О Южной Корее и не только. Размышления Посла России

О корееведах и не только о них

В России исторически очень сильно востоковедение. Еще Петр I в 1720 г. издал указ об Определении Коллегии иностранных дел, в которой значилась «экспедиция турецких и других восточных языков». Наше государство, расширяя свои границы на юг и восток, заботилось о том, чтобы готовить кадры соответствующих экспертов для контактов с сопредельными странами. Всемирное признание получили русская тюркология, иранистика, афганистика, китаеведение, индология.

Приведу показательный пример. Крупный пакистанский дипломат, в введении которого после ввода советских войск в Афганистан находился афганский угол политики Исламабада, доверительно рассказывал мне, что он распорядился тогда собрать все советские научные публикации по Афганистану, сделать их краткие аннотации, а потом и перевод части статей и книг с русского, и был поражен, насколько обширной была содержащаяся в них информация, например, по племенам Афганистана, и сколь глубоким и точным был анализ проблем. Он признался, что, по его оценке, русские дореволюционные и советские исследования по Афганистану в целом качественно превосходили не то, что пакистанские, но и английские работы.

Проблема, однако, была в том, что те, кто в Советском Союзе принимал политические решения, редко советовались с учеными. И тот же Афганистан тому пример.

С другой стороны, нередко и среди ученых находились люди, которые в погоне за званиями и «теплыми местами», не столько занимались исследованием той или иной проблемы, сколько подгоняли свои статьи и книги под установки очередного съезда КПСС. Так в шестидесятые-семидесятые годы плодились работы на азиатско-африканскую тематику, где перепевались имевшие мало общего с действительностью положения о некапиталистическом пути развития для стран, освободившихся от колониальной зависимости, и о государствах «национальной демократии» в «третьем мире».

Начетничество было бедой всех общественных наук в нашей стране. Помню, как в 1970 году я сдавал экзамен по философии на кандидатский минимум, став соискателем научной степени в одном из престижных академических институтов. Один из вопросов доставшегося мне билета звучал кратко: «Антикоммунизм». Я подготовил развернутый ответ, начав с рассказа о теории тоталитаризма. Упомянул Ханну Арендт, Хайдеггера, но неожиданно услышал вопрос экзаменатора из Института философии: «Зачем Вы все это рассказываете?» Оказывается, от меня требовался ответ типа: «В партийных документах КПСС и братских партий намечены важнейшие направления борьбы с антикоммунизмом, антисоветизмом и… еще десятком прочих -измов, включая маоизм и сионизм.»

Не избежало всех этих бед и отечественное корееведение. У нас всегда были и сейчас есть прекрасные знатоки корейского языка, культуры и истории Кореи, но, что касается экспертов по современному положению дел, то их видение проблем в течение нескольких послевоенных десятилетий было откровенно зашоренным. Они видели только КНДР, и, как правило, исключительно в розовом свете, хотя в большинстве случаев, я думаю, вполне искренне. В свою очередь Южная Корея находилась для них в некоем Зазеркалье.

С «открытием» же Южной Кореи на рубеже восьмидесятых-девяностых годов многие из корееведов начали смотреть через «розовые очки» уже на Юг и стали публиковать работы, содержание которых прямо противоречило всему тому, что писалось теми же авторами всего несколькими годами ранее. Но это было понятно. Если бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС превратился в откровенного антикоммуниста, то чего можно было требовать от кормящегося корееведением кандидата или даже доктора наук, которому, по признанию одного знакомого востоковеда, «очень хотелось кушать».

Что касается корееведов-дипломатов, то это, как правило, люди, неплохо владеющие корейским языком и корейскими реалиями. Их главная беда, однако, в том, что нередко они являют собой конкретный пример узкого специалиста по известной характеристике Козьмы Пруткова.

В системе нашего МИД специалист-востоковед, владеющий редким языком, обычно оказывается пожизненно прикованным к стране этого языка. Так обстоит дело с китаистами, японистами, вьетнамистами и т.д. Я знаю, например, человека, который всю свою дипломатическую жизнь – от атташе до посла прослужил в одной и той же не самой крупной азиатской стране, лишь перед пенсией вырвавшись в новое для себя государство, правда, в том же географическом регионе. Сколько на моей жизни было в МИД разных кампаний, призывов к ротации сотрудников по регионам и по континентам, между посольствами и представительствами при международных организациях. Но воз, как говорится, и ныне там. Кесарю – кесарево, а корееведам – служить в Корее. Правда, если прежде они из командировки в командировку ездили исключительно в Посольство в Пхеньяне и Генконсульство в Чходжине, то сейчас есть возможность ротации в Сеул и Пусан.

Положение, при котором люди десятилетиями остаются замкнутыми на одну страну, на мой взгляд, крайне непродуктивно. Люди буксуют профессионально, у них, как выражаются, «замыливается глаз», на все происходящее они начинают смотреть как бы сквозь призму прошлого опыта, будучи не в состоянии замечать какие-то новые явления или тенденции. Кроме того, у них развивается то, что американцы называют «локалайтис». Это явление, когда человек начинает видеть события глазами жителя страны, где он находится в командировке. У меня на этот счет был примечательный эпизод. В Южной Корее проходили местные выборы, которые были призваны оказать существенное влияние на общую расстановку политических сил в стране. Я попросил ведущего корееведа Посольства подготовить справку на этот счет, которая могла бы лечь в основу телеграммы в Центр. Сотрудник принес мне подробнейший расклад хода выборов с описанием, почему в таком-то округе победил Пак из партии Икс, а не Цой из партии Игрек, чем отличаются эти партии, кто переметнулся из одной фракции в другую, кто кого и где подкупил, и как сработал «черный пиар». В справке не было одного – какое значение итоги прошедших выборов имели для будущего российско-южнокорейских отношений.

Другая сторона дела в том, что узкая специализация зачастую вполне устраивает и самих экспертов-страноведов. Представьте себе человека, когда-то начавшего работу по той же Южной Корее с упором на внутреннюю политику этой страны. За весьма непродолжительное время он, владея корейским языком, достаточно четко осваивает тему. А затем особых усилий уже и не требуется. Вноси поправки в справку по схеме в соответствии с развитием событий. Так проходит первая командировка в должности атташе, когда сотрудник работает еще в составе группы по внутренней политике. Через пару лет он возвращается в Сеул уже на должность второго секретаря опять же заниматься внутренней политикой. В третью командировку он едет уже советником снова по внутренней политике – зарекомендовал себя уже экспертом, и главным переводчиком корейского языка.

Я всегда выступал за то, чтобы люди меняли направление работы, пусть даже не меняя страны пребывания. Почему бы после внутренней политики не перейти на двусторонние отношения или на консульскую проблематику, ведь в конце концов когда-то сотрудник должен подняться до уровня советника-посланника или генерального консула, а то и посла, для чего нужно набраться опыта работы на самых разных направлениях. Но человек сам предпочитает оставаться на своем прежнем узком участке – так спокойнее, сиди и тихо переписывай прежние справки по внутренней политике, не хочет он нервотрепки, связанной с двусторонкой или консульскими делами, где нужно с кем-то дискутировать, кого-то убеждать, брать на себя принятие каких-то решений и потом за эти решения отвечать.

Дипломатическое искусство – это прежде всего общение. Знание местного языка полезно в работе дипломата, но это не главное. Куда более важно, чтобы дипломат был личностью, человеком, с которым местным деятелям интересно общаться, пусть даже через переводчика. Иностранцы будут делиться мыслями, если они увидят в тебе собеседника, способного оценить чужую мысль, и от тебя можно услышать что-то дельное, а не лишь восторги местными красотами или рассказы о том, под какую закуску в России пьют водку. Иностранец будет доброжелателен, когда убедится, что уважают и лично его как человека, и традиции его страны.

Если в Европе или Америке формы общения между людьми в целом совпадают с принятыми в России, то на Востоке без знания местных обычаев, особенно местных «табу», можно нередко попасть впросак. Важно помнить, что, например, исламская традиция исключает рукопожатия между не состоящими в родстве мужчинами и женщинами. Поэтому вашей жене не следует протягивать руку для рукопожатия знакомым мусульманам. В Мьянме нельзя гладить по голове чужих детей – считается, что этим можно «сглазить» ребенка. В Корее и в Японии белые хризантемы – цветок похорон, и, если вы появитесь с таким букетом на свадьбе или Дне рождения, не удивляйтесь, что вас встретят весьма кисло.