Он энергично жестикулировал, но его никто не слушал.
– Ну что, – удрученно сказала я Маринке, – нам тоже пора идти.
– Ага, – согласно кивнула она.
После того, как отправили Аркадия, мучимый праздным любопытством народ, собравшийся возле нашего столика, быстро рассосался. Только директор, которому так и не удалось остановить клиентов, вернулся к нам.
– Уверяю вас, – он вытаращил маленькие круглые глаза и раскинул в стороны коротенькие руки, преграждая нам путь, – наша фирма не имеет к этому никакого отношения. Пожалуйста, оставайтесь.
– Спасибо, что-то не хочется, – попыталась улыбнуться я. – В вашем заведении это первый случай?
– Да, да, да, – смешно закивал лысой головой директор, – конечно, первый и, надеюсь, последний. Это ужасно, ужасно! Такой инцидент! Теперь мы лишимся наших клиентов.
– Погодите причитать, любезный, – прервала я его, – скажите лучше, как спиртное попадает на стол клиентов?
– Пойдемте, я вам все покажу, – засуетился он, – здесь не должно быть никаких кривотолков.
И он засеменил на кухню, продолжая что-то бормотать себе под нос. Нам ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Сами напросились.
– Пошли, – кивнула я Маринке, – хоть поглядим на святая святых французского ресторана.
Ефим Григорьевич, так звали директора «Триумфальной арки», провел нас через кухню и показал буфет, откуда официанты получают напитки. Через минуту к нам присоединился Серж и стал ходить следом. По ходу дела Серж объяснил, поглядывая в свой блокнотик, сколько коньяку он приносил на наш столик. Получилось, что после первого «полтинника» Аркадий с Владиславом заказали еще два раза по двести граммов, которые Серж и приносил им в небольших хрустальных графинчиках.
Вообще, на кухне и в буфете царила идеальная чистота. Над длинной электроплитой были установлены вытяжки. У столов трудились несколько поваров в накрахмаленных белоснежных халатах. Кухонная посуда сияла чистотой. Ничто не напоминало кухни совдеповских столовых, где на толстостенных алюминиевых кастрюлях, обычно красной или коричневой краской, были нанесены пометки, чтобы не сварить в кастрюле для первых блюд компот из сухофруктов, например.
– Ефим Григорьевич, – к нам подошел охранник, – вас там спрашивают.
– Кто еще? – директор недовольно повернул голову.
– Милиция, – таинственно произнес охранник.
– Черт, этого мне еще не хватало, – Ефим Григорьевич повернулся к нам. – Прошу меня извинить.
Он направился к выходу, мы потянулись за ним. Возле нашего столика, на котором уже была расставлена чистая посуда, стоял милиционер в расстегнутом бушлате с планшеткой в руке. В другой он держал шапку. На погонах у него тускло поблескивали три маленьких звездочки.
– Старший лейтенант Голубев, – представился милиционер. – Что у вас произошло?
– У нас здесь клиент один… – заискивающе произнес директор, – ему стало плохо. Но он уже в больнице, – поспешил добавить Ефим Григорьевич, – доктор сказал, что все будет в порядке.
– Значит, плохо стало? – выпятил губы старший лейтенант. – И отчего же?
– Не знаю, – покачав лысой головой, отчего она блеснула отраженным светом, сказал Ефим Григорьевич.
– Нам сообщили, что он отравился, – милиционер буравил директора пронзительным взглядом.
– Может быть, может быть, – робко улыбнулся Ефим Григорьевич, – пока еще ничего не ясно. Не хотите ли перекусить? За счет заведения, как говорится.
– Вообще, это дело районной санэпидстанции, – вздохнул милиционер, – пусть они и разбираются.
– Конечно, конечно, – директор расплылся в слащавой улыбке, – пойдемте со мной, вам накроют в отдельном кабинете.
Он со старшим лейтенантом вернулся на кухню, а мы с Маринкой остались стоять у столика.
– Пошли домой, – печально вздохнула Маринка, – нечего здесь теперь делать. И больше я в этот ресторан – ни ногой.
– Это твое дело, – задумчиво произнесла я, направляясь к гардеробу.
Глава 2
– Ну надо же как не везет, – ныла Маринка, пока мы шли по очищенной от мокрого снега улице, – только познакомишься с приятными людьми, так на тебе – неприятности!
Мы решили вернуться ко мне домой пешком. Правда, наши туалеты не очень подходили для подобной прогулки. Длинные и узкие платья мешали идти обычным шагом, так что наш променад превратился в подобие неуклюжего шествия.
