Не укради, не убий
– С выходом, Пал Саныч!
– Привет, Костя! А ты разве не выходной?
– Надо же вас ввести в курс дела.
– А что за дело у нас? Неужели всего одно?
– Дел, как всегда, полно. Но самое свежее – вчерашнее убийство в Мельниково.
– Докладывай.
В пятницу, 29 июня, убит Юрков Виктор Петрович в собственном доме в поселке Мельниково, улица Центральная, дом 20. 1986 года рождения, не судимый, официально не работал. Убит ударом в голову твердым острым предметом в висок, смерть наступила сразу, время смерти примерно в 19 часов вечера. Обнаружил тело курьер доставки еды. Он позвонил в полицию, но машина долго объезжала место аварии на трассе, там лесовоз перевернулся. Сам курьер как раз успел до аварии проехать. По графику еду должны были привезти утром, но сломалась машина у курьера. Уговорили клиента перенести доставку на вечер, на 19:30, Юрков настаивал на точном времени. Курьер сначала другие заказы развез, потом ещё стоял у дома минут 10. Ровно в 19:30 вошел, дверь дома была открыта. Хозяин лежал в компьютерном кресле, мертвый.
Опрос соседей показал, что Юрков жил один, и вообще был малообщительным. Но коммунальные платежи вносил исправно, аккуратно стриг траву вокруг дома газонокосилкой на колесах. Редко уезжал из дома, хотя кто его знает, за двухметровым забором не видно и не слышно. Соседи его род занятий определить затруднялись: «на бирже играет», «фрилансер», «по Интернету торгует» и даже «киллер». Не сказать, чтобы совсем уж нелюдимый, гости к нему изредка приезжали, обычно, на хороших машинах, как мужчины, так и женщины.
Если ограбление, то необычное. Украден жесткий диск компьютера. Может быть, были наличные деньги, но банковские карточки, швейцарские часы, цепочка на шее, телефон – на месте. Возможно, преступника спугнули, не успел порыться в шкафах, на второй этаж не поднимался, на лестнице пыль, следов нет. Предположительно, хозяин дома сам впустил убийцу, у него на двери домофон с камерой. Замки не сломаны. Или убийца имел свои ключи.
Была ли это женщина? Вполне возможно. Удар в правый висок нанесен сзади человеком невысокого роста. Орудие убийства осталось на месте. Маленькая бронзовая статуэтка на кубическом основании. Женская фигура, изображавшая стоящую греческую богиню, удобно ложилась в ладонь, как рукоятка молотка. Угол кубика, как раз совпадает с раной. На орудии отпечатков нет.
Семейное положение – разведён. Но дом не похож на берлогу холостяка. Жилая комната первого этажа служила прихожей, гостиной, кабинетом, спальней и кухней, в зависимости оттого, в какой угол зайти. Легкой перегородкой был огорожен только санузел с душевой кабиной. Судя по фотографиям, в доме было чисто, прибрано, на присутствие женщины указывают мелкие детали: расческа на туалетном столике, домашние туфли-сабо на полочке у двери. На кухонном столе были две чайные чашки, одна с мелкими розочками, другая – темно-синяя с золотом.
Странный телефон оказался на столе Юркова: дешевая кнопочная модель, сим-карта почти пустая, от силы – дней 10 ею пользовались. На Юркове не зарегистрирован. Из списка номеров в памяти телефона особенно заинтересовала следователя бывшая жена – Кривцова Вера Ивановна. Юрков звонил ей 2 раза, и 2 раза она – ему.
– Вот оно! «Ищите женщину». Вопрос, где искать? Небось, удрала, скрывается.
– А ты, Костя, позвони ей.
– Бесполезно!
– А вдруг повезёт?
Костя набрал номер.
– Надо же, телефон в сети. Но она телефон могла выбросить.
– А давай поспорим, что она ответит. На пирожки.
