Азы эмиграции. Что нужно знать о возможностях переезда и жизни в другой стране

Эмиграция первой волны, или белая эмиграция 1918–1922 гг., появилась в результате своеобразного «бегства» из России людей, испугавшихся Октябрьской социалистической революции 1917 года, не принявших эту революцию, сопротивлявшихся ей. Большинство из них бежали от советской власти и голода.

Все покинувшие Россию сразу после революции попали в первый этап белой эмиграции. А так как за революцией в стране началась Гражданская война, появились и новые политические беженцы и последовали новые этапы эмиграции.

Ко второму этапу белой эмиграции относят эвакуацию Вооруженных сил Юга России из Новороссийска в феврале – марте 1920 года во главе с генерал-лейтенантом А. И. Деникиным.

Третий этап случился в том же 1920 году, но уже осенью, в ноябре, когда началась эвакуация Русской Армии из Крыма во главе с генерал-лейтенантом бароном П. Н. Врангелем.

Статистические данные свидетельствуют о том, что только в последние дни этой эвакуации (с 11 по 14 ноября 1920 года) на кораблях покинули родину 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров и 5 тысяч солдат регулярных частей, 10 тысяч юнкеров, 7 тысяч раненых офицеров, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыла и до 60 тысяч статских лиц, в основном членов семей офицеров и чиновников.

Четвертый этап начался после отступления и поражения войск адмирала А. В. Колчака. Но и на этом этапе эмиграция не завершилась.

Наступил пятый этап, который также связывают с военными событиями – с эвакуацией белой Дальневосточной армии, белого флота, с бегством в 1922 году японской армии из Приморья.

Во времена эмиграции первой волны страну покидали военные, казаки, дворяне, духовенство, интеллигенция, члены их семей… Причем интеллигенции даже активно «помогали» эвакуироваться. К такой «помощи» можно отнести политическую депортационную акцию новой Советской России в виде выдворения из страны в 1922 году около пятидесяти видных ученых гуманитарного профиля и членов их семей на знаменитых «философских пароходах» из Петрограда в Штеттин (ныне польский Щецин).

Среди этих ученых были Н. Бердяев, С. Трубецкой, Н. Евреинов… Разве можно перечислить все имена мирового значения, имена, которыми Россия гордится до сих пор?

А покидали родину не только во время этой акции на «пароходах», но и другими путями российские знаменитости, на весь мир прославившие свою страну. Среди эмигрантов первой волны были известные писатели и поэты, композиторы, певцы и художники, хореографы и артисты, которых мы знаем до сих пор: И. Бунин, А. Куприн, М. Горький, Д. Мережковский, З. Гиппиус, А. Ремизов, В. Иванов, Н. Теффи, М. Цветаева, В. Набоков, С. Прокофьев, И. Стравинский, А. Глазунов, С. Рахманинов, Ф. Шаляпин, И. Северянин, И. Репин, Л. Андреев, В. Ходасевич, Н. Берберова, К. Коровин, А. Бенуа, М. Шагал, С. Дягилев, А. Павлова, М. Кшесинская… Вряд ли можно каждого упомянуть. Среди покидавших родину были также известные исследователи и изобретатели – от создателя первого в Европе Аэродинамического института Р. Рябушинского до одного из пионеров телевидения В. Зворыкина.

Эмигранты первой волны оказались внезапно выброшенными за пределы своего отечества; объединяющим для них ключевым качеством стал их вынужденный отъезд из России, и где бы они ни оказались за границей, эти люди в большинстве своем несли «Миссию русской Эмиграции», поэтому их обычно называют не иммигрантами, а Эмигрантами, с большой буквы. И они действительно были таковыми.

Иван Бунин стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, а Владимира Набокова выдвигали на премию четыре раза подряд. И если бы не блокировка его кандидатуры одним из постоянных членов Шведской академии, критиковавшим роман «Лолита», он бы тоже ее получил.

До сих пор нет данных о точном количестве эмигрантов 20-х годов. Кто-то сообщает о трех, кто-то о пяти миллионах людей. Американский Красный Крест на 1 ноября 1920 года насчитал почти 1,2 млн человек. К середине лета 1921 года, по данным Лиги Наций, речь шла уже о более 1,4 млн эмигрантов. Но Гражданская война продолжалась, и количество бежавших от нее людей значительно увеличивалось.

