Идегей. Татарский народный эпос

Он для рабов – дорогой стал.

Для хана – карой строгой стал.

Выгнал он хана Тунику.

Честь и слава за то смельчаку,

Правильно он поступил!

А Кулатай изменил свой цвет,

Он коварным ящером был,

Обезглавил народа слугу!..

Таков, Субра-отец, мой ответ,

А больше сказать не могу».

На Идегея Субра седой

Испытующе взглянул,

Серебряной головой

Одобрительно кивнул

И сказал такие слова.

«И молодая голова

Бывает богата умом.

Можно и в молодой кости

Жирный мозг обрести!»

Древен и величав, и красив,

Поднял чашу с мёдом Субра,

Идегея и Джанбая спросив:

«Эй, из ханской кадки мёд,

Бражный, жёлтый, сладкий мёд!

Батыры, кто будет пить?»

Задумался Кин-Джанбай,

Не зная, как поступить.

Идегей мигом дело решил:

Всю чашу до дна осушил!

«Хан Токтамыш увидел сон.

Он проснулся, сном потрясён…»

Весело воскликнул Субра, —

Старый прорицатель-мудрец:

«Вот он, истинный молодец,

Вот он, оказывается, батыр!

Ты, оказывается, – батыр!

Скажи, подумай, я подожду:

Захочешь выказать хану вражду,

Как ты выкажешь её?

Сослужить захочешь службу ему,

Проявить захочешь дружбу к нему, —

Как ты проявишь её?»

Идегей, подумав, сказал:

«Дружбу выявить захочу —

На чубарого я вскочу,

На враждебную рать полечу

И враждебную рать растопчу,

И добычу я захвачу,

Дань богатую получу,

Хану её поспешу отдать,

Буду хану во всём угождать.

Если вражду проявить захочу,

Я на чубарого бодро вскочу.

Ястребом на дворец налечу,

Ястребом хана в когти схвачу,

За народ ему заплачу:

Голову ему откручу,

Голову его превращу

В разодранную овцу.

Шапку сделаю из неё, –

Шапка будет мне к лицу.

Отниму у хана казну,

И народу её верну.

Если же слова я не сдержу,

Пусть буду я в прах поверженный сын.

Пусть я прозвание заслужу:

«Отца своего отверженный сын!»

Обоих батыров испытав,

Величавый Субра сказал:

«Эй, владыка-хан, владыка владык!

Ты мне почёт оказал,

Стихи сложить приказал, –

Но мой не ворочается язык.

Но пусть не ворочается язык,

Попробую, песню спою,

Особую песню свою,

И будет запев мой прост.

Два сокола у тебя,

Но птицы – из разных гнёзд.

Два воина у тебя,

Два мужа – из разных гнёзд.

Старший воин – перед тобой.

Старший воин с отвислой губой,

Старший воин с выпуклым лбом

Неустрашимым выглядит львом.

Мастер он говорить красно,

Счастье слова ему дано,

Даже старцами уважаем он,

Прозывается Кин Джанбаем он!

Младший воин пред ханом стоит.

Вот он, с волчьим станом стоит!

Ноги крепкие у него,

Руки цепкие у него,

Он – татарин, видать по всему,

Ай, татарин, видать по всему!

Речи звонкие у него,

Губы тонкие у него, –

Красноречив, видать по всему!

Сияют, как месяц, волоса,

Пальцы – как медь, как звёзды – глаза,

Статен, красив, видать по всему!

Длинная шея, широкая грудь,

Сделаны руки, чтоб лук натянуть, –

Меток в стрельбе, видать по всему,

Грозен в борьбе, видать по всему!»

Так сказал престарелый Субра,

Голосом, сделанным из серебра,

Стихов слагатель запел,

Седой прорицатель запел:

«Я – твой старик, я – твой старик,

Дряхлый годами старик.

Слабый глазами старик.

Много на светел видел я.

Чего только не видел я!

В древности правил хан Башлык,

Я – знавший его старик.

Потом пришёл Абыл-хан,

Потом пришёл Кара-хан,

Потом пришёл Ала-хан,

Я – живший при них старик.

Ты на один шесток

Сразу двоих усадил.

Дальний предок твой – Тумавыл,

Я – знавший его старик.

Не выпускавший из рук

Двенадцатипядевый лук,

Чингиз величья достиг,

Я – знавший его старик.

Многие за ним пришли,

В свой черёд за ним ушли,

Не заставляя нас горевать.

Стоит ли всех называть?

Я – всех видавший старик.

Был Яучи одним из владык,

Я – видавший его старик.

Хан Байду, Саин-хан,

Берке, что мчался, как ураган,

Тот, кто мечом побеждать привык,

Я – всех видавший старик!

Жил Узбек в прошедшие времена.

Золотыми были его стремена.

Я – видавший его старик.

Владел Асылбек золотой уздой,

У Тинибека – чепрак золотой,

Я – обоих видавший старик.

Золотым оружьем владел Джанибек,

А после него сидел Бирдибек,

Я – обоих знавший старик!

