Сжав ладонь в кулак, пряча в нем перстень, Глеб еще некоторое время подержал руку перед глазами девушки. И убрал украшение во внутренний карман пиджака.
Ее взгляд проводила его руку.
Он проглотил усмешку. Хитра, хитра, бестия, а на вид не подумаешь. Хитра, но не хитрее хитрых. Актерка. Он сделал главное сегодня, что должен был сделать. Показал перстень Вобровой, увидал ее первую реакцию. Таким манером, если перстень имел отношение к произошедшим событиям, Глеб сознательно вызывал огонь на себя. Спрятав его в карман, спросил:
– Кто был охранником в ту ночь?
– Комаров, – назвала фамилию девушка.
– С ним переговорить можно?
– А кто запрещает, Глеб? – Оксана улыбнулась. – Только сегодня я его не видела, возможно, он на выходном. – Пожала плечами.
– Но адрес-то его есть?
– Пошли. Провожу, – поднялась с дивана и шагнула к двери.
Провела в отдел, где за столами сидели две молодые женщины, попросила найти домашний адрес Комарова. Одна из женщин достала карточку и тонким голосом пропела:
– А у нас тут нет адреса. Он же временно у нас. Приехал откуда-то. Кстати, прогуливает уже не первую смену.
Разочарованно вздохнув, Глеб узнал, с какого числа Комаров прогуливает? По ответу, увидел, на работу тот не вышел на следующий день после исчезновения Шеховой. Встретив недовольные глаза Глеба, Воброва развела руки:
– Все, чем могла, я помогла, Глеб, остальное от меня не зависит, пойду работать, – и медленно вышла из отдела.
Попытавшись получить о Комарове еще хотя бы какую-то информацию, он кроме общих фраз: высокий, черный, симпатичный, ничего больше не услышал.
Когда вышел в холл, Оксана уже была на своем рабочем месте и обслуживала гостей.
Из-за стойки напоследок нехотя улыбнулась Глебу и проводила взглядом до двери.
В машине Глеб несколько расслабился, приспустил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и пару раз глубоко вздохнул.
Изредка приглаживая редкие волосы, поглядывая в зеркало заднего вида, ловя в нем лицо Корозова, водитель ждал.
Набрав номер Акламина, Глеб рассказал о посещении гостиницы и сделал заключение:
– Я совсем не уверен, что удастся найти Комарова. Того или вовсе уже нет в живых или отбыл в неизвестном направлении. Все покрыто туманом. Маскировка на высшем уровне, Аристарх. Воброва держит оборону насмерть по всем направлениям. Ее раскачать, пожалуй, только тебе по силам. Но пока нет зацепок, чтобы начать раскачивать. Я вызвал огонь на себя. Если сейчас они примутся за меня, тогда с Вобровой все ясно. Тогда ты можешь раскручивать на всю катушку. За убийство Павла они должны ответить по полной. И еще неизвестно, что произошло с его вдовой. Как бы не пришлось узнать о самом худшем.
Выслушав Глеба, Акламин негромко заговорил:
– Если Комаров исчез и мы его не найдем, значит, мы на верном пути. Заодно надо поискать таксиста, который ночью подвозил Шехову до гостиницы. На чем она еще могла ночью добраться до гостиницы? Только на такси. Скорее всего, она приехала на последнем автобусе. Из их города он прибывает на наш автовокзал около часа ночи. Значит, в гостинице она могла появиться приблизительно через полчаса, плюс-минус.
– Не обязательно на такси, мог частник какой-нибудь подвести, – вставил Глеб.
– Вряд ли, – усомнился Аристарх. – Чтобы среди ночи молодая женщина к кому попало в машину села? Такси надежнее. Но и твой вариант исключать не будем. Поищем. А ты с сегодняшнего дня обеспечь себе охрану. Не болтайся один по городу. Хватит уже приключений на твой век. Если твое предположение сбудется, то перстень должен привести в действие какие-то пока неизвестные нам механизмы. И ты будешь в зоне риска. Это серьезно. Твоему брату даже охрана не помогла. Не забывай об этом.
Зашевелившись на сиденье, Глеб внезапно ощутил дискомфорт. Показалось, что затекли ноги, он вытянул их:
– Мне сдается, Воброва не поверила, что перстень принадлежит вдове. Будто ей известно, чей он на самом деле.
