Улыбка сорвиголовы
– Хорошо, – мягко согласился Кадиган.
– Разве не твоя обязанность – колоть дрова и доить коров?
– Верно.
– Ну, если уж ты все это делаешь, то почему тебе не сбегать для меня к конюшне?
– Я не говорил, что не сбегаю.
– Ну, тогда поднимайся и дай увидеть тебя в действии, – умиротворенно проворчал Ланкастер. – Брезент справа за углом, под моим седлом. Ты узнаешь мое седло по серебряному украшению. Я хочу, чтобы ты принес сверток сюда и положил мне на койку.
Билл отвернулся и произнес последние слова через плечо, но когда сделал несколько шагов, то ощутил, что за его спиной что-то не так. Атмосфера в комнате словно накалилась. Все замерли, не закончив начатые действия. Один наполовину снял ботинок, другой держал в руках горевшую спичку, не поднося ее к кончику сигары, третий застыл, натягивая рубаху. Но замерли все и смотрели широко открытыми глазами. Ланкастер резко обернулся и увидел, что Кадиган не пошевелился.
Билл едва смог поверить в такое. Его лицо побагровело, и он одним прыжком добрался до постели Денни.
– Кадиган! – загремел Ланкастер.
– Да? – спокойно ответил тот.
– Ты слышал, что я тебе сказал?
– Да.
– Почему же ты не идешь?
Взгляд Кадигана сосредоточился на огромных сжатых кулаках противника. Он едва мог говорить, такое испытывал удовлетворение.
– Я думаю об этом.
Тут кто-то истерически хихикнул, как девушка. Хихиканье усилило гнев Ланкастера. Не важно, что произошло, но надо дать волю гневу, превратить его во что-то осязаемое, прежде чем покончить с этим делом.
– Вставай! – зарычал Билл.
Кадиган взглянул на него и увидел, что глаза Ланкастера стали глазами дикого зверя.
– Вставай! – задохнулся от злости Билл и, немного наклонившись, схватил Кадигана за плечо. Его пальцы впились в толстое тело Денни, углубляясь в него все больше, пока то, что на первый взгляд казалось просто дряблым жиром, не начало шевелиться, изгибаться и твердеть. Вдруг все мускулы плеча превратились в камень, и пальцы Ланкастера соскользнули с гладкой поверхности. Когда он обнаружил перед собой не просто жирного и беспомощного увальня, то гнев его только удвоился. Билл снова схватил Денни за плечо и оторвал его от койки. – Тебя следует обучить манерам! – заорал Ланкастер. – А я – главный учитель вежливости. Я преподам тебе урок, малыш, и ты не забудешь его до самой старости, я…
– Эй, Ланкастер! – окликнул его дрожавшим голосом Джед Маккай. – Не совершай ошибку. Этот малыш не боец.
Разъяренный Ланкастер повернулся к старику.
– Черт тебя подери с твоей добротой! – неистовствовал он. – Я не собираюсь возиться с мальчишкой слишком долго. Возможно, у меня останется время поучить и тебя. Понял?
Джед Маккай съежился в тени койки. В глубине души он клялся, что будь помоложе… но молодость далеко позади. Пришла слабость, неуклюжесть и старость. Почему никто другой из стоявших вокруг здоровых мужчин не остановит весь этот ужас? Но ковбои не шевелились, хотя лица у кое-кого и помрачнели. Слишком велика опасность. Речь шла о Билле Ланкастере, о его двух револьверах, в каждом барабане по шесть патронов.