Битых полчаса телефон не отвечал, но когда ответил, Яровой проиграл. Как ни юлила, как ни хитрила Вера Кривцова, Щукин вытянул из неё обещание приехать в Комитет, ничего не объяснив при этом.
– Так, значит, она у вас теперь вне подозрений?
– Кто тебе сказал?
– Ну, раз отвечает на звонки, значит, не скрывается.
– Это может означать, что она нас с тобой глупее себя считает. Преступник часто не скрывается, чтобы отвести от себя подозрения. И она, и курьер, и соседи, и друзья и подруги – всех надо проверять.
С первого взгляда бывшая жена Юркова категорически не понравилась Щукину. Во-первых, имя – Вера Ивановна, как его бывшая тёща. Во-вторых, эта Вера Ивановна приехала на машине, черной, чистенькой, сверкающей, как после мойки, «Тойоте Лэнд Крузер». Эта машина оказалась один в один, как та, которую отсудила у Павла его бывшая жена, Ирина. У Щукина, смотревшего из окна, даже сердце заныло, он так долго мечтал о машине, скребся из последних сил, искал подержанную, но не слишком убитую. Нашел – и так мало поездил! Обида на жену из-за машины всплывала каждый раз, как она не давала встречаться с дочкой, Полинкой. За весь отпуск 2 раза брал дочку: в зоопарк сводил, да на пляже искупал. Как она радовалась! А завтра Ирина опять придумала отмазку, хотя по закону каждый выходной разрешено видеться. Сказала, что не даст ребёнка – специально на стрижку записала. Вот они, бабы! И эта – из того же теста. Машину, небось, отсудила у мужа, покойного. А потом мало показалось, стала требовать денег, на бензин, к примеру. Слово за слово – схватилась за ножик… Нет, за что она там схватилась? За статуэтку с каминной полки. Тьфу-ты, ну-ты! Камины у них, статуэтки… Обозлилась, схватила эту штучку – бац прямо в висок!
Тут Вера Ивановна вошла в кабинет с видом королевы, одетая с иголочки, все самое модное, и прическа нарочито небрежная, маникюр-педикюр разноцветный: половина ногтей желтая, половина зелёная. И прямо с порога начала грубить и качать права, что её отвлекают от работы, а все – из-за ошибки дэпээсника. И злыми серыми глазами так и зыркает, волчица – одно слово.
«Да что за наглость такая? Я ей – «право», она мне – «лево». И не слушает, и на вопросы не отвечает. Пытается сбить с толку? Оскорбленную невинность разыгрывает. Ничего, и не таких раскалывали».
– Вера Ивановна! Можно взглянуть на ваш паспорт?
– …? Можно.
– Присаживайтесь. (Замолчала, наконец, и присела). Давайте экономить ваше и мое время. Я задаю вопросы, вы отвечаете, мы расходимся. Идет?
– Идет. (Ага, реагирует адекватно).
– Начнем по порядку. Фамилия, имя, отчество…
Надо же так складно врать! Целый час почти без запинки. Я почти поверил ей. А тут Костя сообщил, что свидетельница из Мельниково видела черный джип, да ещё и с цифрой 7 в номере. Запомнила, потому что ей самой 70 лет на днях исполняется, юбилей. А у Веры Ивановны на машине номер – 075. Всё, попалась. Надо её ошеломить.
– Я вынужден вас задержать на 48 часов.
Сначала она растерялась, стала заикаться, мямлить, глазками хлопать.
– За что?!
А я ещё жестче:
– По подозрению в убийстве Юркова Виктора Петровича.
Я был уверен, что она сейчас сознается. А она залпом допила свой холодный чай, бокал со стуком поставила – и тут же вернула свой облик «волчицы».
– У меня есть право сделать звонок своему адвокату.
Позвонила и молчала до самого его приезда, все 30 минут. И как молчала! Я в жизни такого не видел. Села прямо, в стенку уставилась, руки на колени опустила и не шелохнулась. Большой и указательный пальцы соединила и, кажется, дышать перестала. Я Костю в коридор вывел, а он объяснил, что это йога. То есть с ней все в порядке, санитаров вызывать не надо.
