Леонид Павлович хитро посмотрел на Никифора, прищурился и пафосно заключил:
– Заранее предвидя ваш вопрос «А что Курман?», отвечу: он стал почётным президентом научной ассоциации козлов и баранов, и сейчас выдвинут на соискание очень престижной премии. Кстати, движение в его поддержку уже повсеместно ширится и с каждым днём набирает обороты. Поэтому тем самым ребятишкам, которые когда-то кидали в его подопечных камни, теперь пришло время самим же их собирать.
И имейте в виду, здесь всё по чесноку. Будьте вы хоть семи пядей во лбу, а на трон победоносно взлетит именно тот, кого туда забросят властители мира сего. Это и будет их иконой, место которой далеко не в божьем храме.
А завтра, вот увидите, из этих отпрысков появятся новые горе-учителя, врачи, архитекторы, деятели науки, культуры и искусства, которые с умными лицами будут взращивать себе подобных, а может быть и хуже: воспылавших своей величественностью и недосягаемостью. По сути, это будут те же бестолковые и никчемные твари. И всё вернётся на круги своя, но только в гораздо извращённом виде. А это уже, сами понимаете, ловушка, выбраться из которой удастся далеко не каждому.
– Но такого не может быть!? – удивлённо воскликнул Никифор.
– Вот, и я так думал, что не может, а на деле, как ни крути, выходит по-другому.
К столу неожиданно подбежала официантка и на ходу поинтересовалась:
– Вам ещё или как?
– Да, по одной, – молниеносно ответил Никифор и снова углубился в беседу. – Неужели всё неизбежно движется к своему концу? Конечно, я понимаю, что экспериментировать на людях дело не самое благородное и далеко не нужное. Но на этом противопоставлении обществу мы взращиваем монстров, уничтожающих нас же самих.
– Подождите, – перебил его Леонид Павлович, – не ломайте заранее головой стену. Ещё не всё потеряно, а для примера послушайте другую историю. Она тоже весьма поучительная и своеобразная.
Он прокашлялся, отпил немного пива и, не притронувшись к рыбе, начал излагать уже другую историю:
– Любимец детей пёс по кличке Кинг напрягал последние усилия, еле передвигая передние лапы и волоча за собой обездвиженную заднюю конечность. Какой-то лихач переехал её на своей автомашине, когда он перебегал дорогу. Водитель, конечно, видел, не мог не видеть трагедии и отчётливо слышал глухой удар маленького тела о передний бампер, но не остановился, а, наоборот, безжалостно нажал на педаль, убыстряя ход своей иномарки. Внутри салона играла музыка. Одурманенный кальяном владелец машины любовался очаровательной пассажиркой и порывался на ходу поцеловать её.
– Стой! Кажется, мы кого-то сбили, – в какой-то момент вскрикнула она и отдёрнула от себя навязчивую руку своего кавалера.
Но музыка затушила этот взбалмошный выплеск юной особы и машина, не останавливаясь, продолжила свой путь по ночному городу. На дороге остался лежать только Кинг с перебитой задней лапой. Он долго мучился и визжал от боли пока не нашёл в себе силы поползти в сторону жилых домов и потянуть за собой окровавленное месиво. Примерно через километр пути его след затерялся в спальном массиве мегаполиса.
Кинга нашли утром и вовремя доставили в ветлечебницу. Сейчас он с трудом передвигается по двору многоэтажного дома и на приветствия прохожих не обращает никакого внимания. В его маленькой, но гордой груди поселилось недоверие к людям. Кинг подолгу лежит под деревом и, положив мордочку на передние лапы, созерцает окружающий мир. Теперь сердце пса бьётся совершенно в другом режиме. Оно, как маятник настенных часов в пустой комнате, показывает время, которое уже никому не нужно.
Никифор всё время слушал Леонида Павловича с опущенными глазами. Сейчас ему было стыдно не за себя, а за тех людей, которые живут рядом с ним и дышат одним воздухом, заражая его своей токсичностью.
– А хочешь, я поведаю тебе один случай, совершенно противоположный этому?
Никифор промолчал, но по выражению его лица было видно, что этого он хочет, как никогда.
– Хочешь? – снова спросил Леонид Павлович.
В знак согласия Никифор одобрительно покачал головой.