– Тогда еще более странно появление этого перстня в тридцать втором номере гостиницы. Будь предельно осторожным. Пока неизвестны причины событий. Но я все больше склоняюсь к тому, что связь между убийством твоего брата, появлением здесь его вдруг исчезнувшей вдовы и твоей персоной, определенно есть, – и он отключился.
Отложив телефон, Глеб поморщился, сказал водителю, чтобы трогал.
Машина медленно покатилась по дороге.
Связавшись с оперативниками из города, где жила Шехова, Акламин попросил проверить ее квартиру, чтобы исключить предположение, что вдова может оказаться мертвой в своем жилище.
На проверку квартиры оперативники пригласили соседей и домработницу вдовы. С ними же был опер, командированный Аристархом в их город.
Ступив через порог, домработница ахнула от удивления. Все в квартире было перевернуто вверх дном, будто Мамай прошел, причем абсолютно по всем комнатам. Распахнуты двери всех шкафов, выброшены на пол вещи. Раскрыты все ящики и также опустошены. Все валялось под ногами, все перетоптано и помято. Даже в кухне выпотрошен весь кухонный гарнитур. Перевернуты все баночки и скляночки. И только кучей в раковину свалены ложки, вилки, ножи.
Очевидным было, что искали долго и тщательно. Но нашли ли, что искали, неизвестно.
Одно было ясно, самой хозяйки дома не оказалось.
Пройдя вместе с домработницей по квартире, оперативник спросил, могла ли Шехова таким манером собираться в поездку? На что та отчаянно закрутила головой и стала нахваливать хозяйку:
– Что вы? Ни в коем случае! Она очень аккуратная женщина. Мне подчас даже делать бывало нечего. Все содержалось в идеальной чистоте, будто здесь и люди вовсе не жили. Я приходила только пыль стереть, да влажную уборку сделать. Мне нравилось работать здесь.
– А еще какая-нибудь прислуга в доме была?
– В доме нет, – ответила домработница, – а вот на даче у них одно время был человек. Сам Павел Петрович очень увлекался садоводством. У них огромный участок. И Павел Петрович собственными руками на всем участке посадил плодовые деревья и разные культурные растения. Вот и нанимал человека для хозяйственных работ: за садом ухаживать, дровишек для камина наколоть, да мало ли на даче работы.
– Вы его знали?
– Видела один раз. Такой обычной внешности. Средних лет. Слышала, что с ним у Павла Петровича какой-то конфликт случился. Даже не знаю, что произошло, но хозяин потом долго находился в мрачном настроении. Звали этого человека Судоркин Владимир Петрованович. Почему Петрованович, не знаю, но только так его Павел Петрович называл.
– А вы не могли бы точнее обрисовать его внешность?
– Куда уж точнее. Среднего роста. Золотой зуб сбоку. На левой руке, вот тут, на тыльной стороне ладони наколка: Вольдемар. Да я его всего один раз видела. Больше и не запомнила ничего.
– Однако наколку запомнили. И золотой зуб запомнили.
– Так он, когда представлялся мне, то протянул руку, и я увидала эту наколку. Да я бы и не запомнила, но он сам назвал себя Вольдемаром. Вот и запомнилось поэтому. А золотой зуб был хорошо виден, когда Судоркин улыбался.
По тому, как неторопливо скрупулезно была обшарена вся квартира Шеховой и даже вскрыт сейф в стене, стало ясно, что работал профессионал и что надежды на то, что остались где-то отпечатки его пальцев, были эфемерны. Правда, в разных местах несколько собрали, чтобы проверить по картотеке.
Оперативник Акламина после этого намеревался вернуться. Но Аристарх оставил его еще. Поручил навести справки о личности Судоркина. Рассказ домработницы заинтересовал. Конфликт между Вольдемаром и Шеховым мог иметь отношение к убийству Павла и пропаже вдовы.
К этому времени Комарова найти не удалось, зато разыскали таксиста, который подвозил вдову. Тот сообщил, что запомнил ее потому, что она постоянно спрашивала: «За нами никто не едет? Посмотрите, никого сзади не видно?» Вела себя так, будто за нею гнались. И еще говорила, что уже забронировала номер в гостинице. Даже назвала номер, но он забыл. Видел, как она вошла внутрь. Потом уехал.
Из этого можно было сделать вывод, что, если номер был забронирован, стало быть, вдова никак не могла миновать дежурного администратора. Следовательно, Воброва обманывала Корозова и его подозрения были оправданы.
По повесткам Акламин вызвал к себе Боброву и дежурную по этажу.