– А тебе, я смотрю, этот Аркадий приглянулся, – хитро сощурила свои нагловатые глаза Маринка, – скажи, пожалуйста, такой неказистый, невзрачный, а что-то в нем есть. Вот что делают с человеком деньги!
– Что же? – заинтриговала меня эта вздорная Маринкина фраза.
– Ума добавляют! – засмеялась Маринка, явно недовольная моим унылым видом.
Я знала ее жизненное правило – прежде всего не давать никакому чувству увлечь себя надолго. Так, галопом – по Европам. Меня это ее качество раздражало, но иногда помогало настроиться на иной, более оптимистический лад.
– Черт знает что! – не выдержала я, потому что знакомство с этим «неказистым» Аркадием мне хотелось, если честно говорить, продолжить.
Маринка испуганно вытаращилась на меня. Сила моего темперамента заставляла ее порой умолкать и лишь опасливо взглядывать на меня. С другой стороны, более выдержанная, чем она, я позволяла себе гневные вспышки редко, и если уж позволяла, то значит, по ее мнению, поводов было предостаточно. Вот и сейчас она даже приостановилась, дабы лучше рассмотреть перемену, произошедшую со мной.
– Что уставилась, – с шутливым раздражением одернула я ее, – да, этот Аркадий мне действительно понравился…
– А мне Сева… – прогнусавила она, – прямо настоящий итальянец! А глаза, глаза…
И она мечтательно закатила свои глазки.
– Ладно, – вздохнула я, – чему быть – того не миновать. Вековая мудрость. Значит, и у такого душки есть враги…
– Ты думаешь, ему специально подсыпали яд в рюмку?
– Не задавай идиотских вопросов, – огрызнулась я.
– А может, яд предназначался Севе? – Маринка широко раскрыла глаза и застыла на месте, уставившись недвижным взором в подмерзающую лужицу на тротуаре.
– Ага, Севе, – скептически проговорила я, насмешливо глядя на эту новоявленную пифию, – ты еще скажи, мне или тебе.
– А что? – блеснули Маринкины глаза. – Что, если кто-то решил тебе отомстить…
– …и чудом узнал, что я иду сегодня в «Арку»? Или ты сообщила таинственному опасному незнакомцу это? – Я придала своему взгляду подозрительный оттенок.
– Скажешь тоже! – рассмеялась Маринка.
Слава богу, она не стала дуться, как обычно, и адекватно прореагировала на мое шутливое предположение.
– А ты что думаешь обо всем этом? – с пылкой заинтересованностью спросила Маринка.
– Тебе так важно узнать мое мнение? – недоверчиво пожала я плечами.
– Ты же у нас без пяти минут Шерлок Холмс, – с язвительной интонацией проговорила она.
– Все просто, как дважды два – четыре, – я достала из сумки сигареты и зажигалку, – Аркадия хотели отравить. Кто – мы пока знать не можем.
– Пока? – удивилась Маринка, принимая из моих рук сигарету.
– Нет, не смотри на меня так, у меня своих дел хватает. Я не собираюсь вмешиваться в это!
– Представь заголовки: «Бойкова разоблачила организаторов покушения на видного тарасовского предпринимателя, главу торговой фирмы «Венера»… фамилию я не знаю… – замялась Маринка, – ну, это не суть, узнаем, если что, или такой заголовок: «Такой-то, Аркадий Васильевич, глава торговой фирмы «Венера», и владелица крупнейшего тарасовского еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга решили обвенчаться пятнадцатого марта в соборе Святой Троицы. Ольга Бойкова проявила чудеса личной храбрости, в который раз доказав, что она способна практически в одиночку справиться с бандитами и…» Короче…
– Короче, заканчивай треп, – затянулась я, – с какой стати мне влезать в это? Ради Звезды Героя?
– Героини, – поправила меня недовольно поджавшая губы Маринка.
Ну, конечно, я не разделила ее восторга по поводу гипотетического заголовка в газете! Именно это мне сейчас и инкриминировалось.
– И что ты пристала ко мне с этим Аркадием Васильевичем? – строго посмотрела я на эту сводню. – Кстати, заголовки должны быть лаконичными и яркими… Это тебе на будущее.
– Тогда, – не унималась Маринка, – «Любовь и яд в жизни папарацци».
– Как-то вяло, безвкусно даже, сказала бы я. – Я поморщилась.