Ланкастер отвернулся от своей жертвы. Кадиган стоя выглядел совсем не так, как лежа или сидя. Он был ровно на десять дюймов выше пяти футов и весил без одежды ровно сто девяносто фунтов. Этот вес никогда не изменялся. В жару и в холод, в праздности и при упорном тяжелом труде. Кадиган весил сто девяносто фунтов, но выглядел легче фунтов на двадцать потому, что лишняя масса скрадывалась округлостью грудной клетки. Однако Ланкастер сразу понял, что имеет дело с крепким парнем. Крепким, как свинец. Больше никто на ранчо Кэрби этого не заметил. Но Ланкастер отличался от других. Когда человек так часто встревает в драки, то сразу способен распознать бойца. Возможно, у Кадигана и отсутствовал воинственный пыл, но, определенно, он мог неплохо поработать на ринге. И Ланкастер, помня, как мякоть плеча затвердела в крепкий мускул, внезапно решил, что ему не следует рисковать в драке. Револьверы разрешат эту маленькую проблему.
Он отступил на полшага.
– Я скажу тебе, что сделаю, – прошипел Билл вне себя от гнева. – Ты извинишься, затем сбегаешь и принесешь брезент, и тогда я тебя прощу. Понял? – Денни прищурился. – Ты меня слышишь? – заорал Ланкастер. И тут до него донеслось, как испуганно вздохнули собравшиеся в комнате зрители.
Потому что Кадиган улыбался. В его душе и теле бушевал такой восторг, что он не мог его больше скрывать. Радость светилась в глазах. Она и заставила изогнуться уголки губ. Улыбаясь в лицо громиле, Денни мысленно чувствовал себя так, словно уже вступил в схватку.
– Боже праведный! – выдохнул Ланкастер и, отступив еще на полшага, потянулся за револьвером, висевшим на правом бедре.
Пальцы сжали рукоятку, но не успели выхватить кольт. Потому что рука Кадигана стремительно рванулась вперед и накрыла кисть Ланкастера. Бандиту показалось, что запястье сжал огненный браслет, поскольку Кадиган выворачивал кисть, почти отрывая мясо от костей. Пальцы на руке Билла онемели и стали бесполезными.
Ланкастер с испуганным восклицанием рванулся назад, но высвободиться не сумел. Казалось, что его приковали к столбу. А когда он потянулся левой рукой за вторым револьвером, правый кулак Кадигана угодил ему прямо в лицо.
Больше всего это напоминало удар кузнечного молота, слегка удерживаемого за рукоятку. Удар оглушил Ланкастера, но одновременно сделал его безрассудным, а безрассудство дало новую силу, с ней не могла справиться даже мощная хватка Кадигана. Бандит вырвался, отступил на середину комнаты и схватился за револьверы.
Денни последовал за ним.
Он только сейчас осознал свою силу, и для него это стало чем-то вроде открытия Америки. Даже знаменитый гигант Ланкастер ничто в его руках. Нужно бояться только револьверов.
– Ланкастер! – в едином приступе ужаса завопили полдюжины ковбоев. – Что ты делаешь? У него же нет оружия!
– Я ему покажу! – взревел Билл и выхватил оба револьвера.
В этот момент Кадиган прыгнул и плечом ударил его в колени. Тот опрокинулся на спину, как кегля. Одновременно рявкнули два револьвера. Одна пуля пробила новую дыру в дальней стене дома, а вторая распорола бедро молодого Стьюва Теннера.
Падая, Ланкастер дотянулся до края койки и ухватился за него. Это не сулило спасения, но позволило упасть на бок. Он сел, наполовину выпрямившись, оперся о койку и, поскольку у него не оставалось времени на выстрел, просто ударил длинным и тяжелым стволом револьвера Кадигана по голове.
И Денни отключился.
Освободившись из вялых рук врага, бандит встал. Он наклонился над распростертым парнем, злобно ухмыляясь, но что-то неясное в воздухе заставило его оглянуться. По выражению лиц Билл понял, что будет лучше не прикасаться к телу своего недавнего противника. Тогда он снова выпрямился, растирая правое запястье. Оно стало сине-багровым и быстро опухало. Ланкастер содрогнулся от ужаса. Кадиган явно обладал способностью ломать кости одним движением пальцев. Знаменитый головорез только теперь отчетливо осознал всю опасность, которой так благополучно избежал. И наконец, вспомнил улыбку Кадигана. Мысль о ней оказалась не слишком приятной. Мужчины иногда ухмыляются от ярости, когда собираются начать ссору, но никто в подобные моменты не улыбается от счастья. В такой улыбке сквозило нечто нечеловеческое. Что-то дьявольское и злобное.
