И, должно быть, намного позже, годы спустя, всё ещё жив тринадцатый койот; и по ночам, когда светит полная луна, воет, не переставая; и нападает на скот; и Хуан Ковбой, раздражённый и возмущённый, его преследует. Однако, мужчина больше никогда не испытывал то ужасное кристальное одиночество в огромных бескрайних пространствах равнины. И для него врагом святым, неприкосновенным, оставался тринадцатый койот.
* * * Цена свободы, как закат, алеет,Цена свободы слишком велика.Её мой ум, как сверх мечту, лелеет,Душою обнимая облака. Мой ум земной, обуза и задача,Мой ум земной, ты не затми судьбу.Мой ум земной, я не могу иначе,И я с дороги сердца не сверну. Я покорю небесные вершины,Сознаньем сердца всё преодолев,Я обниму небесные вершины,Своей душой и разумом согрев. Раскройся, чаша сердца в поднебесье,Цена свободы слишком велика.И льются звуки сердца, словно песня,Нас поднимая с песней в облака. Цена свободы есть печать причины,Цена свободы – быть или не быть,Цена свободы – то веков пружины,Цена свободы – верить и служить.И стоит верить, верить и бороться,И стоит верить – бьётся жизнь пока,Встречая день с рассветным зовом солнца.Цена свободы слишком велика!Сонные стихи
Сонный дождик прошумел по лесу,Пробежал по полю и исчез.Сонно спят под сонным покрываломСонных туч река, земля и лес. Сонный хор дождливых сонных капельУспокоил сердце глубоко.Сонная душа, устав от боли,Вдруг вздохнёт свободно и легко. Солнца луч развеет сон и скуку,Вдруг скользнёт по облаку вершин.Сонный дождь, и луч, и мой ребёнокДовершат, что я не завершил.Явный сон
В разлитом воздухе звенящем,В прохладном, свежем и густомПарад любви цветов блестящихЯ вижу сердцем и умом. Живёт в гармонии небеснойЦветов небесных хоровод,И звуки музыки прелестнойПлывут вдоль солнечных ворот. Я слышу мерное дыханье,Я вижу вальса лёгкий шаг.Цветов небесных полыхание,Симфоний отзвуки в сердцах.36
Тридцать шесть – мой день рожденья,В этот день подарков ждут.Я подарок для ВселеннойПредложить сама спешу. Тридцать шесть – отрезок длинный,Я учусь достойно житьИ хочу подарок мируСокровенный подарить. Подарить хочу я миру,Как волшебный добрый гном,Подарить хочу я мируПесню, смех, любовь и дом. Подарить хочу я миру,Всем прогнозам вопреки,Подарить прозренья лиру,Мысль, ребёнка и стихи!Жизнь
Творить – и жизнью наслаждаться,Творить – и в пропасть не упасть,Творить – и в мире растворяться,Творить, почуяв сердца страсть. Мечтать – и плотью очищаться,Мечтать – и силу мысли знать,Мечтать – и духом подниматься,Мечтать, и верить, и страдать. Любить, познавши сердца радость,Любить, обняв весь мир душой,Любить, понявши чувства сладость,Любить других, забыв покой. Познать, забывши боль и муки,Познать, себя преодолев,Познать, воздевши к небу руки,В порыве огненном взлетев. Взлететь – и мир большой увидеть,Взлететь, идеи не предав,Взлететь – и ближних не обидеть,До капли всю себя отдав.Я есмь
Вот рассвета восторг,Вот заката припев.Я назначенный срокПроживу нараспев. Нота «до» – нота «си» —Жизни полный аккорд:Завершат круг судьбыСемь положенных нот. Сердца радостный стук —Стук колёс, стук в пути,Мира нового звукСлышу я впереди. Я за ним побегу,Я к нему устремлюсь,За цветную дугуВ небе я ухвачусь. Семь цветов, семь наград,Семь ступеней опять.Я, не зная преград,Буду в небо шагать. Сердца чистого песнь,Как рассвет, как распев,Слышу в небе «я есмь»,Как заката припев.Абстракция