– Ну-у, – задумалась сбитая с толку силой и безоговорочностью моего критического суждения Маринка, – «Реми Мартен» – напиток любви и смерти»!
– Это уже лучше, – улыбнулась я.
Маринка еще долго досаждала мне помпезными заголовками и хныканьем по поводу смазанного окончания вечеринки. Так мы дошли до дома. Разоблачились и разбрелись по комнатам. Я строго-настрого запретила Маринке приставать ко мне с любыми вопросами и выкладками ее праздного ума. Мне хотелось выспаться и поскорее забыть, какой обаятельный лис этот Аркадий Васильевич.
* * *– Придумала! – с этим криком ко мне в спальню ворвалась Маринка.
Я ошалело глянула на будильник: без семи восемь.
– Какого черта в такую рань?! – возмутилась я, готовая испепелить Маринку взглядом.
– Как устроить твою жизнь! – возбужденно кричала Маринка, не обращая никакого внимания на мое крайнее недовольство ее наглым вторжением в мою опочивальню.
– Что ты плетешь? Ты украла у меня семь минут драгоценного сна…
– Эдак всю жизнь проспишь! – хохотала она. – Бери мобильник и…
Она держала в руке свою записную книжку.
– …у меня здесь Севин сотовый записан.
Она нашла нужную страничку и с горделивой радостью принялась мне диктовать номер.
– Да че ты сидишь? – гневно прикрикнула она на меня. – Бери, – Маринка подлетела к тумбочке и, схватив сотовый, впихнула его мне в руку, – ну-у! – свела она брови на переносице.
– Ты что себе позволяешь! – обуреваемая праведным гневом, приподнялась я на подушках, отбросив мобильник в сторону.
– Звони Севе, – с досадой воскликнула она, – или дай я сама!
Она потянулась за трубкой, но я, смеясь и злясь одновременно, перехватила ее дерзкую руку и затолкала сотовый под подушку.
– О-о! – простонала неистовая Маринка. – Аркаша наверное еще в больнице…
– Неизвестно… – против воли включилась я в разговор.
В этот момент запищал будильник. Я торопливо выключила его и с сожалением покачала головой, мол, не нужна мне сегодня, Васек (так я окрестила будильник), твоя услуга.
– Что ты задумала? – недоумевала я.
– К Аркашке в больницу! Собирайся! Но прежде всего – звонок Севе. Узнаем, куда его отвезли, как он… Так ведь этого же элементарная вежливость требует! – возбужденно верещала Маринка.
– Нет, у тебя точно не все дома, – озадаченно глядела я на подругу, – и потом, не вежливость нашего визита требует, а твое вечное желание интриговать и устраивать будущее тех, кто в этом совсем не нуждается, – осекла я Маринку.
– Не нуждается, – поставив руки в боки, передразнила она меня, – да ты понимаешь, каких мы мужиков упускаем? И главное, впервые получилось так, что парой – на пару: сплошная гармония! Помнишь, как бывало, тебе один кто-нибудь нравится, а мне его друг – ни в какую! Или наоборот, – задыхаясь, тараторила Маринка, – дай, я сама позвоню.
Она умоляюще смотрела на меня. Мне не оставалось ничего другого, как протянуть ей телефон. Конечно, это было с моей стороны чистым малодушием. Мне просто надоело спорить с ней. Иногда я пускаюсь с ней в дискуссии, иногда предпочитаю уступить. В глубине души я надеялась, что Аркадий уже дома, а посему наш «визит вежливости» к нему в больницу не состоится по воле обстоятельств, так сказать. Да, иногда и я грешила тем, что пыталась переложить ответственность на эти самые безличные обстоятельства. Мне даже нравилось это выражение: «стечение обстоятельств». Все как бы «стекает» помимо твоей воли и желания в какую-то воронку, которая и тебя уносит в водоворот, откуда выбраться нет никаких сил и возможностей. Ты смиряешься, уходишь под воду на некоторое время, а всплыв на поверхность, умно так всем говоришь, мол, обстоятельства, что я могла сделать, посудите сами…
– Сева, доброе утро, – вывел меня из задумчивости бодрый и кокетливый Маринкин голос, – да… А у вас? Лучше? Аркадий в больнице? Передавай ему привет и пусть быстрее поправляется. Да нет, мы сами передадим, – она как-то стыдливо рассмеялась. – Когда? Так скоро? А-а, – облегченно протянула она, – значит, мы еще успеем подъехать. Ага, ага. Ха-ха… Ну-у, какой у него номер? Я тоже думаю, что это будет очень кстати. Да нет, мы ему звонить не будем, нагрянем без предупреждения, сделаем сюрприз. Лучше позвонить? Да ладно… Где он? Ага, ага… Бай-ба-ай, – жеманно пропела она напоследок.