С позиции сегодняшнего дня эмигрантов того времени делят на политических беженцев и активных политических белых эмигрантов. Оказалось, что активных эмигрантов было меньше, чем беженцев.

Зачем эмигрантам были нужны нансеновские паспорта

После окончания Гражданской войны основная часть белых эмигрантов мечтала вернуться в Россию. И даже многие из тех, кто нашел свое место в новой стране, не хотели принимать гражданство чужой страны. Эти люди меняли гражданство, гарантирующее полноценную жизнь в государстве своей иммиграции, на получение так называемого нансеновского паспорта, являющегося международным документом удостоверения личности беженцев без гражданства. Этот специальный паспорт разработал знаменитый полярный исследователь, комиссар Лиги Наций по делам беженцев норвежец Ф. Нансен, в честь которого документ так стали именовать. Впервые такой паспорт начали давать в 1922 году беженцам из России, не желавшим менять гражданство.

Среди лиц, имевших нансеновский паспорт, были Иван Бунин, Владимир Набоков, Анна Павлова, Илья Репин, Сергей Рахманинов, Игорь Стравинский…

После установления советской власти часть эмигрантов первой волны смогла вернуться на родину, у некоторых из этих людей в СССР – Россию вернулись уже их потомки. Сегодня во многих странах за рубежом встречаются русские из третьего и четвертого поколений белых эмигрантов. Большинство из них, несмотря на рождение вне родины, дорожат знанием русского языка, приезжают в гости в Россию.

К сожалению, во время первой волны эмиграции из России произошла невиданная доселе и после «утечка мозгов» и интеллектуального потенциала, незримо сказывающаяся и по сей день.

Вторая волна (с 1941 вплоть до 1950-х годов) состояла из лиц, оказавшихся за пределами СССР во время Второй мировой войны и не возвратившихся после победы в войне на родину (советские военнопленные; люди, насильственно увезенные в Германию; немцы и финны – спецпоселенцы; беженцы, сотрудничавшие во время войны с немцами; «эвакуированные», насильственно вывезенные немцами из освобождаемых Советской Армией районов; гражданские интернированные – сотрудники и дипломаты, отправленные из СССР для работы в Германию и не сумевшие возвратиться на родину до войны; и прочие).

Многие из этих невозвращенцев просто боялись вернуться на родину, догадываясь или же зная, что их поджидает там (участь предателей, ссылки и лагеря).

Драма дипийцев

Одной из страниц эмиграции второй волны стала драма дипийцев – так называли несчастных людей, боявшихся возвратиться в СССР и в страны Восточной Европы. Аббревиатура DP (от англ. displaced persons – перемещенные лица) давала возможность беженцам получить легальный статус и право на эмиграцию из Европы. Слово «дипиец» превратилось в своеобразную вторую национальность человека.

Всем известно о встрече Сталина, Рузвельта и Черчилля в Ялте в феврале 1945 года. Но почти никто не знает, что на этой ялтинской конференции обсуждался также вопрос репатриации. Сталин требовал вернуть в СССР всех, кто жил в Советском Союзе до 1939 года, хотели они этого или не хотели. Речь шла о насильственном возвращении на родину. А как этих людей встретят «дома», не надо было даже догадываться, зная политику вождя. К сожалению, союзники запятнали свои имена удовлетворением просьбы Сталина, узаконив насильственную репатриацию советских людей, находившихся в то время на Западе.

Специалист по истории насильственной репатриации Николай Толстой в своей книге «Жертвы Ялты», вышедшей на английском языке в Англии в 1978 году, а затем, в 1988 году, и на русском языке в Париже, пишет о почти 5,5 млн людей, которые добровольно или принудительно вернулись на родину. Из этой книги можно узнать, что из «возвращенцев»:

20 % получили либо смертные приговоры, либо 25 лет лагерей; 15–20 % получили от пяти до десяти лет лагерей; 10 % высланы в Сибирь сроком не менее шести лет; 15 % отправлены на работы в Донбасс, Кузбасс и другие разоренные войной районы без права возвращения в родные места и лишь 15–20 % смогли вернуться к себе.