Я не стал даром время терять, сходил к экспертам, что там нашли по отпечаткам. А нашли такое, что я уже был уверен: раскроем прямо по горячим следам. Удалось установить, что отпечатки пальцев на чашке с розочками из дома убитого принадлежат этой самой Вере Ивановне. Отпечатки её пальцев попали в нашу базу несколько лет назад: эта женщина оказалась свидетелем какой-то драки. Теперь-то она расколется, врать бесполезно!
Приехал адвокат, один вид которого вызвал у меня приступ зубной боли. Матерый такой адвокатище, родом из 90-х, но не старый ещё, сорока не будет. За версту от него разит дорогим парфюмом и дорогим гонораром. Разодет, ухожен, хоть сейчас в английский парламент. Такой любую преступницу выставит святой. «Статуя» ожила, заулыбалась. Посовещались они недолго, а потом разговор пошёл совсем другой.
Прежде всего Дима спросил:
– Ты это сделала, в чем тебя подозревают?
– Нет.
– На месте преступления была?
– Никогда в жизни.
Он улыбнулся одобрительно.
– Мы готовы ответить на ваши вопросы.
Буквально через 10 минут, Дима уложил Щукина на обе лопатки и подвел итог.
– Таким образом, у вас нет оснований задерживать Веру Ивановну Кривцову. Что касается алиби, так спросите прямо, где Вера Ивановна находилась в момент преступления.
Вместо этого Щукин задал совершенно новый для меня вопрос.
– Вера Ивановна, о чем вы разговаривали по телефону с бывшим мужем?
– Когда? – спросила я, чтобы выиграть время. Ведь знал, инквизитор, уже всё знал, приберег напоследок! Спокойно, Вера, соберись!
– Он звонил вам неделю назад и непосредственно утром в день убийства. Более того, вы сами звонили ему несколько раз подряд перед тем, когда его убили.
– Я хотела заехать к нему на несколько минут проезжая мимо Мельниково в Новый поселок, но не получилось из-за аварии.
– Зачем?
– Скажем так, некие финансовые дела бывших супругов.
– А подробнее?
– Отдать долг. Можете посмотреть, в сумке лежат 10 тысяч, – я широко раскрыла сумку.
Но он даже не взглянул, а сразу шмякнул передо мной на стол какой-то бланк с подписью и печатью.
– А как вы объясните наличие ваших отпечатков пальцев в доме убитого?
Без Димы, мне, наверное, стало бы страшно. Столько всего, да ещё и отпечатки пальцев! Но Дима здесь, и я спокойна.
– Понятия не имею. Я в доме Виктора никогда не была.
– А на чайной чашке – ваши пальчики! Может, попили чаю, а потом забыли?
– Не пила, и в доме не была.
Дима спросил:
– А другие следы присутствия Веры Ивановны в доме потерпевшего найдены?
– Нет, лишь на чашке.
– Чашку могли подбросить. Вот и разбирайтесь, как эта чашка оказалась в доме. Потому что у Веры Ивановны есть неоспоримое алиби, – он выжидательно уставился на следователя.
– Вера Ивановна, где вы находились вчера в 19 часов? – Нехотя выдавил Щукин.
– В машине на дороге в Марьино, в сторону города.
– И это легко проверить по системе навигации, – подхватил Дима.
– Ой, нет! Она вышла из строя месяц назад, с меня такие деньги заломили, что я пока так езжу.
– Тогда – видеорегистратор, там момент пробки возле лесовоза точно зафиксирован. Что опять?
– А вот регистратор я отдала в ремонт. Получить не успела.
– Ни навигатора, ни регистратора – одни слова, – начал брать верх Щукин.
Но Дима не растерялся ни на секунду.
