Рынок удобных животных
Если радио и телевидение контролировали внимание, открывая доступ к новой информации, то с появлением безлимитного интернета к числу мотивационных импульсов добавилась опция самовыражения. Помимо неограниченного потребления контента, открылась возможность непрерывно его производить. Социальные сети предложили эффективные инструменты для создания и редактирования цифровой версии себя, как правило, улучшенной. Приложения-фоторедакторы, выверенные статусы и чаты, в которых можно избежать оговорок спонтанной беседы, позволяют нам конструировать альтернативную виртуальную идентичность.
Цифровые бьюти-маски для селфи помогают приблизить внешность к глянцевым стандартам: выровнять тон лица и исправить его форму, сделать цифровой макияж, увеличить объем волос, добавить эффект блеска в глазах и даже убрать лишний вес. Чтобы выбрать степень обмана, достаточно передвинуть ползунок по шкале насыщенности фильтра от 0 до 100%. Как и обычный макияж, подобные манипуляции с внешностью воспринимаются не как подлог, а как придание телу «товарного вида». В цифровом пространстве это тело противостоит растущему потоку зрительных стимулов, представленных такой же гладкой, спортивной, безволосой, эротизированной плотью57. Так как процесс ее редактирования скрыт, мы привыкаем считать ее естественной. На этом фоне публикации в поддержку неглянцевого женского тела с волосатыми подмышками воспринимаются как травмирующий контент и продолжают вызывать всплески агрессии.
Повседневное публичное представление не совсем реального «я», которое сопровождается анонимным потреблением столь же ненастоящих других, может привести к неврозу. По мнению Берарди, интенсивное наслаждение, оторванное от телесного взаимодействия в пользу зрительных стимулов, делает человека нетерпимым по отношению к реальному другому, когда он или она появляются перед ним во плоти58. Израильский социолог, исследователь романтических отношений Ева Иллуз определила эту проблему как психологический дискомфорт при переводе образа, созданного для публичной самопрезентации, обратно в плоскость личных эмоциональных отношений59. Так же сложно переводится в физическую реальность опыт анонимного, порой неосознанного потребления цифрового интима. Такое противоречие между публичным и личным «я» формирует новый сегмент людей, готовых лечиться у психотерапевтов. Одним из симптомов этого явления может быть дисморфофобия – психическое расстройство, которое характеризуется навязчивой идеей о том, что какой-то аспект внешности является серьезным недостатком и потому требует исправления любыми средствами. Стремление скрыть свое лицо за трогательным аватаром обыграно в антиутопии «Годы» (2019). В одном из эпизодов сериала девочка-подросток во время завтрака с родителями активирует голографическую маску с эмодзи оленя, а после сообщает им о своем желании отказаться от физического тела и загрузить себя в сеть (ил. 2)60.
Ил. 2. Кадр из сериала «Годы» (Years and Years), эпизод 1. Совместное производство BBC One и HBO
В перспективе утрата влечения к людям может способствовать росту спроса на животных-компаньонов. Как заметил Берарди, для некоторых людей физическая близость к телу человека без цифровых масок и фильтров становится неприятной. К такому телу «трудно прикасаться… трудно наслаждаться им»61. В отличие от людей, физические тела трогательных животных и их цифровые изображения идентичны и правдивы, а потому в равной степени привлекательны для созерцания и прикосновений – для потребления, опосредованного экраном, и в режиме IRL (in real life, «в реальной жизни»). Стремление спрятать свое тело под маской животного и одновременно избежать реального другого проявилось в субкультуре фурри (от английского furry – «меховой»). Представители этого движения социализируются, переодевшись в ростовые костюмы животных. Возникнув в 1980‐е годы как невинный фандом мультяшных антропоморфных зверей, к середине 2010‐х сообщество фурри эволюционировало в сторону сексуальной фетишизации. Опрос группы ученых, изучающих фандом фурри62, показал, что 96% мужчин и 78% женщин, которые причисляют себя к этой субкультуре, используют эротический и порнографический контент с зооморфными персонажами63. В 2017 году только в США насчитывалось 250 тысяч фурри, из них две трети – мужчины, многие – представители профессий, связанных с информационными технологиями64. И хотя для некоторых фурри, переживших опыт дискриминации или насилия, идентификация с животными персонажами остается лишь формой эмоционального эскапизма, многие представители движения занимаются