Орбита смерти

11

Симферополь, УССР

В первозданную адскую эпоху древняя звезда, расходуя свое водородное топливо, разогревалась и разогревалась, пока не взорвалась в ослепительной катастрофической вспышке сверхновой. Колоссальный выброс энергии ударной волной прокатился по галактике, именуемой сегодня Млечный Путь. Невероятно мощные волны, сотрясая первозданные водородно-гелиевые облака, расталкивали их и сближали, точно мусор на поверхности межзвездного океана.

Следующую сотню миллионов лет собственное слабое гравитационное взаимодействие сбивало эти облака в укрупнявшиеся комки – продолжался раздражающе медленный балет плавного дрейфа, кручения, сближения, уплотнения. Практически неисчерпаемы были запасы водорода и гелия, и вот молекулы, сталкиваясь все интенсивней и интенсивней, начали разогреваться, образуя то, что превратилось потом в протозвезду. Приблизительно 4,6 миллиарда лет назад давление и температура достигли критического уровня, атомы вдавило в атомы, высвободилась энергия связей и внезапно начался термоядерный синтез.

Да будет свет.

Новорожденное Солнце озарило большой вихрящийся плоский диск космического шлака – газа, пыли, каменистых остатков более ранних звездных взрывов. Все это продолжало крутиться и сближаться друг с другом в черноте пространства. Вдали от Солнца температура оставалась достаточно низкой, чтобы летучие вещества сохранялись застывшими, в форме льда. Без устали сталкиваясь и слипаясь в укрупнявшиеся глыбы, они постепенно коалесцировали – так образовались газовые гиганты: Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун.

Ближе к Солнцу лучистая энергия преображала ледяные астероиды в хвостатые кометы, испаряя замороженные газы. Оставались бессчетные камни, которые начали сталкиваться друг с другом, слипаться в растущие протопланеты. Некоторые астероиды состояли в основном из металла, другие – прилетевшие издалека – представляли собой рыхлые, скрепляемые застывшей водой комки мусора. Мало-помалу, на протяжении миллионов лет, они кружились по близким орбитам и сталкивались; в результате возникали победители звездного бильярдного турнира – внутренние планеты с твердой каменистой поверхностью: Меркурий, Венера, Марс и Земля.

Однако мощное гравитационное притяжение двух крупнейших планет системы, Юпитера и Сатурна, приводило к резонансным взаимодействиям и возмущениям. Гиганты вырывали камни из астероидного пояса и еще более удаленных регионов внешнего пояса Койпера – иные были размерами с внутренние планеты – и зашвыривали их по неустойчивым орбитам в сторону Солнца. Это приводило к весьма мощным столкновениям.

Земля была тогда просто расплавленным шаром крутящейся породы, которую постоянно бомбардировали астероиды, растущие в размерах. С течением времени бомбардировка утихла, мусора стало меньше. Но самый крупный природа приберегла напоследок.

В самый обычный день жизни молодой планеты, 4,5 миллиарда лет назад, ей прилетело так, как никогда еще не прилетало. С Землей на скорости девять тысяч миль в час столкнулась планета размером с Марс.

Скальные породы и льды шального небесного тела погрузились глубоко в земную мантию, навеки смешав вещество двух планет. Землю раскрутило, словно волчок, и вертелась она так быстро, что сутки в ту пору длились от силы пять часов. Летавшие повсюду обломки выбрасывало в ближнее космическое пространство, а потом они обрушивались назад, поливая поверхность планеты дождем из раскаленных камней. Однако инерция врезавшегося объекта была так высока, что весьма крупные куски его самого и Земли зашвырнуло на еще более высокую орбиту. Кольцо обломков, обращавшееся вокруг планеты, быстро слиплось в расплавленный шар диаметром около двух тысяч миль, и тот засиял в ночных небесах.

У Земли появилась Луна.

А внутри этой Луны вздымалось, оседало и бурлило, остывая, баснословное рудное сокровище.

– Что это? – Штурман из команды Габдула постучал пальцем по экрану, куда выводилась картинка с навигационной телекамеры Лунохода. – Вон там, слева.

Оба наклонились к изображению, застывшему на маленьком черно-белом дисплее. Габдул скомандовал Луноходу остановиться.

Подвигал головой взад-вперед, пытаясь разглядеть детали зернистой картинки.