– Да, «мастерица виноватых взоров…», – процитировала я строчку стиха поэта серебряного века, – как это все у тебя складно получается!
– Вставай, карета подана, – она небрежно бросила сотовый на постель, – я варю кофе, а ты – в ванную!
– Нет, ты чего раскомандовалась? – возмутилась, но уже без должной убежденности я.
Для вида, можно сказать.
Маринка одарила меня обворожительно-наглой улыбкой и исчезла. Я потерла глаза, потянулась, подумала о том, почему бы действительно не навестить Аркадия, и, надев халат, поплелась в ванную. За завтраком Маринка только и делала, что многозначительно улыбалась, поигрывала плечами и без умолку болтала о ждущей нас с нею жизни в райских кущах выгодного замужества. Я еле сдерживалась, чтобы не послать ее к черту. Наконец, покончив с едой и сборами, мы сели в машину и направились во вторую горбольницу. Из машины я позвонила Кряжимскому, предупредила, что могу задержаться. Маринка прямо вся сияла.
– Конечно, Севика я не увижу, но Аркаша – это для меня ступенька на пути к Севе, – делилась она со мной своими стратегическими соображениями, хотя никто ее об этом не просил, – вот только, Оль, не обижайся, зря ты кожаные брюки надела и пиджак этот, – скривила она губы в скептической усмешке.
– Это почему же?
– Женственности это не придает, – со знанием дела заявила Маринка, – а такие тонкие ценители прекрасного пола, как Аркадий с Севой, именно женственность прежде всего хотят видеть и находить в женщинах.
– Тавтология какая-то! Женское в женщинах! – иронично усмехнулась я. – Что же, по-твоему, брюки и строгий пиджак могут помешать «таким тонким ценителям», как наши знакомые, разглядеть во мне особу женского пола?
– Это не шутки, – с комичной серьезностью ответила Маринка, – я дело говорю.
– Ты всегда дело говоришь, – позволила я себе ехидный смешок.
* * *Раздобыв ценой героических усилий халаты (сменную обувь мы захватили с собой), мы поднялись на второй этаж. Аркадий лежал в палате-люкс, рассчитанной на одного человека. Наш приход, однако, не вызвал у него ожидаемой нами реакции. Он совсем не обрадовался, а та самая улыбка, которая вчера покорила меня своей лукавой лучезарностью и ленивой благожелательностью, сегодня лишь тускло мерцала на его тонких невыразительных губах. Тем не менее он сделал хорошую мину при плохой игре – все-таки годков-то ему было не двадцать, и он вполне усвоил привычку воспитанных людей покрывать лицемерной филигранью дежурной улыбки нежелание видеть человека, ради которого ему приходилось упражняться в хороших манерах.
– Аркадий Васильевич! – чрезмерно оживленно воскликнула Маринка, стремящаяся за такой вот непринужденной, почти фамильярной радостью скрыть свое замешательство. – Мы счастливы вас видеть в добром здравии.
Ненатуральность Маринкиного восторга заставила меня поморщиться, а Аркадия – растянуть губы в более широкой улыбке.
– Я тоже рад вас видеть, – выдавил из себя он, – не ожидал, честно признаюсь.
Я хотела сказать, что, мол, тоже не ожидала и не догадывалась, что моей милой подруге придет сегодня утром в голову мысль осуществить этот проклятый «визит вежливости».
– Всеволод сообщил, где вы и как вы. – Маринка поставила на тумбочку пакет с фруктами, которые вынудила меня купить по дороге.
– А это что? – сыграл радостное удивление Аркадий.
– Фрукты. Чтобы вы быстрее поправились, – неловко добавила смущенная не меньше меня и Аркадия Маринка.