Ланкастер оглянулся. Старик Джед Маккай встал и медленно приближался. Выражение его лица ясно показывало, что Биллу не стоит задерживаться на ранчо Кэрби. Это был бы весьма неразумный поступок. Кто-то двинулся к двери, и Ланкастер подумал, что поспешный уход явится наиболее подходящим способом разрешения конфликта.
Он не стал медлить ради своих вещей. Даже шляпа вовсе не обязательна для человека, собравшегося ехать верхом ночью. И, не задержавшись, чтобы поднять упавший револьвер, но все еще сжимая кольт в левой руке, Ланкастер вышел из комнаты.
Оказавшись в прохладной темноте, он почувствовал, как к нему частично вернулась храбрость и присутствие духа. Обернувшись к ковбоям, он загремел:
– А вы, крысы, помните, что Билл Ланкастер может с вами как-нибудь повстречаться. Когда малыш придет в себя, скажите: единственная причина, что я не прикончил его сегодня вечером, – мое нежелание. Я хочу продолжить!
После этого он исчез в ночи.
Утром конюх не нашел на месте ни его лошади, ни седла. На ранчо Кэрби Ланкастера больше не видели.
Никто из ковбоев старался о нем не вспоминать. Ведь они позволили ему совершить нечто недостойное в их присутствии и затем безнаказанно дали уйти.
Глава 4
«Посоветовал уехать»
Когда Кадиган открыл глаза, ему предстала странная картина. Он лежал на одеяле на полу посреди комнаты. Под головой вместо подушки – чья-то свернутая куртка, а вокруг – встревоженные лица: дюжина мужчин в шляпах, со шпорами на каблуках и оружием на боку, словно они приготовились отправиться в тяжелое путешествие через всю страну. И в центре их кружка стоял на коленях Том Кэрби собственной персоной.
– Если он не придет в себя, – услышал парень слова Кэрби, – мы поедем к черту на кулички и обратно, но поймаем мерзавца Ланкастера и прикончим.
Раздался гром аплодисментов, и Денни сел. Вокруг все радостно закричали. А он не мог узнать в сияющих лицах вокруг тех грубых, угрюмых мужчин, с которыми жил под одной крышей. Они схватили его за руки, осторожно подняли, предлагая опереться на них, и проводили к койке. Даже помогли бы лечь, но тут уж герой дня заявил, что с ним все в порядке.
– Все в порядке, кроме треснувшего черепа, – сострил Кэрби. – Верно, Кадиган?
Едва ли не впервые к нему обратились не просто «малыш» или «Эй, ты!». Денни достойно оценил разницу.
– Просто маленькая шишка, – ответил он. – Не о чем беспокоиться. Я сам справлюсь, джентльмены.
– Молодец, парень, – одобрил кто-то. – Всегда самостоятелен.
Кадиган хотел подумать. Он хотел остаться один. Желание это оказалось настолько сильным, что Денни выскользнул в темноту ночи и сел возле сладко пахнувшего стога свежескошенного сена. Он еще не успокоился. Ярость и бешеная радость все еще играли в крови, уме и сердце, как жидкий огонь. И ему хотелось петь, хотя до этого он не пел ни разу в жизни.
Когда Кадиган попытался вернуться к тому, что произошло, то сразу озадачился, так как он предстал перед собой в двух ипостасях. Первый – прежнее «я»: сонное, ленивое, безразличное к миру. Новое «я» стало иным: никакой укрощенной лошади, никакого ветряка и последующего погружения в сон! Теперь все иначе. Человек, который его оскорбил, повалил на землю, безнаказанно сбежал, и перед Кадиганом встала более серьезная проблема, чем рукопашная схватка. Осталось неоконченное дело. Денни должен поймать Ланкастера и довершить при помощи револьвера то, что не удалось сделать руками.
