснять, какого черта Лешку туда понесло. Вызовут на допрос меня, затем Ирэн. При всем своем желании мы с ней не сможем выгородить Сергеича и признаемся, что Лешка поехал в Кажму отрабатывать "субботник". А что такое “субботник”? Ах, значит, вместо милиции по заявлениям работали частные детективы? А кто эти заявления им передавал? Сергеич?.. И тогда Сергеичу несдобровать. В лучшем случае с него снимут погоны и турнут из органов.
Эх, Сергеич, Сергеич! Я с бессильной злобой врезал ребром ладони по рулю. Машина немедленно взвыла дурным голосом. Какая гиблая ситуация! Закрыть бы на все глаза и написать заявление в прокуратуру! Но это заявление Лешку не оживит, а Сергеичу всю жизнь поломает. А он аж четверых детей наплодил, жена вечно болеет, все хозяйство на нем висит. Жалко мужика! К тому же, он много хорошего мне сделал: и с оружием помог, и помещение под офис выбил, и под свою опеку нас взял. Как можно его теперь предать?
Я завел мотор и включил обдув стекла. Из сарая выплыло оранжевое пятно. Казалось, что это клоун изображает кругленький, аппетитный апельсин. Женщина приблизила лицо к лобовому стеклу и что-то сказала. Я не разобрал ни слова и приоткрыл форточку.
– Я говорю, что у вас глушитель прогорел! – повторила она. – И, кажется, коробка передач сопливится. Будет время, приезжайте! Сделаю бесплатно.
У меня теперь не будет времени, подумал я. У меня больше никогда в жизни не будет свободного времени. Я не буду ни отдыхать, ни пить водку, ни знакомится на пляже с девчонками, ни кататься на скутере. Я с головой окунусь в расследование убийства несчастного Лешки. Я брошу на это дело все свои знания, опыт и силу мышц. Я разворошу как муравейник всю полумертвую Кажму и найду преступника. Теперь для меня это дело чести.
Глава третья. Как дожить до старости
Вентилятор накачивал салон холодным наружным воздухом. Я сидел с закрытыми глазами, откинув голову на подголовник, и слушал тихий шум, напоминающий звук льющейся из крана воды. Темнота вокруг меня и плотно закрытые веки не давали ощущения полного мрака. Мне казалось, что перед моими глазами кружатся желтые и зеленые круги, деформируются, расплываются, превращаются в россыпь золотого песка.
Наверное, это от усталости. Или от выпитого вина. Все-таки, обманчивая это штука, алкоголь. Он всегда вовремя заставит расплатиться за то короткое удовольствие, которое доставляет, словно жестокий кредитор. И я расплачивался своими силами. Ноги и руки тяжелели, мысли словно залили клеем. Я воспринимал себя словно глубокого старика. Мне стыдно было вспоминать о том, каким я был час назад. Мальчишка! Словоохотливый, торопливый, многословный и самоуверенный. Прыгал перед опытным экспертом, как петушок, и пытался учить ее жизни. А сам уже столько ошибок наделал!