– Зато у других водителей они были. Давайте посмотрим на моем планшете. Стоит набрать «авария с лесовозом 29 июня», картинки выходят одна лучше другой. Вот и гражданка Кривцова в кадре. Вот она выходит из машины, а здесь спорит с инспектором ДПС. Тут и видео выложено. Узнаёте?
Кидалась я на инспектора совершенно безобразно, кричала, махала рукой в сторону Мельниково, а он мне показывал в другую сторону. А дальше вообще лицо крупным планом телефоном сняли. И это я? Ну и мегера! Злая, лохматая, не подходи – убьет. А инспектор выглядел вполне достойно, особенно по контрасту со мной. Просто – «Слон и Моська». Ну, конечно, – слон!
– Я вспомнила, инспектор мне представился, я ещё подумала, что фамилия ему не подходит, он крупный очень, на голову выше всех. Лейтенант Малышкин или Малышов, как-то так.
– Отлично. Значит, есть надежный свидетель – инспектор ДПС. Мы можем идти?
Щукин сдался и подписал пропуск.
– Вы знаете, кому сообщить о смерти бывшего супруга? Есть у него родственники?
– Есть родители и сестра, живут далеко, и контактов у меня нет. Виктор несколько лет был в ссоре с ними, чем-то они его обделили, на свадьбу не приглашал.
Щукин напоследок спросил, есть ли у меня версия, кто и за что убил Юркова. Так спросил, мимоходом, мы уже встали.
А я чуть не брякнула «за шантаж, конечно», но прикусила язычок. Это же ловушка!
– Вы даже не сказали, как именно он был убит.
Щукин молчал как камень. Я сделала задумчивый вид.
– Если это не банальное ограбление, а время очень неподходящее, то зная его скверный характер и привычки, можно предположить что угодно: бытовая ссора, месть за то, что увел чью-то подружку, ревность этой подружки.
– А профессиональная деятельность? Чем он на жизнь зарабатывал? Вы вместе учились?
– Нет, Виктор учился на специальности «компьютерные науки». Когда мы жили вместе, он работал программистом. А сейчас – что угодно. Кроме лопаты и молотка.
Я съязвила напоследок и даже улыбнулась.
И мы с Димой «вышли на свободу». Солнце светило мне, ветерок шелестел в листве деревьев, в вазоне возле крыльца цвели красная сальвия и меленький белый алиссум, шли нарядные прохожие, проезжали красивые машины. Господи, как хорошо! Я полной грудью вдохнула воздух городской улицы, пахло бензином, пылью, и немного цветами. Вот так Дима в очередной раз меня спас. Адвокат он отличный и друг хороший.
Помнится, в первый год жизни с Юрасиком мы ходили в кафе на чей-то день рождения. За соседним столиком началась драка, кого-то ножом пырнули. Крики, кровь, ужас! Пострадавших увезли в больницу, а всех посетителей задержали до выяснения. Я папе позвонила, он Диму прислал. Уткин добился, чтобы нас первыми отпустили, записали, что мы видели, да сняли отпечатки пальцев. И то мы за полночь домой вернулись. А остальных до утра промурыжили.
– Дима! У меня слов нет!
– И не надо, Вера, все нормально!
– Что это? Ты с водителем приехал?
– Конечно. Как ты думаешь, мог бы я так быстро ехать и одновременно искать информацию? Давай, я провожу тебя. И поведу твою машину, а то ты выглядишь немного усталой.
Дима, какой молодец! Я, конечно, села бы за руль зайчика, а вот доехала бы в целости до дома – неизвестно. Дико устала и перенервничала. Но сейчас можно расслабиться. Я даже включила альбом саундтреков Мишеля Леграна. Нежная, неземная музыка, настраивающая на мечтательный лад. Я откинулась на спинку сиденья, полузакрыла глаза. Редко слушаю за рулём этот диск, чаще выбираю более ритмичную музыку, чтобы внимание не ослабевало.