Пока он не разберется со всем этим – не получит удовлетворения. Страшная, безумно трудная работа ожидала Денни, как в той волшебной сказке, которую дети готовы слушать вечно. Может ли Кадиган надеяться справиться с превосходной ловкостью, обширным и жестоким опытом Билла Ланкастера? Он вспомнил светло-голубые глаза гиганта, смотревшие на него с холодной яростью. Когда Денни снова увидит эти глаза? Но предвкушение уже доставило ему радость.
Возвращаясь обратно в дом, Денни тихо напевал что-то и едва не налетел на человека, сидевшего на ступенях.
– Эй ты, Кадиган! – услышал он голос Тома Кэрби.
– Я.
– Сядь, сынок. – Тот сел. – Я слышал, что ты пел.
– Вроде того.
– Ты, похоже, вполне счастлив?
– Ну, можно сказать, да.
– Ты мне всегда казался чертовски грустным. Вероятно, все, что тебе требовалось, это немного беспокойства – небольшая драка, чтобы взбодриться. Верно, Денни? – Кадиган промолчал. Внезапно Том Кэрби зашептал: – Послушай, Кадиган, я тут побалакал с ребятами. Сынок, мы были к тебе несправедливы. Обращались с тобой как с мальчиком, а ты, похоже, оказался среди нас единственным мужчиной. Старый Джед Маккай твердил нам об этом, уверяя, что он один знает, каков ты на самом деле. Ну, нам пришлось признать, что он хорошо разобрался в твоем характере. Так вот, Кадиган, ребята посоветовались и поручили мне тебе передать, что они просят прощения за происшедшее. Они все позорно стояли вокруг и позволили Ланкастеру драться нечестно. Видели все и должны были вытащить свои пушки и пристрелить Билла. Но они этого не сделали. Отчасти потому, что не поверили своим глазам, когда до них дошло, что Ланкастер готов сыграть грязную шутку с… молодым джентльменом вроде тебя, который не каждый день упражняется с кольтом в свободное время. Отчасти, если честно, они побоялись иметь дело с Ланкастером, даже став свидетелями того, что ты с ним вытворял. Ты, сынок, должно быть, не ведаешь, какую славу заработал этот бандюга в наших краях. Клянусь тебе, в этих краях не найдется и троих мужчин, которые пожелали бы встретиться с Биллом на узкой дорожке и пристрелить его, даже втроем на одного.
Кэрби помолчал и откашлялся, завершив весьма затруднительную для него речь.
– Все в порядке, – успокоил его Кадиган. – Не нужно извинений. Я уже об этом забыл. Все произошло так быстро.
– Вот именно! – воскликнул хозяин ранчо, с отчаянной поспешностью хватаясь за протянутую соломинку. – Они сказали, что ты сражался как тигр – так быстро, и Билл ничего не мог сделать. Все напоминало вихрь, ураган, затем ты упал, а Ланкастер встал и тихо удрал. Понимаешь, Кадиган, ребята полагают, что они не имели никакой возможности вмешаться. Едят себя поедом, потому что не попытались наброситься на Билла. Если бы ты пострадал, они бы так это не оставили, преследовали бы Ланкастера и прикончили бы его… или он прикончил бы их!
Единственная причина, заставившая Кэрби завершить свою речь именно так, заключалась в попытке убедить Кадигана, если, конечно, тот нуждался в утешении, что он видел только малую толику грозного характера Ланкастера.
– Я знаю, – благодарно произнес Кадиган, – что все были на моей стороне. Они очень добры, мистер Кэрби.
Хозяин ранчо хмыкнул и быстро добавил:
– И вот еще что, сынок…
– Да?
– Полагаешь, что ты покончил с Ланкастером?
– Ну, не совсем.
– Ты прав. Ты видел его не в последний раз. Пока считай, что ты Билла едва заметил. Могу подсказать, если ты еще не догадался.
– Мне кажется, я догадываюсь, о чем вы думаете, – тихо пробормотал Кадиган.
