Конторщица-2

Из-за чего все и началось…

Я глянула по сторонам, не видит ли кто, и перепрыгнула черную жирную лужу, правда едва не уронив папку с актами. Как хорошо, что я послушалась Римму Марковну и приобрела обычные туфли фабрики «Скороход». С виду фу, зато не жалко. Тем более ремонтный цех находился в самом конце депо, пока дойдешь – сто раз в мазут вляпаешься.

Иваныча я нашла быстро, помахала ему листком, дождалась, пока он вытер руки куском ветоши, и ткнула, куда ставить подпись, – огромный агрегат издавал такой лязг, что не было слышно почти ничего. Теперь осталось найти Севу и мой цеховой вояж на сегодня окончен.

В коридоре конторы, возле бухгалтерии, притормозила – на стенде вывесили свежий номер нашей газеты. На последней странице заметка о шампунях для волос была сокращена на два предложения, зато хоть фото улыбающейся модели с густой копной локонов вставили, как я и советовала. Я вчиталась в свой текст – ну, ничего страшного, убрали лишь названия шампуней, а так вроде все осталось без изменений…

От чтения меня отвлек Василий Егоров: я не расписалась в журнале по охране труда, и он напоминал мне уже второй раз. Но я опять отмахнулась – было некогда, да и устала я что-то – легла спать в три ночи, ведь сейчас активно готовлюсь поступать в институт, приходится историю учить заново, в духе настоящего времени, вспоминать математику, да и в русском языке за сорок лет кое-что изменилось. Поэтому днем работаю, а по вечерам штудирую учебники, и это «по вечерам» частенько растягивается за полночь.

Глянула на часы и побежала наверх. Возле кабинета с номером 21 витало облачко импортных духов «Опиум», резко диссонируя с впитавшимися в мою одежду запахами жженой резины и едкой гари. За стеной разговаривали. По голосам, вроде Иван Аркадьевич и Аллочка.

Я улыбнулась и вошла в кабинет – запах «Опиума» усилился.

– …подразделения… – сказал Иван Аркадьевич Аллочке и кивнул на высокую эффектную брюнетку, которая стрельнула умело подведенными глазами в его сторону, сделала плавное движение, обозначающее то ли полупоклон, то ли разновидность книксена, но как бы то ни было, а ее внушительная грудь при этом колыхнулась и чуть не выпрыгнула из декольте.

Дверь кабинета закрылась и все обернулись на меня.

– А вот и Лидия Степановна! Лида, знакомься. Это – Машенька, – благодушно произнес Иван Аркадьевич. – Будет нам теперь помогать…

Глава 1

– Ватрушку еще бери! – Римма Марковна подтолкнула ко мне тарелку с источающей ванильные ароматы сдобой и долила чаю. – Совсем ты похудела, Лида.

– Так это же хорошо, – ответила я, жуя творожную ватрушку вежливо, через силу.

– Ну, не скажи, – покачала головой соседка, – женщина должна быть в теле, манить, а не костями греметь.

«Угу, видела бы ты моделей и фитоняшек в моем времени», – поморщилась я, с досадой посмотрела на недоеденную ватрушку и отложила в сторону.

– Что ты думаешь делать с Валерием? – без обиняков спросила Римма Марковна.

Вот за что уважаю эту женщину, так это за прямолинейность. После того, как она сперва угодила в богадельню, а затем поселилась у меня, Римма Марковна категорически изменилась: исчезла привычка носить старый изношенный халат поверх нового, пить чай из щербатой чашки (откуда-то она притарабанила прибалтийский фарфоровый сервиз и теперь каждый вечер у нас четко соблюдалась чайная церемония), и даже сигареты стала курить не как раньше обычный «Полет», а «Полет» исключительно какой-то дукатовский (мне без разницы, но вот Римма Марковна утверждала, что именно этот – самый лучший). Но главное, Римма Марковна взяла идеологическое шефство над всеми соседками в нашем подъезде и заодно – надо мной.

– Так что с Горшковым? – повторила она.

– Я уже два раза пыталась с ним встретиться, – развела руками я, – прячется, гад.

– И? – не унималась Римма Марковна.

– Что-что, – нахмурилась я, – надо искать еще раз. Не смогу договориться – буду решать кардинально.

– Как это?

– Убью его, – снисходительно улыбнулась я и отхлебнула чай.

– Ты не шути так! – нахмурилась Римма Марковна. – Я же серьезно спрашиваю, а ты дурачишься.