Оксана вошла в кабинет тихо, плотно затворила за собой двери, тихо села на предложенный стул напротив Аристарха. Легкими щипками пальцев неторопливо расправила на груди свою пеструю широкую кофту, ладонями разгладила мешковатую юбку. Бела себя спокойно, флегматично, как бы отстранившись от всего сущего, выпятила накачанные силиконом губы, плотно сжимая их. По ней видно было, что внутренне она подготовила себя к любым его вопросам.
Он начал издалека и подробно, чтобы не оставить для нее лазеек для ухода от прямых ответов и не выслушивать то, что она втолковывала Корозову:
– Дело об убийстве в гостинице хорошо продвигалось, пока не возникли неожиданные сложности. Я вызвал на беседу вдову убитого, согласовал с нею число, она накануне сообщила мне, что выезжает и в назначенное время должна быть у меня. Но в установленное время она не появилась. Я стал выяснять, почему ее нет. На мои телефонные звонки Шехова не отвечала. А потом мне позвонил Корозов и сообщил, что она приехала и остановилась в вашей гостинице, в тридцать втором номере. Она ему звонила из этого номера за полтора часа до того, как должна была появиться у меня. Хотела перед этим встретиться с ним. У нас есть распечатка этих звонков. Он приехал к ней, но Шеховой в гостинице не оказалось, вы ему сказали, что не видели ее, что она в вашей гостинице не останавливалась. Я направил оперативника по месту ее жительства, но дома ее также не оказалось. В связи с этим у меня возникли к вам некоторые вопросы.
Чуть опустив голову, Боброва сидела и слушала Акламина, но одновременно была где-то далеко отсюда.
Когда он прервался на короткое время, подняла голову, словно отвлеклась от своих мыслей, и посмотрела на Аристарха безучастным взглядом, который говорил: «Спрашивайте, если нужно».
– Как это возможно в вашей гостинице, Оксана Юльевна, – продолжил Аристарх, – чтобы человек поселился на ночь в номере, минуя дежурного администратора?
– Почему вы уверены, что это было в нашей гостинице? – неопределенно отозвалась Оксана.
– Потому что мы нашли таксиста, который привозил ее той ночью именно в вашу гостиницу. И он видел, как она вошла в нее, – пояснил Акламин, наблюдая за ее глазами.
– Но, может быть, она вышла потом? – глаза Бобровой не изменились. – Бидите ли, дело в том, что ночью обычно редко приезжают гости и мы, дежурные администраторы, не сидим постоянно за стойкой. У нас имеется служебный номер, где мы отдыхаем. Охрана знает, что, при необходимости должна сообщить нам, иначе говоря, разбудить. Бот и все. – Она говорила неторопливо, вяло, словно ее только что оторвали ото сна и она, недовольная этим, разжевывала ему порядок своей работы. А по сути, повторяла то, что вдалбливала в гостинице Корозову, и что Акламин уже слышал от Глеба. – В ночь, о которой хотите знать вы, – говорила она дальше, – никто мне не сообщал о том, что прибыл новый гость. Об этом вам может лучше меня рассказать охранник, который дежурил ночью. Его фамилия Комаров. Если Шехова входила в гостиницу, он обязательно должен был видеть ее. Бедь она могла, как войти, так и выйти из гостиницы. – Боброва второй раз сделала ударение на этом, определенно склоняя Аристарха к такой версии.
– И что, по вашему мнению, могло Шехову заставить выйти из гостиницы? Среди ночи, в чужом незнакомом городе, отпустив такси. Не кажется ли это странным?
– Да просто передумала, – со скучающим видом ответила она. – У женщин зачастую все бывает спонтанно.
– Бряд ли, – отверг Акламин. – Передумать Шехова не могла, она сказала таксисту, что у нее забронирован номер в вашей гостинице и даже назвала его.
– Я не видела эту бронь, если бы таковая была, я бы знала о ней, – пожала плечами Боброва.
– В каком временном промежутке можно заказать бронь в вашей гостинице? – поинтересовался Акламин. – И кто занимается бронированием мест?
– Все зависит от того, имеются ли места в гостинице. Если места есть, то от нескольких часов до недели. Вот, например, в настоящий момент места есть, следовательно, бронь может быть принята на более дальний срок. Бронирование производится через дежурных администраторов. Но на Шехову мне по смене бронь не передавали. И еще скажу, селить гостя в гостинице, минуя администратора, запрещено. Правда, иногда случается, что дежурные на этаже нарушают, пускают на ночь без оформления, но утром обязательно все оформляется официально.