– Тогда слушай. Как-то десятилетняя дочка охотника-зверобоя Тантала Настенька пошла с братом по грибы и заблудилась в лесу. К вечеру домой вернулся только один брат. Он и рассказал родителям, как потерялась его сестра. Бросился Тантал на поиски Насти и всю округу на ноги поднял. Распределили люди между собой участки леса и, как положено, в каждой группе старших назначили.
Нашли Настю уже под утро. Свернувшись калачиком, она безмятежно спала под деревом. Рядом валялась корзинка с грибами, а неподалёку метались волки. Один из них, по всей видимости, волчица, мирно лежала возле девочки, оберегала её и согревала теплом своего мохнатого тела. Увидев приближающихся людей, волчица настороженно приподнялась, посмотрела по сторонам, но, поняв, что они обиды не причинят, тут же успокоилась, лизнула девочке лицо и затрусила в чащу к сородичам.
Такое отношение к человеку у диких животных проявляется очень часто, даже чаще, чем вы думаете, а когда в беду попадает ребёнок – тем более. После этого случая Тантал зарёкся бить зверя из ружья, а затем и вовсе в егеря подался – лес и его обитателей от браконьеров сторожить, из плена их алчности вызволять, если придётся. По этому поводу даже награды заслужил. Таким образом, искупил он вину свою перед теми, кого загубил когда-то ради обогащения своего.
Леонид Павлович сделал паузу, чтобы смысл его рассказов дошёл до глубины сердца Никифора, и подытожил:
– И куда же, позвольте спросить, делось всё наше превосходство, наработанное веками? Я думаю, оно растворилось в суматохе дел, которые, как нам казалось, были столь величественны и богоподобны, что мы не убоялись последовать им в своей безрассудности.
Леонид Павлович ушёл из пивного бара по-английски: молча положил на стол визитку, деньги, откланялся и растворился в смоге табачного дыма. Вокруг все продолжали что-то пить и жевать, как стадо коров на лугу. От всего этого Никифору стало ещё противней, в горло выплеснула горечь. Не замечая никого, он выбежал на улицу и пошёл прочь, подгоняемый ветром грядущих перемен. Сопротивляться ему сейчас не было никаких сил и возможностей. Но мысли!!! Мысли, которые выворачивали его наизнанку и не давали покоя, ещё долго вырывались наружу и лавой душевного огня растекались вокруг, испепеляя всё, что попадалось им на пути.
Счастливый билет в один конец
(История любви)
Если не любил – значит,
и не жил, и не дышал!
Владимир ВысоцкийСегодня Энрике несказанно повезло дважды: он смог в последний момент достать, буквально вырвать из рук желанный билет на самолёт до Москвы и встретить девушку своей мечты Кэт.
Впервые он увидел её на фешенебельном пляже Рио-де-Жанейро «Копакабана». Она с первого взгляда покорила его своим бесстрашием бороться с прибрежными волнами. Красота движений отточенного до идеала женского тела, плывущего в лучах восходящего солнца, не оставляла никаких шансов неукротимому Нептуну захватить её в плен низвергающейся пучины.
Вторая фортуна свела их в одном салоне авиалайнера, причём местами бок о бок. Они долго не решались заговорить, но какая-то неудержимая тяга и трепет молодого сердца сами заставили Энрике первым сделать шаг навстречу. Из лайнера они спускались по трапу уже вместе, а при получении багажа в аэропорту Домодедово обменялись желанными адресами и телефонами.
Так родилась любовь двух молодых людей: Энрике – Эн из Бразилии и Катерины – Кэт из России. Ни время, ни расстояния, ни трудности не помешали им пронести её пламя сквозь мгновение вечности.
* * *Освещаемая иллюминацией территория университета, в котором уже второй год заочно обучался Энрике, утопала в мерцающем блеске снежного разноцветья. На третьем этаже в одной из комнат студенческого общежития для иностранцев шла активная подготовка к Новому году. Энрике был ответственным за музыкальную часть праздника и, сознавая, что на нём будет присутствовать Кэт, выложился для неповторимости его душевного восприятия на все сто. Она любила блюзы и джаз, особенно Луи Армстронга, и поэтому подготовленная для прослушивания фонотека в основном изобиловала жанром этой музыки.
Стрелки часов неуклонно приближались к заветному рубежу – полуночи. Апогей торжества нарастал с каждой минутой. Ликованию молодых людей, собравшихся встретить подобие бразильского карнавала на русской земле, казалось, не будет предела: пожелания под звон бокалов, бесконечный юмор и взрывы смеха заглушали всё вокруг. Пение горячих парней под ритмичный бой барабана и звон гитары взывали их блистательных подруг к грациозным эротическим движениям вокруг ёлки. Энрике, похоже, тоже улыбался или делал вид, но внутренне изнывал от одиночества. Его Кэт, которая обещала прийти и провести с ним это радостное мероприятие, всё ещё не было.