Нам с чувствами справиться следует,И в них разобраться пора:Зелёное, синее, белое —А всё это вместе – гора. Квадраты, круги, треугольники,А всё это вместе – «оно».Стоят у «шедевра» поклонники,Взирая на сверх полотно. Шедевры забытые, скучныеНа полках хранятся в пыли,Ведь мы – современные, лучшие —Давно разгадать их смогли. Вопрос дискутируя заданный,Все спорят и громко шумят:«Что – Чёрный квадрат неразгаданный?..»Всего только… – чёрный квадрат.Акварель «качели»
Бывает мгновенье прекрасным,Прозрачна судьбы акварель,В ней быль, как волшебная сказка,Кладёт на бумагу пастель. Как будто великий художникНаносит картину на холст:Вот домик, река, подорожник —И замысел ясен и прост. Вот жизни лихие качелиВдруг взмыли над грешной землёй,И мир, как в цветной карусели,Остался лежать под тобой. Но дух захватило от ветра:Всего лишь мгновенье назадНас вниз уносили качели,И только колени дрожат. Прекрасны мазки акварели —В них солнце, и нивы, и лес.Бывает, что жизни качелиВзлетают порой до небес.Карусель
Во дворе распустилась весна,Вот уже завершился апрель.Но черёмуха в мае цветёт,И детишек кружит карусель. Летом жарким не страшен мороз,Пусть звенит дождевая капель.Стаи бабочек, пчёл и стрекозХороводят свою карусель. Поздней осенью лесом пройдёшь,У костра посидишь – и в постель,Вскинешь голову вверх и поймёшь —Это листьев в ветру карусель. На пороге стучится зима,И в полях заметает метель.Одиноко сидишь у окна:Круговерть – круговерть – карусель. Зимы, вёсны – опять и опять,Ночью – холод, а утром – капель.Буду жить! Буду книги писать!Пусть кружит меня лет карусель!Пусть!
Пусть прохладная влажная осеньМне помашет летящим листом,Пусть небес августовская просиньОзарит уходящим теплом. Пусть весны соловьиные трелиВместе с песней сольются моей.И пусть зимние стужи – метелиНеумолчно свистят о весне! Отрывной календарь пусть напомнитО весне и о днях именин.Солнца шар пусть квартиру заполнит,Чтоб почувствовать – ты не один! Пусть дорога прогонит усталость,Пусть развеет напрасную грусть,Пусть за встречей последует радость,Жизни путь продолжается пусть!Музыка души
ВЕНА, 7:14.
Я помню свой первый учебный день в финансовой академии.
Мне было 19. Я только что закончил колледж и перебрался из Линца в Вену, последовав указаниям отца. «С твоими способностями ты далеко пойдёшь», – говорил он, имея ввиду мои успехи в учёбе. Я бы был не прочь ему поверить, если бы не знал ещё со школьной скамьи, что трудолюбия и усидчивости во мне куда больше, чем аналитических способностей как таковых. В среднем я и правда учился неплохо. Но стоило мне пропустить хоть один день, как я выбивался из колеи, и спотыкался на ровном месте. Ко всему прочему, по натуре я был скорее человеком интуитивным, с полным отсутствием врождённого чувства логики.
К неудовольствию своего отца, я всегда давал себе отчёт, что гуманитарные предметы даются мне куда лучше точных наук. Но мысль о том, что я талантливый экономист, нравилась моему отцу гораздо больше. Он считал, что настоящий мужчина должен иметь настоящую мужскую профессию, что в его представлении означало «управляющий финансами его компании». Проведя сложную аналитическую цепочку, он выбрал для меня финансовую академию, которая находилась в столице.