– Похоже, это скала и ее тень.

Штурман хмыкнул:

– Согласен. – Он окинул взглядом членов научной команды, те кивнули. – Погодите минутку, я маршрут переделаю, присмотримся поближе.

Для перемещений по лунной поверхности они полагались на три навигационные телекамеры низкого разрешения, но на Луноходе также были установлены четыре камеры более высокого разрешения, астрофотометр, рентгеновский телескоп и радиометр. И даже пенетрометр для измерения характеристик взаимодействия лунного грунта с колесами шасси.

Было бы забавно по этой каменюке постучать!

Штурман перебирал порядком истрепанные орбитальные снимки рабочей зоны Лунохода – и совсем новые, снятые «Аполлоном-15» и «Аполлоном-17», которые удалось добыть на Международной конференции по планетным исследованиям в Москве несколькими неделями раньше: американский ученый легкомысленно подарил их вместе с топографической картой, составленной военными, старшему инженеру Лунохода. Новые снимки отличались превосходной детализацией и добавляли штурману уверенности, когда он указывал Габдулу, куда поворачивать. Быстро поменяв маршрут так, чтобы охватить перспективную в научном отношении область у камня, он перевел поправки в последовательность команд для водителя.

Габдул некоторое время изучал их, потом, кивнув, отвел рукоятку штурвала в сторону и нажал кнопку пересылки команды. Спустя шесть секунд выпустил, и все уставились на экран, ожидая, пока обновится изображение.

Темный камень теперь оказался точно по центру экрана. Штурман кивнул Габдулу, и тот повел Луноход прямо, потом снова сверился с картинкой. Повторить маневр пришлось трижды. Наконец камень появился в оптимальном положении, в нижней части экрана, если смотреть через высоко смонтированную навигационную камеру, и Габдул отправил команду переключиться на камеры панорамной съемки, закрепленные ниже.

Команда свыклась с длинными паузами между отправкой каждой команды и обновлением изображения. Паузы стали частью обычного ритма: можно было обсудить увиденное, словно разбирая детали трюка еще до того, как фокусник вытащит кролика из шляпы. Они спорили, почему камень отличается по цвету от окружающего реголита. Может, он туда каким-то образом прикатился?

Помощник штурмана в шутку предположил:

– Может быть, это инопланетное дерьмо!

Все засмеялись. Тут проявился новый ракурс.

Две нижние камеры, расставленные подобно человеческим глазам, позволяли получить стереоскопическое изображение. Внимательно присмотревшись, штурман оценил расстояние заново и отдал очередную команду. Габдул аккуратно переместил рукоятку, и Луноход проехал еще полтора метра.

Картинка снова обновилась. Штурман удовлетворенно проворчал:

– Идеально сработано!

И откинулся в кресле: свою часть работы он выполнил.

За дело торопливо взялись ученые. Они записывали данные с камер на видеопленку и регистрировали информацию с фотометров на листах диаграммной бумаги. Пока ничего удивительного: камень как камень, полно таких.

Затем были отправлены команды рентгеноспектральному прибору «РИФМА-М», размещенному низко в передней части Лунохода и напоминавшему мандибулы насекомого. Дверца прибора распахнулась, показались маленькие образцы радиоактивных вольфрама и циркония, ударившие в поверхность Луны невидимыми конусами альфа- и бета-частиц. Этот сфокусированный прожектор возбуждал элементы минеральных включений в скале, провоцируя каждый атом на излучение рентгеновской флуоресценции. Детектор принимал ответные сигналы и посылал их в сложной электронной форме через пустоту симферопольской команде, которая видела четкие разделенные линии частот на осциллоскопе. Данные распечатывали, чтобы можно было внимательней приглядеться к уникальной сигнатуре камня. В основном там проявили себя магний, алюминий, кремний, еще кое-какие элементы – соотношение слегка необычное, но, пожалуй, мало отличается от других случаев.

Габдул пожал плечами.

– Магнетометр попробуем? – предложил он и получил согласие.

По его команде торчавший из верхней части корпуса Лунохода длинный тонкий шест начал медленно поворачиваться и опускаться, пока не замер всего в нескольких дюймах от камня; маленькое крестообразное приспособление на его кончике фиксировало напряженность и замеряло направление локальных магнитных полей. И вновь ничего необычного.