как киберсексом, так и очным сексом друг с другом, не снимая костюмов животных. Подобно маскам, такие костюмы раскрепощают, позволяя полностью скрыть неглянцевое тело и все его несовершенства. Неудивительно, что фандом фурри стал пространством для экспериментов с сексуальностью и гендерными ролями. В Японии утрата способности формировать привязанность по отношению к реальным людям проявилась в увлечении идолами – молодыми моделями, певицами и актрисами с кукольными лицами, а также аниме-персонажами и голографическими женами-дюймовочками с абонентской платой. В 2018 году компания Vinclu запустила в массовое производство капсулу Gatebox с виртуальной компаньонкой по имени Ацума Хикари (от японского 相妻, аи цума – «любимая жена»). 20-сантиметровая девушка в стиле аниме носит короткий кухонный фартук и гетры, а ночью – облегающую полосатую пижаму. Ацума использует технологии искусственного интеллекта для самообучения. Чтобы превратиться в идеальную жену, она подключается ко всем коммуникационным устройствам своего человека, читает его соцсети и анализирует речь, что позволяет ей общаться в похожем стиле дома и через SMS, подбирать правильные слова для утешения, вдохновения и легкого флирта.
Компаньоны продуктивного одиночества
С потерей способности испытывать удовольствие от близкого контакта совместный быт превращается в обузу. Одиночки становятся новым большинством. В книге «Жизнь соло» социолог Эрик Кляйненберг подчеркивает, что возможность жить без романтического партнера, детей или соседей по квартире сегодня привлекает представителей всех возрастов (после совершеннолетия) в самых разных странах65, в том числе в России, Китае и Индии. C 2010 года сегмент sinks (single income, no kids) – экономически независимых людей без партнера и детей – растет по всему миру, опережая прирост в других категориях. Например, в Великобритании, несмотря на высокие цены на недвижимость, «число одиноких увеличивается в десять раз быстрее, чем население»66. Даже пожилые люди предпочитают жить одни, если хватает денег. В 2012 году The Economist опубликовал «тревожную» статистику, согласно которой в Объединенных Арабских Эмиратах около 60% женщин старше 30 лет не состояли в браке по сравнению с 20% в 1995 году. Этот показатель продолжает расти, так как мужчины не могут позволить себе жениться повторно из‐за финансовой ситуации67. Число одиночек растет в Мексике, Бразилии и других развивающихся странах. Причины этого тренда варьируются: в то время как в Иране или России больше женщин выбирают образование и карьеру вместо замужества, в Индии и Китае подросло новое поколение одиноких юношей, для которых не хватает девушек. Это обусловлено тем, что в азиатских странах долгое время считалось, что родить мальчика, будущего наследника, намного выгоднее, чем девочку, для которой придется накапливать приданое68. По прогнозам экспертов, к 2030 году одиноких людей станет больше минимум на 20%69.
Междисциплинарное исследование Кляйненберга объясняет, почему попытки сбить эту динамику неэффективны – невозможно повернуть вспять урбанизацию, остановить образовательные проекты, развитие культа творческой индивидуальности и прочие глобальные явления, которые побуждают людей выбирать уединенный быт, чтобы сделать свою жизнь терпимее. В последние два десятилетия одиночки заметно меняют социальную ткань городов: в районах для молодых профессионалов открываются бары и галереи, старые гостиницы трансформируются в дома-коммуны, строятся капсульные отели, а в ресторанах становятся все популярнее столики для одного гостя. И хотя в допандемические времена такая бизнес-модель казалась слегка эксцентричной, сегодня она стала прибыльной. Как и в других мегаполисах мира, до 2022 года в Москве и Санкт-Петербурге рос спрос на «однушки», девелоперы повышали процент квартир-студий, планируя новостройки, и сокращали их метраж, чтобы сделать жилье доступным. В европейских столицах появляются кварталы компактных таунхаусов, рассчитанных на одного жильца и собаку. В Токио открылись молодежные резиденции с апартаментами площадью 4,64 кв. м – в такой квартире сложно представить питомца, который превосходит по размеру галаго70. Интеллектуально емкие образовательные программы и профессии с каждым годом требуют все больше часов продуктивного одиночества, уже поэтому сегмент одиноких людей в возрасте до 35–40 лет будет расти, меняя инфраструктуру городов, корректируя модели потребления, интенсивно развивая такие сегменты экономики, как рынок домашних животных, и попутно реформируя другие – рекламу, развлечения, туризм, бытовые услуги.