Предполагая, что ждет их на родине, советские люди всеми правдами и неправдами пытались избежать насильственного возвращения домой. Чтобы невозвращенцев не касалась репатриация, им было необходимо эмигрировать из Европы. Однако у этих людей не было права на эмиграцию. Такое право им дал дипийский паспорт – паспорт для перемещенных лиц, получения которого смогли добиться, сметая все преграды, Элеонора Рузвельт и младшая дочь Льва Толстого Александра Львовна Толстая. И хотя даже с таким паспортом у невозвращенцев была масса проблем, тем не менее он сохранил жизнь многим людям.

К сожалению, для получения этого паспорта люди меняли свои биографии, профессии, имена и фамилии, национальность, превращая свои жизни в мифы – в мифы выживания.

Особенность второй волны эмиграции по сравнению с первой волной заключалась в том, что невозвращенцы уже вкусили плоды жизни в Советском Союзе, всю «сладость» сталинизма. Они понимали, что у них появилась возможность побега из-под железного занавеса.

В отличие от белой эмиграции большая часть невозвращенцев отправилась за океан. Их можно было встретить в США, в Южной Америке, в Канаде и даже в Австралии… В то же время часть эмигрантов первой волны после раздела территорий между союзниками оказалась в странах советского влияния или на территориях, отошедших к СССР.

Хотелось бы обратить внимание на то, что если представители белой эмиграции пытались получить нансеновский паспорт, чтобы иметь возможность возвращения на родину, то эмигранты второй волны, мечтали получить дипийский паспорт, чтобы не возвращаться домой. Правда, понятия «родины» и «дома» у них были уже совершенно другие.

Третья волна (в различных источниках разные даты; описан период с 1966 года по 1991 год) – эмиграция периода «холодной войны», состоявшая из принудительно высланных из СССР людей, диссидентов, а также так называемых «нормальных» эмигрантов, среди которых преобладали советские немцы, евреи и армяне, получившие право возвращения на свою историческую родину или право воссоединиться с семьей.

Третья волна эмиграции коснулась уже поколения людей, выросших в Советском Союзе, впитавших в себя ценности социалистического строя, гордившихся победой СССР в Великой Отечественной войне. Но в то же время семьи многих из них подверглись сталинским репрессиям. Однако после разоблачения культа личности Сталина и хрущевской «оттепели» у большинства молодых, особенно творческих людей появилась надежда на лучшее будущее, на свободу слова, на снятие железного занавеса. И даже падение железного занавеса не предполагало, что кто-то вдруг захочет покинуть СССР. Практически никто из того поколения, названного «шестидесятниками», не думал об эмиграции. А если речь шла о поездке за границу, то чаще всего человек просто хотел посмотреть мир.

Однако после встречи Хрущева на выставке в Манеже с писателями и творческой интеллигенцией в 1963 году «оттепель» начала таять, превратившись в закручивание гаек, особенно для писателей и деятелей искусства.

Помимо этого, большинство советских людей, родственники которых стали эмигрантами второй волны, мечтали о воссоединении семей. После смерти Сталина власти уже более лояльно начали относиться к таким родственным связям.

К тому же в начале 1966 года, выступая в Париже, председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин сделал заявление, открывшее наконец путь для легальной эмиграции из Советского Союза:

Если есть семьи, разобщенные войной, которые хотели бы встретить своих родственников вне СССР или даже оставить СССР, мы сделаем все, чтобы помочь им решить эту проблему.

Безусловно, сделав такое заявление, премьер не мог предположить, какое количество людей, строящих коммунизм, захочет покинуть Советский Союз. А таких строителей коммунизма уже через несколько лет после этого заявления оказались миллионы, и среди них были не только те, кто мечтал о воссоединении семьи.

Правда, все началось с этнической эмиграции. Эмигрировать разрешили евреям, этническим немцам, имевшим близких в Западной Германии, армянам, у которых были родственники в армянских диаспорах зарубежья. Чтобы выехать из СССР, с людьми «выездных» национальностей начали массово заключать смешанные браки – и среди таковых было много фиктивных.

В основном уезжала интеллигенция, глотнувшая во время хрущевской «оттепели», закончившейся суровой зимой, глоток свободы.

Особенно тяжело было писателям и поэтам, произведения которых из-за непозволительной правды не печатались в СССР. Так появился запрещенный «самиздат». Люди не просто копировали, но и распространяли тексты, которые, по мнению власти, не должен был читать советский человек. Помимо «самиздата» запрещен был и «тамиздат». Так назывались «крамольные» для советских людей произведения, издаваемые на Западе и ввозимые в СССР или с помощью иностранных дипломатов, или контрабандным путем.