Руководительница оперативной научной группы потерла руки, готовясь к следующему тесту. Она искренне наслаждалась происходящим. Суперсовременная полевая работа – изучение участка Луны, которого до сегодняшнего дня никто из людей своими глазами не видел, чистое исследование, о котором она мечтала с первых дней на геологическом факультете МГУ. Сколько же статей напишут по материалам открытий ее группы, и во всех она будет соавтором. На международные конференции поедет. Возможно, повезет даже в Америку попасть.

Она проговорила сдержанным тоном, как от нее и ожидали коллеги:

– Посмотрим, что радиометр нам покажет.

Она следила за тем, как тяжелый радиометр опускается к камню. На Венере мы бы такого себе позволить не могли, подумалось ей. Только при слабой лунной гравитации в одну шестую земной можно удерживать такой тяжелый детектор на столь тонком манипуляторе.

Радиометр постепенно подводили к камню, пока она не скомандовала:

– Хватит! Включаем.

Техник отдал команду Луноходу, и взгляды всех присутствующих скрестились на циферблате. Сигнал нужно было ждать десять секунд.

Ничего. Никакой радиоактивности.

Она нахмурилась:

– Что-то неправильно. Должна быть радиация, по крайней мере фоновая. А ну еще раз команду отправьте.

И на этот раз сигнал пробился. Да так, что стрелка прыгнула в дальний конец шкалы.

У нее глаза полезли на лоб.

– Боже мой! – воскликнула она. По всему телу прокатилась дрожь возбуждения. – Он радиоактивный!

12

Эллингтон-Филд, Хьюстон

– Ну как, готова моя пальма-истеричка?

Оперативный дежурный поднял голову и взглянул в улыбающееся лицо Тома Хоффмана. Том, пилот истребителя, относился к вертолетам с давним и глубоким презрением. Он дал согласие попрактиковаться в роли вертолетчика с частичной занятостью лишь из-за того, что ему предстояла высадка на Луну, а значит, требовалось отработать различные сценарии прилунения с использованием более простого аппарата.

– Конечно, Том. – Дежурный передал Тому толстый журнал учета по «Белл 47G», собрание ежедневных сертификатов летной готовности. Том пробежался взглядом по выполненным операциям техобслуживания, ничего нового не заметил и нацарапал подпись рядом с датой. После этого снял шлем и перчатки с полки и вышел на пандус Эллингтон-Филд.

В небе клубились пушистые кучевые облачка, ветер дул с юга, и мартовское солнышко Хьюстона, к его удивлению, припекало. В «аквариуме» – накрытом плексигласовым пузырем кокпите вертолета – будет адски жарко. Том порадовался, что сделал остановку у фонтанчика.

Техник подкатил к вертолету большой мобильный огнетушитель: обязательная мера предосторожности при каждом запуске двигателя. Том положил шлем на правое сиденье, натянул перчатки и быстро прошелся вокруг вертолета. Он заметил, как Люк вдалеке упражняется с «Кроваткой», и решил туда слетать и понаблюдать за процессом.

Том забрался на левое сиденье, пристегнул страховочные ремни, нахлобучил на голову шлем и подключился к аппаратуре связи. Вытащив из кармана штанов список, он быстро проделал предпусковые действия. Поднял палец, описал окружность так, чтобы на земле видели, запустил двигатель и проверил все системы. Удовлетворившись, он отсалютовал технику и понаблюдал, как тот уводит огнетушитель.

Напоследок окинул пристальным взглядом приборную панель: полеты на вертолетах все еще казались ему чем-то неестественным, требовалась повышенная осторожность. Потом вызвал по радио контрольно-диспетчерскую башню Эллингтон-Филд и попросил разрешения на взлет. Получил его и начал пилотирование.

В левой руке он держал ручку газа. Повернул ее, как на мотоцикле, и двигатель набрал обороты. Тот выдавал всего лишь сто семьдесят пять «лошадок», и, заставляя столь маломощный двигатель раскручивать два здоровенных ротора над головой, легко забыться и потребовать от механизмов слишком многого.

