Всадники равнин
Двое или трое оказавшихся поблизости мужчин тут же бросились ему на помощь. Но он сам поднялся с земли, проявив при этом редкостную сноровку. При падении он не выпустил из рук костылей, и можно было только догадываться о том, какой огромной силой, должно быть, обладал в свое время этот великан. И не оставалось ничего другого, как поверить в правдивость давнишних историй о том, как на футбольном поле Питер блестяще прорывался сквозь кордоны защитников, словно ураган налетая на владеющего мячом игрока, демонстрируя свою неимоверную силу, доказательством которой могла послужить та легкость, с какой он оперся на свои длинные, могучие руки, встал с земли, запорошенный пылью, и, старательно удерживая равновесие, снова встал на костыли.
Оглянувшись, его отец смотрел на суетившихся людей и не спешил прийти на помощь сыну. Он испытывал безумное желание запрокинуть голову назад и расхохотаться; и ему казалось, что если бы он и подбежал сейчас к Питеру, то наверняка не смог бы сдержать этот рвавшийся наружу безумный хохот, которого никто не должен был услышать!
К тому же и помимо него нашлось полно сердобольных помощников, принявшихся отряхивать пыль с одежды Питера. Он же с мрачным видом лишь сдержанно благодарил их. Россу Хейлу казалось, что сын его потерял всякий стыд и совесть, и принимал соболезнования окружающих со смиренной улыбкой вселенского великомученика, привыкшего к тому, что его все жалеют. Во всяком случае, для него этот день и в самом деле был чем-то сродни концу света!
Лишь одно он никак не мог взять в толк – то, что удар оказался таким неожиданным. Ведь вот только что он чувствовал себя королем, возвышаясь над всеми прочими жителями Самнертауна и его окрестностей. А уже в следующий момент от былого величия не осталось и следа – такое унижение, такая жестокая шутка судьбы!
Когда калека-великан добрался, наконец, до повозки, отец уже дожидался его там. Он не собирался предлагать свою помощь до тех пор, пока об этом не попросят, и к тому же ему было интересно посмотреть, как Питер будет залезать в повозку. Но на этот раз все получилось совсем не так неуклюже, как того можно было ожидать, так как Питер, балансируя на скованной железной скобой левой ноге, сначала уложил костыли, а затем, ухватившись одной рукой за верх колеса, а другой за сиденье, подтянулся и в следующий момент уже сидел на месте, стараясь отдышаться.
На стороннего наблюдателя, человека, ничего не знающего о пределах человеческих возможностей, это, пожалуй, не произвело бы особого впечатления. Росс Хейл же был в этом деле человеком искушенным. В свое время он сам едва не стал калекой, когда его лягнул упрямый мул, которого он как-то раз попытался запрячь при тусклом свете фонаря незадолго до рассвета, и тогда на выздоровление ушло почти целых восемнадцать месяцев. Он-то знал, каково подтягивать тяжелое тело на одних только руках! Собирая поводья и залезая в повозку, Росс мысленно представлял себе, каким Питер Хейл мог бы быть – каким он был прежде!
Когда-то его ноги были такими же сильными, как и руки. Значит, он был настоящим гигантом. Эх, если бы тогда была возможность хоть однажды привезти его сюда, чтобы все в Самнертауне смогли увидеть его в зените славы – и уж тогда-то они прочувствовали бы и поняли глубину произошедшей трагедии! Но нет, даже такой малости ему не было дано, и он своими глазами видел отвращение на лицах людей, спешивших поскорее покинуть станционный перрон, – смесь отвращения и жалости – и это все, на что ему теперь оставалось рассчитывать!
Они еще все припомнят ему; целых три года они выслушивали невероятные истории о несравненной удали великана-силача. И теперь все это выглядело лишь не более чем искусной выдумкой, лживыми байками, которыми отец и сын морочили им головы, чтобы скрыть ото всех неоспоримый факт, заключавшийся в том, что жизнь и тело Питера Хейла были безнадежно исковерканы!
Росс хлестнул кнутом тощих, понурых мустангов и поспешил поскорее выбраться из города. Позади осталось не меньше мили пути, когда он впервые взглянул на Питера, да и то мельком, краем глаза, отмечая про себя, что сын сидит с высоко поднятой головой, а его спокойный взгляд устремлен вдаль, на расстилавшуюся перед ними дорогу.