Вена, как и подобает городу, не познавшему лишений войны, поражала своими монументальными зданиями, ажурными фонтанами и чересчур чопорными жителями.
Профессора с первого дня с гордостью вещали, что этот город удивителен ещё и тем, что именно в нём в конце XIX века зарождается интерес к основам потребления как к науке, происходят важные трансформации экономических основ, ценовой политики, дистрибуции и заработной платы. Коммерсанты осознают, что цена продукта зависит не от его ценности и затрат на производство, а от спроса и досягаемости последнего: «Цена последнего бутерброда зависит от уровня необходимости или достатка».
Я поселился в общежитии, и окна моей комнаты выходили во двор Консерватории. Посмеиваясь, я представлял, как музыкальные педагоги с гордостью говорят своим ученикам, что этот город удивителен ещё и тем, что «именно он служил источником вдохновения для самого Штрауса», игнорируя процентное соотношение налога на добавленную стоимость и начальной цены последнего бутерброда.
Но меня куда больше волновали произошедшие в моей жизни перемены.
В первый день занятий я надел пиджак, повязал галстук, и перед выходом взглянул на себя в зеркало. Я жутко волновался. Мне не давала покоя мысль, что я медленно, но верно схожу с намеченной колеи. Поначалу я смогу ориентироваться на незнакомой местности и, возможно, отнесусь к этому как к своего рода приключению, но постепенно мои шаги потеряют уверенность и я пойму, что потерял самого себя.
Проклятая интуиция.
Хотя в последний раз я смотрелся в зеркало вчера вечером, у меня было ощущение, что я не делал этого с пятилетнего возраста, а сейчас вдруг осознал в один момент, как сильно я повзрослел. Помню, в тот день мне удалось посмотреть на своё отражение по-новому, как бы со стороны. Интересно, так бывает со всеми в первый учебный день?
Я шёл в финансовую академию под торжественные звуки Адажио, раздающиеся из Консерватории. Музыкальное образование, которое я успел получить в Линце, давало о себе знать. Я и сам умел исполнять это произведение, конечно, не так технично…
В течение дня я часто ловил на себе надменно – оценивающие взгляды моих новых сокурсников. Кажется, именно тогда я осознал, что отныне не будет вопросительных взглядов, виноватых взглядов, усталых взглядов. Будут только непробиваемые взгляды, испытующие взгляды. Так будут смотреть на тебя. И так обязан смотреть ты. Вечером я вернулся измождённым, рухнул на кровать, но, несмотря на усталость, долго не мог заснуть. Мне бы хотелось услышать рождающиеся звуки великих произведений, но занятия в Консерватории закончились. Я мучительно засыпал в полной тишине.
Уже через неделю я перезнакомился со многими ребятами из Консерватории, некоторые из них стали моими друзьями. Я искренне жалел, что не могу проводить с ними больше времени, но в жизни приходится чем-то жертвовать. Я погряз в учебных буднях за вычислительной машинкой. Я быстро уставал. Дела шли из рук вон плохо. Ко второму полугодию я понял, что останусь на второй год. «Да что с тобой происходит? – возмущался отец во время непродолжительных телефонных разговоров. – Возьмись, наконец, за ум». Мне было нелегко представить, как это сделать.
И ещё тяжелее мне было возвращаться в академию на следующий год. Куда приятнее было сидеть в последнем ряду Консерватории во время репетиций и смотреть на оживлённые и одухотворённые лица моих друзей. Я выходил оттуда с ощущением больного, выпившего стакан парного молока. Ответственность не позволяла мне прогуливать лекции слишком часто, но я бы с удовольствием это делал.