Жил я, предкам твоим служа,

Их имена – Туктуга, Туйгуджа,

Я – обоих знавший старик!

Тридцать и девять ханов я знал,

Беков я знал, султанов я знал,

Я подданным быть привык.

Эй, Токтамыш, Токтамыш!

Разве не ты вчера

Бегал, босоногий малыш,

Опалённой степной травой

С непокрытою головой?

А теперь ты ханом сидишь,

На меня сурово глядишь.

Напрасно злобы не трать.

Убьёшь? Но что мне терять?

Загробный дом я найду,

Из дома в дом перейду.

Если ж мой смертный час не пробил,

Если забыл обо мне Азраил[28],

Не вгонит в трепет меня, —

Крючком не зацепит меня, –

Разве ты мне сказать запретишь:

«Некогда жил хан Токтамыш.

Я – переживший его старик,

Ай, переживший его старик!»

Если б ты знал, как древен мир!

Жил на Уняни Кук-батыр.

Самый сильный из десяти,

Равных ему нигде не найти.

Радуга есть меж небесных дуг,

Равен радуге был его лук.

Прозван Небесным Богатырём,

В синий целился окоём,

В небо стрелял батыр иногда —

Падала на стреле звезда.

Воистину Кук-батыр велик:

Я – знавший его старик.

О пяти батырах скажу,

Живших на Инджу и Банджу[29].

Тау-батыр был их главой,

Палицей владел он такой:

Весом в пять батманов была,

Ужасом для ханов была!

Сабля его – в сто пядей длиной,

Гору он саблей разрушал.

Целое войско уничтожал,

Прозванный Горным Богатырём.

Я – старик, живший при нём!

Ты послушай такую быль:

Там, где Яик, там, где Идиль, –

Было батыра четыре там.

О лучшем твердили батыре там:

Ярко в лазури щитом блистал,

Ядра гяуров[30] песком считал,

Пушкам в глаза не боялся взглянуть,

Не пробивало ядро ему грудь!

«Непробиваемый ядром», —

Такого имени он достиг.

Я – видавший его старик!

Многих я властелинов знал,

Многих я исполинов знал.

Сто девяносто пять лет

Я гляжу на суетный свет,

Многих батыров я пережил,

Многих я пережил владык,

Но такого, как муж Кубугыл,

Я – никогда не видавший старик!

Если взгляну я на брови его, —

Выведены каламом[31] они!

Если взгляну я на очи его, —

Ясному небу они сродни!

Если на лик его я взгляну, —

Из гнева явился он!

Если на стан его я взгляну —

Из света родился он!

С лошадиным загривком смельчак,

Посмотри, как широк он в плечах,

Посмотри, как ростом высок!

Выберет иву батыр удалой,

Ту, что воткнута в песок,

Выберет верёвку с петлёй, —

Твоих быстроногих коней угон,

Скоро совершит Кубугыл.

Среди твоих многих земель-племён

Знамя водрузит Кубугыл.

Из коней саврасых твоих

Выберет мощного скакуна,

Выберет двух запасных гнедых.

У нугаев сохранена

Удивительная страна.

Волка безродного зов,

Барса голодного рёв, —

Голос будет таков,

Который стране подаст Кубугыл?

По широкой равнине степной

В сорокадневный путь шириной

Арык проведёт Кубугыл!

Берега Идиля красны, —

Сделает кувшины он,

Сделает из глины он!

К ним приблизит, отвагой дыша,

Кара Тун – исток Иртыша.

У тебя Кубугыл отберёт

Бражный, хмельной жёлтый мёд

И с воинами разопьёт.

Чтоб насытить огромную рать,

Стада повелит у тебя забрать,

Зарежет всех твоих овец,

Котлы повесит этот храбрец,

И костёр разведёт Кубугыл!

Из чистого золота твой дворец.

Двери – из чистого серебра.

Настанет такая пора.

Настанет, поверь, такой день.

Ударит в дверь железный кистень.

Кубугыла широкая тень

Ляжет на стены дворца.

Свой гнев на тебя обрушит он.

Дворец золотой разрушит он.

В пепел он дверь его превратит,

В топливо дерево превратит,

Золота жёлтый избыток твой,

Золота каждый слиток твой

Отберёт, отберёт Кубугыл.

По ложке ты собирал серебро,

Копил по крохотной ложке добро,

Ковшами его разольёт Кубугыл!

У тебя орду отнимет он, хан,

На твой престол накинет аркан.

Тёмные твои волоса

Поседеть заставит он.

Мутные твои глаза

Покраснеть заставит он.

Жили здесь твои отец и дед,

Но тебя, хан Токтамыш,

Он прогонит на старости лет.

Разрежет он твою ступню,

Волосами её набьёт.

Подобную светлому дню

Супругу твою Джанике;

Сладкогласную Ханеке,

Подобную соловью;

И прекрасную Кюнеке,

Подобную деве в раю, —

В добычу свою превратит,

Веселье их прекратит,

Зачахнет их красота.