Он постоянно выглядывал в окно, рисуя на замёрзшем стекле изображение пробитого стрелой сердца, выходил на улицу и много курил, прислушиваясь к каждому скрипу останавливающихся автомашин. В какой-то момент ему показалось, что из-за угла общежития вышла Кэт. «Вот она», – подумал Энрике, и бросился к ней навстречу, но ошибся – это была совсем другая девушка. Она прошла рядом, одарила его улыбкой и скрылась в соседнем подъезде, оставив наедине с бесшумными снежинками, мягко устилающими землю, отчего сердце молодого человека защемило безбрежной болью.
Энрике вернулся в комнату и, заглушая страдания, снова присоединился к весёлой компании, но по-настоящему стать её душой уже не смог. Через какое-то время, не выдержав трепета сердца, он снова вышел в коридор и набрал номер телефона Кэт. Длинные гудки, казалось, продолжали пронизывать вечность. Наконец в трубке послышалось её долгожданное «Да». Сердце Энрике тут же воспылало счастьем.
– Кэт! Родная! Неужели ты ещё дома? – удивлённо воскликнул он.
– Дорогой Энрике! – всхлипнула Кэт. – Не хочу тебя расстраивать, но ситуация складывается таким образом, что встретиться нам, по всей видимости, не удастся.
– Как? Что случилось, любимая? Не видеть тебя в эту минуту подобно смерти. Я соскучился и готов мчаться за тобою на край света. Ты для меня единственное, что есть в моей жизни.
Кэт долго молчала, утирая слезу.
– Ты плачешь? Но почему? Что случилось? Кто тебя обидел? – бесконечной чередой вопросов вырывалось из уст Энрике. – Ты только намекни, и я всё пойму, выполню любое твоё желание.
– Мама! – протяжно вырвалось у Катерины.
– Мария Михайловна? Что с ней? – в ужасе прокричал Энрике.
– Ей плохо. Температура под сорок. Она бредит. Я вызвала скорую помощь.
Расспрашивать дальше любимую Кэт у Энрике больше не было сил. Он быстро оделся и, ничего не объяснив друзьям, выбежал в снежную круговерть. За углом общежития наудачу стояло свободное такси. Не спрашивая разрешения, он плюхнулся на заднее сидение и, задыхаясь от волнения, скомандовал:
– В Химки.
– А деньги имеются? – поинтересовался у него таксист. – Путь не ближний.
Энрике с нетерпением похлопал водителя по плечу и, словно очень близкому человеку, повелел:
– Трогай. С меня два счётчика.
В квартире Кэт было много народу. Особое напряжение своим строгим видом создавали врачи. Они укладывали беспомощную женщину на носилки и укрывали её тёплым одеялом. Катерина, не сдерживая слёз, рыдала. Её мучения не оставляли никого равнодушными и безучастными. Рядом с ней в нервном потрясении стоял её брат Андрей. Мужчина тоже еле сдерживал свои эмоции. Энрике кивком головы поздоровался с ним, потом обнял Кэт и прижал к себе.
– Не беспокойся, родная, всё будет хорошо. Вот увидишь, – нежно прошептал он, гладя её шелковистые волосы.
Новый год и все последующие праздники для Энрике и Кэт прошли в суматохе. Они оба практически безотлучно находились в больнице возле Марии Михайловны. Андрей, несмотря на сменную работу, тоже оказывал посильную помощь в уходе. А через неделю Энрике попал в жуткую аварию. Он возвращался в общежитие на такси, когда машину, в которой он находился, закрутило на гололёде. Водитель от полученных травм скончался на месте происшествия, а его самого в бессознательном состоянии с переломами обеих ног доставили в городскую травматологию. С этого времени череда бессонных ночей для Кэт продолжила бежать по ускоренному графику.
Но известно, что Бог милостив, и вскоре мама Кэт, Мария Михайловна, которой сделали операцию на сердце, а за ней и Энрике, пошли на поправку. Этому во многом способствовала своевременная помощь однокурсников Энрике. Когда она стала необходимой, ребята все, как один, не сговариваясь, пришли в пункт переливания крови и сдали требуемую дозу медицинского материала.
По выходу из больницы Энрике был вынужден взять в университете академический отпуск и улететь к себе на родину, чтобы продолжить там посттравматическую реабилитацию. А накануне вечером он, пренебрегая болью в ногах, приехал с цветами к своей возлюбленной домой. Катерина, Мария Михайловна и Андрей с нетерпением ждали его и сходу усадили за накрытый яствами стол. Речь, как он и предполагал, зашла о них с Кэт.
– Сынок! – обратилась к нему Мария Михайловна после некоторого раздумья. – Я чувствую, что у вас с Катериной дела идут к помолвке. Так ли это? Успокой душу матери.
– Уважаемая Мария Михайловна! – с радостью подхватил её Энрике. – Я и сам давно хотел вам сказать, что без моей Кэт себя в этой жизни не представляю. Она занимает все мысли и полностью обладает моим сердцем. Поэтому прошу благословить нас, если, конечно, Кэт не возражает. Уверяю вас, что ни одна слезинка не прольётся из её глаз по моей вине.
Мария Михайловна почувствовала искренность и чистоту помыслов этого страстного латиноамериканца, от него веяло уверенностью, надеждой и безграничной любовью. «Дочь попадёт в надёжные руки», – решила она, и перевела взгляд на Катерину. Та, опустив глаза, послушно молчала в знак своего согласия и покорно ждала материнского вердикта.
Свадьбу решили сыграть после полного выздоровления Энрике. А пока сговорились на том, что Катерина в ближайшее время вылетит к нему в Рио-де-Жанейро и познакомится с его родителями. Таков, как известно, обычай каждой здоровой семьи.
Потом они долго сидели за столом, утопая в фантазиях предстоящего мероприятия. В какой-то момент Энрике достал из кармана свой гаджет и нашёл в нём очень дорогую для него фотографию.
– А это мои родители, чета Карвалью, и лучик света, как я называю, сестрёнка Аманда, – произнёс он, показывая её присутствующим.
На снимке была изображена супружеская пара двух взрослых, но ещё далеко не старых людей, из глаз которых, казалось, сочилась огромная жажда жизни. Между ними, словно порывающийся взлететь к небесам ангел, сидело необыкновенное по красоте юное создание. Оно было облачено в воздушное белое платье без рукавов. Её пышные тёмные волосы ниспадали к хрупким плечам и волнистой струёй горной прохлады обрамляли совершенное изящество лица.
Увидев фотографию Аманды, Андрей влюбился в это божество с первого взгляда. «Она будет моей и только моей, что бы этого ни стоило», – вихрем пронеслось в его сознании и закралось глубоко в сердце.
И снова Бразилия. Дни ожидания приезда Кэт тянулись для Энрике мучительно долго. Он не находил себе места и ежедневно звонил ей в Москву. А чтобы образ любимой был всегда перед глазами, заказал в ателье рамку с её фотографией, которую поставил на тумбочку у изголовья своей кровати, и подолгу любовался ею.
Аманда тоже тайком мечтала об Андрее.
«Какой он большой и мужественный, настоящий русский медведь, – неотрывно твердила она себе. – «Наши парни ему неровня, как ни крути. А эти небесно-голубые и пронзительные, как стрелы Амура, глаза – настоящий омут таинственности и неизведанности. Такой человек никогда не обманет и не подведёт. Я бы пошла с ним на край света».
А в Москве Катерина уже сидела на чемоданах. Перед этим ей несказанно повезло. Как-то, увидев в прессе объявление авиаперевозчика о розыгрыше одного бесплатного билета до Рио-де-Жанейро, она, не задумываясь, приняла в нём участие и, как ни странно, выиграла.
– Это чудесное знамение, предвестник торжества, – сияла она, показывая всем счастливый билет, и от радости витала на седьмом небе.
Мария Михайловна и Андрей тоже не скрывали своего удовлетворения от всплеска её положительных эмоций.
В день долгожданной встречи Энрике встал ни свет, ни заря и сразу позвонил Андрею.
– Ну, что у вас, как дела? Кэт вылетела? – скороговоркой выпалил он.
– Вылетела, не беспокойся, – успокоил Андрей своего заокеанского друга. – Сам в аэропорт её сопроводил до самого самолёта. Так что встречай, скоро будет. И смотри мне, ты за неё в ответе. Если что – шкуру спущу, а я обязательно приеду.