«Психологию потребителя», единственный предмет, который мне нравился, читал низкорослый рыжий профессор, по слухам в своё время окончивший религиозный колледж при католической церкви. Он рассказывал нам о глухонемых парфюмерах, святынях Акрополя и винных коллекционерах, вешающих Рембрандта в ванной комнате. И хотя все мы понимали, что это не имеет никакого отношения к экономике, и что чистый лекционный материал, который он давал за весь урок, можно было объяснить за пятнадцать минут, никто из снобов не решался проявить свой характер, а иногда на их лицах даже проглядывал Интерес; он с нами разговаривал и мы его слушали. Временами мне и самому хотелось рассказать ему о своих заморочках, но я не представлял, как это лучше сделать. Возможно, стоит подойти и, так, невзначай, спросить: «А вы знаете, что я всегда хотел учиться музыке?» И он бы мне на это ответил: «Да, знаю» или «Нет, не знаю. А в чём, собственно говоря, дело?» В конце концов, достаточно было и того, что благодаря этому профессору моё пребывание в академии было не таким невыносимым.
Летнюю сессию я сдал не то чтобы отлично, но, во всяком случае, сносно. Мой отец довольно потирал ладони, и одобрительно похлопывал меня по спине. На каникулы я снова вернулся в Линц проходить практику в офисе отца, и он тут же начал показывать мне бухгалтерские отчёты. Он постоянно пил кофе, раздражался, горячо пытался что-то мне объяснить, спорил, вытирал потный лоб носовым платком, говорил по мобильному телефону, снова пил кофе, раздражался ещё сильнее… В общем, вводил меня в курс моей будущей должности. Тогда он ещё не знал, что ничего из этого не имеет никакого значения. Ведь моё лицо светилось радостью; моя походка излучала уверенность. Наконец-то я вернулся на свою колею, обрёл самого себя.
Наступил новый учебный год. Я снова сильно волновался. Возможно, даже сильнее, чем в первый день в финансовой академии, потому что на этот раз я был неравнодушен к тому, что делаю. И я, бодрым шагом, под красивую музыку души, направился к зданию, откуда доносились чудесные звуки.
* * * В сердце музыка звучит,Мысль в сердца людей стучит.Донести её хочуИ настойчиво шепчу: «Отворите, люди, двери,В доброту опять поверив.Солнца луч, как карандаш,По бумаге прошуршав,Песню миру напиши».Это – музыка души.Застывшее время
Здесь всё вокруг исполнено покоя,А я всё так же молода душой,И сад, и пруд впитали капли зноя,Застыл в лучах закатных мир большой. Застыло время – ты его не слышишь,Брусчатки камни пахнут стариной.Святым покоем стены храма дышат,И я всё так же молода душой.Сказка
Спустился месяц над рекою серебристой,Поля вечерние густой туман покрыл,И в небе звёздном, небе летнем, небе чистомМне вдруг явился семикрылый Серафим. И сердце радостно запело, веря в сказку,В реальность вечности поверив глубоко.И в небе чистом, небе летнем, небе ясномМне звёзды вечные мерцали высоко. Сей миг казался мне мгновеньем вечно – чудным,Сей миг казался мне посланником судьбы.Явилось мне виденье ночью летней лунной:«Остановись, мгновенье! Как прекрасно ты!» Как хорошо, когда века мгновений полны,И льётся с выси свет небесный золотой.И лета ночь опять колышет судеб волныИ наполняет мироздание мечтой.Не грусти!