Плётка шею твою рассечёт.

Кровью грудь твоя истечёт.

Венценосной твоей голове

Этот муж окажет почёт:

С плеч её отсечёт.

Ужели я не знаю людей?

А ежели я знаю людей,

Этот батыр, Кубугыл, —

Сын Кутлукыи – Идегей!

V. О том, как Идегей убежал к Аксак-Тимиру

Так Субра стихами сказал…

Повторяя последний стих,

То затихал, то вздыхал

Сбор старейшин седых.

В смятенье пришёл Токтамыш,

Он слова не мог сказать,

Вставал, садился опять…

Люди, что были хороши,

Приняли в тайники души

Слова, что старец произнёс,

Плакали, не скрывая слёз.

Те, что дурной имели нрав,

Старца слова душой не приняв,

Говорили, над старцем смеясь:

«Одряхлел, поглупел старик…

Чушь болтает его язык!»

Тут воскликнул Кин-Джанбай:

«Оказывается, таков

Таинственный Идегей!

Среди множества наших сынов –

Единственный Идегей!

Да будет он вечно здоров –

Воинственный Идегей!

Испытал Идегея хан:

Высок Идегея сан!

Сановники, бии, мурзы!

Мёд прозрачней слезы

Идегею нальём поскорей.

Когда среди нас Идегей

Оказался мужем таким, —

Окажем ему почёт,

Пусть в чаши мёд потечёт:

Досыта напоим!»

Тут зашумел ханский сбор.

Молчавшая до сих пор

На хана взглянула Джанике,

И хану шепнула Джанике:

«Если Идегей не погиб,

Если сын Кутлукыи живёт,

Пусть ему гибелью будет мёд.

За отцом последует он!

Одну чашу с мёдом подай,

Одну чашу с ядом подай,

И пускай отведает он!

Бии твои держат ножи.

Крепче ножи держать прикажи.

Чтобы не выпали из рук,

Чтобы не притупились вдруг!»

Но стоял средь ближайших слуг

Тангысын, напрягая слух.

Он подслушал ханши слова.

Глаз прищурив едва-едва,

Тангысын Ангысыну мигнул.

Ангысын головою кивнул,

И кончив на том разговор,

Незаметно вышел во двор.

Чтобы дело пошло верней,

Перерезал он стремена

На приколе стоявших коней.

И чубарого скакуна,

На котором скакал Идегей,

На дорогу вывел потом,

И дворец обогнув на нём,

У наружных сошёл дверей.

Идегею дал он понять:

«Если вздумаешь пировать —

Первым иди, первым уйди.

Ночь у тебя впереди.

На дорогу я вывел коня.

Твой отец бы понял меня!

Ночь пройдёт, чтобы день открыл

Из ястребиных, чёрных крыл

Тебе приготовленный пух.

Таков мой голос, таков мой слух.

Ещё я скажу слова:

У биев остры рукава,

А ты – единственный сын.

Имя моё – Ангысын.

Остальное сам разумей»[32].

Понял его Идегей.

Посмотрел на знатных мужей.

Увидал в концах рукавов

Блеск обнажённых ножей.

Кин-Джанбай выходит вперёд.

Отравленный жёлтый мёд

Преподносит и говорит:

«Ханский отведай саркыт»[33].

И когда он чашу поднёс,

Отрава, что в ней была,

Идегею ударила в нос.

Воскликнул муж Идегей:

«Ай, ай, мне больно до слёз,

Ты окровавил мой нос?»

Зажимая пальцами нос,

Шагнул он через порог,

А там он увидеть мог

Пятнисто-чубарого коня,

Из рода Тулпарова коня,

По имени Тим Чуар.

Не тратил времени Идегей.

Коснулся стремени Идегей,

Нагнувшись, поднял колчан с земли,

И вот уже конь скрылся вдали.

Обернулись, – а всадника нет,

Скакуна теряется след.

Случившееся понял Субра,

Прорицанье своё изрёк,

В песенное слово облёк:

«Вы теперь не ждите добра.

Если шагнул он через порог,

За Идиль убежит он, кажется?

Если от вас убежать он смог,

До Шах-Тимира, чтобы помог,

Скакуна устремит он, кажется!

Если переплывёт через Идиль,

Если вдали поднимет он пыль,

В Самарканд поспешит он, кажется!

Если до Шаха-Тимира дойдёт,

Шаха-Тимира сюда приведёт,

Хан-Сарай разгромит он, кажется!»

«Ир-Каплан к нему подскочил

И за медный ворот схватил…»

И Токтамыш понял тогда,

Какая грозит ему беда,

И позвал он девять мужей,

Приказал им сесть на коней,

Поскакать во весь опор.

Вышли девять биев во двор.

Что же предстало их глазам?

Сёдла валяются тут и там,

Перерезаны стремена.

Как взобраться на скакуна?

Не видят батыры пути:

С какой стороны подойти?

Не знает один, где стать ногой,

Notes