После «оттепели», на короткий период давшей надежду на рассвет творческой деятельности, бесцензурное творчество оказалось снова под запретом, хоть открыто об этом не говорили. Это был своеобразный запрет «исподтишка». Непокорным не давали характеристики для поездок за границу, лишали продвижения по службе, запрещали издание книг, постановку спектаклей, выпуск кинофильмов, участие в концертах, а ученые не могли опубликовать статьи со своими исследованиями. Все эти унижения приводили к тому, что у творческих деятелей, не согласных с запретами на их творчество, возникало острое желание покинуть страну.

Но встречались и те, кто ради своего творчества был готов подчиняться всем требованиям чиновников, от которых зависела сама возможность продолжения работы. Эти деятели науки и искусства подчинялись своеобразной внутренней цензуре. Они понимали, чего от них ждут: прославления советского строя. И из-за таких творческих приспособленцев еще большее недовольство вызывали инакомыслящие. Некоторых из них, не согласных с политикой партии, начали лишать советского гражданства и вынуждать к эмиграции.

Диссидентское движение и третья волна эмиграции

Во время третьей эмигрантской волны появилось диссидентское движение, ветвью которого оказалось также правозащитное движение (диссидент – от лат. dissidens – находящийся отдельно, несогласный). Диссиденты не были согласны с коммунистической партийной идеологией того времени; они открыто выражали свои взгляды и потому подвергались преследованиям со стороны власти.

Диссидентское движение отталкивалось от официальных советских законов, которые не выполнялись. Никаких призывов к насилию в нем не содержалось. Это было либеральное движение. Диссидентов волновало отсутствие свободы слова, невозможность высказывать свои взгляды… Они пытались защищать права человека, жившего в условиях тоталитаризма и позже авторитаризма.

Костяк диссидентского движения составляла интеллигенция. В основном это были дети и внуки тех, кто подвергался незаслуженным страшным репрессиям 1930-х годов.

По данным исследований, к началу 1970-х годов 45 % диссидентов составляли ученые, 13 % приходилось на долю инженеров и представителей технических специальностей.

В СССР диссидентов называли отщепенцами, агентами западных служб, получавших большие деньги за свою профессиональную деятельность. Все это давало повод для преследования этих людей. Многих из них (как академика А. Д. Сахарова) объявляли душевнобольными и насильно помещали в психиатрические клиники, прибегая к методам карательной психиатрии. Некоторых увольняли с работы, отчисляли из институтов, арестовывали, ссылали, лишали гражданства и даже высылали, а вернее – выдворяли из страны. Появилась насильственная эмиграция советских людей. Причем, лишая гражданства, власть не учитывала заслуги этого человека перед Советским Союзом, его мировую известность. 15 февраля 1974 года газета «Известия» опубликовала сообщение ТАСС о высылке из страны писателя А. И. Солженицына. Поводом для высылки стало издание за границей книги «Архипелаг ГУЛАГ».

Вряд ли стоит подробно останавливаться на судьбе «выдворенных» диссидентов. К таким относился не только Александр Солженицын. Но чтобы читатели книги лучше представили себе, что происходило во время третьей волны эмиграции, хотелось бы напомнить всем о лишении советского гражданства таких звезд мирового значения, как Мстислав Ростропович и Галина Вишневская, поддержавших А. Солженицына. Приютив   его во время гонений на своей даче под Москвой и написав в его защиту письмо Л. Брежневу, они стали невыездными из Советского Союза, несмотря на всемирную славу. А когда в апреле 1974 года с официальным визитом в Москву прибыл американский сенатор Эдвард М. Кеннеди, попросивший самого Л. Брежнева помочь в получении визы семье М. Ростроповича, приглашенного американскими деятелями искусства, визу им дали мгновенно, и не обычную, а для длительной поездки. Казалось, что все проблемы уже позади, но 16 марта 1978 года газета «Известия» сообщила, что М. Ростроповича и Г. Вишневскую лишили советского гражданства. И только во времена перестройки, в 1990 году, гражданство им вернули.

Желая покинуть страну, некоторые граждане СССР, не имевшие права на легальную эмиграцию, уезжая на гастроли или в туристические поездки в зарубежные страны, просили политического убежища.