Не дал заснуть Дима, спросил, точно ли, что я не была у Юркова в Мельниково вчера.
– Даже не проезжала через него!
– Значит, машина, похожая на твою, – пустой номер. А то я засомневался, уж извини.
– Почему?
– Я кое-что нашел в Интернете на Юркова. Он когда-то регистрировался на форуме программистов. Интересовали его специфические хакерские программы. А сейчас его нигде нет, значит, ходит анонимно, шифруется. Может, он информацией торгует? Шантажист?
Сказать или нет?
– Да, вполне возможно, он мне когда-то хвастался чем-то таким. Но хватит об этом.
Дима поставил мою машину в гараж, закрыл ворота. Мой дом, в верхних окнах которого отражалось закатное солнце, а в нижних было темно, как будто в омуте, не казался мне, как раньше, уютным и надежным. Представила, как после последних ужасных двух дней останусь одна, и тоска навалилась на меня. Я вопросительно посмотрела на Диму, он отвел глаза, затем улыбнулся мне:
– Извини, у меня сегодня неотложные дела.
– Понимаю. – Выдала я короткую фразу. Хорошо, что он не добавил: «Я и так потерял много времени из-за тебя».
– Ты звони, если я буду нужен.
– Обязательно, позвоню.
Он дежурно поцеловал меня в щеку, повернулся и исчез за забором, а я вошла в свой огромный и пустой дом. Душно-то как! Открыла окна на проветривание, в соседнем коттедже зажгли свет, мне стало спокойнее. И что за паника? Подумаешь, заподозрили в убийстве, отпустили же. И у меня стопроцентное алиби. А Юрасика, несмотря ни на что, жаль. Молодой, мог бы жить и жить. Сам виноват, не надо было наглеть и нарываться на неприятности.
Солнце село. Я включила свет во дворе и во всех комнатах. Ужинать не хотелось. Я выпила стакан сока и поднялась в спальню.
Мне очень нравится мой дом. Этот коттеджный поселок построили давно, еще в 90-ые годы. Когда-то это была окраина города, а сейчас мой участок находится в черте города, до метро 20 минут. В то время и участки нарезали меньших размеров, и дома строили не такие роскошные, как сейчас. Уж кто-кто, а я насмотрелась на современные замки: вычурная безвкусица чаще всего, чтобы пыль в глаза пустить соседям и родственникам. Встречаются, конечно, приятные исключения.
Этот дом папа купил для бабушки. Дом внутри отделан деревом. Мне кажется, он дышит и живет. И ещё дом умеет разговаривать со мной, когда под моими ногами поскрипывают ступеньки старой деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Дом уютный теплый и прекрасно спроектирован. Внизу большой холл – прихожая, просторная кухня-столовая, небольшая комнатка для гостей. Наверху три спальни: моя, бабушки и папы. Моя комната самая большая и светлая – угловая с двумя окнами. Самая маленькая комната – у папы, он редко здесь ночевал. У него есть большая квартира в центре города, роскошный загородный дом.
Как же мне не хватает бабушки! Всю свою сознательную жизнь я прожила вместе с ней в этом доме. Она заменила мне умершую в детстве маму. Уже два года я живу одна, но до сих пор не привыкла, что бабушки больше нет. Иногда окликаю её, хочу с ней поделиться своими мыслями и переживаниями. Уж она бы точно все разложила по полочкам, утешила и ободрила бы меня.
Думала, что засну сразу, как лягу в кровать. Но сон не шел. На улице поднялся ветер. Я лежала и наблюдала на стене причудливую пляску теней от ветвей большой липы, что росла под моим окном. Наконец, я встала и зажгла светильник над кроватью. Руки потянулись к тумбочке и достали небольшую деревянную шкатулку из ящика. Я открыла шкатулку и стала перебирать старые янтарные украшения моей мамы.