Если рассматривать потребность в продуктивном одиночестве как фактор роста популяции удобных животных, мы можем прогнозировать увеличение их численности минимум на 15–20%. Это, несомненно, обрадует тех, кто в кризисные времена решил заняться разведением корги для продажи на «Авито». Жизнь в отдельной квартире позволяет исключить из списка стрессовых взаимодействий вынужденную социализацию с другим человеком. Приятную компанию может составить животное. Жилье без людей дает возможность сосредоточиться на работе, саморазвитии и отдыхе в любое время дня (хотя очень часто, по причине расстроенной дисциплины внимания, эта возможность остается нереализованной). Антрополог Доминик Гийо прав, подчеркивая, что «во взаимоотношениях с животным человек чувствует себя гораздо свободнее»71. Наедине с питомцем мы можем полностью расслабиться, что невозможно в присутствии других людей, в том числе близких. Между тем иллюзия полной принадлежности самим себе помогает нам забыть о том, что взаимоотношения с животными-компаньонами предполагают эмоциональную вовлеченность и работу по воспитанию, социализации, поддержке их физического и психического здоровья. Микрособакам тоже нужны прогулки, а кошкам – игры. Многие из нас привыкли думать, что «самодостаточный» кот может развлечь себя самостоятельно, но жизнь в небольшой квартире вынуждает его адаптироваться к состоянию «овоща», чуждому природе хищника. В тесной квартире, как правило, мало возможностей для имитации охоты и стимулов для интеллектуальной активности. Кошки любят наблюдать за движением (поэтому они так часто смотрят в окно на прохожих и птиц). Им нравится изучать новые запахи, поэтому они возбужденно реагируют на природные предметы – листья, камни, ветки – и любую доставку. «Кошки до сих пор имеют репутацию тюфячков, – пишет Настя Крамаренко, зоопсихолог и ветеринар, автор телеграм-канала «Границы эмпатии», о недостатке физической и интеллектуальной активности. – Одни, испытывая скуку, становятся апатичными, переедают, толстеют, теряют интерес к жизни… Другие, наоборот, начинают сходить с ума, демонстрировать проблемное поведение. Третьи впадают в стереотипию72, неврозы, вылизывая себя до крови и незаживающих ран»73.
Аффективная работа трогательных животных как суррогат психотерапии
Как правило, все перечисленные эффекты когнитивного капитализма воспринимаются как исключительно негативные явления, которые необходимо исправить. Мы не привыкли рассматривать их как симптомы перехода к новой социальной реальности, которые невозможно вылечить, не затрагивая источник их появления. Оценивая стремление к одиночеству и снижение сексуальной активности как индивидуальные психопатологии, система начинает их лечить, корректируя поведение каждого из пациентов, но забывает смягчить антисоциальный контекст, стимулирующий их развитие. Лечение психических расстройств бывает быстрым или продолжительным, а эффект – кратковременным или накопительным. Так, дефицит внимания, памяти и мотивации можно компенсировать ноотропами быстрого действия, а можно, закрыв ноутбук, по два часа в день писать на бумаге китайские иероглифы, проговаривая их вслух и заучивая значения. Для профилактики одиночества тоже есть широкий спектр быстрых средств: например Tinder, где можно найти секс на одну ночь. Альтернативой могут стать прогулки в компании самого себя – считается, что такой досуг развивает «самодостаточность», помогает восстановить энергию и «нагулять аппетит» для общения.