Дождик плачет за окошком —Осень грустно слёзы льёт.Потерпи ещё немножко:Скоро грусть твоя пройдёт,Прочь умчится с тёмной тучейИ с опавшею листвой.Ты себя напрасно мучишь —Твёрдо знаем мы с тобой:Улыбнётся в небе солнцеПосреди большого дняИ с ветрами унесётсяВсё, что мучило тебя!Искатель чудес
Ты не сыщешь воды средь песка,Километры пути прошагав,И луч солнца невидим, покаНебеса над тобой в облаках. И средь зноя ты льда не найдёшь,Даже если захочешь найти,Правду жизни едва ли поймёшьВ лабиринтах земного пути. Лучше доброе слово услышьИ любови узри благодать!Не волшебник я вовсе, а лишьПросто знаю, где нужно искать!Дорога к храму
Бывает, что важней горы пылинка,И слова сталь сверкает, не сразив.Порой средь трав густых одна травинкаРастёт, поля вокруг преобразив. Бывает, посреди людского стонаВдруг звук прорвётся флейты золотой.Порой милее образа людскогоИконы образ строгий и простой. И ты, мой друг, нужду и боль постигший,И ты, видавший горести судьбы,Среди богатств живешь, душой поникший,Среди друзей не сыщешь теплоты. Когда ты ждёшь признания по праву,За гнев и скорбь судьбу не обвини —Так ты, мой друг, когда идёшь ко Храму,То перейдёшь и пыль, и грязь пути!Гимн гармонии
Деревья в радости оденутся цветами,Благоуханье разливается везде,А листья сбросив, не грустят они, а знают,Их корни помнят о грядущем – о весне. И ты уверен будь, что даже со слезамиЕдва ты только прикоснёшься к красоте,Её извечных образов устамиНайдёшь подсказки в душной темноте.Тщетность
Мы хотим обрести,Мы желаем иметь,Чтоб казною трясти,На трибунах шуметь… Жнец получит зерно,Обретая покой,Но его всё равноНе захватит с собой.Очищение
Вот мой призыв (он проще деткой просьбы):Но он звучит, как голос громовой:О, люди, вы ненужное отбросьтеИ не тащите ветхое с собой! Отжившие отбросьте заблужденья,Несовершенства горькие людейИ сладких уст фальшивых песнопенья,И скрип не отворившихся дверей. Оставьте старый хлам – он вам не нужен, —Обмана горечь, слёзы, суету.Смахните пыль с лица, очистив душиИ припадите, чистые, к Кресту!Беглец
ГДЕ-ТО НА ЗЕМЛЕ…
… И спросил Бог у садовника, где кроется смысл мироздания – и указал тот на землю.
… И спросил Бог у рыбака, где кроется смысл мироздания – и указал тот на воду.
… И спросил Бог у астронома, где кроется смысл мироздания – и указал тот на небо.
Прошёл день, потом два, потом неделя. И забыл каждый о своём разговоре, и продолжал посвящать себя с любовью и старанием любимому делу. Через десятки лет появилось у садовника, рыбака и астронома многочисленное потомство. И унаследовало оно от предков преданность делу, вскормившему их самих, и внуков их, и правнуков. Каждый из потомков продолжал дело своих отцов, искренне веря, что таится у них в руках смысл мироздания.
Но чем больше развивалось потомство садовника, рыбака и астронома, тем больше сомнений у него возникало. Глядя на процветание, могущество и достаток соседа, невольно задавались они вопросом: не утаили ли их предки какой-то тайны, не подвластной уму их и пониманию. С опаской поглядывали они друг на друга, постепенно впадая в тоску и уныние, стали они сомневаться, что только им одним подвластна истинная суть мироздания. И тут же корили они себя за слабость, ибо то, что вскармливало их самих, и внуков их, и правнуков, и являлось для них смыслом мироздания.
В один день возгорелись их сердца кровной обидой, и решили они направиться на поиски Истины и решить, кто же из них на самом деле избранный, а кто – обыкновенный самозванец. Узнал об их планах Господь, и призвал их к себе на праздник. Огляделись по сторонам потомки садовника, рыбака и астронома и удивились. Вместо рая, каким они рисовали его в своём воображении, предстал их глазам обыкновенный земной пейзаж с садом, рекой и безоблачным небом. Каждый из них в тайне порадовался, мол, не обманули меня предки, ибо Господь видит своё творение теми же глазами, что и они сами.
Во время обеда велел Господь садиться им не группами, а всем вместе за один стол. Выбора у них не оставалось, и последовали они Его приказу. Отведали они за столом множество блюд, одно вкуснее другого. По мере того, как наполнялись их желудки, а вино снимало усталость и напряжение, возвратилось к ним хорошее расположение духа, и за общей беседой вели они себя так же, как их далёкие предки, ибо находили счастье в равенстве и единении.