Ее план «райской жизни» рушился на глазах. В свою очередь, как особа более рефлексивная, я строила предположения относительно того напряжения и недоумения, в которые поверг Аркадия наш «визит вежливости». Понятно, он не ожидал, растерялся. Одно дело – в ресторане, во всем блеске манер и возможностей кошелька, другое – в больнице, после того, как глотнул стрихнина. Может, он за свой внешний вид переживает, думая, что бледен, осунулся, постарел. Такое ведь бывает, хотя это и не от него зависит. Но мужчины, это ж такие тщеславные и гордые существа, что малейший изъян их внешности или проявление слабости характера способны, по их мнению, сильно навредить им в глазах женщин, а то и окончательно разрушить тот социальный и духовный престиж, которым они привыкли окружать себя. Тем более такой крутой дядя, глава фирмы…
Я опустилась на стул рядом с Маринкой и, уступая ее настойчивым и выразительным взглядам, поинтересовалась самочувствием Аркадия.
– Да меня выписывают через час, – рассмеялся он, но опять с какой-то натянутостью.
– Вот как? Что же, Всеволод тебе не сказал? – обратилась я к Маринке.
Наверное, заметив в моем голосе раздражение, Аркадий, как человек воспитанный и любезный, пришел Маринке на выручку.
– Вы мне доставили удовольствие своим визитом, не сомневайтесь, просто я не в своей тарелке, – он озабоченно посмотрел на часы, – избавлю вас от неприятных, чисто физиологических подробностей учиненного вчера врачами надо мной, так сказать, спасительного произвола… Ограничусь лишь тем, что скажу, что чувствую себя, как это принято говорить в подобных заведениях, – сдержанно улыбнулся он, – удовлетворительно, вернее, чувствовал до сих пор, пока не увидел вас. Теперь мое физическое и моральное самочувствие могло бы стать предметом зависти для любого мужчины.
Он лукаво покосился на нас, и на миг я узнала в нем вчерашнего благодушного и остроумного Аркадия Васильевича.
В этот момент дверь люкса распахнулась, и в палату вошла женщина лет так тридцати восьми. Худощавая шатенка, волосы которой мягкими волнами падали на плечи, бросила на нас с Маринкой удивленный взгляд и подошла к постели «больного». Она наклонилась к Аркадию Васильевичу и чмокнула его в щеку.
– Доброе утро, дорогой, – монотонно произнесла она. – Кто это?
– Познакомься, Кристина, – Аркадий приподнялся на локте, – это Марина и Ольга, они из газеты. Представляешь, они хотят написать о произошедшем вчера со мной.
«Гладко врет, подлец, – подумала я, – не подкопаешься. Похоже, это его жена. Кажется, Кристина, он сказал».
– Ольга, – представилась я, поправляя «Никон», который, слава богу, висел у меня на плече под халатом.
– Марина, – робко улыбнулась моя подруга.
– Кристина Леонидовна, – дама гордо подняла голову и, хоть и была со мной одного примерно роста, посмотрела на нас сверху вниз.
У нее были большие чувственные губы, четко очерченные, прямой, немного длинноватый нос, миндалевидные карие глаза и высокий лоб.
– Вы действительно собираетесь об этом писать? – после затянувшейся паузы поинтересовалась она.
– Возможно, – пробормотала я. – Сначала нужно выяснить все подробности случившегося. «Свидетель» не публикует слухов.
– Похвально, – на лице Кристины Леонидовны появилось подобие улыбки, – я что-то слышала о вашей газете.
«Что-то слышала», – фыркнула я про себя и покосилась на Маринку. – Ну, ты у меня получишь, несчастная! Так меня подставить!» Я ни секунды не сомневалась, что Кристина Леонидовна – жена Аркадия.
– О нашей газете многие слышали, – мягко улыбнулась я, делая вид, что польщена. – Кстати, если мы вам мешаем общаться с мужем, – заявила я, – мы можем поговорить с Аркадием Васильевичем в другой раз. До свидания, Аркадий Васильевич. До встречи.
Я кивнула «больному» и направилась к двери.
– Честное благородное, Оленька, я не знала, – начала свою песню Маринка, когда мы уже порядочно отошли от палаты Аркадия Васильевича.
– Честное? – я остановилась и резко повернулась к ней. – Благородное? – меня просто распирало от бешенства. – Можешь ничего мне не доказывать. Я просто уверена, что ты действительно ничего не знала. Ты никогда ничего не знаешь! Как только увидишь существо более-менее похожее на мужика, тебя больше ничего не интересует. Сразу вся расплываешься, как кисель по тарелке, смотреть противно. Хорошо еще, что она про фрукты ничего не спросила. А я-то, ну это ж надо, так купиться на твои байки! Так опростоволоситься! Так мне и надо! Все, с этой минуты я больше не буду слушать бредни моей секретарши! Развесила уши: такие мужчины, приглашают в ресторан, самые серьезные намерения, полная гармония… Тюшки-тю-тюшки… Тьфу, самой противно. О, горе мне, горе, – к концу моего плача мне и самой стало смешно себя слушать, но виду я не подавала: Маринка должна получить по заслугам.