Питер первым нарушил затянувшееся молчание:
– Отец, понимаю, тебе сейчас трудно. Все получилось гораздо хуже, чем я ожидал.
– Хуже? – переспросил ранчеро. – Хуже? – И он рассмеялся, но поперхнулся рвавшимся наружу хохотом и замолчал.
– Понимаешь, – спокойно продолжал Питер, – когда я увидел, что ты так ждешь от меня больших успехов на футбольном поле… конечно, после случившегося со мной я поговорил об этом со своим тренером и врачом. Они согласились, что будет лучше не разочаровывать тебя вот так сразу. Тогда они согласились, что есть один шанс из десяти, что я поправлюсь и с ногами у меня будет все в порядке. И вот я понадеялся на этот шанс – как последний трус! А солгав однажды, потом уже не решался выложить тебе все начистоту. Я вводил тебя в заблуждение теми своими письмами. Даже позволил бедному Тони Кроссли писать обо мне то, что на самом деле совсем не соответствовало действительности. Прости его! Он хотел как лучше!
Это было отзвуком далекого и недосягаемого мира, в котором сын Росса Хейла вот так запросто обращался по имени к великому Кроссли – чьи фотографии то и дело мелькали на страницах газет. Росс Хейл сидел молча, не говоря ни слова в ответ, на протяжении всего пути до дома мысленно переваривая сей примечательный факт, не чувствуя при этом, однако, никакой радости или облегчения.
Глава 6
Несчастный случай
Повозка катилась дальше, то и дело проваливаясь колесами в выбоины колеи, поднимая над дорогой облачка серой, легкой пыли, стелившейся по земле, и ранчеро казалось, что вслед за уже сказанным может последовать еще что-нибудь. У этого разговора должно быть продолжение. В конце концов, должны же быть еще какие-то объяснения, и Питер мог бы прямо сейчас, незамедлительно рассказать ему все как есть, от начала и до конца. И не важно, что решиться на признание всегда непросто; Питер обязательно сделает его!
Но Питер молчал. Похоже, он ожидал, что отец сам возобновит этот разговор. Так что Питер продолжал молча сидеть в повозке, теряя попусту время, а ухабистая дорога все бежала вперед, с каждым мгновением приближая их к дому.
Взявшие было поначалу довольно резвый темп мустанги теперь плелись, понуро опустив головы и еле переставляя ноги, так как подковы на задних ногах у них уже давно стерлись от частых поездок по этой вечно пыльной дороге. Интересно, как на протяжении вот уже стольких лет Россу Хейлу приходилось наблюдать извечную картину того, как эти коняги ненадолго останавливаются в том месте, где дорога идет в гору, а затем переходят на усталую рысцу, оказавшись перед спуском на противоположной стороне холма. И сколько раз он видел, как они замедляют бег или же спотыкаются на одних и тех же местах, и вдруг заинтересованно поднимают головы, учуяв сырость и прохладную свежесть воды, которой всегда веяло со стороны мельницы Мерфи и резервуара, до краев наполненного водой!
Питер Хейл был похож на молодого индейца, и его отец не без горечи подумал о том, что, возможно, он не так уж много и потерял. Взять хотя бы то, что его Питер вовсе не был тем красавцем, каким мог бы стать. Или, может быть, и это тоже было последствием недуга? Сердце Росса Хейла было разбито, и теперь ему начинало казаться, что приключившееся несчастье не только лишило его сына физических сил, но еще и исказило некогда миловидные черты его лица. Его квадратный, волевой подбородок, например, возможно, и не придавал бы ему столь жесткое и суровое выражение, будь он чуть пополнее. И никто не обратил бы внимания на осунувшееся лицо и ввалившиеся глаза, если бы только под ними не красовались темные круги, оставленные беспросветными годами страданий.
Да, Питер страдал. Сомнений в этом быть не могло. Но и осознание этого не облегчало того бремени, под гнетом которого находилась душа Росса Хейла. Конечно, было бы грустно, если бы его сын вдруг оказался законченным идиотом, не способным осознать, как много он потерял, сколь многого лишился из-за той роковой случайности!
– Расскажи, как это случилось, – попросил отец.
– Я был в горах вместе с Басситером – Диком Басситером. Это было летом после моего первого года в колледже. Мы с Басситером учились вместе, а познакомились еще в школе Хантли. Короче, мы были приятелями.