Довольный увиденным за обедом, спросил Господь по окончании трапезы, что являлось причиной их беспокойства на протяжении стольких лет, и поведали они ему свою историю: «Неужто ошибались наши предки, внушая всем нам одно и то же? Где же на самом деле таится смысл мироздания: на земле, в воде или на небе?»
…И спросил Бог у садовника, разве не вода питает землю, взрастившую твои побеги и не солнечный свет наливает соком твои плоды?
…И спросил Бог у рыбака, разве не земля взрастила то дерево, из которого сделал ты свою лодку, и не безоблачное небо усмиряет непогоду и позволяет тебе выйти на промысел?
…И спросил Бог у астронома, разве не на земле ты стоишь, устремляя взгляд в далёкое небо, и не водой омываешь уставшие глаза и приборы?
Смысл мироздания у всех вас перед глазами, а сила ваша – друг в друге.
* * * Ты от правды бежал – за завесой шатровПравду жизни искал среди сказок и снов;Ты свой лик изменял – и сжигая мосты,Снова жизнь начинал у последней черты.Ты в святилищах храмов пытался найтиПотайные шаги потайного пути;За ступенями тронов скрывался порой,Всё решая, а кто ты: беглец иль герой?А когда пред Всевышним предстал ты, то здесьТы вдруг понял, что ты – только то, что ты есть.Твой выбор
Родился ребёнок и дальше емуПридётся не раз выбирать самому,Налево, направо ли лучше пойти?Изгнанником быть иль корону нести? Познавшим миры иль незнающим стать,Проигрывать всё иль в фаворе играть,Неистово молодость духа хранитьИл старцем в монашеской келье служить? Незримого друга поддержки рукаИль острое жало стального клинка,Желание блага иль хитрый расчётПоступки твои за собой повлечёт? Что выберешь ты для бессонных ночей?Что в памяти прочно осядет твоей?Победный ли клич или песнь пастуха?Корона иль чудо простого цветка? Что проще всего, что не надо нестиОкажется лучшей поклажей в пути…Старые лица
Лица старые носят морщинок печать,Ни к чему им слова, им пристало молчать.Время властной рукой прочертило штрихи —Лица старые мудры, светлы и тихи. Возле краешков глаз – три луча-борозды —Это частых улыбок счастливых следы;Пять бороздок вдоль лба – ты стереть их не смог,Размышлений, сомнений, раздумий итог. Возле губ уголков – паутинка морщин,У неё может быть очень много причин —Удивление, грусть наложили свой грим.Сколько прожитых лет потрудилось над ним?! Книга судеб лица пред тобой – прочитай!Это пройденный ад иль потерянный рай?..Лица старые носят мерцающий взгляд —Пожелтевшие травы свет солнца хранят!Жизнь прекрасна в простоте!
Ты с грустью смотришь на витрины:Меха, картины, арт-дизайн…Боясь, что жизнь проходит мимо,Ты в сердце чувствуешь печаль. Ты очень хочешь дотянуться,Бежать быстрее, первым быть,И в миг звездой кино проснуться,И вкус успеха ощутить… Хотел?.. – И вот ты «на вершине»:Аплодисменты, лимузин.Ты – господин другим отныне,Но ты – по-прежнему один. Что с жизнью делать, ты не знаешь,Пресыщен жизнью, пьян и сыт,Тебя ничто не удивляет,А жизнь стремительно бежит. Тебе бы просто на секундуОстановиться, отдохнуть,Услышать музыку, подумать,Всю жизнь вверх дном перевернуть. Цветной шатёр раскинуть в поле,На небе звёзды посчитать,Прочесть десяток книг, а послеРодных за общий стол собрать. И пусть года проходят мимо, —Ты свет отыщешь в темноте!Жизнь удивительно красиваВ своей прекрасной простоте!Чудо
Когда бы выразить я могНеописуемый восторгОт звуков флейты золотой,Что песней льются надо мной,От красоты цветков сирениИ часа сна в прохладной тениСредь суеты большого дня,Что закружил с собой меня;От облаков, вперёд бегущих,От снов, пленительно зовущихС собой в далёкие края,Что ждут томительно меня;Берёзы шелеста родного,Что мирно шепчет возле дома,От взгляда тёплого в толпе,Что адресован, верно, мне;От слова нужного в минуту,Когда в душе почуяв смуту,Я жду поддержки ниоткуда,Я просто знаю: это – чудоВокруг меня и здесь, и там,Что подведёт меня к Вратам,Где гласу Божьему внимая,Я трепещу, я понимаю,Что лучше всех мирских наградНочной фиалки аромат!Странник
Хлеб, вино и чистый воздух,Запах яблок и садов,Балахон, рюкзак и посох —Я опять к пути готов. Вот – дома простолюдинов,Королевские дворцы,Впереди – леса и нивы,Козы, овцы, скакуны. Я – в пути, я не изгнанник.Вплавь, пешком, верхом в седле…Я иду, я – вечный странник,Я шагаю по Земле.Запах времени
Время течёт, запах времени терпок.Жизнь коротка, но я знаю, как жить.Вектор мой жизненный точен и крепок:Вверх и вперёд, и не надо спешить. Кажется только, что жизнь быстротечна:Жизни колёса вращаются вечно.Скажешь ты, голову к небу подняв,Истину разом душою приняв: «Светят нам звёзды, веками мерцая,Сердцем почувствовав трепет, мой друг,Радостно вечности миг созерцая,Времени запах почувствовать вдруг».Лёгкость
Качаясь у причалаНа утренней волне,Свой день начать сначалаЧелнок манит к себе. И утренняя птица,Едва начав полёт,Порхая, ввысь стремится,С собой меня зовёт. Вздыхая полной грудью,Я жизнь горстями пью,Я думаю о чуде,Я верю и люблю! Дорога убегает,Петляя между дюн,И ветер дует, дует,Пахуч, и свеж, и юн!Надежда
Ван Гог. «Подсолнухи»
МАРСЕЛЬ, 23:40.
Уже поздний вечер. Я сижу на диване и смотрю на висящий на стене холст, на котором расплывается ярко-жёлтое пятно. Оно становится всё больше и больше. У меня уже нет мочи на него смотреть, и я отвожу глаза. А оно появляется каждый раз, как я собираюсь забыть о нём и обо всём, что с ним связано. Казалось бы, всего лишь картина с подсолнухами. Я протёр глаза и постепенно размытые жёлтые круги стали объединяться в чёткие соцветия. Солнечные восковые лепестки и медовая серединка.
Возможно, мне просто стоит умыться и лечь спать. Я посмотрел на часы: было 23:40. Так я и сделаю. Я выключил телевизор, погасил настольную лампу, и пробрался к кровати. Адель спала на животе. А я и забыл, что сегодня она осталась у меня. Её розовая кружевная комбинация открывала маленькое родимое пятнышко на левой лопатке. Я лёг рядом с ней и тут же уснул.
На следующее утро меня разбудил звук льющейся воды. Должно быть, Адель принимала душ. Эта мысль застыла у меня в голове, и я не заметил, как снова провалился в сон. Через некоторое время меня разбудил манящий запах кофе. Я понятия не имел, сколько времени и почему-то решил, что уже перевалило за полдень, и быстро вскочил с кровати. Это пульсирующее ощущение тревоги подкатывало ко мне не впервые. На самом деле, шёл всего десятый час и я вспомнил, что сегодня не надо на работу.
Адель готовила завтрак: омлет с ветчиной, тёплые булочки и кофе.