– Ты пошел ему наперекор, сынок, а этого давным-давно никто не делал. И устоял перед ним, а Ланкастер такого не забывает. Вот тут слабое место Билла. Он уверяет, что крут настолько, чтобы перестрелять для забавы целый город. Ланкастер не переживет, если кто-нибудь бросит в него камень и напомнит, что… мальчишка заставил его удрать. Понимаешь?
– Да.
– Это пахнет кровью, Кадиган.
– Вот как?
– Это убийство, парень.
– Вы имеете в виду, что Ланкастер…
– Он не остановится, пока не нафарширует тебя парой кусочков свинца. Слышишь меня?
– Да, – кивнул Кадиган.
– И никогда ни в коем случае об этом не забывай. Я говорю тебе чистую правду.
– Он никогда не забудет?
– Просто не сможет! – Все это Кэрби произнес мрачно тихим голосом. Увы, он не мог видеть слабую улыбку удовлетворения, появившуюся на лице Кадигана. Ведь только отблеск звездного света падал на Денни в тот момент. – Возможно, ты успеешь выхватить револьвер, но имей в виду: если ты встретишься с Ланкастером, это не будет обычной перестрелкой. Сынок, он убил Гарри Ворса и Шэнка Бристола в драке, когда они бросились на него – один сзади, второй спереди. Ланкастер прикончил их обоих. Сначала застрелил Ворса. Всадив в него две пули, упал на пол, перебросил револьвер в левую руку и прикончил Бристола. Ясно?
Кадиган что-то пробормотал. Затем наступила тишина. Хозяин ранчо давал своему молодому работнику переварить всю важность сообщения. Где-то далеко коротко заржал жеребенок, в ответ призывно прозвучало ржание матери, пасшейся отдельно от стада. После этого все вокруг снова погрузилось в ночной покой. Из дома не доносилось ни звука. Казалось, что происшествие измотало ковбоев, заставив их моментально улечься и заснуть.
– Я дам тебе совет, Кадиган.
– Да, сэр?
– Если бы я был на твоем месте, то побыстрее смотался бы на юг. Я одолжу тебе лошадь.
– Зачем? – искренне удивился Кадиган.
– Черт возьми! – воскликнул Кэрби. – Должен тебе сказать, что… Ты что, идиот, сынок? Говорю тебе, если не уберешься подальше, то Ланкастер перегрызет тебе глотку. Можешь не сомневаться!
– Большое спасибо, – как всегда очень тихо, промямлил Кадиган. – Я обязательно должен все продумать.
Затем он встал и вздохнул. Или, как показалось Тому Кэрби, просто зевнул. Как бы то ни было, Кадиган скрылся в темноте дома, а Кэрби через несколько минут удалился к себе. Он чувствовал себя обескураженным. По дороге часто останавливался и ругался, употребляя выражения, свидетельствовавшие о постоянной практике усмирения непокорных телят. А что может сравниться с теленком по части совершенствования словаря мужчины?
Когда Том Кэрби добрался до дому, супруга сразу поняла, что ее благоверный чем-то обеспокоен – дверь захлопнулась с пушечным грохотом. До женщины также донеслись слабые отзвуки проклятий, посланных кухарке. Потом она слышала, как Кэрби проклинает в нижней передней свой дом, свою семью, работников, весь штат, Запад с севера на юг, всю страну, земной шар, солнечную систему и всю вселенную. Том уже добрался до космического пространства в тысячу световых лет, когда поднялся на второй этаж. Он вошел в спальню, принеся за собой облако бешеной ярости. Поэтому миссис Кэрби, весьма молодая и прехорошенькая особа, но умнее, чем можно было подумать, молча приветствовала его милой улыбкой.