Животные-компаньоны часто используются как одушевленные инструменты для быстрого и доступного снятия стресса, но с ними можно установить и более тесный контакт. Когда я глажу спящего кота в течение нескольких секунд в перерывах между имейлами, я получаю необходимую порцию окситоцина и испытываю мимолетное облегчение. Если я буду сосредоточенно наблюдать за его поведением полчаса в день (как советовал Джон Бёрджер, автор книги «Зачем смотреть на животных»), то начну тренировать собственную дисциплину внимания.
Легкие решения экономят время и энергию. Альтернативные стратегии, представляющие собой нетиражируемый опыт, требуют места в графике и регулярных усилий воли. И хотя в эпоху быстрого потребления мотивация к формированию полезных привычек развивается медленно, со временем рынок найдет способы сделать процессы осознанного сопротивления психопатологиям и стрессу такими же прибыльными и востребованными, как фармакологические препараты направленного действия (хотя до этого побочные эффекты психотерапевтического фастфуда успеют проявиться еще острее).
Пока жестокий оптимизм в отношении устаревших жизненных моделей еще преобладает над пессимизмом критиков самозамкнутого индивидуализма, спрос на легкие в применении, взаимозаменяемые средства поддержки личной продуктивности продолжит расти. В ход идет все, что может поднять настроение и вернуть вкус к работе так же эффективно, как антидепрессанты, любимая еда или трогательные видео с детенышами панды. Рост экономики знаний и инноваций зависит прежде всего от мобилизации психических ресурсов людей, поэтому средствами для подъема работоспособности и мотивации становятся фармакологические препараты, способные управлять уровнем нейромедиаторов – серотонина, дофамина и других гормонов хорошего настроения. И хотя эффект от применения таких средств длится недолго, они относительно доступны и действуют своевременно, направленно, с предсказуемым результатом.
Такие же качества стремятся вложить в свои продукты инженеры трогательности – создатели предметов и впечатлений, которые вызывают умиление и снижают тревогу, стимулируя выработку окситоцина. Проектируя самые разные продукты – от канцелярских товаров до программных интерфейсов, – дизайнеры, работающие в стиле каваии, наделяют их качествами, способными смягчить психическую нагрузку, создать атмосферу комфорта и безопасности. Для воспроизводства положительного эмоционального опыта и повышения его насыщенности они изучают весь спектр психологических эффектов, которые испытывают представители целевой аудитории в процессе и после потребления контента, взаимодействия с предметом или поставщиком услуги. Анализируя этот тренд, Аарон Маркус, Масааки Куросу, Сяоюань Ма и Аяко Хасидзумэ, исследователи продуктового дизайна как средства управления эмоциями, выделили реакцию умиления как ключевой ориентир в создании современных товаров и сервисов74. Рынок домашних животных ставит в один ряд с кавайными продуктами трогательных кошек и собак, самой востребованной функцией которых становится терапия эмоциональной усталости. Способность корректировать гормональный фон людей естественным образом – присутствуя в поле их зрения и позволяя прикасаться к себе – делает животных-компаньонов уязвимыми для эксплуатации в качестве антистрессовых игрушек.
Этнограф Лоррейн Плурд связывает расцвет котокафе в Токио с волной развития практик ияси (癒し), ориентированных на расслабление через воздействие на органы чувств75. В середине 1990‐х на фоне экономической рецессии и эволюции семейных ценностей приятные запахи, звуки, свет, природные объекты и животные стали позиционироваться как лекарство для восстановления психологического равновесия после рабочих и бытовых стрессов.
В 2000‐е годы в Японии одним из факторов напряжения стало социальное сиротство. В то время многие молодые люди из провинции переезжали в Токио, Осаку и другие мегаполисы в поисках перспективной работы. Побочным эффектом переездов был разрыв старых связей. Оставшись без близких, новоиспеченные жители крупных городов лишились не только знакомого окружения, но и привычных ритуалов, в том числе долгих обедов в кругу семьи и друзей. Ежедневная трапеза из практики общения, обмена новостями и эмоциями превратилась для них в опыт постыдного одиночества. Напряженная атмосфера в офисах осложняла социальное взаимодействие между коллегами, поэтому из‐за отсутствия компании многие люди стали обедать в кабинках общественных туалетов. В 2010‐е этот механизм психологической защиты стал распространенным феноменом и получил название benjo meshi (便所飯 – «обед в туалете»)76.
Терапевтический контакт с животным как повод для публичного досуга избавил многих одиноких японцев от чувства неловкости по поводу своей социальной неприкаянности. Антикафе с кошками стали пространством общественно приемлемого одиночества и противовесом самоизоляции. Подобные заведения сформировали комфортный, холодный тип социальности7778. При этом опыт публичного уединения, не ориентированного на знакомство и общение с другими посетителями, не исключал возможности диалога и развития приятельских отношений. В 2010‐х годах интерьеры таких кафе напоминали уютные квартиры, в которых можно находиться, не думая об уборке за собой и кошкой. Пастельные цвета, комфортная фактура мебели, мягкий свет, возможность прикасаться к приятным на ощупь телам животных и наблюдать за ними позволяли клиентам восстановить энергию после работы или перед поездкой в офис – для этого многие заходили в кафе по утрам.
Анализируя опыт постоянных посетителей, Плурд сравнила взаимодействие людей и кошек в кафе с новыми формами непродуктивных интимных отношений, основанных на почасовой оплате и воспроизводстве элементов невинной стадии флирта, например комплиментов и легких прикосновений79. Как юношей в хост-клубах и девушек в кябакура (кабаре-клубах), кошек в кафе можно выбирать по каталогу. Среди них тоже есть «идолы», новички и время от времени именинники – их дни рождения принято отмечать вместе с посетителями. Такой формат взаимодействия позволяет клиентам почувствовать себя частью семьи. При этом гости могут вести себя пассивно, не прилагая никаких усилий к развитию отношений с хостом (человеческим и нечеловеческим). Такая форма общения дает клиенту возможность не соприкасаться с неприятной стороной заботы о партнере или питомце. Котокафе и хост-клубы позволяют избежать глубоких эмоциональных переживаний, в том числе дестабилизирующего опыта расставания с возлюбленным или смерти животного-компаньона. Подобные услуги во многом отражают структуру стерильного социального взаимодействия в соцсетях. Как и переписка с выбранным собеседником или потребление эротического контента, общение с хостами и кошками происходит порциями и может быть приостановлено в любой момент по желанию пользователя без каких-либо последствий. Терранова рассматривает эту особенность сетевой коммуникации как фактор дробления либидинальной энергии – процесса, который приводит к замене полноценного цикла удовлетворения полового влечения и потребности в близком общении «крошечными наггетсами удовольствия»80. Рассуждая о таких кратких позитивных переживаниях, теоретик медиа Джоди Дин ссылается на эмоциональные всплески от прочтения твита или комментария, пересылки изображения или подписания петиции81. «Кусочки» наслаждения призваны поддерживать нас в состоянии постоянного возбуждения и неудовлетворенности, стимулируя участие в конкуренции по поводу социального и профессионального признания82.
Сфера гостинично-ресторанного бизнеса и развлечений в Японии быстро отреагировала на «обед в туалете» появлением разных типов заведений для одиноких посетителей. Постепенно отсутствие компании перестало быть поводом для стеснения. С 2005 по 2009 год тайваньская бизнес-модель котокафе распространилась в Токио настолько широко, что стала восприниматься как специфически японский феномен. Из лекарства от одиночества кошки превратились в универсальное средство от стресса. Как следствие, к 2012 году число котокафе в Японии приблизилось к 15083. Среди них появились заведения, в которых живут только котята84, – на первый план вышла способность животных вызывать умиление. К 2020 году в Токио открылись кафе с трогательными ежами, совами, кроликами, попугаями, минипигами и даже капибарой85. Некоторым животным из этого списка такой образ жизни строго противопоказан. Но даже кафе с ежами – не самое серьезное последствие мобилизации аффективного потенциала животных в неолиберальной экономике. Став источником прибыли, природная трогательность кошек и собак дала рынку повод довести ее до предела посредством миниатюризации. В одном из заведений на модной улице Такэсита в Токио живут мамэсиба – компактные версии собак породы сиба-ину. Приставка «мамэ» в переводе с японского означает «фасолинка»: собаки в Mameshiba Café весят как котики, от 4 до 6 килограммов, а их рост не превышает 30 см в холке.