Усмешка скользнула по лицу Акламина, да, несмотря на внешнюю флегматичность Вобровой, было видно, что она тертый калач. Как говорил Глеб, оборону держала стойко. Ссылалась на охранника, точно прекрасно знала, что его не найдут. Ясно, что требовались более весомые аргументы для разговора с нею.
После нее в кабинет бочком вошла дежурная на этаже. Прошла к столу, наклонив голову вперед, словно смотрела под ноги, опасаясь на что-либо наткнуться. Однако особой робости в движениях не наблюдалось.
– Присядьте, Галина Ивановна, – пригласил Аристарх, показывая на стул, на котором только что сидела Оксана. – У меня к вам несколько вопросов, – сказал после того, как та взялась за спинку стула и чуть передвинула его. – Первый. Давно ли вы работаете дежурной на этаже и хорошо ли знаете правила, по которым живет гостиница?
– Присяду, почему бы не присесть, – неспокойно проговорила женщина и села на краешек стула. Потом однозначно немногословно ответила: – Работаю давно, правила знаю, – и замолчала.
– Тогда ответьте еще, – попросил Акламин, – каким образом в тридцать второй номер, куда с момента убийства в нем администраторы никого не селили, ночью была поселена Шехова Любовь Станиславовна?
– Ничего подобного не было! – ответила дежурная. – Нам самим страшно туда заходить после убийства, а тем более кого-то селить. Мы как обновили там все, закрыли и больше не заходили.
– В таком случае, объясните, как на кровати под матрацем мог оказаться перстень? – Аристарх достал из стола фото и положил перед нею. – Нашли в вашу смену, – он надеялся ошеломить дежурную, но этого, к сожалению, не произошло.
Та долго рассматривала снимок, затем ответила:
– В мою смену он не мог появиться, а в другие смены – я не знаю.
– Но если в этот номер никого не селили, то каким образом перстень под матрацем мог появиться в другие смены?
– Не знаю, – снова однозначно ответила она.
Было очевидно, что остальные дежурные по этажу будут отвечать примерно так же. Нужны были другие свидетели, чтобы доказать, что вдова была в номере именно в эту смену.
Сегодня Аристарх и не рассчитывал на другие ответы. У него была иная цель. Он хотел растревожить осиное гнездо, если таковое в гостинице имеется. Заставить забеспокоиться, проявить себя. И тогда появится больше определенности, и могут появиться другие результаты.
Придется подождать. Иногда выждать более полезно, нежели метаться по сторонам.
3
После вызова в полицию Воброва сразу поехала домой. Если бы за нею была установлена слежка, то обнаружила бы, как та сначала покружила по городу, проверяя, нет ли «хвоста» сзади.
Припарковалась у девятиэтажного дома, вошла в подъезд, поднялась на этаж. На площадке остановилась у квартиры, щелкнула замком.
В прихожей включила свет, сняла туфли и прошагала в ванную комнату. С мылом умыла лицо и руки, и только после этого громким голосом позвала:
– Ты где? Что так тихо? Я приехала из полиции!
– Чего орешь? Я не глухой, – раздалось рядом с нею.
Она повернула лицо к открытой двери:
– Ты здесь? А я не вижу. Умываюсь после полиции. Как будто на кладбище побывала!
В дверях стоял мужчина среднего роста. Внешностью не ошарашивал. Таких в городе можно встретить на каждом углу. Пройдет мимо, ты и не заметишь, как он выглядит, какой у него нос, подбородок, губы, щеки. Даже если столкнешься лбом о лоб, не вспомнишь потом, с каким лицом столкнулся.
Сейчас он был в синей майке и черных трусах. Торс не спортивный, но и не киселем накачанный. Что-то среднее. Вроде и мускулы на теле есть, но вряд ли они выдержат вес приличной гири и вряд ли смогут на турнике подтянуть тело раз десять подряд. Заметной была лишь густая шапка темных волос на голове. И глаза – настороженные и недобрые.
Держась руками за наличники, он смотрел на Воброву вопросительно, вслух вопросов не задавал, но ждал ответов.
Вытерев полотенцем лицо и руки, она сделала шаг к нему:
– Вцепился опер, как клещ, – сказала брезгливо морщась. – Тот самый, что допрашивал в гостинице, когда труп обнаружили. А теперь интересовался Шеховой. Но я держалась, как ты научил, Вольдемар, говорила, спала ночью, никто меня не тревожил, не видела, в моей смене ее не было. После меня пошла Врюсова, но не знаю, о чем он ее спрашивал. Я не стала дожидаться, чтобы не вызвать подозрение.