Когда Кэрби с ворчанием опустился в кресло, женщина встала со своего места у окна, где наслаждалась прохладой вечернего ветерка, и, подойдя к хозяину дома, сняла с его головы высокое массивное сомбреро, о котором тот совсем позабыл, затем вытерла пот со лба мужа. Она по-прежнему молчала. Мало-помалу морщины на лбу Тома разгладились. Миссис Кэрби вернулась к своему стулу и осторожно повернула его, чтобы сесть лицом к мужу.
Ничто так не раздражает мужчину, как невнимание женщины в минуты его гнева. Больше всего им нравится выглядеть ужасными в глазах жены. Миссис Кэрби научилась испытывать благоговейный страх в любой момент. К тому же такая игра не требовала много сил.
Итак, она ждала внимательно, спокойно, слегка улыбаясь, нежно разглядывая мужа. И видела, что грозовая туча постепенно уходит.
– Черт меня побери, – проворчал Том Кэрби, – если большинство людей не круглые дураки.
Миссис Кэрби не смогла удержаться. С кончика ее прелестного язычка вдруг сорвался вопрос:
– Дорогой, неужели ты сам до этого додумался?
– Что? – загремел Том Кэрби.
Женщина испугалась, как человек, задевший огромный валун и увидевший, что тот покатился вниз по склону, чтобы разрушить… что?
– Я спросила, – поспешно поправилась она, – ты чем-то расстроен сегодня вечером?
Кэрби поворчал, затем решил, что, возможно, не расслышал как следует ее слова, и продолжил размышления.
– Что-нибудь не так? Ну, пожалуйста, – просила миссис Кэрби.
– Труп, – мрачно отрезал он.
– Кто?
– Кадиган.
– Боже праведный, Том, неужели мальчик умер? Не может быть!
– Он умрет!
– Позволь мне пойти к нему.
– Я имею в виду, его прикончит Ланкастер.
– А-а, и это все?
– Тебе мало? Вы, женщины, страдаете полным отсутствием логики.
– Конечно, – тактично признала миссис Кэрби. – Мы не мужчины.
Ее супруг проворчал:
– Я рассказал молодому болвану о Ланкастере. Посоветовал ему убраться на юг – да побыстрее. И угадай, что он сделал?
– Я не могу угадать, – мудро ответила миссис Кэрби.
– Он просто зевнул, черт побери! Словно я сообщил ему, что Ланкастер носит желтые рубашки или что-нибудь в этом роде. Его, похоже, ничего не тронуло. А в дом он вошел, мурлыкая себе под нос. Желторотый дурак! Думает, что раз нокаутировал Ланкастера, то сумеет победить его и на револьверах. Это то же самое, что смеяться над гремучей змеей, которая не может укусить камень.
– Ты прав. Это ужасно!
– Еще бы. Он труп. Если бы у него были родственники, то я посоветовал бы им заказать траурную одежду. Но у него никого нет.
– Сирота?
– Он? Конечно.
– Никаких родственников?
– Да. Так он сказал. Кадиган один-одинешенек. Большая удача в такой ситуации!
Поняла ли миссис Кэрби интонацию, скрытую в последней фразе? Ну, разумеется, поняла. Поэтому мягко произнесла:
– Бедное дитя!
– Эй, минуточку! – воскликнул ее муж. – Не так уж он юн и беспомощен. Оставь при себе свою нежность и сочувствие до другого случая. Возможно, они мне понадобятся.
Глава 5
Встреча с дядюшкой Джо Лофтусом
Если воскресенье считается в городе просто унылым днем, то на ранчо это сама скука. Поэтому каждую неделю субботним вечером ковбои тянутся к любому скоплению огней и голосов, чтобы укрепить себя перед тишиной «дня покоя». Но тем воскресным утром в доме остались только трое: старый Джед Маккай, еще в среду проигравший в блэкджек все свои деньги, Кэрби и Кадиган, которого город привлекал ничуть не больше чем прерия.
С восьми до половины одиннадцатого Денни снова выслушал историю былых дней процветания, когда Маккай держал в руках миллионы и потерял свои сокровища только из-за бесчестности партнера, а затем сам завел разговор о другом.
– Кто лучший стрелок в этих краях, мистер Маккай?
Слово «мистер» всегда доставляло удовольствие старику Джеду. Отчасти оно отдавало дань его возрасту – но Маккай чувствовал, что главным образом это дань его исключительному характеру.
– Ну, полагаю, Стив Энвейтер один из лучших. Он быстр и довольно меток. Том Кэрби тоже неплох. Да и я знал лучшие времена.
– Энвейтер лучший?
– Если учитывать скорость и меткость, пожалуй, лучший. Такого больше нет, исключая, конечно, Ланкастера. Ланкастер – это отрава. Он чем-то похож на ветеранов. Очень похож!
– А ветеранов больше не осталось?
– Ты имеешь в виду тех, что не могли промахнуться?
– Да.
– Их больше нет, сынок. Почти все мертвы. Никто не стреляет так быстро и метко, чтобы самому уберечься от пули. Никто, кроме дядюшки Джо Лофтуса.
Кадиган потрогал на своей голове повязку, под которой быстро заживала глубокая рана, нанесенная тяжелым стволом револьвера Ланкастера.
– Лофтус? Я что-то о нем слышал. По-моему, он обладал немалой известностью в былые времена.
– О, Лофтуса знала вся эта чертова страна. Лофтус один из тех, кого президент назначил судебным исполнителем в дни, когда бесчинствовала банда Мэрчисона. Он поймал всю банду. И сделал это практически в одиночку. Да уж, Лофтус очень известная личность. Он начинал бандитом, а потом долго жил, отказавшись от столь постыдного звания. Даже сейчас, думаю, не найдется человека, способного выследить дядюшку Джо. Возможно, рука его теперь уже и не столь тверда. Но мозги… Это другое дело!
Маккай хихикнул над своей мыслью, раскачиваясь взад-вперед на ящике, служившем ему вместо стула. Настоящие стулья недолго держались в этом доме.
– А как стар дядюшка Джо Лофтус, вам, случайно, не известно?
– Нет. Вряд ли кто-то имеет достоверное представление о его возрасте. Он, наверное, и сам позабыл, сколько ему стукнуло. Конечно, старик мог бы постараться и вспомнить, но дядюшка Джо делит время на «до войны» и «после войны».
– И за кого он воевал?
– За всех подряд, – ответил Маккай и снова хихикнул. – Такого, как дядюшка Джо, не найти нигде.
– Я слышал, он живет где-то в Чико-Рэйндж?
– Прямо под левым отрогом.
– Он стрелял быстро и метко, верно?
– Быстро, как молния, и точно в цель. Хочешь, я расскажу, как он встретился с двумя самыми бывалыми ребятами Мэрчисона…
Наступил полдень, прежде чем историю прервал милосердный звонок обеденного колокола. После обеда Кадиган подошел к Тому Кэрби:
– Полагаю, что уеду, если вы готовы со мной расплатиться, мистер Кэрби.
Том широко ухмыльнулся:
– Ты выспался и понял, что я прав? У тебя есть голова на плечах, сынок. Поезжай на юг и не останавливайся до тех пор, пока Рио-Гранде не окажется к северу от тебя. Пройдет несколько лет, и ты услышишь, что Ланкастер получил свою порцию свинца и отдал концы. Тогда вернешься обратно. В этих краях тебя не забудут, Кадиган.
Его слова шли от сердца, поэтому Денни не решился признаться, что планирует поступить совсем иначе. Он получил свою плату и взобрался на старого пегого мерина, подаренного ему Кэрби «на счастье», возможно, потому, что кляча едва переставляла ноги.
Итак, собрав свои вещи и закрепив их позади седла, Денни пожал руку Маккаю и не спеша двинулся на юг. В ушах Кадигана все еще звучали слова Маккая: «Если ты когда-либо встретишься с Ланкастером, помни, что это не тот человек, который стреляет дважды. Он не продырявит тебе ногу или другое место, чтобы оставить шанс на выстрел. Его первый выстрел будет и последним. Он убивает!»