– Так ведь, Оль… – попыталась что-то вставить она.
– Что, Оль? Что? – я почти дышала ей в лицо. – Хотела, чтобы я с женатым мужиком закрутила? Нет, я ничего не имею против женатых, только я должна об этом знать! А ты, вместо того чтобы… А, что тебе говорить…
Я остановилась, потому что на глаза Маринки навернулись слезы. Видимо, я переборщила.
– Не плачь, тушь потечет, – вздохнула я, – пошли, проветримся.
Маринка шмыгнула носом и пошла следом. Мы вернули халаты, переобулись и вышли на улицу.
– Ты больше не сердишься? – Маринка тронула меня за руку.
– С чего ты взяла, что я сердилась на тебя? – я не оборачиваясь подошла к машине и села за руль.
Маринка торопливо устроилась рядом.
– Я ведь, честное слово, не знала, что Аркадий женат, – Маринка немного приободрилась. – Следующий раз буду осмотрительнее.
– Следующего раза не будет, – я запустила двигатель и достала сигареты.
– Дай-ка мне тоже, – Маринка потянулась к пачке. – Но вообще-то, они ничего, правда?
– В каком смысле «ничего»? – я щелкнула зажигалкой, поднесла пламя Маринке и прикурила сама.
– В смысле, порядочные мужики, – Маринка глубоко затянулась. – Не бандиты, не уроды, не педики.
– О господи, – вздохнула я, – только педиков нам еще не хватало.
– Да что ты к словам придираешься? – Маринка довольно быстро пришла в себя и снова обрела способность противоречить мне. – Я имела в виду, импозантные, во всяком случае, Сева… Не жмоты… А что Аркаша женат, так это дело поправимое – можно и развестись.
– Нет, хватит, – резко тормознула я ее, – ничего не хочу больше слушать о мужиках!
Я включила скорость и осторожно выехала со стоянки на дорогу.
– Да ты не нервничай так, – Маринка словно не слышала меня, – если он тебя полюбит, Аркаша, я имею в виду, а он, кажется, запал на тебя, ты прямо ему скажи, мол, буду с тобой жить, только если ты с женой разведешься. Он хоть с виду и тихий, но мне кажется, решительный. И жена, похоже, у него стерва. Такую не грех и кинуть…
– Марина, – вклинилась я в ее тираду, – посмотри на меня.
– Ну, – Маринка недоуменно вперила в меня свой взгляд.
– Разве я похожа на женщину, которая будет гоняться за мужиком, да к тому же еще и женатым?
– Нет, конечно, – потупилась она, – только…
– Что только?
– Только ты на меня не обижайся, Олечка, – жалобно сказала она, уставившись прямо перед собой, – но за счастье надо бороться, а не ждать, пока оно к тебе само явится. Так можно до старости прождать.
– А Аркаша, – я насмешливо скосила на нее глаза, – это как бы и есть мое счастье, да?
– Может быть, – она опустила окно и выбросила окурок на улицу, – все может быть. Ты только не нервничай.
– Ладно, разберемся, – кивнула я, – все равно нам нужно будет нанести Аркадию Васильевичу еще один визит, по крайней мере. Теперь, когда он представил нас своей жене и сказал, что мы собираемся писать о нем, придется, я думаю, покопаться в этом деле с отравлением. Кто-то же бросил ему стрихнин в рюмку. А жена у него, ты правильно сказала, похожа на стерву. Если бы она узнала, что ее муженек погуливает от нее, вполне могла бы отправить его на тот свет.
– Но ее же не было вчера в ресторане, – возразила Маринка, – да и не догадывалась она, наверняка, о том, что Аркадий будет в ресторане.
– А я и не сказала, что она сама подбросила отраву своему муженьку. Могла кому-нибудь поручить. Помнишь, сколько народа там вчера было. А насчет того, что она не догадывалась о ресторане, этого ты наверняка знать не можешь. – Неужели ты думаешь, – Маринка всем корпусом повернулась ко мне, – что Аркадий все ей рассказал?
– Я только сказала, что мы ни в чем пока не можем быть уверены. Кроме разве того, что Аркадий Васильевич отравился стрихнином.
Я свернула во двор дома, где располагалась редакция, и остановила «Ладу» на стоянке.