Ручка была смонтирована на конце длинного рычага с шарниром на дальнем конце. Поднимая руку, Том менял угол, под которым роторные лопасти наверху рассекали воздух, и увеличивал тем самым подъемную силу. Дизайн прост и интуитивно понятен: отводишь вверх и поднимаешься, уводишь вниз и опускаешься. Поскольку все лопасти несущего винта движутся одновременно, управление называется объединенным. Том один раз поднял и затем опустил рычаг на холостом ходу, убеждаясь, что он движется свободно.

Правой рукой Том удерживал то, что выглядело (и ощущалось) как штурвал самолета. Перемещая штурвал по кругу, можно было менять углы атаки лопастей, отклонять вертолет взад-вперед, задавать крен влево-вправо. Каждая лопасть способна была описывать полный круг, и называлось это циклическим шагом винта. Впервые увидев, Том обозвал его сцыклическим, но с тех пор его научили грамотному произношению.

Давя ногами на педали, он задействовал маленький рулевой винт, смонтированный на конце длинной хвостовой балки. Это позволяло создавать боковую силу, достаточную для компенсации реактивного крутящего момента несущего винта, и направлять вертолет по прямой.

Том еще раз огляделся, убеждаясь, что вокруг никого, и взялся за объединенный механизм управления: ручка газа поворачивалась, выдаваемая мощность двигателя увеличивалась. Вращение винтов оторвало шасси вертолета от гудрона. Том нажал левой ногой на педаль, мешая реактивному повороту. Правой рукой он постоянно менял циклический шаг винта, удерживая машину в идеальном равновесии. Потребовалось много практических занятий с терпеливым инструктором, чтобы Том научился зависать в воздухе, но теперь, сосредоточившись, он это выполнял без труда.

Он отвел вертолет от пандуса и переключил радиочастоту:

– Диспетчерская Эллингтон, это НАСА-948. Я хотел бы пролететь над лунным аппаратом и понаблюдать за ним в работе, потом поработать к востоку от аэродрома на протяжении тридцати минут или около того.

– Вас слышим, 948-й. Выполняйте. Движения в запрошенном вами районе нет.

Том дважды щелкнул кнопкой микрофона, подтверждая прием, выполнил правый поворот и полетел прямо к Люку, который как раз отрывался от земли в летательном аппарате отработки лунных посадок.

– Люк, это Том, я над тобой в «аквариуме», ты не против, если я со стороны поглазею?

– Нет проблем, Том. Я самые обычные маневры выполнять буду.

Том держался на расстоянии так, чтобы винты его вертолета не создавали помех Люку. Люк прорабатывал маневры посадки, Том копировал его действия на вертолете. Настоящая высадка на Луну потребует от Тома управления ЛМ, а Люк будет сидеть справа и ассистировать.

Люк мягко коснулся земли.

Том переключил связь:

– Неплохо для морпеха.

– Спасибки, босс.

– Если тебе нужен будет какой-нибудь совет от старшего офицера, просто звякни. Я на восток.

– Понял. Удачи с моторчиком.

Том хмыкнул. Перед поворотом в сторону залива Галвестон-Бэй он приметил Каза, стоявшего так, чтобы хорошо видеть тренировку Люка. Том кивнул Казу, тот вскинул в ответ руку с отставленным большим пальцем.

Внизу потянулись сотни акров пастбищ, расположенных сразу к востоку от Эллингтон-Филд. Хорошее место для полетов, никого не беспокоишь, за исключением некоторых техасских длиннорогих. Он поднялся до тысячи футов, преодолевая турбулентные потоки разогревавшегося воздуха и чувствуя, как стекает по бокам пот. В настоящем полете ЛМ бортовой навигационный компьютер в автоматическом режиме доставит его к лунной поверхности. Том должен будет переключиться на ручное управление в пяти сотнях футов над Луной, на скорости сорока миль в час, в двух тысячах футов по горизонтали от места высадки. Это место прозвали Нижними Воротами, и сейчас Том маневрировал так, чтобы сымитировать условия приближения к нему. Глянув вперед, он счел, что одинокая корова на открытой местности – хороший ориентир при посадке.