Бабушка мне рассказывала, что у мамы было много украшений: колечки, сережки, кулоны. Украшения обычные, которые покупаются в любом ювелирном магазине. Но среди них есть бриллиантовое колье и диадема. Это целая история. Дорогие украшения маме достались от её прабабушки – балерины императорского театра. Не представляю, как семье удалось их сохранить. Они сейчас принадлежат мне и хранятся в надежном сейфе у папы. Я видела их однажды, когда мне исполнилось 18 лет. В тот день бабушка торжественно мне их вручила. Такую роскошь можно надеть на бал в каком-нибудь королевском дворце, но никак не на работу или даже в театр. Мама тоже никогда не надевала их. И какой от них прок в сейфе?
Я подумываю продать их, чтобы открыть свою фирму. Несколько подходящих офисов продается в центре: на Нарымской, на Мичурина. Не очень большие, от 50 до 80 квадратов. И цены не запредельные, 10-15 миллионов. В своих мечтах я уже отремонтировала свой будущий офис, и даже устроила выставку картин в просторном коридоре и зале. Среди моих знакомых есть много молодых художников. И где, спрашивается, они могут выставить и продать свои работы. Стоять на улице у метро? А я буду в самом центре города вывешивать их картины на всеобщее обозрение. Рекламу в сети организую. Закажу большие фото своих дизайнерских работ…
Но сегодня даже мысли о собственной фирме меня не греют. И вообще, никаких мыслей нет, «выжатый лимон», как говорила бабушка.
Мама очень любила простой янтарь. Мне он тоже нравится. Когда его трогаешь, то чувствуешь тепло смолы, которая растекалась под солнцем и застыла много-много лет назад. Украшений в шкатулке осталось немного: круглые темные бусы, такие же круглые бусы, но медового цвета, брошка в виде желтого листика, и перстень с большим прозрачным камнем в тонкой золотой оправе, а к нему в пару кулон. Я перебирала темные бусы в руках, как четки, вдыхала еле уловимый аромат терпких духов и думала о маме. Мамин портрет висит у меня на стене в спальне, но я её почти не помню. «Почти», потому что я придумала, как она выглядела по её фотографиям, какими были её руки, как она ласкала меня. Придумала запах её духов, прикосновение её волос.
Бабушка говорила, что я очень похожа на неё. Мама была небольшого роста, русоволосая, как и я. У нас одинаковые серые глаза с необычным разрезом. Один мальчик, который был влюблен в меня в 7-ом классе, говорил, что у меня глаза, как у олененка Бемби. Розовые очки влюблённости! У олененка должны быть карие глаза, а не серые. Хотя при разном освещении цвет моих глаз может меняться от светло-серого до темного.
Шкатулка упала с колен на пол. Я нагнулась за ней и увидела листок бумаги, который наполовину выдвинулся из шкатулки. Почему я не видела его раньше? Оказывается, у шкатулки было двойное дно. Осторожно я развернула листок бумаги. Что это?!
Это было завещание моей мамы. Я читала и перечитывала его несколько раз. Моя мама оставляла всё недвижимое имущество, вклады, украшения и фирму, которой она владела, своим дочерям: Кривцовым Надежде и Вере. Она назначала опекунов для своих дочерей в случае её смерти. Завещание было составлено 07.08.1994 года, за день до смерти мамы. И внизу фамилия нотариуса: Вежнин Аркадий Юрьевич.
Господи, у меня есть сестра! Она младше меня на два года. Но где она? Умерла, как мама? А собственно, как умерла мама? Мне сказали, что она попала в аварию на машине. Так ли это? И почему она спрятала завещание? Голова раскалывалась от вопросов. Я спустилась в кухню, плеснула в бокал коньяк. Янтарная жидкость обожгла горло, но легче от этого не стало. Опять всплыла бабушкина мудрость про «утро вечера мудренее». Отец! Он может ответить на все эти вопросы. Утром я поеду к нему и спрошу.
