Война кланов. Охотник 2
Не успевает Евгений закончить, как с улицы доносится звук ударов о калитку. Тетя вскакивает с табурета.
– Тетя Маша, нас же оправдали, теперь и на людях показаться не стыдно! – я стараюсь улыбнуться как можно более успокаивающе.
Тетя лишь вздохнула, мол, бесшабашный ты у меня, и вышла встречать нежданного гостя. Мы с Евгением невольно замолчали, прислушались к голосам на улице. Евгений даже чашку с чаем не донес до рта.
О, как! В такую рань участковый пожаловал. Шаги приближаются к дому. Тетя заводит пожилого человека в потертых джинсах и клетчатой рубашке.
– Здравствуйте, Семен Павлович! Арестовывать пришли? – я протягиваю руку.
– Дурачок ты, Саша! Если бы хотел арестовать, то давно бы это сделал! Или вы думаете, что в разведчиков играете? – участковый садится на освободившееся место.
В кружку, на щепоть чая, плещет кипяток.
– А что, Палыч, никак заметил? – тетя тоже подходит к столу.
– Эх, Михална, или люди совсем слепые, что ты в магазине покупать стала в два раза больше, а не толстеешь? Все же видели, что скрываешь кого-то, но у нас народ такой, что ментов не любит и не спешит сообщить. Эх вы, партизаны! – участковый отхлебывает, рыжеватые усы слегка ныряют в чай дегтярного цвета.
– Извини, но так нужно, да и тебе легче перед начальством отчитываться. Не видел и все тут! Сейчас-то нормально, Палыч?
– Да я вижу, что вперед меня новости дошли. Ладно, хоть чая напьюсь, все же не зря топал к вам, – участковый отхватывает кусок от плюшки.
Тетя улыбается, но глаза остаются задумчивы.
– Палыч, так что же теперь?
– А что? Выходите из подполья, да гуляйте смело! Не пакости больше, да не влезай в драку, вот и весь расклад, – говорит милиционер, глядя на меня.
– Не до пакостей сейчас, Семен Павлович. Пропустил я много из-за этой неразберихи. Буду восстанавливаться в техникуме. Да и девчоночку нашел, не до драк теперь, – я грозно зыркаю на саркастически кивающего Евгения.
Тот улыбается, мол, свежо предание…
Ещё немного посидев, участковый уминает пару ватрушек и прощается. Тетя выходит проводить, я тут же кидаюсь к трюмо и, схватив ручку с листком бумаги, пишу несколько слов.
– Женька, передай Юле при встрече. Скажи – пусть не грустит, скоро увидимся, – я сую сложенный клочок бумаги Евгению в руки.
– Да я бы и на словах передал, – бурчит друг и засовывает бумажку в карман.
– Ты передашь, я знаю, потом краснеть придется хлеще помидора. Нет, передай записку, на словах ничего не нужно. Тсс, – я прикладываю палец к губам, услышав, как тетя заходит в дом.
– В общем, мальчишки, пусть пока жизнь идет, как шла. Саша, восстановишься на следующий год. Женя, дальше продолжаешь говорить, что не видел его и не знаешь, где он. Понятно? – тетя внимательно смотрит на нас.
– Тетя, так амнистия же, нас оправдали! – я недоуменно гляжу на нее.
– Амнистия! Какое слово вспомнил! Не простила милиция тебе побега, да и за больницу злы как черти. Малейший предлог нужен, чтобы снова упрятать за решетку. Жень, договорились?
– Да, теть Маш, не видел, не знаю, весь в горе от потери ближайшего друга. Косыночку черную надевать? – улыбается Евгений.
– Поюродствуй еще, шут гороховый! – гаркает тетка и пригвождает Евгения к стулу тяжелым взглядом. – Со смертью не шутят, и над ней не насмехаются! И вообще хватит ватрушки трескать, проглот, домой шуруй. Про Сашку ни слова!
– Понял, теть Маш, я ещё ватрушечку на дорожку прихвачу, чтобы Саньке меньше досталось? А то гляньте, какую он ряху отъел, – Евгений обувается, виновато улыбаясь.
– Возьми, оголоед! Домашним тоже не говори о Саше, меньше знают – крепче спят. Все понял? – тетя ждет, пока мы прощаемся, и выводит Евгения к калитке.
Я смотрю в окно, как Евгений запрыгивает в машину. Он так и не глушил её, вот же рассеянный – записку не забыл бы передать, а то с него станется.
– Что-то строго ты с ним? Подумаешь, рассказал бы родным, что бы произошло?
– Саш, уже происходит – пропадают без вести охотники. Опытные, не первый год охотящиеся на оборотней, а ты даже близко не подошел к своей первой охоте, вот что страшно. Занимайся активнее, не ленись, и вскоре Женька расскажет о тебе, – тетя говорит медленно, задумчиво, убирая посуду со стола.
– А я слышал про воинов ночи, ниндзя всяких японских. Это случаем не охотники? Уж больно мои тренировки на их похожи.
– Были, пока не вздумали стать сильнее. Один укушенный рассказал – какую силу приобрел, остальным тоже захотелось. В итоге пришлось убить всех бывших охотников, иначе они уничтожили бы Японию. Оборачивающийся охотник не может остановить убийства и с ним очень трудно справиться. Тебе бы и с обычным перевертнем совладать, а то втыкал иглы и чуть сознание не терял. Как девочка, что первый раз на приеме у гинеколога, – хмыкает тетя.
– Ну, так что, я заниматься? – я весело вскакиваю из-за стола, ловлю брошенную чашку и в нее же влетает нож.
– Давай завтра, только старайся не показываться людям на глаза. Знают, но пусть не видят, что ты вытворяешь. Занимаешься на воздухе так же по ночам, днем же в своем бунгало, как будешь нужен – позову. Зато сегодня можешь отоспаться на нормальной кровати. Руки помой! – увидев, с какой скоростью я двигаюсь в сторону мягкой лежанки, окрикивает тетя.
Ночи укорачиваются, и я меньше и меньше нахожусь на улице, чтобы не быть увиденным случайным глазом. Тетя же с каждым днем становится мрачнее и печальнее. Я смог-таки выпытать причину беспокойства – оказалось, что от охотников в России осталось не больше сотни человек.
Охотники пропадали один за другим на протяжении долгой зимы. На врага ставили засады, но похититель словно чуял их и обходил стороной. На месте пропажи не находили никаких следов, ни запаха, ни крови жертв, ни царапин от когтей – охотники тихо исчезали, также, как и их ученики.
Тетя ездила к Иванычу, общалась по поводу пропажи охотников. Кряжистый учитель двух веселых парней тоже ничего не знал о том, кто похищает охотников.
Перевертни и берендеи сами находились в недоумении по поводу происходящего. Главы кланов собирались на огромный сход, но никто ничего не мог сказать о происходящем. Решили взять под наблюдение оставшихся охотников.
Тетя Маша отказалась от надзора, мол, и так немного жить осталось – лучше в схватке помереть, чем в теплой постели, но всё-таки мы нарастили ещё два защитных круга. Ворох медных игл расположился по лесу, дороге, часть ушла под воду в реке. Мы окружили себя заговоренной защитой от любого вида оборотней, но я иногда ловил встревоженный взгляд тети.
Тренировки с каждым днем становятся жестче. Марья Михайловна бьет в полную силу. Я редко ложусь спать без огромного бланша под глазом или синяков на ребрах. Приходится постоянно быть настороже, неизвестно когда полетят предметы, или какой будет ужин.
Я прокачиваю лечение, травоведение, духовную сущность… Я металл… Я непобедимый охотник…
Тетя старается разнообразить меню, да и меня, за компанию. И я не знаю наперед – чистая еда или с добавлением таинственных трав, от которых кожа покрывается зудящей сыпью, или же, после скудного обеда, в глубокой задумчивости просиживаю в туалете долгое время.
– Совести у тебя нет! – кричу я ей из туалета.
– Совесть есть, а вот времени нету! Ты не рассиживайся долго, а то кишки вылезут. Про лечение тебе говорила, пока не вспомнишь, как выздоравливать, так и будешь стрелять в пучину! – тетя спокойно копается на грядках.
Так я узнал, какими травами лечат болезни, какими заживляют раны, какие прибавляют сил, какие наоборот ослабляют. Раньше думал, что сказки про «сильную» и «слабую» воду рассказывают только детям, однако реальность оказалась куда фантастичнее. Собирал такие растения, на которые год назад просто наступал, и не подозревал об их силе и значении – очень пригодилась книга по растениеводству.
Я прокачиваю скорость, выносливость, интуицию… Я ветер… Я непобедимый охотник…
На стоявших истуканах отрабатываю удары до автоматизма. Теперь, когда тетя швыряла чучела в мою сторону, то пальцы, окрашенные краской, всегда оставляли след в нужной точке. Медные иглы поражают точки из любого положения.
Я прокачиваю ночное зрение и нахожусь большее время в темноте… Я убийца оборотней… я оружие, которое не знает промаха… Я непобедимый охотник…
– Что ж, в этом тебе не откажешь. Даже при полной темноте видишь, как сова на охоте, но рано ещё расслабляться, вот тебе повязка на глаза, – и тетя протягивает плотную ткань.
Ладонь без труда проникает в кадушку с песком, даже когда тетя пересыпает его камнями. Пальцы окрепли настолько, что могу гнуть гвоздь-сотку.
Евгений заезжает всё реже, оно и понятно – диплом на носу. Да и после пропаж охотников тетка осторожничает. Мало того, что мне не удавалось покинуть круги защиты, так и сама почти никуда не выбирается.
Евгений мало чем радует, когда я расспрашиваю о Юле. Он рассказывает о постоянно встречающей у техникума милицейской машине, о том, что пропадает на несколько дней, потом появляется и прячет глаза за большими солнцезащитными очками.
Постоянно вспоминаю рассказ о том, как он передал записку. Как вспыхнули карие глаза, как радостно зажглась улыбка, как посветлело личико. Конечно, много Евгений добавил от себя, поэтического таланта у него не отнять, но записку, посланную от Юли, я хранил под человеческим манекеном. На небольшой четвертинке листка округлым почерком старательно выведено: «Возвращайся, я жду тебя. Юля»
Тетя ничего не знала о нашей переписке – не хотел лишний раз волновать старушку, одним щелбаном сбивавшую быка с ног.
Я всё также вижу изредка видения и изучаю тонкости и хитрости охоты. Мне помогает опыт охотников, идущих из самой глубины веков…
Милиция отцепилась от меня, пару раз заезжали, брали показания и на этом успокоились.
Местные тоже к нам не суются. Тетя быстро отучила стучаться в калитку заемщиков и болтушек. Соседи немного посудачили о моем неожиданном появлении и вернулись к своим огородам – наступила пора сажать и сеять.
Тетя тоже заставила посадить картошку, лук и другие овощи. Единственное неудобство заключалось в том, что лопата не дается, приходится копать руками, как кроту. Однако после кадушки с щебенкой это показалось детской шалостью – за одну ночь управился.
– Два солдата из стройбата заменяют экскаватор! – комментирует мою работу сидевшая на лавочке тетя. – Вот не сможешь восстановиться в техникуме, тогда отправишься в армию. А у тебя уже и опыт имеется – прямая дорога на генеральские дачи.
– Восстановлюсь, закончу и тогда в армию! Потом можно и в институт поступать, если за два года всю учебу не выбьют. Я же существо ласковое и нежное, мне бы плюшки трескать да в телек пялиться, а ты меня копать заставляешь! – ворчу я на тетю.
– Копай глубже, иначе перекапывать заставлю, нежное существо! – тетя пуляет щепочкой.
Я еле успеваю увернуться от пролетевшего снаряда. Щепка втыкается в доску забора и замирает на черной поверхности, как уродливый сучок. Я взглядом стараюсь передать всю глубину возмущения и уклоняюсь от второй щепки.
Теплее становятся ночи, жарче дни. Многие люди, уставшие от долгой зимы, приезжают на Святое озеро пожарить шашлык и просто отдохнуть. Подогретые алкоголем прыгают купаться, правда, градус быстро выветривается в холодной воде. На плавающих людей смотрят, как на сумасшедших, либо как на героев, если похожая «смелая вода» гуляет по крови.
Бой за жизнь
Появляются разноцветные палатки. Каждый вечер, пробегая по лесу, я то и дело вижу новых туристов. Иногда приходится тушить забытые костры, чтобы по лесу не пошел пал.
В один теплый вечер я бесшумно мчусь по лесу, под ногами пружинит мягкий мох, едва слышно шуршит прошлогодний ковер опавших листьев. Птицы, припозднившиеся к ночевке, провожают заходящее солнце усталым пересвистом. Красные лучи пронзают зародившуюся листву, постепенно поднимаются выше, оставляют деревья на ночь без света и тепла. Природа понемногу засыпает.
Легкие работают, как поршни в «Ламборгини». Ноги не знают усталости. Куда там Ведьмаку Сапковского с его тропой – охотник по имени Саша легко уделает его по скорости и выносливости.
Сквозь шелест играющего с листьями ветерка издалека доносится зычный голос кукушки. Не считаю, сколько раз прокуковала – ни к чему тревожить судьбу. Подныривая под раскидистые ветви кустов, огибая шершавые стволы деревьев, я бегу вслед уходящему солнцу, стараюсь двигаться как можно тише.
Ничего не предвещает опасности, когда впереди пилой лесопилки звенит тонкий женский визг. Крик о помощи обрывается почти сразу, будто выключили звук на телевизоре. Я бегу туда, как и всякий нормальный русский человек, когда звучит мольба о помощи.
Ноги сами выбирают дорогу, перепрыгивают через поваленные стволы, обегают небольшие овражки. Звук борьбы приближается с каждым прыжком, с каждым отрывом от земли.
Я со всего маху налетаю на невидимую упругую стену, жестко отбросившую назад.
Долбанный Защитный круг! Он меня не выпускает!
В нескольких десятках метров от меня происходит яростная борьба. Двое парней разложили на земле девушку, а та кричит и из последних сил пытается вырваться. Поодаль лежит парень с разбитым носом и связанными руками. Возле него без сознания другая девушка.
Один насильник улыбается, прижав локти светловолосой жертвы коленом к земле. Правая рука закрывает рот, левая же активно мнет белоснежные груди с пунцовыми навершиями. Разорванная майка белеет опавшими крыльями.
Второй пытается стянуть красные трусики, резко контрастирующие на белизне незагорелого тела. Девушка отпихивается ногами, бешено мотает головой, мыча сквозь удерживающую руку.
Она кажется чем-то знакомой, а когда её взгляд падает на меня, то словно ушат ледяной воды опрокидывается на голову!
Юля!
Юлю распяли на земле и пытаются удовлетворить животную похоть незнакомые парни! Точно не сельские ребята – этих я не видел раньше, даже среди тех, кто приезжал в гости.
Юля!!!
Только сейчас до меня доходит ужас происходящего, до этого мозг отказывается верить глазам. Я бью в стену защитного круга, но, как всегда, она упруго отшвыривает обратно. Кидаюсь второй раз, третий.
Парень смог раскинуть бьющиеся ноги и дергает за ширинку, пытаясь опустить бегунок вниз…
– Отпустите девчонку, твари!!! – я ору как можно громче, в надежде испугать и сорвать преступление.
Молодые люди вздрагивают и поворачивают голову на звук. Лежащая Юля тоже увидела меня и активнее забилась в удерживающих руках.
Юля, моя девочка!
Ещё раз вонзаюсь плечом в защитный круг – моя охрана и моя преграда на пути к спасению любимой. Я отлетаю и шлепаюсь на пятую точку. Вскакиваю обратно. Может, со стороны это и выглядело забавно, будто я мим и даю бесплатное представление, но мне явно не до смеха.
Молодые парни ничем не отличаются от других, гуляющих по улицам, сидящих на парах, болеющих за футбольные команды – никаких угрюмых взглядов и тупых лиц. Глаза внимательно осматривают меня, а после рты растягиваются в улыбке – я оказался один, парень без сознания не в счет.
– Слышь, пацан, вали отсюда! Или присоединяйся, после нас будешь. Тут на всех хватит, – парень похлопывает по лоскутку красной ткани.
Юля умоляюще смотрит на меня, как на последнюю надежду, так утопающий смотрит на медленно приближающийся берег. От взгляда, от молчаливого призыва о помощи глубоко внутри закипает клокочущее безумие ярости. Моментально все краснеет, остаются три цвета, ярко-белый, зловеще-черный и различные оттенки крови. Время замедляется.
Уничтожить! Ненавижу!
Я всасываю недостающий воздух…
Дрожат колени от выплеска адреналина…
Злая энергия распирает изнутри, по венам струится обжигающий огонь, я буквально вижу разделяющую нас преграду. Защита натягивается переливающейся паутинкой, когда я сантиметр за сантиметром прорываю твердую ткань. Тонкие лапки трещин бегут по магической стене, и она продавливается, распадается на сотни блеснувших и тут же растаявших осколков.
Волна торжествующей радости от преодоления преграды подносит к следующему кругу.
Ещё немного и я смогу тебя защитить!
Юля! Держись!
Со стороны выглядит представлением французского клоуна, когда человек, вырвавшись из одной невидимой преграды, ударяется о другую.
Меня отбрасывает назад отпружинившей преградой, но я начинаю продавливать очередную стену. Капли пота дрожат на бровях, я чувствую, как в плечо втыкаются раскаленные иглы, но давлю дальше. Наполненные влагой карие глаза придают сил, энергия выхлестывается через край. Я беззвучно кричу, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха.
– Блаженный что ль? Много сейчас дурачков в деревнях развелось! – удерживающий тонкие руки, парень наблюдает за моим выступлением. Он кидает вниз. – Расслабься, милая и получай удовольствие, этот пацанчик тебе не защитник. Видишь, он сам с собой не может справиться, ноги заплетаются.
Я чувствую, как плечо протискивается в прогибающуюся стену, тело превращается в каменный таран, и в тоже время такой легкости в мышцах давно не ощущалось.
Беззвучный треск, мириады искр в плечо, и глаза, молящие о спасении…
Держись, Юля, я иду!
Ещё немного и стена разлетается, как и прежняя. Отнимается от боли плечо, когда ударился о последнюю преграду.
Защита? Какая защита, когда рядом такое…
Насильники в десяти метрах даже не думают прекращать свое дело. Юля из последних сил выбивается, крутится как уж на сковороде, но видно, что не так далек тот миг, когда она обессилено сдастся.
Миллиметр за миллиметром я протискиваюсь в непробиваемую твердь…
Миллиметр за миллиметром толкает иссякающая сила…
Миллиметр за миллиметром я глубже проникаю в последнюю, самую заговоренную стену…
Юля закатывает глаза, похоже, что сознание не вынесло унижения и соскользнуло в спасительное беспамятство. Точеные ноги обессилено вытягиваются по обе стороны от насильника. На матовой коже ярко-синими пятнами наливаются следы от хватавших пальцев.
– Смотри, убогий, что настоящие мужики с бабами делают. Потом и сам сможешь попробовать, а то когда ещё шанс обломится! – насильник стягивает джинсы, не отрывая взгляда от сдавшейся цели.
Я рычу, с головой захлестывает ненависть, подбрасывая в горящую топку ярости очередную порцию гнева.
Миллиметр за миллиметром…
Мразь! Уничтожить!
Таким не место на земле.
Миллиметр за миллиметром.
Воздух вагонами летает по легким.
Убить! Разорвать!
Миллиметр за миллиметром.
Все ближе, лишь бы успеть. Лишь бы не дать ей повода возненавидеть мужчин.
Миллиметр за миллиметром.
Я второй раз рождаюсь, пробивая держащую пленку.
Другой насильник тоже избавляется от одежды – скидывает майку и берется за ремень джинсов.
– Стойте, гандоны! – я захлебываюсь криком.
Но главное – смог отвлечь!
– Как ты нас назвал, полудурок?
Парни поднимается от полуобнаженной девушки, уверенные в своей силе и превосходстве двоих над одним. Два молодых человека, убежденные в своей правоте и праве поступать безнаказанно…
Меня отделяет от них тоненькая пленка…
Незыблемая стена падает, разлетается мелькнувшей серой пылью. Я оказываюсь лицом к лицу с полураздетыми парнями. Тяжелые руки взлетают в стойку.
Прорыв сквозь стены защитных кругов отнял почти все силы, красная пелена ярости понемногу спадает, но я ещё в состоянии справиться с двумя засранцами. Дыхание вырывается сквозь раскаленные легкие, в ушах гулко бухает кипящая кровь.
Молодые люди избавляются от одежды, остаются в небольших плавочках. Спортивные тела, рельефные животы – на таких девушки сами вешаются, а им захотелось недоступного. Позади «культуристов» лежит без сознания Юля.
– Ну что, парни, я вам предлагал оставить девчонку? Пеняйте на себя! – из горла вырывается не то крик, не то рык.
Парни переглядываются и ржут. Смех пригибает все ниже к земле. Хохот сотрясает крепкие тела, головы клонятся к молодой траве, ещё немного и парни уткнутся лицами в землю.
Ну, посмотрим, кто сейчас посмеется, ублюдки!
Я делаю шаг по направлению к смеющимся людям, и те резко выпрямляются. Однако, не просто выпрямляются – словно внутренним взрывом разрывает розоватую кожу, и на свет вырывается черная шерсть. Кожа ошметками ссыпается вниз, в сочную траву, в желтизну одуванчиков. К небу поднимаются оскаленные пасти, из недр вырвается оглушающий вой, бьющий молотом по барабанным перепонкам.
Руки, недавно тискавшие мягкое тело, вытягиваются в мохнатые грабли с острыми когтями. По ним буграми струятся мускулы, похожие на корни старого дуба. Туловища раздаются в плечах, подобно надувшей капюшон разозленной кобре, вспучиваются круглыми валиками разросшихся мышц.
Спустя несколько секунд передо мной стоят два молодых оборотня. Острые блестящие клыки вылезают наружу, глаза сверкают из чащи жестких черных волос, вытянувшиеся уши нервно подрагивают. Вот почему ребята оставались спокойными, когда я ломился к ним – какой-то сельский дурачок против двоих мощных зверюг.
И я сам проломил защиту от них, да к тому же остался почти без сил. Колени дрожат, пелена ушла из глаз, но ярость продолжает поддерживать на ногах. Теперь же к ней прибавляется ненависть. Ненависть к убийцам родителей и многих охотников, к свободно разгуливающим тварям.
Убить! Уничтожить!
Перевертни довольно переглядываются, когда я «в ужасе» заслоняюсь руками, падаю на колени и ползу обратно. Никакого оружия в руках, но я успеваю заметить блеснувшую на солнце шляпку медной иглы под елочками мха. Тетя всегда заставляла носить с собой одну из игл.
На всякий случай.
Как гласит японская мудрость: «Даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда». Понадобился меч, но он так невообразимо далеко от меня…
Я проломил три Защитных круга, и эта спасительная соломинка вылетела из петли на одежде.
Как до неё добраться?
Оборотни урчат, предвкушая скорую потеху. Только бы доползти, а там мои шансы выжить немного увеличатся. Два метра до иглы, словно два миллиона километров – бесконечность. Я играю самозабвенно, словно выступаю перед Станиславским, подвываю и морщусь. Обоссался бы, но решаю не переигрывать. Я отползаю прочь, загребаю руками влажную прелую листву.
Как же трудно двигаться – после преодоления кругов тело ломит, руки даже и не думают подниматься.
Надо собраться! Надо!
– Защитник! – ревет правый «демон ночи». – А кто тебя защищать-то будет?
– Уйдите, бесы! Не трожьте меня, окаянные! – тонким голоском я верещу в ответ. Вроде получается.
Перевертни упиваются своей властью над ползущим, ничтожным человечишкой. Растягивают удовольствие, наслаждаются страхом и ужасом, у меня даже слюна течет из уголка губ. Возвышаюсь над слизняком, словно вставшие на дыбы кони.
Все для зрителей, все для успеха…
Убить! Уничтожить!
Время понемногу замедляется.
Полтора метра до иглы. Шляпка краснеет как налитая солнечным светом клюква среди пушистых кисточек мха – тонкий столбик надежды на победу, надежно утопленный в мягкой земле. До него всего один прыжок, пара шагов или пять ползков – только бы не заметили. Я стараюсь не показывать направление, а медленно отползаю. Прочь от оборотней… и ближе к игле.
– А хочешь стать таким же бесом? – спрашивает оборотень и шагает ко мне.
Второй же принюхивается, блестящий нос подергивает под дуновения ветра.
– Нет! Не-е-ет! Мама-а!! – пищу я и отшатываюсь от нависающей глыбы мышц.
Получается выиграть ещё полметра – протяни руку и возьми, но внезапно гулко ухает земля. Возле перепачканных рук вырастает нога перевертня, по ней струятся взбухшие вены, которые бечевками перетягивали мохнатый ствол.
Цель так близка, но нельзя показывать вида, нужно продолжать играть. Я испуганно сжимасюь, остальными чувствами ощущая склонившегося оборотня. На плечо ложится лохматая лапа с острыми когтями, словно выструганными из крепкого дерева и опущенными в черный лак. Крючковатые пальцы похожи на толстые ветви вяза, крупные, шершавые. Спинным мозгом я ощущаю, как оборотень приготовился вцепиться в шею «беззащитной» жертвы, но его тяжелая лапа слегка подталкивает мое тело вниз. Я этим не преминул воспользоваться.
Нырок головастиком в подрастающую траву, и кончик носа почти упирается в шерсть на мускулистой ноге. Запах мокрой псины ударяет по обонятельным рецепторам.
Взгляд падает на красного муравья, который спешит по своим делам и перебирается через жесткие волоски. Вот ему-то совсем наплевать на двух громадин в синем небе – он тащит соломинку.
Руки скользят вперед, животом я ощущаю выпирающий из земли корень. Дождевым червем в руку скользит холодный стержень.
Есть!
Теперь я вооружен и даже опасен, хотя и подвываю от ужаса.