– И я серьезно, – но невольно рот сам растянулся до ушей. – Римма Марковна, я знаю тридцать один способ убийства без следов. Никакая милиция не найдет. Вот слушайте: способ первый – можно подсеять у них на даче цикуту в петрушку. Соотношение семян цикуты и петрушки должно быть…

– Прекрати! – строго перебила меня Римма Марковна, но не выдержала, рассмеялась.

– Хотя есть вероятность, что заодно и Элеонора Рудольфовна умрет, очень уж она петрушку в салатах любит, – кровожадно продолжила я, – а чтобы милиция ничего не заподозрила, нужно цикуту еще и по обочинам в сорняках по всей деревне подсеять, типа ареал обитания у нее там такой. Второй способ – поставить в горшковской комнате в вазу большой букет полевых цветов с аконитом, но там, главное, самую начальную стадию цветения надо захватить, и до утра Горшков если и не умрет, то жить будет мало и тяжко. Ключ от комнаты на Механизаторов я знаю, где лежит. Хотя нет, нужно же наверняка. Значит тогда по-другому, делаю огромный букет всяких колокольчиков-дельфиниумов вперемешку с аконитом, приглашаю Горшкова на свидание, мы гуляем по городу, при этом я буду постоянно нагибаться, вроде как поправлять ремешок на туфле, а букет отдам нести ему. У него привычка в волнении грызть ногти, поэтому, к примеру, пообещаю приписать его в эту квартиру при каком-нибудь совершенно дурацком условии. Или же скажу, что узнала, как он в карты на деньги играет и планирую сообщить Элеоноре Рудольфовне. Часовая прогулка, он держит мой букет, волнуется, грызет ногти, потом вернется домой, и утром я – вдова. Главное, не забыть букет забрать.

– У тебя нет туфлей с ремешками, – промямлила явно впечатленная Римма Марковна.

– Придется, значит, купить, – согласилась я, – заодно пополню свою коллекцию от фабрики «Скороход».

– Но ты ведь тоже будешь держать букет и, значит, тоже отравишься, – не сдавалась Римма Марковна.

– Ой, делов-то! – легкомысленно отмахнулась я, – можно надеть перчатки, можно взять носовой платок, можно намазать ладони клеем. Слушайте лучше дальше. Итак, способ третий – разбить штук восемь градусников и аккуратно вытряхнуть ртуть на пол и немного под плинтус, повозить ее веником по всему полу комнаты, чтобы площадь испарения стала максимальной. Про ключ от комнаты я уже говорила. Четвертый способ еще легче – берешь обычный шприц и…

Закончить мне помешал звонок в дверь.

Римма Марковна сидела красная от возмущения и сдерживаемого смеха, пришлось идти открывать мне.

На пороге стоял Иван Тимофеевич. Поздоровавшись, он осторожно поинтересовался, дома ли сейчас Римма Марковна. Получив утвердительный ответ, он вздохнул:

– Понимаете, Лидия Степановна, я хотел с вами обсудить упаковку к мылу, она уже готова.

– Так давайте обсуждать, – согласилась я и радушно добавила. – Проходите, пожалуйста.

– Да нет, – покачал головой сосед и тихо добавил, – давайте лучше поступим таким образом: загляните завтра, часов, скажем, к семи вечера ко мне. На работу. Я покажу отпечатанные образцы, и мы выберем. Хорошо?

Я согласно кивнула.

– Кроме того, в редакцию вам пришло много писем от читательниц, – лукаво улыбнулся Иван Трофимович, – заодно и заберете. Нужно же всем ответить.

Я поблагодарила и пообещала зайти. Иван Трофимович напомнил о сроках сдачи заметки об уходе за лицом в летний период и вдруг замялся:

– И еще… тут такое дело…

– Говорите, – подбодрила соседа я.

– Понимаете, Лидия Степановна, как бы это сказать… не все наши корреспонденты, так сказать, благосклонно отнеслись к вашему творчеству…

– И что? – не поняла я.

– В общем, вам нужно быть готовой к некоторым… эммм… критическим замечаниям с их стороны, – вздохнул Иван Трофимович, отводя глаза.

– Да не беспокойтесь, Иван Трофимович, – рассмеялась я, – никакой критики я не боюсь. Наоборот, мне будет даже полезно услышать мнение коллег по перу.

Мы распрощались, и я вернулась обратно на кухню.

– Кто это приходил? – полюбопытствовала Римма Марковна, перемывая посуду.