С утра телефон отца не отвечал, я помчалась к нему на квартиру. Обычно в этих узких дворах в центре Новосибирска из-за плотной застройки невозможно втиснуть даже переднее колесо, а не то что – всю машину. Однако летом в воскресенье, было почти пусто. Консьерж категорически заявил, что Кривцовых из квартиры № 15 нет уже несколько дней. Ехать ли к папе в загородный дом? Это через полгорода, а потом по шоссе. Полдня точно прокатаюсь. А если его там нет? Общаться с новой «мадам» мне совсем не хотелось. Может, папа сам скоро выйдет на связь? Тогда – была, ни была – я поехала на фирму. И угадала. «Бизнес не знает выходных», – это я от него слышала с детства.
Секретарь отца, Светлана Геннадьевна пыталась меня остановить.
– У Ивана Алексеевича важное совещание через пять минут, он просил не беспокоить его.
Светлана грудью встала на защиту двери в кабинет отца.
– Он прилетел сегодня ночью, устал.
Я понимаю отца, почему он взял в секретарши эту пожилую бабу с лошадиным лицом: работоспособная и преданная, как собака. А внешность его не волнует, ему хватает своих фигуристых подружек с ногами от ушей и личиками, скопированными с фотомоделей.
– Я на минутку, это очень важно. Папа не рассердится, уверяю вас.
Я улыбаюсь, осторожно отодвигаю Светлану от двери, и даже получаю нечто похожее на ответную улыбку на этом лошадином лице.
Папа отрывает взгляд от бумаг на столе. У него усталый вид, круги под глазами.
– Вера, мне уже доложили. Надеюсь, Дмитрий уладил все твои неприятности. Как ты? Сильно расстроилась?
– Я в порядке. Мне срочно надо с тобой поговорить.
– Поговорим, но давай не сейчас, скажем, в 14 часов. Пообедаем заодно вместе. Я так давно не видел тебя. Соскучился.
– Нет, сейчас. Смотри, что я нашла ночью в маминой шкатулке!
Я протягиваю отцу листок с завещанием.
Отец садится в кресло, опускает лицо в ладони. Затем нажимает кнопку на столе.
– Светлана Геннадьевна, отмените сегодняшнее совещание. Да, отмените! На вечер, на завтра, послезавтра! Я занят.
Папа выпивает залпом стакан воды. Поворачивается ко мне.
– Садись, это долгий разговор. Моя девочка, поверь, я не хотел, чтобы ты узнала о трагических событиях из прошлого нашей семьи. Но теперь придется тебе всё рассказать, хотя это причинит тебе боль. Прости меня!
… До 1994 года я был очень счастливым человеком. У меня была любимая жена Соня, дочь Верочка, и мы ждали второго ребенка. Материально мы ни в чем не нуждались, у нас уже была своя фирма, которую мы вдвоем с Соней развивали дальше. Никто не предвидел, что рождение второго ребёнка пустит под откос все наше благополучие и спокойствие.
Надя родилась раньше срока, в 33 недели. До 6 месяцев мы не замечали особых отклонений. Конечно, ребенок был слабенький, но мы надеялись на лучшее. Но дальше девочке становилось все хуже и хуже. Ей не могли сначала поставить точный диагноз. Соня стала вести себя неадекватно из-за болезни дочери. Она металась от одного специалиста к другому, ездила к разным бабкам и колдуньям. Господи, куда только она ни таскала бедного ребенка!
Надя в год не сидела, она никогда не говорила, ни на что не реагировала, она не была уже человеком. Девочка часто теряла сознание. В конце концов, ребенку поставили диагноз «эпилепсия», и врачи сказали, что она не выживет. Я несколько раз пытался положить девочку в больницу в неврологию, чтобы облегчить страдания ребенка, но Соня забирала её буквально на следующий день. Я пытался достучаться до жены, втолковать ей, что у нас есть здоровая дочь Вера, которая растет сиротой при родной матери, брошенная на нянек. В конце концов, у нас могут быть другие дети. Но все было бесполезно.