В международном аэропорту Галеан было, как всегда, многолюдно. Авиалайнеры из европейских городов, а также городов Латинской Америки и США, производили посадки один за другим, но рейс из Москвы, несмотря на истечение времени, почему-то всё не объявляли. Каждая минута тянулась томительно долго и тяжело отдавалась в сердце Энрике. Он, не отрывая глаз, следил за информацией на электронном табло и при каждой смене расписания вздрагивал от неожиданности. Прошло больше часа, когда аварийная служба аэропорта, наконец, сообщила тревожную весть:
– При подлёте к аэропорту Галеан потерпел крушение и рухнул в море самолёт сообщением Москва – Рио-де-Жанейро. Все службы города приведены в повышенную готовность и принимают необходимые меры по спасению пассажиров.
Аэропорт замер от ужаса услышанного. В голове Энрике последние слова информации слились в одну сплошную сумятицу и едва не разорвали череп на части. «Потерпел крушение, крушение, крушение…», – кричало его сердце и порывалось выпрыгнуть из груди.
Через мгновение он, словно, очнулся.
«А может быть это всё неправда, и кто-то что-то напутал? – с надеждой подумал он. – Ну, конечно, как же я сразу не сообразил?»
И он бросился к справочному окошку. Но там уже находились полицейские, которые пытались навести общественный порядок и успокоить толпу обезумевших людей.
Всю следующую неделю Энрике не находил себе места. Он уединялся в своей комнате, пил и ни на чьи уговоры не реагировал. Его жизнь в одно мгновение оказалась перечёркнутой. Но самое страшное, что выпало на его долю, – это сообщить о случившемся в Москву, хотя там, конечно, уже всё знали.
Однажды вечером он вышел из дома, сел в машину и больше не вернулся. Его тело, изуродованное в результате падения транспорта в пропасть, было предано земле. На могиле установлена огромная чёрная плита с надписью: «Жизнь без Кэт бессмысленна» и гравировкой их совместной фотографии, которую они сделали незадолго до его возвращения на родину.
Андрей вылетел в Рио один после того, как службы спасения уже закончили все поисковые мероприятия. Её сотрудникам удалось найти в воде всего несколько обломков разбившегося лайнера. Души погибших пассажиров в это время находились совершенно в другом измерении и являлись невольными свидетелями всего того, что творилось на земле.
На могилу Энрике Андрей пришёл вместе с Амандой. Они возложили цветы и поклялись в вечной любви друг к другу. А вблизи аэропорта Галеан на воду в траурной обстановке были спущены венки и поминальные зажжённые свечи.
Да пребудет с ними Господь Бог!
Егоркина радость
(Голос из детства)
В детстве меня учили, что врать нехорошо. Детство кончилось.
Екатерина БезымяннаяЕсть у Корнея Чуковского одна замечательная сказка – «Федорино горе». Весьма поучительная и остроумная. Я же хочу поведать вам другую историю – «Егоркина радость». Послушайте её, она из нашего детства и, на мой взгляд, тоже забавная.
Пролог
В давние времена на бескрайних степных просторах Казахстана в пойме одной небольшой речушки, сплошь усыпанной тугайными родниками, жила семья Ивана и Марии Богатовых. Их родители ещё с революции мигрировали в эти края из голодающего Поволжья России, где и пустили свои корни.
Детей они нажили в браке четверых – все мальчишки, один задиристей другого, а по годочкам: сверху Григорий, потом Сашка, за ним Серёга и последний Егорка. С девочками, к сожалению, им не повезло, поэтому Марии самой на своих плечах приходилось тащить всю тяжесть женского труда по дому.
Иван, конечно, видел, как изматывается в заботах о детях его супруга, и потому воспитание мужского роду в доме построил по спартанскому типу. А чтобы все слушались старших и не перечили им без лишней надобности, даже ремнём иногда порол за их проказы и непослушания. Те безропотно выполняли любые поручения, чтобы ещё больше не всыпали.
Самым младшим в семье был Егорушка. Поднимали его на ноги всем миром, а потому и любили больше всего на свете. Когда же он подрос немного, лет этак до пятнадцати, стал самостоятельными делами обрастать: сено, клевер наравне со всеми косить; огород, бахчу, кукурузу сторожить, в ночную ходить, поливать, если надобно; живность по тучным местам водить, от волков, шакалов оберегать. Но главное в его жизни была рыбалка. Дня не проходило, чтобы он в воде не повозился, мелководье, родники не обшарил и домой с уловом не вернулся. А к исходу дня от него всегда несказанной радостью веяло, как будто других дел на свете не было.