– Я этого не знал.
– Правда?
– Вообще-то за все эти годы ты не слишком баловал меня своим вниманием и письмами!
Краем глаза он заметил, как Питер слегка повернул голову, заглядывая ему в лицо, и, чувствуя на себе взгляд сына, Росс остался сидеть неподвижно, сосредоточенно глядя на залитую солнцем дорогу. Зубы его были крепко сжаты, и ни один мускул не дрогнул на лице под взглядом Питера.
– Ну так вот, – продолжал Питер своим тихим, бархатным голосом, – мы с Диком всегда были хорошими друзьями. Я довольно часто бывал у него дома. Был знаком с его семьей. И они меня тоже знали. Короче, все было просто здорово. Однажды мы купались в реке – знаешь, это была такая небольшая речка, которая протекала по землям поместья, принадлежавшего семейству Басситер. А еще там было огромное озеро, на дальнем конце которого гремели водопады.
С нами была младшая сестра Дика, Молли. Она сказала, что ей хочется поплавать выше по течению, над водопадами, и тогда мы направились туда. Но достаточно было лишь однажды увидеть то место, чтобы понять, что затея эта была отнюдь не безопасной. На поверхности воды течение было ровным-ровным, но очень быстрым на глубине. Оно мгновенно подхватывало все, что только ни оказывалось в реке, и тут же затягивало под воду, стремительно неся к водопаду.
Но предупредить Молли об этом мы не успели. Она, очевидно, твердо решила нырнуть в этом месте, прельстившись обманчиво спокойной речной гладью. Она бросилась в воду и поплыла, как вдруг течение подхватило ее и понесло вниз.
Дик закричал и бросился следом за ней. Но и ему не удалось справиться с течением. Я понимал, что шансов у меня практически никаких, так как Дик плавал лучше меня, гораздо лучше. Но не мог же я просто беспомощно стоять на берегу и бездействовать. Нужно было что-то предпринять. И тогда я бросился в воду.
– И тоже не смог справиться с течением? – мрачно спросил отец.
– Я был абсолютно беспомощен. От меня ничего не зависело. Я увидел, как девочку несет вниз по течению, к водопаду, и как потом она все-таки сумела ухватиться за каменный выступ и удержалась там. Я видел, как Дик протянул ей руку, и ей удалось подтащить его к себе. Оба они были в безопасности. Понимая, что не смогу добраться до них, я решил повернуть обратно к берегу и даже попытался грести. Но все было напрасным. Мне не удавалось побороть течение ни на минуту. Оно было сильным, словно упряжка норовистых мулов!
Тут он замолчал, и Росс Хейл заметил, что его сын сосредоточенно смотрит на одинокое облако, низко плывущее по небу и купающееся в золотистых лучах солнечного света.
– А потом? – спросил отец.
– А потом меня швырнуло вниз с высоты водопада, и, когда меня все-таки выудили из него, мои ноги оказались серьезно повреждены, как ты сейчас видишь и сам…
Вот и все. Стиснув покрепче зубы, Росс Хейл приготовился выслушать леденящие душу подробности. Такова уж привилегия инвалида – смаковать грустные детали недуга, приковавшего его к ложу. Но к немалому удивлению ранчеро, сын его, похоже, закончил свой рассказ и вовсе не собирался продолжать повествование.
Он упал вниз вместе с потоком воды и больше не желал говорить или вспоминать об этом. Переведя дух, Росс Хейл направил лошадей к воротам и передал вожжи сыну. Он видел, как тот окинул взглядом двор ранчо и дом, и заранее набрался мужества, ожидая услышать сакраментальную фразу, которая, на его взгляд, должна была обязательно последовать вслед за этим.
Но ничего не последовало. Питер как будто не замечал того, что во дворе не осталось ни одного дерева. Все они были спилены прошлой зимой. Продавать было больше нечего, а за дрова удалось получить хорошую цену, да и Россу опять же не пришлось сидеть без дела. Тем более что как раз в то время у Питера было особенно туго с деньгами, а этого вполне хватило на то, чтобы преодолеть кризис.
Тем временем лошади направились к конюшне. Вот он, его Питер, на сиденье впереди – его сын, его сокровище, награда за все его труды. Росс запрокинул назад большую голову и расхохотался, и в этот момент его было бы лучше не видеть и не слышать.
Лошади были быстро распряжены, и он заметил, что Питер, несмотря на недуг, поразивший его тело, действовал бойко и уверенно, ловко управляясь с упряжью и быстро работая руками, сумев самостоятельно проделать добрую половину всей работы и после не забыв позаботиться о лошадях.
Отец наблюдал за этим с несвойственным ему мучительно-горестным злорадством. Он и подумать не мог о том, чтобы по возвращении сына домой задействовать его для такой ерунды. Это было окончательное крушение всех надежд. Они вышли из конюшни во двор. Можно было подумать, что проблемы со зрением у Питера были не менее серьезными, чем с ногами. Казалось, он не замечает царившего кругом упадка и бедности: пустого сеновала на конюшне, где по полу было разбросано заплесневелое сено; прогнившей и готовой в любой момент обвалиться крыши и двери, висящей на единственной сломанной петле.
Хозяйство лежало в руинах; это было пепелище некогда процветавшего ранчо. Все состояние было спущено на обучение Питера. И что он теперь получит взамен? Это еще предстояло узнать, так как на свете существует множество способов сделать деньги, и довольно часто людям, оказавшимся в гораздо худшем положении, чем их, удавалось все-таки сколотить довольно-таки неплохое состояние. Но сказать откровенно, ни на что хорошее отец Питера уже почти не надеялся.
Когда, покинув прохладный полумрак конюшни, они вышли на залитый ярким солнцем двор, на край желоба поилки опустилась ворона, сердито закаркав при этом в их сторону. Это переполнило чашу терпения Росса Хейла, и, поддавшись внезапному порыву охватившего его гнева, он выхватил свой кольт и выстрелил. Оба выстрела оказались мимо – один вспугнул ворону, тут же взмывшую в воздух, а второй последовал вдогонку, в то время как птица поднялась уже высоко в небо.
Когда же Хейл собрался было убрать свое оружие, Питер взял револьвер у него из рук. Ворона поднялась довольно высоко над землей, и устремилась к конюшне, рассчитывая, очевидно, найти убежище под крышей. Питер выстрелил, целясь в парившую в небе черную точку.
Ворона шарахнулась в сторону, снижаясь на полдюжину ярдов и гневно каркая. Затем снова устремилась вперед, но прежде, чем ей удалось достичь спасительной крыши конюшни, прогремел еще один выстрел. Сбитая на лету черная птица тяжело рухнула на землю.
Росс Хейл молча наблюдал за происходящим. И хотя он не сказал ни слова, забирая обратно свой револьвер, все же обратил внимание на безразличное выражение на лице Питера.
– Прицел сбит вправо, – сказал Росс Хейл, когда они шли через загон, направляясь к дому.
– Сбит, – сказал Питер. – Наверное, поэтому-то я сначала и попал в крыло.
– Так ты что же, и в стрельбе себя уже успел попробовать? – поинтересовался ранчеро.
– Должно же у человека быть какое-то занятие для души. Тем более что прочие виды спорта были уже недоступны для меня, – ответил Питер. – Так что за это время я успел выиграть несколько медалей, выступая за команды по стрельбе из винтовки и пистолета.
Он улыбнулся, глядя в глаза Россу Хейлу, и в его взгляде не было грусти.
Глава 7
Некоторые успехи
Иногда требуется совсем немного, чтобы заставить нас пересмотреть свое отношение к людям и многим событиям. Ранчеро подумал о том, что первое впечатление бывает обманчиво, и, возможно, на эту мысль его навел пример меткой стрельбы сына, но только теперь он твердо решил для себя, что больше ничем не станет выказывать своего уныния. Он будет говорить со своим мальчиком обо всем на свете. А так как в жизни сына были и тяжкие, безрадостные дни, то он решил, что лучше всего завести разговор о тех великих моментах и успехах, сопутствовавших Питеру на футбольном поле.
– Слушай, Питер, – сказал Росс Хейл, – а вот из всех дней на футбольной площадке какой был самым удачным, запомнившимся больше всего?
– Для меня каждый такой день был как праздник, – ответил Питер. – Я был большим, сильным и ловким. Мне нравилась игра. Я знал в ней толк.
Росс Хейл искоса взглянул на сына. Ему вдруг стало не по себе, и он благодарил судьбу за то, что поблизости не было никого из посторонних, кто мог бы услышать подобное откровение. Такая самоуверенность уж точно не нашла бы одобрения у жителей Самнертауна и близлежащих хозяйств и была бы расценена как высшее проявление нескромности. Однако Питер, похоже, и не думал хвастаться. Он просто констатировал факт.
– Хотя, – продолжал он свой рассказ, – был один такой день, который для меня оказался удачнее и значительнее, чем все остальные счастливые дни, вместе взятые. Это день, когда футбольная команда школы Хантли играла тренировочный матч против команды бывших выпускников – перед началом осеннего турнира. И к тому же это был мой последний год в школе – ты, наверное, понимаешь, что это значит.
– Продолжай! – нетерпеливо сказал мистер Хейл, приготавливаясь выслушать историю о сыновней доблести.
– Знаешь, – сказал Питер, – развивался я очень быстро. Мне было восемнадцать. К тому времени у меня был уже и рост, и вес взрослого мужчины, а мускулы сильными и крепкими, как никогда. Можно сказать, что спортом я занимался всю свою жизнь. Так что я выходил на ту игру в отличной спортивной форме.
Я был звездой в команде школы Хантли. Конечно, это еще ни о чем не говорит, потому что сама по себе команда была не очень сильной. Но среди них я был лучшим. Меня считали самым грозным нападающим. Я сам принимал решения в зависимости от ситуации, складывающейся на площадке. Команды, с которыми нам приходилось играть, обычно предпочитали не связываться со мной, а поэтому как только ребятам удавалось завладеть мячом, я стремглав летел в сторону заветной линии.
А потом была эта тренировочная игра. Бывшие выпускники вывели на поле не совсем обычную команду. Там были и не слишком расторопные, уже начинающие лысеть ветераны, и взрослые парни, только что окончившие колледж – сильные, быстрые и несгибаемые, как стальные гвозди. Они играли как одержимые и хорошо знали свое дело. Игрока, выставленного против меня, звали Кристиан. Тебе это имя ни о чем не говорит?
– Нет, – сказал Росс Хейл. – Рассказывай дальше!
Питер на секунду мечтательно задумался, а затем продолжил:
– За год до того Кристиан вошел нападающим во «Всеамериканскую сборную»[2], не уступал мне по габаритам и был к тому же старше на целых пять лет. У него было намного больше практического опыта и пять лет серьезных тренировок за время учебы в колледже. Перед игрой наш тренер сказал мне, что он не надеется на то, что мы выиграем у команды выпускников, но хочет посмотреть, что лично я смогу противопоставить Кристиану. Эта игра должна была стать своего рода экзаменом, проверкой на прочность в глазах выпускников – сколько результативных комбинаций удастся им разыграть на моем крае!
– Дальше! – выдохнул Росс Хейл. – Скажи, что справился с ним! Сбил спесь с этого нахала! Задал ему жару в первом же периоде, сынок!
Питер сочувственно взглянул на отца, не разделяя, однако, его энтузиазма.
– Когда игра началась, – продолжал он, – я был настроен самым решительным образом и старался изо всех сил. Но ты помнишь, как беспомощен я был, когда река несла меня к водопаду? Так вот, выйдя на поле против Кристиана, я оказался точно в таком же положении. Он, казалось, знал все мои уловки! И, видит Бог, был к тому же силен как бык! Они начали разыгрывать свои комбинации. А когда я попытался прорваться, то Кристиан стоял намертво, как скала, один играя сразу за шестерых. Короче, я никак не мог справиться с ним. Они же играли в обход меня по моему краю, разыгрывая очень удачные комбинации. Мне было стыдно. Я боролся, старался изо всех сил, но все напрасно. За три периода им удалось забить три гола, и я ничего не смог с этим поделать. Тренер, бледнея, в ужасе глядел на меня, а в конце третьего периода прислал игрока на замену – кажется, полузащитника, – который подошел ко мне и сказал: «Тренер спрашивает, не хочешь ли ты отдохнуть?»
Конечно, это просто-таки взбесило меня. Четвертый период начался при ничейном счете. Это было обыкновенное везение. Сначала нам как-то удалось подобрать оброненный мяч; потом умудрились выбить мяч и удержать его, а после перехватили их пас форварду. Так в нашем активе тоже появилось три забитых гола, что и позволило нам сравнять счет! Поэтому, выходя на четвертый период, мы знали, что надо во что бы то ни стало, любой ценой, сдержать команду выпускников и не дать им выиграть больше ни одного очка. Закончить игру вничью, – на большее мы и не рассчитывали.
Я обратил внимание на то, что игроки команды выпускников выглядели усталыми. Даже верзила Кристиан и тот, похоже, основательно выдохся. Разумеется, он обладал всеми качествами хорошего футболиста, но к концу игры был уже далеко не в лучшей форме. В отличие от меня. Он измотал себя, гоняясь по полю за мной, стараясь выставить меня перед всеми в наихудшем свете. И вот нам впервые удалось завладеть мячом, и тогда я попросил защитника помочь мне. До окончания игры оставалось пять минут. И он рискнул. Я сцепился с верзилой Кристианом и впервые за всю игру вышел из схватки победителем. На этот раз я оказался сильнее его. Кроме того, он уже успел продемонстрировать передо мной весь арсенал своих приемов и уловок. Видимо, уж очень ему хотелось опозорить меня перед всеми.
Во время той комбинации нам удалось продвинуться на три ярда. И, разумеется, это было достойно особого внимания, так как нам удалось потеснить на своем пути верзилу Кристиана. Толпа болельщиков бесновалась, и когда мы снова перешли в нападение, то нам удалось продвинуться еще немного вперед. Обойдя Кристиана, мы впервые сделали положение «вне игры». Он бесновался, чувствуя собственное бессилие, но остановить нас было невозможно.
Я подумал о том, что, если бы наши защитники бросились бы прямо на Кристиана, вместо того чтобы пытаться его обойти, нам, возможно, удалось бы задержать его, и дело пошло бы вдвое быстрее. Я поделился своими соображениями с защитником, и он велел мне отойти назад. Мы произвели замену, место на моем крае занял другой игрок, а я вернулся назад, чтобы нести мяч, – к этому трюку мы прибегали довольно часто.
Мой план состоял в том, чтобы сделать обманный маневр на другой стороне линии, но самолично завладеть мячом и тут же броситься в атаку на Кристиана. Все получилось как нельзя лучше. Продвинулись мы, конечно, не слишком далеко, потому что мне нужно было просто перейти через черту. Я снова и снова прорывал оборону Кристиана, и в конце концов он уже спотыкался и вообще нетвердо стоял на ногах.
Мы отбрасывали его назад, в дальний конец поля. Для меня это было очень радостное событие. Такова была моя месть Кристиану за то, как он обошелся со мной в первой половине игры. Теперь же у него был растерянный вид новичка из школьной команды, которого по ошибке выпустили на поле и заставили играть.
Положение «вне игры» застало нас на тридцатиярдовой отметке, и я подал сигнал о начале последнего прохода. Я знал, что могу поймать мяч и броситься напролом, миновать преграду в лице верзилы Кристиана и забить гол. Оглянувшись на трибуны, я увидел, что зрители встали. Посмотрев в сторону наших боковых линий, я увидел там своего тренера, того самого, который еще совсем недавно интересовался, не собираюсь ли я пойти «отдохнуть». Он буквально танцевал от счастья и выглядел самым счастливым человеком на свете. Разумеется, ведь успехи команды и ее техника игры, позволившая оттеснить назад Кристиана, будут признаны его заслугой, результатом его хорошей работы.
Затем, обернувшись, я взглянул на Кристиана и кивнул ему, давая понять, что стараюсь специально для него. Он неуверенно стоял, опустившись на одно колено, и был очень бледным. Но даже хорошо понимая, что это конец, он и не думал сдаваться. Он был готов бороться до конца. Я подумал о том, что за все четыре года его учебы в колледже еще никому не удавалось обойти его и забить гол. И затем мне в голову пришла другая мысль. Я видел, как центровой подхватил мяч и сделал пас в мою сторону. Я подхватил его и бросился к Кристиану, а затем просто выпустил мяч из рук…
Питер мечтательно замолчал.
– Но зачем? Зачем ты это сделал? – мучительно простонал его отец.
– После игры Кристиан подошел ко мне и задал этот же самый вопрос. Разумеется, они тут же подхватили мяч. И игра закончилась вничью. Тогда я сказал Кристиану, что, стоя с мячом в руках и собираясь забить гол, я вдруг вспомнил о том, что, в конце концов, это была всего лишь игра, а вовсе не смертельная схватка гладиаторов.