Джен Бойл и Вань Чуань Као, используя термин Жоржа Батая, называют трогательность точкой экстаза, то есть сравнивают воздействие милых предметов и персонажей на психику с моментом «потери себя» в опыте оргазма86. После встречи с мамэсиба это определение не кажется преувеличением: «фасолинки концентрированной трогательности» превращают контактные кафе в пространство переживания коллективного экстаза. Концепция каваии, воплощенная в образе предельно трогательного животного, позволила вывести экстаз за рамки половых отношений, делая его публичным, обыденным, тиражируемым. Как объекты дизайна, ориентированного на стерильный оргазм, современные животные-компаньоны проходят ускоренный искусственный отбор и переживают радикальные анатомические трансформации не ради улучшения качеств породы, а чтобы усилить реакцию умиления87.
Исследуя понятие трогательности, Бойл и Као связывают его с такими характеристиками, как мягкость, округлость, инфантильность, женственность, беспомощность, уязвимость, безвредность, игра, удовольствие, неловкость, потребность в заботе и внимании, интимность, домашний уют и простота, а также с качествами, которые могут оцениваться как негативные; незрелостью, легкомыслием, зависимостью, потенциалом для манипуляции и ориентацией на иерархические отношения88. Некоторые из этих характеристик поощряют интенсивный тактильный контакт, другие – сравнение животных с маленькими детьми. Несколько респондентов Плурд признались, что им нравится позиционировать себя в качестве покровителей своих фаворитов – чувствовать зависимость кошек от знаков внимания. Эстетика каваии побуждает нас строить с животными-компаньонами отношения, основанные на антропоморфных проекциях, вместо того чтобы изучать особенности вида и наблюдать за повадками конкретных особей. Для понимания истоков этой тенденции нам стоит познакомиться с Сырком.
Ил. 3. Сырок (Cheese), пудель стандарта teacup. В 2018 году был выставлен на продажу на сайте одного из южнокорейских зоомагазинов
Животные как портативные трансфертные объекты
Сырок – дизайнерский микропудель, которого можно заказать онлайн из Южной Кореи (ил. 3). Доставка придет на дом в любую точку мира. К щенку прилагается годовая гарантия: если Сырок погибнет от вируса, с которыми не в состоянии справиться его иммунитет (например, собачьей версии коронавируса), генетических проблем или врожденной дисфункции органов, покупателю пришлют нового щенка той же масти и пола. Но грустные подробности, провоцирующие критический взгляд на этот «товар», открываются не сразу. Многочисленные инстаграм-аккаунты с умилительными собаками делают все возможное, чтобы инициировать спонтанные покупки. Предлагая животных размером чуть больше ладони, рекламные профили настаивают, что такие питомцы подходят всем – и детям, и пожилым людям. В одном из таких аккаунтов я увидела фотографию Сырка. Он смотрел в камеру глазами-бусинками плюшевой игрушки, а его короткие светло-коричневые кудряшки напоминали синтетический ворс мягкого медведя, который в 1980‐е был моим неизменным компаньоном, пациентом моей воображаемой поликлиники. Рекламу с портретом Сырка и других щенков – Печеньки, Маршмэллоу и Арахиса – сопровождал соответствующий слоган «Самая маленькая версия мишки Тедди»89. Чтобы сделать акцент на размере, животных фотографировали в круглых чашках для чая или рядом с 15–17-сантиметровыми предметами – смартфоном, банкой колы, фотоаппаратом мгновенной печати или тамблером для кофе. В выборе этих средств проявилась ретрофутуристичность, характерная для постмодернистской версии трогательности90: с одной стороны, текст, продвигающий Сырка, ориентировался на культурно-символические коды, способные вызвать чувство ностальгии по детству, с другой – его фотографии подчеркивали миниатюрность и мобильность, свойственные современным многофункциональным устройствам и предметам подвижного быта.