И любил он очень о своих похождениях рассказывать. Мёдом не корми, а, бывало, доплетётся до ночлега, еле на ногах стоит, хлебнёт из крынки молока с хлебом, утрёт губы, пристроится на сеновале и давай то и сё вспоминать, зубы всем заговаривать, пока глаза сном не закроет. А ребятня, что постарше, уши навострит и насмехается над ним: «Ври-ври, – говорит, – да не завирайся». Одна только Мария сердцем чувствовала, что сынок правду молвит. На том и успокаивала себя.
Оборотень
Смастерил как-то дед Матвей бричку из старой мотоциклетной коляски, чтобы сено возить. Да не простую, а с амортизаторами и клаксоном, как у машин настоящих. Стояла она долго в сарае без дела, пылилась, потому что людей смешила, а когда время настало, Егорке подарил. Вроде бы для забавы, а на деле очень кстати пригодилась.
Запряжёт тот кобылу в неё, всё чин по чину с оглоблей посередине, залезет внутрь и давай понукать, кнутом лошадь погонять. Та ввиду возраста, конечно, уже не прыткой была, но, если в ритм войдёт, даже ветерком обдувает. А уж с горки – тем более, настоящая сивка-бурка, поди, скачет.
Однажды Иван младшего сына в ночную снарядил, бахчу охранять.
– Смотри, Егорушка, – наказывал отец, – не балуй, добро семейное, как положено, стереги. А если не убережёшь – взыщу, так и знай.
И покрутил у него кулаком под носом.
Егорка перечить батьке не стал, знамо худо будет, запряг кобылу в бричку мотоциклетную и в поле подался, арбузы и дыни сторожить. Долго ли, коротко, приехал он к месту несения дозора, траву накосил, в стог собрал, корпеше расстелил, а лошадь рядом пристроил, чтобы сено жевала. Скотина тоже кормлена должна быть, сызмальства ведал он.
Свечерело, небо звёздами расцвело, луна выглянула и мило улыбнулась, вроде как поздоровалась. Слышно, ручеёк совсем рядом под стрёкот кузнечиков в тишине хохотушкой залился. Размечтался Егорка, расфантазировался.
«Вот бы сейчас на луне оказаться, – подумал он. – Интересно, какая она из себя? Холодная, небось, как льдина, раз жёлтая такая, и поверхность у неё, точь-в-точь кожа гуся, мурашками покрылась». Побродил он в небесах и заснул сном молодецким.
А под утро, ещё затемно, Иван в доме с постели поднялся и думает: «Дай проверю Егора, как он наказ отцовский выполняет». Разбудил старшего Григория и говорит ему:
– Собирайся, Егорку посмотрим, всё ли на поле ладно.
Потянулся Гришка со сна, аж кости хрустнули, и говорит, а по сути, отцу перечит:
– Не хочу сон портить, спать охота. Давай позже посмотрим.
Тут и замахнулся Иван ремешком, что живот подтягивал, и стеганул Гришку меж лопаток, да так, что у того искры из глаз посыпались.
– Ты чего это? Я же пошутил, – взревел Григорий, вскочил как ужаленный, и собрался быстрее солдата на посту.
Егорка в то время ещё спал на сеновале и сны дивные видел. Луна и звёзды его одолевали, бродил он по ним и восторгался. Отец меж тем подкрался к нему, лошадь с бричкой умыкнул и велел Григорию в ложбинку её неподалёку спрятать. А заодно и кепку Егоркину себе за пояс засунул. Пущай малой побегает, пропажу поищет.
Проснулся Егорка от шороха, глаза выпучил, по сторонам озирается. Глядь, а на месте лошади какая-то невидаль к земле прижалась и окурками глаз светится. Хуже того, рычит, всех порвать норовит. Поначалу оробел он, а когда присмотрелся хорошенько, шакала в нём признал. Оскалился тот, ощетинился.
Не испугался Егорка зверя, не таков был. Спрыгнул он со стожка, схватил серп и на него бросился. Тот, видимо, струсил, наутёк пустился, только хруст камышей в темноте слышится. Долго гнался за шакалом Егорка, все ноги истоптал, руки о ветки поранил, но заросли тугайные камнем преткновения на его пути стали. Затерялась в них тварь степная, махнула хвостом и исчезла из виду в тумане предутренней росы.