Вертолет начинало серьезно потряхивать в воздушных течениях, и Том прилагал усилия, чтобы не отклоняться от выбранного направления. Плавно задействуя объединенное управление, он замедлял спуск, а с циклическим шагом несущего винта работал, добиваясь скорости движения сорок миль за час. Ног не отрывал от рулевых педалей, держа курс прямо на корову. Проверив скорость и высоту, он вслух произнес слова, которые потребуется сказать ему или Люку:

– Хьюстон, это «Бульдог», пятьсот футов, спускаюсь на… – он снова посмотрел на показатель вертикальной скорости, – пятнадцати. – Он слегка отпустил рычаг объединенного управления и летел вперед, используя только ручку циклического шага и сосредоточившись на корове в двух тысячах футов по курсу.

Неожиданно сильная турбулентность застала Тома врасплох. Он будто в воздушную яму попал и почувствовал, как вертолет стремительно падает.

– Черт побери!

Заход на посадку безнадежно испорчен: на Луне нисходящих вертикальных течений воздуха не будет. Он агрессивно навалился на ручку циклического шага, стараясь не потерять в скорости.

Инстинктивное действие пилота реактивного истребителя, но абсолютно ошибочное для вертолетчика – глупая ошибка новичка.

Устройство механизмов, передающих движение руки Тома на крутящиеся лопасти, было довольно сложным. Ручка управления циклическим шагом соединялась через систему тяг и пружин, проложенных у пилота под ногами, затем наверху за спиной и выше крыши «аквариума» с тарелкой автомата перекоса, изменение положения которой меняет направление оси конуса несущего винта. Когда Том налег на ручку, тарелка автомата перекоса накренилась, что должно было бы изменить угол атаки лопастей.

Но то, что принял Том за турбулентность, в действительности было неполадкой поворотного шатуна одной из тяг: там разболталась плохо завернутая гайка. Вибрация и центробежная сила, действуя совместно, продолжали все быстрее раскручивать гайку, пока та не отлетела совсем, и тяга механизма управления циклическим шагом тут же потеряла связь с автоматом перекоса. Лопасть винта, выйдя из-под контроля, выровнялась по потоку, и подъемная сила, создаваемая ею, обнулилась.

Вертолет Тома теперь удерживала в воздухе только одна лопасть.

Он продолжал что есть сил давить на рукоятки, а оставшаяся лопасть все агрессивнее резала воздух, создавая пронизывающую до мозга костей вибрацию – и с нею чрезмерное силовое напряжение в корпусе аппарата. Крутящий момент опускал нос вниз быстрее, чем могли отклониться большие лопасти несущего винта, а хвостовая балка стремительно задиралась. В мгновение ока лопасти ударили по хвосту, и кончики их, вращавшиеся на скорости шестьсот пятьдесят футов в секунду, вонзились в приводной вал рулевого винта. Столкновения тот не выдержал и отвалился.

Том почувствовал, как вертолет начинает неуправляемо вращаться. Маленький двигатель производства компании «Франклин» продолжал работать на полную мощность, пока сам Том выжимал ручку газа на максимум: в результате фюзеляж без противодействия рулевого винта раскручивался все быстрее. И вдруг у «Белл 47G» пропала вся подъемная сила, а с ней и контроль направления. Машина грохнулась с высоты пятисот футов, точно вращающийся валун весом в тонну. Том все еще держал руки на рукоятках, взывая к подъемной силе, а ноги – на педалях, надеясь сдержать вращение, когда жалкая развалина, в которую превратился его вертолет, столкнулась с жесткой почвой безлюдного пастбища. При ударе скорость аппарата достигла двухсот миль в час.

Весь полет продолжался одиннадцать минут, и два пузатых топливных бака оставались практически полны. При крушении их сорвало со стоек, и авиационное топливо с октановым числом 80/87 разбрызгалось, окружая раскаленный двигатель туманной дымкой. Туман мгновенно возгорелся, а пламя перекинулось на разбитые баки.

Том оставался пристегнутым к креслу, но уже не мог двигаться из-за серьезнейших травм, полученных при ударе, когда его вертолет исчез в пламени взрыва.

13

Эллингтон-Филд

Люк первым заметил пламя и жирный черный дым, вздымавшиеся оттуда, где летал Том. Но к моменту, когда он взялся за рацию и доложил об этом, старший дежурный в диспетчерской уже сидел на телефоне, перекрикиваясь с группой быстрого реагирования Эллингтон-Филд, а его заместитель вызывал пожарных округа Харрис.

Крушение произошло в сельской местности, и доступ к обломкам вертолета был затруднен. Спасатели, выдвинувшиеся с базы, проехали до восточной части аэродрома, отперли большие ворота и помчались по ухабам, ориентируясь на столб дыма. Пожарные машины округа Харрис, завывая сиренами, пробирались к месту крушения по гравийным дорогам, предназначенным для сообщения с нефтяными скважинами. Обеим командам приходилось тормозить и прорываться сквозь изгороди из колючей проволоки, задерживавшие фермерский скот. Эллингтонцы подоспели раньше, но у них на это ушло четырнадцать минут. К тому времени топливо уже догорало, а скот сбился на краю поля; коровы стояли рядком, глядя на пожар с озадаченным и тревожным видом.

Вертолет Тома падал вертикально вниз, но сила удара перекосила шасси, и аппарат накренился. Лопасти несущего винта обломились на центральном валу и теперь валялись поперек обломков большой перевернутой буквой V. Хвостовую балку покорежило так, что она скорее напоминала упавшую и смятую опору ЛЭП.

Оранжевое пламя все еще лизало почерневшие центральный блок двигателя и трансмиссию. От жара окрестная трава заполыхала, эллингтонские спасатели вынуждены были сперва залить ее водой из грузовика и только потом переместились ближе. Один из них загасил оставшиеся после воды языки пламени пеной из переносного огнетушителя, после чего начальник группы и старший врач рискнули подойти к кокпиту.

Тело Тома оставалось на месте, удерживаемое наплечными номексовыми ремнями. Синий огнеупорный скафандр не сгорел, а лишь обуглился снаружи, и почерневший шлем еще сидел на голове. Начальник приблизился. То, что он увидел внутри шлема, вынудило его быстро отвернуться.

Пожарные округа Харрис подкатили в тот самый момент, когда врач с базы Эллингтон проверяла, нет ли в Томе признаков жизни. Подняв голову, она окинула взглядом обе команды и покачала головой. Спасать было некого, горячка спешки унялась, и два начальника отрядов остались стеречь место катастрофы до прибытия следственной группы и окружного коронера.

Вызвав пожарных, старший дежурный по диспетчерской башне позвонил операторам НАСА, а тамошний руководитель отправил на подмогу фургон с авиатехниками. Люк сразу приземлил «Кроватку» и, ошеломленный, выбрался наружу, встав рядом с Казом. Оба надеялись на лучшее и опасались худшего. Каз поголосовал проезжавшему мимо фургону НАСА, и они с Люком залезли внутрь.

Люк посмотрел вперед, на опадавший черный плюмаж дыма, потом на Каза. Придерживаясь за поручень (фургон кидало из стороны в сторону на рытвинах), Каз крикнул, перекрывая шум:

– Что ты видел?

– Только дым.

Каз кивнул. Оба были летчиками-испытателями. Крушения с летальным исходом – часть повседневной работы, поэтому важней всего понять причину. Кроме того, расследование поможет сосредоточиться, отчасти заглушит боль личной трагедии и утраты.

– Нет смысла строить догадки, пока не узнаем больше, – сказал Каз. – Надеюсь, Том сам нам расскажет.

– Каз, мать же его перемать, у нас всего месяц до старта.

Каз печально скрестил пальцы.

На месте крушения большого движения не наблюдалось: летчикам не было нужды задавать вопросы, все и так стало ясно.

Начальник эллингтонцев приблизился к фургону. Лицо его было мрачнее тучи.

– С сожалением вынужден сообщить вам, что пилот погиб. Мы за пределами базы, на земле округа, поэтому, пожалуйста, не подходите, пока не приедет полиция. – Все услышали завывание сирен вдалеке. – Ага, вот и они.

Каз, старший по рангу из присутствующих, развернулся к представителю НАСА:

– Необходимо немедленно связаться с руководителем подготовки астронавтов, директором Центра, ответственным за связь с ВВС и штаб-квартирой НАСА. – Он покосился на Люка и задержал взгляд. – И семьей Тома. Можно мне твою рацию?

Они собрались в конференц-зале Центра подготовки астронавтов, на третьем этаже здания № 4. Присутствовали все астронавты, от НАСА и военного проекта MOL, а также Джин Кранц и доктор Мак-Кинли. Поскольку Каз побывал на месте крушения, Эл Шепард попросил его выступить первым.