– Да Иван Тимофеевич, хочет, чтобы я завтра забрала письма моих читательниц, – решила пока не посвящать старушку в эпопею с мылом я (раз Иван Тимофеевич развел такую таинственность).

– О! Тебе уже приходят письма читателей, Лида, – Римма Марковна развернулась ко мне и ее морщинистое лицо расплылось в мечтательной улыбке, – это же так замечательно… письма, почитатели… эх, а ведь я когда-то тоже писала письма… Александру Вертинскому…

На работе весь день прокрутилась как белка в колесе: у нас добавлялось еще одно подразделение, хоть и маленькое, но пришлось делать новую штатку. Я стучала по клавишам пишущей машинки с упорством дятла, торопилась сделать всю работу – нужно еще выкроить время и успеть набрать текст заметки в газету. Раз обещала – надо сделать. Но печатать левые тексты на работе все-таки стрёмно: вдруг кто увидит. Нужно запланировать покупку собственной печатной машинки, и то срочно.

За треском от машинки я не расслышала, как открылась дверь. На стол упала тень. Я подняла глаза и сильно удивилась – передо мной стоял Роман Мунтяну. За все время моего пребывания в том кабинете, который он делил с Егоровым, я от него услышала хорошо, если два-три слова. Он всегда был нелюдим и словно существовал в параллельной Вселенной. И тут вдруг сам лично пришел ко мне в кабинет. Интересненько.

– Лида, – сказал Мунтяну и выжидательно уставился на меня.

Я молчала. Решила дать человеку выговориться. Даже если это Мунтяну.

– Завтра, – продолжил Мунтяну, видя, что я ничего не спрашиваю, – мы собираемся. Приходи.

– Когда? Кто? Где? – чуть переиначила классику я, флегматично оттирая испачканные копиркой пальцы.

– Гаражи на Набережной. Знаешь?

Я согласно кивнула.

– Гараж с синей дверью, слева, второй ряд. В восемь, – очень тихо сказал он и, чуть помедлив, добавил. – Не забудь.

– А кто собирается? – меня уже распирало любопытство, непонятно, куда это он меня приглашает, кто там еще будет, и главное, какой формат встречи – тайное масонское общество? комсомольский субботник? разнузданная оргия (хотя до оргий в этом времени, кажись, еще не дошли)? Благопристойное чаепитие? Или простая дружеская пьянка в гараже?

– Мы, – лаконично ответил Мунтяну и сообщил. – Только ты никому.

Я кивнула.

– Поклянись, – потребовал Мунтяну, внимательно глядя мне в глаза.

– Клянусь, – честно поклялась я и даже зажмурилась от такой своей кристальной честности.

Успокоенный Мунтяну ушел, а я, терзаемая любопытством пополам с сомнениями, вернулась печатать дальше.

Вечером я забежала в типографию. Иван Трофимович встретил меня радушно:

– Проходите, проходите, Лидия Степановна, – он усадил меня в кресло для гостей, угостил чаем и протянул несколько отпечатанных листочков. – Вот образцы. Взгляните.

Я покрутила этикетки, рассматривая. Ну что тут скажешь, все скромненько-банально, великая эра рекламы и маркетинга наступит здесь явно еще не скоро.

– Можно обычно заворачивать, а можно делать коробочки, – пояснил Иван Трофимович. – Что скажете?

– Смотря для каких целей надо, – дипломатично ответила я, возвращая образцы. – Если для массовой продажи – то я вообще смысла не вижу, я уже попробовала продать коллегам, но они хотят дешево, максимум по три рубля. Сами понимаете, возиться с изготовлением такого мыла долго, плюс этикетки печатать. А теперь представьте, если мыло пойдет массово, то цена вообще до рубля упадет, если не ниже. Кроме того, массовое производство потребует много времени, а я и так мало того, что у вас подрабатываю, так еще в институт поступать готовлюсь. Да и опасно. Кто-нибудь обязательно заложит.

– Нет, нет, Лидия Степановна, – замахал руками сосед. – Мыло мне нужно для небольших сувенирных подарков, высоким гостям. У нас постоянно кто-то бывает в городе с визитом. И всех обязательно везут на экскурсию к нам. Дарить все эти ручки-блокноты-календари – мелковато, согласитесь. А вот такой подарок всем бы понравился. Иностранцев, в основном, возят тоже к нам.