Показав золотой зуб, Судоркин улыбнулся, одобрил:
– Все правильно. Пусть ментура кости гложет!
– Как думаешь, Врюсова лишнего не брякнет? – расслабленно потянулась Оксана.
– Из Галины лишнего слова не вытянешь! Про перстень мент не упоминал? – Вольдемар оторвал от наличников ладони и пошел в комнату, уселся на диван и рукой показал Бобровой, чтобы та села рядом.
– Не спрашивал, – ответила Оксана, следуя за ним и садясь возле.
– Странно, – усмехнулся Судоркин. – Темнит что-то начальник. Не может быть, чтобы Корозов не сбегал к нему с этим перстнем.
Посмотрев усталым взглядом, Оксана ничего не сказала. Вольдемар хлопнул по коленям:
– Предположим, что Корозов не хочет делиться с ментами перстнем. Это хорошо. Значит, перстень все еще у него. Хотя не будем обольщаться. Сначала узнаем у Галины, какой лапшой он ее кормил! – повернулся к Оксане и огорошил. – Пришить бы вас обеих следовало, поганок. Прошляпили перстенек, подарили Корозову.
– Вольдемар, я-то здесь причем? – испуганно стала оправдываться Оксана. – Я сделала все, как ты говорил!
– Если бы не сделала, давно бы дух испустила! – отсек Судоркин глухим голосом.
– Страшный ты человек, Вольдемар! – скукожилась и отодвинулась Оксана.
– Не страшнее смерти! – он сжал в кулак левую руку с наколкой «Вольдемар» на тыльной стороне ладони.
Вечером они рано легли в постель.
Оглаживая рукой голое тело Вобровой, лежавшей сбоку, он шумно дышал. Она протяжно спросила:
– Что теперь-то, Вольдемар? Ведь полиция от меня не отстанет.
– Отстанет, – глухо сказал он. – Улик у них нет.
– А если Комарова найдут? – выдохнула она.
– Дура! Какого Комарова? Он уже давно гуляет в своем родном Киеве, если еще жив, в чем я совсем не уверен. Забудь, – Судоркин обхватил ее и притянул к себе.
Она подалась без сопротивления, беспрекословно подлаживаясь под него.
Потом, измученная, расслаблено лежала и слышала, как рядом тот глубоко дышал. Отдышавшись, он приподнялся с подушки и посмотрел в сторону окна. На улице наступила темнота.
Взял с прикроватной тумбочки часы, глянул на время, еще несколько минут спокойно полежал, пока окончательно не пришел в себя, затем опустил с кровати ноги и сел.
Осоловелым голосом она пробормотала:
– Ты куда?
– Не твое дело. Меньше будешь знать, дольше проживешь.
Отвернувшись лицом к стене, она свернулась калачиком, и заснула.
Быстро натянув на себя рубаху, брюки, он застегнул ремень, в ванной комнате чесанул расческой волосы и выскользнул за дверь.
Спустившись по ступеням темного подъезда вниз, вышел на улицу.
Теплый, остывающий от дневной жары, ветерок, обдал Судоркина. От дороги доносился глухой шум машин. В темном дворе было безлюдно. Вольдемар свернул за угол дома и вышел к дороге.
Светильники на столбах вдоль дороги рассеивали холодный свет. Машин немного. Фары своим светом били по глазам.
Он поднял руку. Пришлось потоптаться, прежде чем тормознули «Жигули». Высунулся водитель с длинным лицом, с пробором на голове, с полоской чубчика, секущей выпуклый лоб надвое. Улыбка до ушей, тридцать два зуба на виду, легкая щетина по всему лицу. Уши торчком. Цветная рубаха нараспашку, ни одной застегнутой пуговицы до самого пупка. Манжеты на длинных рукавах также не застегнуты на запястьях, болтаются на руке. Мотнул головой и залихватски спросил:
– В какую степь гонишь, приятель? Могу подвести к парадному и даже к заднему крыльцу?
– Прямо, командир, – принял его тон Вольдемар. – А потом к черному ходу.
Водитель довольно хмыкнул. Вольдемар сел в салон, глянул в глаза водителю:
– Как идет промысел, хватает на житье?
– Какой к черту промысел, приятель? – снова хмыкнул тот. – С такого промысла ноги протянешь! На курево, да на чай для чифиря хватает! Вот банк взять, это промысел!