– Тогда это совсем другое дело, – я подняла взгляд на Ивана Трофимовича. – Но здесь надо смотреть: к примеру, для высоких гостей из сферы торговли нужна упаковка в стиле «дорого-богато», для интеллигенции – нечто изысканно-интеллектульное, для партийных и пропагандистов – в стиле «люблю родные березки и Кудашхскую ГЭС». А для иностранцев вообще по-другому надо…

– Да-да? – заинтересованно подался вперед Иван Трофимович.

– Этикетки нужны не под арабский стиль, а «а-ля рюс», и писать, что мыло с морошкой, икрой осетра или маслом кедровых орешков. И мыло, соответственно, такое же делать.

– Да что ж это за мыло, если оно рыбой вонять будет? – поморщился Иван Трофимович, – да и дороговато черную икру в мыло добавлять.

– Да там от рыбы только название – пожала я плечами, – психологический ход такой. Икру добавлять никуда не надо, в крайнем случае можно капнуть немного рыбьего жира в основу.

– Но это же обман, – скривился Иван Трофимович.

– В косметологии почти все – обман, – ответила я, – вот вы, к примеру, разницу между земляничным мылом и огуречным хоть раз чувствовали? Если исключить отдушку, то разницы вообще нет.

Иван Трофимович задумчиво кивнул.

– А на этикетке написать, что-то вроде «…мыло с экстрактом икры каспийского осетра – лучшее средство против преждевременного старения, мгновенно восстанавливает уставшую кожу и улучшает кровообращение… При регулярном использовании наблюдается накопительный омолаживающий эффект…».

– Здорово! – восхитился Иван Трофимович.

– Экспромт, – усмехнулась я, – но, если посидеть подумать, можно много всего написать. Про икру я для примера сказала, нужно брать исключительно наши растения, причем такие, что нигде больше не растут. Иностранцы ведь едут сюда за русской экзотикой, значит нужно им эту экзотику дать. Вы вот в кабинете чучело медведя с балалайкой разве не затем поставили?

Мы проговорили с Иваном Трофимовичем еще долго, пока в кабинет не заглянула его секретарь и выразительно не постучала по своим наручным часикам.

– Лидия Степановна, у нас же сейчас небольшая рабочая планерка будет, – спохватился сосед, благодарно кивнув секретарю. – Заодно познакомлю вас с коллективом. А то вы уже месяц у нас заметки пишете, а никто вас не знает. Да и вам полезно будет познакомиться с коллегами.

Мы прошли по коридору и остановились перед вытертой дерматиновый дверью кабинета под N 14. Иван Трофимович пропустил меня вперед, и я оказалась в похожем на гигантские баррикады кабинете. Только вместо мешков с землей здесь громоздились монументальные кипы бумаг, размерами если не с Эверест, то с Эльбрус точно. Бумаги царили повсюду: на высоченных, до потолка, стеллажах, на столах, на полу, на подоконниках, и даже на колченогой стремянке. При этом затхлостью старой бумаги и пылью здесь совсем не воняло, наоборот, пахло приятно хвоей и чем-то искристо-мятным. Несколько молоденьких девушек ловко отыскивали в этом бардаке необходимые документы, проворно вытаскивали нужный листочек из низа общей кучи так, что ничего не падало, или же с техничностью муравьев складировали новые гигантские горы.

Ужас, я бы так с ума сошла. И как они здесь все находят?

Пока я рассматривала этот бумажный термитник, одна из девушек, повинуясь указаниям Ивана Трофимовича, отдала мне аж полмешка писем. Я, конечно, ожидала, что писем будет много, но увидев сразу полмешка – сильно удивилась. И это еще мягко сказано.

– Женщинам нравится читать вашу колонку, – увидев мое лицо, довольно прокомментировал Иван Трофимович, потирая руки.

Я попробовала поднять – вроде как не сильно тяжелые, должна донести нормально.

– Обратная сторона успеха, – хмыкнув, развел руками сосед. – Я довезу вас, не беспокойтесь, Лидия Степановна.

– Я беспокоюсь не о том, что не дотащу, – вздохнула я и заглянула в мешок. – Чтобы им всем ответить, нужно много времени. Очень много. Неделю, как минимум.

– За неделю еще новые письма придут, – улыбнулась девушка, как мне показалось, сочувственно.

– Вы изобретательны, Лидия Степановна, что-нибудь да придумаете, – решил успокоить меня сосед.

– Ну вот смотрите, – я вытащила наобум обклеенный марками мятый конверт, оттуда достала исписанные невнятным бисерным почерком два двойных листа из тетрадки в косую линию, – чтобы прочитать только это произведение, нужно минут двадцать, а, судя по вопросительным знакам, проблем у читательницы накопилось множество.

– Лидия Степановна, в ваших талантах я совершенно не сомневаюсь, – спрыгнул с неоднозначной темы Иван Трофимович. – В крайнем случае заготовьте шаблон и только вписывайте имена читателей.

– Но как же можно одинаково по шаблону ответить на вопрос о том, какие средства использовать от облысения и как, к примеру, бороться с излишней волосистостью?

Девушки захихикали. А Иван Трофимович так вообще расхохотался.

Пока мы спорили, кабинет постепенно заполнялся людьми. Они с интересом прислушивались, некоторые давали советы, комментарии.

– Мы по комсомольцам-передовикам из колхоза «Путь Ильича» статью в прошлом году писали, помнишь, Миша? – сказала высокая женщина в джинсах и вязанном крючком пончо.

Бородатый мужчина согласно кивнул.

– Тоже со всей страны письма потом были, – продолжила женщина, – так мы попросили комсомольцев из тракторного, они нам все ответы написать и помогли.

– У вас все равно значительно поменьше было, – ответила толстушка в очках низким прокуренным голосом. – Кстати, я – Джамиля Правдина. Это – Смена Стройотрядова, а – Миша у нас пишет под псевдонимом Виктор Степной.

– Это да, – согласилась Смена Стройотрядова, – тогда даже не знаю… здесь не одну организацию привлекать надо. И это ведь еще только начало…

– Ай, да о чем тут вообще разговор? – растягивая слова пренебрежительно вклинился в нашу беседу новый персонаж.

Был он по-своему даже эпатажен: лысина на башке, большие мясистые уши и нос, маленькие юркие глазки. С виду – продавец мороженного или воспитатель детского сада. Но при этом держался подчеркнуто мрачно.

– Все эти мыла-шмыла, лосьоны для лысых, капли для ушей и прочая чепуха – временное явление, – поджал губы мясистоухий. – Простой народ периодически тянется к какой-нибудь ерунде. Но бесконечно бытовые мещанские темы с бабским трепом быстро утомляют. Так что это ненадолго, поверьте моему опыту.

– Может быть и забудут, – ответила я, – но на эти полмешка писем все равно отвечать придется.

– Пройдет три дня, и все забудут, я последнюю заметку так даже не дочитал, на середине бросил, бабская скукота, – припечатал мясистоухий и демонстративно отвернулся к Ивану Трофимовичу, не давая возможности ответить.

После непродолжительной планерки, где меня представили коллективу, Ивану Трофимовичу пришлось еще задержаться – должен был прийти какой-то важный пакет. Я же долго ждать не могла, и так весь вечер почти угробила – нужно было хоть немного поготовиться к экзаменам. Сосед пообещал привезти мои полмешка писем сегодня прямо домой. Поэтому я со спокойной совестью убежала.

Выскочив на улицу, я уже хотела перейти через дорогу на другую сторону, машин в это время было еще не столь много, как сзади мне на плечо опустилась рука.

От неожиданности я чуть не заорала.

– Сколько вас можно ждать, Горшкова. Пройдемте, – сказал неизвестный мужчина и втолкнул меня в раскрытую дверь автомобиля.

Глава 2

Согласно легендарному древнекитайскому трактату о разного рода тактических уловках, если в непонятной ситуации не знаешь, что делать – притворись камнем. Кажись так там было написано. Ну, или примерно так. В общем, я сидела на заднем сидении машины, зажатая промеж двух угрюмых мужиков, и понимала, что данной ситуацией не владею, отнюдь. Поэтому не оставалось ничего иного, как «притвориться камнем».

Было ли мне страшно? Скорее нет, чем да. Бандитские времена лихих 90-х еще не наступили, время «черных воронков» давно прошло, так что, если меня куда и могли «похитить» посреди бела дня на улице под взглядами десятка прохожих – так только на какую-то архиважную беседу. Поэтому, когда первый испуг от неожиданности пропал, обуяла досада: сперва припомнилось требование Юрия Львовича поговорить, которое я проигнорировала чисто из бабской вредности, но, при дальнейших размышлениях, эту версию я откинула, так как масштаб фигуры Олечкиного «опиюса» явно мелковат, чтобы похищать людей вот так вот прямо на улице ради простого «поговорить».

Получается, что интерес к персоне Лиды Горшковой решили проявить безопасники. Самое страшное, что они могут мне инкриминировать, это то, что я попаданка. Но об этом не знает никто. Таким образом, Лидочка им нужна за какие-то ее прошлые грехи. А что могла натворить глуповатая конторская служащая депо? Ничего особенного. Если не считать странной выходки на свадьбе сестры и непонятной ситуации с психушкой, о которой как-то упоминала Элеонора Рудольфовна, то больше ни в чем Лида замешана вроде, как и не была. Посему выходит, это скорее всего делишки ее супруга Валерия Горшкова и «обожаемой» свекрови заинтересовали этих людей. Хотя посмотрим.

Чтобы не тратить время и нервы зря, я чуток поёрзала, устроилась поудобнее и даже слегка прикемарила, право за день измоталась конкретно. Снился мне какой-то хороший сон, потому что я вроде как даже смеялась. Очнулась от того, что машина остановилась.

– Выходите, – буркнул угрюмый мужик и открыл дверку.

Я послушно вышла.

Мы оказались где-то в пригороде или даже в деревне, во дворе частного двухэтажного дома за высоченным глухим забором: ветерок вяло шевелил ветви дубов и грабов, донося запахи прелого леса, птички пели со всей дури, где-то вдалеке лаяли собаки и слышалось мычание коровы.

Пасторальная благодать, в общем.

Мы проследовали в дом. Из-под приоткрытой двери комнаты слева тихо струилась шубертовская Ave Maria в исполнении Робертино Лоретти.

Тонко пахло свежемолотой арабикой и ванильной сдобой.

Мы вошли в другую дверь, и я оказалась в маленькой комнате. Из обстановки там был только низенький мягкий диванчик с кучей подушечек, думочек и валиков, круглый столик и высокая, неудобная даже с виду, табуретка на винтовой ножке.

– Садитесь, – мужчина махнул рукой, дверь хлопнула, и я осталась одна.

Чуть подумав, умостилась на табуретку. Через окно были видны только ветки граба, которые ветер периодически колыхал туда-сюда и кусочек неба в рваных облаках.

Смотреть на это мне быстро надоело, и я задумалась.

Не знаю, сколько я так просидела, уже и спина затекла, и коленки, но садиться на диванчик не хотелось. Интуитивно. Так и сидела с деревянной спиной и ноющими коленками.

Наконец, дверь скрипнула, и в комнату вошел ничем не примечательный мужчина в темно-сером костюме, не худой и не толстый, среднего роста, с бесстрастным лицом, на котором выделялись небольшие колючие глазки.

Не поздоровавшись, он скользнул по мне рентгеновским взглядом и аккуратно умостился на низком диванчике. Но как он ни старался, коленки оказались почти вровень с лицом. Уголок его рта при этом раздраженно дернулся. Заметив мой взгляд, серый мужчина вернул бесстрастную маску и с минуту молча рассматривал меня снизу вверх.

Я, в свою очередь, смотрела на него сверху вниз, и тоже молчала.

Когда играть в гляделки ему надоело, он, наконец, заговорил приятным мягким баритоном, причем скорее утвердительно, чем вопросительно:

– Лидия Горшкова.

– Да, – равнодушно подтвердила я и чуть поморщилась, затекшая спина неприятно отреагировала укусами тысяч злых муравьев.

Вновь возникла длинная-длинная пауза. Серый мужчина разглядывал меня уже с нескрываемым интересом. А я молчала.

Да, сперва я решила «включить дурочку», похлопать глазками, нести бессвязный бабский трэш, но, при длительном размышлении, на которое мне любезно предоставили столь много времени, я пришла к выводу, что в данной ситуации выгоднее использовать образ «умной, но недалекой идеалистки, слегка с лучезарной придурью».

– Лидия Степановна, хотите спросить, почему вы здесь? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Нет, – сказала я с невозмутимым видом.

Серый мужчина чуть сузил глаза. Опять воцарилась тишина.

– Неужели вам не интересно, зачем вас сюда привезли? – он вновь предпринял попытку втянуть меня в диалог.

– Нет, – безучастно пожала я плечами и уставилась в окно.

– Хорошо. Тогда расскажите нам, Лидия Степановна, – вдруг подался вперед мой собеседник (учитывая впирающие коленки и низкий диванчик это получилось довольно комично, да и он сам это понял и раздраженно откинулся назад), – о чем вы говорили с Романом Мунтяну?