– А мандраж не возьмет? – подзадорил Судоркин.
– Меня? – изумился водитель. – С чего бы? Ты что, кореш, я уже прошел все огни и воды. Думаешь, я и правда извозом занимаюсь? Это так, для душевного спокойствия люблю порулить. С этого мой трудовой путь начинался. А теперь. Помнишь, как в песне поется? Свобода, брат, свобода, брат, свобода!
– А жестянка-то у тебя новая. – Вольдемар хлопнул рукой по панели.
– Не моя, братан, – громко хохотнул водитель. – Одолжил в ближайшем дворе на ночь. Покататься.
Только тут Судоркин обратил внимание, что ключа в замке зажигания не было:
– Бобров щекочешь?
– Да ты что, кореш? – блеснул зубами водитель. – Бобры на таком металлоломе не ездят.
– И долго так промышлять собираешься?
– Пока не подфартит!
– А пушку в руках приходилось держать?
– Так она и сейчас при мне, – водитель сунул руку в карман и достал ствол. – Вот я подумал, что ты много вопросов задаешь, не пора ли тебе раскошелиться? – и он навел ствол на Судоркина. – Давай, братан, выкладывай все, что есть у тебя в закромах, без церемоний, потому что у меня время – деньги. Летом ночь короткая, а жить, сам понимаешь, хорошо хочется. Не юли и не жмотничай, все равно вытряхну.
– Давишь на понт?
– На кошелек, братан, на кошелек!
– Какой ты мне братан?! Шушера поганая!
– А ты легче на поворотах, а то рассержусь! Эта игрушка стреляет.
Неожиданно умелым и сильным приемом Вольдемар выбил у него пистолет, а руку вывернул за спинку сиденья. Пальцами другой руки вцепился в горло.
Водитель захрипел, резко нажал на тормоз. Машина пошла юзом и выскочила за бордюры.
Судоркин еще сильнее пережал глотку, отчего у водителя полезли глаза на лоб. Он свободной рукой пытался оторвать пальцы Вольдемара от горла, но это не получалось. Усилия становились все слабее. Тело стало битья в конвульсиях. И тогда Судоркин отпустил его.
Со свистом вдохнув в себя воздух, водитель закашлялся. Наконец, медленно пришел в себя.
– Заводи мотор! – монотонным голосом приказал Вольдемар.
– Надо было сразу сказать, кореш. Чуть не придушил. – Водитель полез руками к проводам.
– Стоило удавить, да подумал, что ты мне пригодишься! – отсек Вольдемар.
– На любое дело, братан! Меня кличут Коромыслом, – и пояснил. – Это потому, что руки длинные. Видишь, какие они у меня! – потом, потирая ладонью горло, он подвез Судоркина к дому, на который тот указал.
Выходя, Вольдемар распорядился:
– Завтра в обед у кафе «Ладога». Пойдем на дело.
– Заметано! – отозвался Коромысло.
Выйдя из авто, Вольдемар скрылся в подъезде.
На лестничной площадке было темно, хоть глаз коли, но его это устраивало. Ни в один глазок из ближних квартир разглядеть в такой темноте ничего нельзя. Он подошел к двери, позвонил условным количеством звонков. Ждал недолго. Из-за двери раздался негромкий сонный голос с вопросом. Но Судоркин не ответил, опять поднес палец к кнопке звонка и еще раз условно прозвонил. Дверь открылась. В квартире, как и на площадке, не было света.
Скользнув внутрь, он закрыл за собой дверь. Нашел на стене выключатель. В коридоре вспыхнул свет, осветив беспорядочно разбросанную на полу обувь и девушку с голой грудью, в красных трусиках, поднятую Вольдемаром из постели.
Это была Галина Врюсова. Она сморщилась от света и проговорила:
– Я знала, что ты появишься, – отступила. – Раздевайся, пошли ложиться, – двинулась вглубь темной комнаты, куда пробилась полоса света из коридора, осветив часть кровати и прикроватную тумбочку.
– Лягу, но сначала про ментуру рассказывай! – остановил ее Судоркин. – Какие вопросы были?
Остановившись, Галина повернулась к нему, пол-лица у нее были в полосе света, пол-лица в темноте:
– Пытал про перстень. Показал его фото.
Настроение у Судоркина испортилось, в душе что-то неприятно завозилось, он нахмурился и стал медленно расстегивать рубашку: