Просто жизнь

Мне, как отцу, а маме – вдвое тяжелей,Как тяжело впервые в жизни с сыном расставаться,Одним, совсем одним три года ждать,Ведь на чужбине нам одним придется пробиваться.А время шло и шло – я с Херманом работал,И времени в Германии практически не замечал,Старался Херман, чтобы я побольше заработал,И неустанно новых пациентов для меня искал.А через год, когда была истрачена последняя копейка,Немецкая бюрократия вдруг решила паспорта нам дать.Когда, куда изъяли из меня и выкинули треть еврея?И немцами чистейшими решили нас признать.Мы – немцы, я и сын, и русская моя жена,Господние пути и вправду неисповедимы.Ведь верно говорят, что по отцу и сыну честь,Тяжелый путь прошли, добились своего —остались невредимы.И так в Ганновере мы стали жить, работать.Немецкий чистый, небольшой, опрятный городок.Полмиллиона обитателей, прекрасные музеи,Нидерсаксонский повсеместно слышишь говорок.Красивейшие церкви, зелень и покой,Не перечесть там магазинов с модною одеждой,Дома, как новенькие – возраст триста, больше лет,Трудись и радуйся – ты можешь жить с надеждой.По середине города огромнейшее озеро «Машзее».Там карпы весом в килограммы плавают на дне,Кругом цветы, гаштеты, где покушать.Ганноверцев лица веселы и радостны везде.Районы целые красуются средневековыми домами.Здесь немцы создали упорнейшим трудом уют,Простой лопатою «Машзее» выкопано на два метра,И лебеди и белые, и черные нашли на нем приют.Тогда – в году сорок четвертом, сорок пятом —Союзные войска бомбежками прошлись везде.Практически был уничтожен весь Ганновер,Одно-два целых здания, а остальные – все в золе.

Уголок Ганновера.

Каким-то чудом в центре уцелели знаменитые часы.Их имя «Кропке» – там свиданья назначались,Веками за веками в верности влюбленные клялись,Наверное, затем в ближайшей церкви и венчались.Хочу две несовместных вещи привести в сравненье —Нью-Йорк ведь, в принципе, картины из Дали,Немецкий город дышит Ренуаром,Но все, конечно, точно видится вблизи.Ну почему я вспомнил о Нью-Йорке,А потому, Высоцкий вдруг приехал к нам,Я выбежал к его машине – дверь открылась,С сиденья выпал он к моим ногам.Но быстренько две молодые профурсеткиЕго обратно вдвинули в салон – «япона мать!»Ведь завтра перед тысячами эмигрантовКоронный свой концерт в Нью-Йорке должен он давать.А так мне не хотелось ехать в тот, чужой мне, город,Но спас мою семью огромный «Кадиллак»,И после страшной пьяни – тысячам Володя выдал,С ресниц у баб ручьями тушь стекала, только так.Потряс Высоцкий всех до основанья,Те песни пел, которые в СССР не пел.Здесь были все свои, и гений все нюансы,Всю нелюбовь к советской власти передать сумел._________________________________________А время шло, каким-то образом прошли три года.Немецкий был в кармане, все, привет.Сын аттестаты разослал, куда им было надо,И получил два предложения в университет.Из лучшего мы лучшее решали выбрать,И, постепенно к выводу пришли потом,Здесь штучною работой надо пробиваться,И посоветовали стать зубным врачом.Полдела сделано, и в высшую ганноверскую школуГеоргий поступил, с ученьем не было проблем.Пять лет прошло, диплом врача получен.Два года практики у частного врача пришлось пройти затем.За это время поднимался лестницей образованья,Прибавил к званию врача он докторский диплом,А аттестаты доктора мед. Дента гордоСюрпризом столь приятным притащил к нам в дом.Однажды вечером, когда работал практикантом,Пришел: «Мне помогите, антикварный шкафчик я купил»Ну, мы пошли тащить, и в обморок упали:От «Мерса» шестисотого он нам ключи вручил.Из практикантской нищенской зарплатыОн в банке взял, наверное, немаленький кредит,По-видимому, оценив о нем заботу нашу.Не испугался, что в огромные долги влетит.А это был автомобиль в те времена особой касты,В таких ведь ездило правительство и канцлер Коль.Описывать его не буду, пусть опишет новый русский,Теперь мы, работяги, тоже будем ездить, нам позволь.По осени ходили за опятами чудесною порою,Вокруг Ганновера из бука все леса.Деревья снизу до верху покрыты шубою грибною,И нам не верилось, что могут быть такие чудеса.А рыбку половить хотелось, но не удавалось,Ведь немец хоть педант, по-моему, он просто прохиндей,Чтоб рыбку половить, ты должен год учиться,Крючок как вставить, вынуть, можно насмешить людей.

Жизнь VIII часть

Прошло тринадцать лет Работали и потихонечку старели.Осенним ветром, как с деревьев, сдуло с нас года.И старость тигром подкралась, мне шестьдесят минуло,Пришла пора с Германией прощаться навсегда.Но эти годы зря мы не теряли – денежки копили.Я понимал, без этого добра на старости пропал.И по возможности на купленном автобусе-автомобилеС женой я в разных странах побывал.Присматривался, сравнивал, смотрел и выбирал.На будущую жизнь основу подбивая,На маленькую пенсию достойно мы не проживем,Интуитивно я искал чего-то, сам не зная.Чтобы спокойно доживать на старости года,Должны мы были съемную квартиру бросить,На накопления должны приобрести дешевое жилье,А жизнь в Германии уютно-дорогую позабыть, забросить.

Швеция

А где найти такую нам, в какой стране,Жилье где в этом мире «дешево – сердито»?Среди пяти пропутешествованных стран,Нашли одну, которая довольно знаменита.Живет в ней восемь миллионов человек,Две трети все в лесах и изумительных озерах,Похолоднее, чем в Италии, здесь не растет имбирь,А белые грибы растут там прямо на дорогах.Тройку веков назад случилось – русакиЕй пару раз по морде надавали,Но эти времена от нас так сильно далеки,Что шведы с той поры об этом и не вспоминали.В стране так ровненько, спокойненько живут,Простые шведы, работяги и миллионеры.По праздникам все вместе песенки поют,А при домах оград-заборов нет, по-моему, с начала нашей эры.А Густав – Швеции хозяин и король,В простецком гараже весь в ржавчине машины починяет,Как Петр Первый в Петербурге сваи забивал,О званьях их двоих никто вокруг как бы не знает.Народец шведский властью хорошо обучен,Чтоб выпить, в специальный магазин, придешь ты,Хотя, быть может, к этому ты не приучен,Сперва талончик, в очереди полчаса, терпи.Питанье в Швеции в сравнении с Германией дороговато,Зато участков и домов – лопатою греби!Дешевле в три, а может быть, в четыре раза,Чем в странах остальных, где побывали мы.«Ищите и обрящете» – закон библейской жизни,Ему неутомимо следовали мы.Четыре раза в Швецию мы приезжали,И то, что нужно нам, мы, наконец, нашли.Чудесный бунгало, одетый деревом и белым кирпичом.Внутри все в дереве – огромная терраса.Две тысячи квадратных метров нашенской земли,Цена такая, что не оскудеет наша касса.Внутри все в дереве, по девяносто метров есть на брата,Участок-огород, ты из ручья насосом воду подавай,Кусты рододендронов и благоухающей сирени.Нам на двоих – не жизнь, а вожделенный рай.А стоит все – цена обычной однокомнатной квартиры.Сто двадцать тысяч марок – бунгало была цена.К тому моменту семьдесят мы накопили,А пятьдесят судьба к покупке той недодала.Но унывать не стали мы, обратно – на Ганновер,К друзьям, что вылечены были мной в прошедшие года,Мы посетили пятерых, нам одолжили по десятке.Ограниченья времени на долг, расписокне везли с собой тогда.Теперь довольны мы, имеем то, о чем мечтали,Свой дом и сауна в уютнейшем саду стоят,Сын помогал – долги мы не спеша друзьям отдали,Теперь в саду работать можем целый день подряд.

Природа Швеции

При доме при своем нам жизнь дешевле вдвое,Рыбалке настоящей, ловле лаксов время подошлоЗабот намного меньше, удовольствий втрое больше,От жизни нам не надо больше ничего.* * *Час пятый бьет, тихонечко встаю,Я не тревожу сон моей любимой.Для ловли рыбы снасти достаю,Иду на озеро дорогою недлинной.Луга, туман, сейчас такая рань,Вот воркованье, клекот голубиный,Роса рассыпалась бриллиантами в цветах,В природе мне звучит романс старинный.На взгорках, глядь, в пробившейся траве,Уж сотни крокусов ковром цветистымЛаскают глаз в пастельной красотеИ выглядят раскинутым ковром персидским.Смесь красок взволновала кровь,Уж на востоке постепенно небо рдеет,Светает, пчелы скоро полетят,Туман пробит лучами, небо голубеет.Необъяснимый гул кругом стоит,От корня вверх в деревьях соки выбивает,Миллиарды почек лопаются вдруг,И радость жизни всюду проникает.Деревья нежной веткою уходят в синеву,Все ждут, когда душа их листьями проснется,И после долгой спячки – вот теперь,Тепла и солнца от природы не дождется.Как будто бы деревьев голубая кровьВо мне проснулась и не отпускает,Я словно ласковым весны объятьем весь согрет,И небо нежной синевой меня ласкает.А запахи – о них как рассказать здесь мне.Они везде – и от сырой земли, остатков снега,В листе опрелом жухлом по весне,И от всего охватывает душу нега.

Наш дом в Швеции.

Ну, вот и озеро агатом вставлено в леса,Вокруг они стоят в обратном отраженье,Вода, как зеркало, таинственно блестит,Такая тишина, как будто нет движенья.Природа Швеции наполнена такою тишиной,Здесь «суеты сует» ты не дождешься,Орлана шурш крылами слышится порой,Внезапно в тишину врывается рев лося.У озера, наполненного тихой глубиной,Ты тихо сядешь, размотаешь снасти,Закинешь удочку на тридцать метров вдаль,И жди, когда рыбацкое с небес получишь счастье.Вот здесь-то и сожмется сердце рыбака,Ты на провис натянешь голубую лескуИ вдруг – толчок, она дрожит и тянет от тебя,И удочка согнулася почти напополам – ой, будет треску!Катушку судорожно вдруг закрутишь ты,И вдруг там, в метрах тридцати, вода взорвется,Огромной розово-сиреневой, упругою змеейПеред тобой огромный лаке взовьется.Такой теперь устроит цирк тебе,С такой неимоверною упругой силой,Он будет жизнь свою теперь спасать,А ты его держать и крепко, милый.Прыжок наверх, затем стрелою вниз,Держи его в натяге и не думай оплошать,Цирк начался, почти неповторимый,Не выдержишь, себя ты будешь проклинать.Минут через пятнадцать ты его подтянешьПосле отчаянной, мучительной борьбы,И десять килограмм к своим ногам притянешь,Измучены вы оба были – он и ты.А осенью грибы и ягоды – малина и черника,Грибами белыми ты можешь поиграть в футбол!Малина ведрами, черника – хоть машиной,И все-таки я недостаточно примеров здесь привел.

Вот такую коробку белых в урожайный год мы собрали с женой за два часа.

Жизнь IX часть

Через двенадцать лет пришлось оставить шведский рай.Причина этого весьма проста и прозаична,Судьбу не выберешь, такая дама выберет тебя сама,А уж в какую сторону пойдет с тобой, тебе не безразлично.И дама подсказала нам, что «Вы от сына вдалеке,Уже по семьдесят обоим, даже боле.Вы в одиночестве в далекой северной стране,И что не долго вам осталось погулять на воле.А что случись, к вам сын не сможет быстро прискакать,В галопе резвом он коня загонит в пену,Все продавайте, не жалейте ни о чем,Поближе к сыну – уезжайте в Вену».Что мы и сделали – все быстренько распродали,Сменяли «шило мы на мыло» без навара.Решили в Австрию мы переехать навсегда,Там бросить якорь у последнего причала.С природой Швеции мы не были на «Вы»,А вот для шведов эмигранты не в престиже,Природа Швеции близка, как милая сестра,Но иностранцы шведам так нужны,«как в финской бане пассатижи».

Австрия

Есть в Австрии волшебный чудный край,Каринтией спокон веков он назывался.Мне кажется, Господь такой имеет рай,Благословлением его тот край остался.Каринтскому народу абсолютно все равно,Ты белый, черный в крапинку иль в сетку,Национальности здесь все равны,За это итальянцы и каринтцы не посадят в клетку.Каринтия – долина, окруженная горами,Пронизанная солнцем, проникающим везде.Все создано людей упорными трудами,Не сыщешь лучше ты для жизни на Земле.Балкон той половины дома, что мы сняли,Он дарит глазу твоему простор такой,На сорок километров утопает в далях,А на сто видишь ты его перед собой.Здесь цепи горные, покрытые блестящим снегом,Мне отражаются и в розовом, и голубом,И ястреба внизу свободное пареньеС ним разделить мне хочется вдвоем.А с задней дома стороны в оконцеПоля, пропаханные в черноземной красоте,А где не вспахано, там бродят овцы,Мелькая спинами в прокошенной траве.На север двести, ты – в Германии, мой друг,На юг проедешь двести – на гондоле покатайся.А на востоке через пятьдесят – в Триесте вдруг,Музеи посети и красотою наслаждайся.Балконы в двадцать, тридцать метров, все в геранях,Цветут невиданною красотою в горной высоте.Вода по каузам к колесам мельничным вбегая,Стремится вниз в ручей, бегущий в тесноте.Форель в ручьях таинственно блистает,Боками в черных, красных точках в глубине,И солнца луч, пронзая воду, освещает тайны,Сокрытые водой в неописуемой голубизне.Озера с тростником вокруг здесь в логах повсеместно,И дарят отдых и покой моей душе,И таинством своим, и неба отраженьемЦарят цирцеями в волшебной красоте.Раскинуты привольно горнолыжные курорты,Стекает слалом с гор таким изящным поворотом тел,И взметным снегом искрят снежные дорожки,Ах! Побывать на этом склоне как бы я хотел!Как жаль, что мы с женой уже не молодые,И нам грозят такие спуски переломами костей,Назад лет тридцать нипочем была такая горка,И удивили б мы сегодняшних нуворишей.И вот на этих замечательных курортахТеперь вдруг появились русские нувориши.Толстенной пачкой по пятьсот расплачиваются из кармана.Наверно, важно это для бамбуковой души.

Каринтия, 2008

Какие здесь леса, какие ели высотой,С останкинской сравнимы только башней.Лукошки наполняются грибною красотой,Домой придешь с добычею незряшной.Среди брусничных листьев темноты,Вдруг красный цвет – он подосиновиком назовется.Тут бледная поганка с белым обнялась,Опятами весь мокрый жухлый пень взорвется.Лисичек желтым цветом вдруг покроется трава,Груздей тарелочками вогнутыми обернется,Кругом кустов малиновых душисто-красные цвета,И пара лисьих нор всегда найдется.Принес грибы – укропчик, уксус,перец и лаврушку раздобудь!И приготовь грибочки в чудном маринаде,Графинчик с ледяною водочкой не позабудь,И будет пребывать душа твоя в божественной отраде.Невдалеке от дома чудо-озеро лежит,Сапфиром темно-голубым в зелено-изумрудовой оправе,Там в тихой глубине зеркальный карп, и линь, и сом,Поймаешь их, но не во сне, поймаешь в настоящей яви.Прислушайся и посиди тихонечко на бережку,Услышишь, где-то там вода всплеснется.А это щука крупная схватила карпа поперек,И он теперь от щучьей пасти, ну, никак не увернется.С куста на куст перелетают, с краснотала в краснотал.Десятками такие маленькие неизвестные мне птички,Но я не орнитолог, не могу их всех назвать,И много там, что называются синички.Природы насмотрелся, так в Италию езжай поесть-попить,Садись в машину – через шестьдесят —граница, ты в Тарвизио приедешьТам много магазинов модных посетишь,Из ресторана ты голодным не уедешь.Ну вот, закончилось повествование мое,И описанье многотрудной жизни нашей.Наш якорь брошен, до свидания, «адью»!И все-таки я не желаю повторения такого в жизни вашей.

P.S. Чудеса

Хотя могу продолжить я повествование мое,И рассказать о чудесах, произошедших в нашей жизни,Которые произошли с моей семьей потом,За тридцать два после прощания с Отчизной.А всех их двадцать, этих вот чудес,Молитвою горячей, обращенной к Богу,Была нам помощь послана с небес,С их помощью мы одолели трудную дорогу.Начнем: я в девяносто третьем посетилродные улицы Москвы,Подъехало ко мне такси, водитель был татарин.Разговорились, как обычно, мы в пути,Необычайным происшествием тогда я был одарен.* * *Неразрешимые четыре вещи мучили меня,Неделями не мог достать билеты на Ганновер,И защемленье грыжи паховой замучило тогда,Без операции, наверно, через пару дней я б помер.Еще неразрешимые две вещи я имел:Друзья-художники прекрасные картины подарили,Но их не мог в Ганновер взять с собой,Без разрешения министерства натаможне б их не пропустили.К тому ж, знакомая моя в Москве осталась без жилья,На улице, бедняга, оказалась бомжем.Конечно, волновалась вся моя семья,И разрешенье этой ситуации казалось невозможным.Таксист сказал: «Даю тебе три дняИ разрешу твои проблемы без вопросов.Невидимым защитным полем окружу тебя,Все трудности твои оставим с носом».И началось, с таксистом попрощался я в недоуменье.На Белорусском женщина вдруг подошла ко мне,Билет на нужный день, на нужный час мне предложила,Поверить я не мог, все было, как во сне.Таксист сказал: «Как терапевт совету ты не удивись,Ты можешь знать, как операцией хирурги зашивают грыжу,С молитвой к Господу горячей обратись,Препятствия в твоей удаче я не вижу.Ложись в кровать, усильем воли в мысляхТы столик с инструментами к себе подвинь, но не спеши,Шаг за шажком разрезы скальпелем проделайИ операцию ты по науке в мыслях точно проводи».Я утром встал без сил, опустошенный,И закричал жене: «Выбрасывай в окно стальной бандаж!Здоров, без грыжи я, мы без хирурга обойдемся.Могу теперь любые тяжести таскать, любой багаж!»Я уложился в те очерченные мне три дня.Картины я провез через таможню, и без осложненья,Московских взяточников телефоннымразговором пригвоздил,Квартиру бедной выдали,из трудного мы вышли положенья.Все, что я описал, все это правда,Не меньше пятерых свидетелей все могут подтвердить,Я понял, не таксист он был, а ангел мой хранитель,И только он такую нереальность мог осуществить.«Всуе не вспоминай ты Бога» по библейскому закону.Я следовал ему, не вспоминал,А остальные чудеса – шестнадцать, что случились,Нам грешным почему-то вдруг Господь послал.Так горько все, о чем сейчас пишу я,Тяжелый жребий выпал нам, один на миллион,Вдруг ножка заболела у моей жены любимой,Саркомой страшной обернулся он.Неведомые силы, помогающие намВдруг всею мощью на несчастье навалились,Отделались мы, к счастью, лишь отрезанной ступней,При помощи тех сил мы быстро спохватились.Наличье этих страшных клеток в тканяхВрачи и профессура скоро не могли определить,А дело в скорости, Бог подсказал – и оперировали быстро,Иначе больше чем четыре месяца жене бы не прожить.Здесь пять – пятнадцать остальных случившихся чудесНе менее серьезными и значимыми были.Небесной силой, помощью мы не были обделены,И никогда мы, благодарные, об этом не забыли.Вот и закончился рассказ, а может быть, не так!А может быть продолжить мне свое повествованье,О ранней юности добавить мне рассказ,P.S. поможет мне в дальнейшем жизни описаньи.Как рассказать о гибельной и холода, и голода поре,Когда расстаться с жизнью, что два раза плюнуть.Как может человек прожить в такой среде,Которую нарочно не представить, не придумать.

P.S. 2. Эвакуация

Москва – сорок второй и отступленье.Шли трудные, голодные года и холода.Одних на фронт, другие пригодятся в зеки,А женщин и детей – в эвакуацию тогда.Моей семье тогда досталась доля,Чиновник в карту пальцем ткнул – чудак,Раз ткнул – приказ: нам надо ехать,Башкирия, село Михайловка, Стерлитамак.А мой отец и мамин брат замучены в подклетье,Нужда и бедность – перспективы никакой.Война проклятая за все в ответе,Теперь и крыши нет над головой.Москва, перрон обледенелый и холодный,Товарняки стоят не просто так,И рваная толпа людей голодныхИспуганно врывается толпою в товарняк.А бедная, несчастная, испуганная мама,Держа меня усильем на руках.Боялась, чтоб толпа не задавила брата,В глазах стоял у мамы страх.Теплушка, весь соломой застеленный пол,В углу буржуйка и параша наготове,Там тридцать человек, пылища там над головой,И женский плач, и вой в сопровождении конвоя.Эх, Сталин, Сталин! Друг-отец народа.Как позаботился о женщинах и о детях своих,Какие карточки в пути, еды ведь нет запаса,А кушать детям надо, не попросишь у чужих.Мороз под сорок, а в теплушке – толкотня и духота,Колесную чечетку отбивая, на путях качаясь,Наш паровоз семью куда-то вез тогда,Как черепаха, к цели продвигаясь.Проедет пару километров, стоп – стоитТут воинский везет зачехленные пушки,Стоит часами, свистом выпуская пар,Наш путь – аж в восемьсот, а это не игрушки.Четыре ночи-дня потратил на дорогу,И высадил на землю нас: Стерлитамак,Ну, сотенка обтрепанных домишек,И степь замерзшая – не жизнь, а мрак.Через часа четыре дровни подкатили,На сено мама положила чемодан,И в будущее беспросветное мы покатили,Хотя за это прошлое я жизнь отдам.Михайловка – приехали. Трубой дымок,К земле дома, как панцирь черепаший,Домишки нищие, теперь здесь жить,И мама мучилась, как жизнью жить тогдашней?Кругом промерзшая до хруста степь,Ковыль качается под ветром, нагибаясь,Уж вечереет, за дровнями парочка волков,Бегут легко, не напрягаясь.Приехали, калитка заскрипела и открылася.Хозяйка встретила – Анютой называли,Собака рядом с нею одноглазая стоит,Мой друг потом, собаку «Верным» называли.Ну что! Вот сени, а потом изба,Я помню, без еды заночевали, стужа.В сенях ведро воды, чтоб пить и есть,А что с Анюты взять – двое детей, без мужа.Проснулись рано, мама в сельсоветПошла устроиться на проживанье,Потом пришла, краюха хлеба, просо на обед,С Анютою нашли мы полное взаимопониманье.И потекли деньки до самой до весны.Наш Верный тем, что оставляли по нужде, питался,Преподавала мать за трудодни,И черный хлеб нам все же доставался.Война, глухая степь, всех мужиков забрали,А волчьи стаи в голодень и ледьТак обнаглели – всех собак сожрали,И нас могли через забор – здесь надобно смотреть.Но Бог велик – дал до весны дожить,Мне восемь и четырнадцать уж брату,Мы мужики, нам надо хлеб добыть,Чтоб маме легче – в пище не было нам недохвата.Бегу на МТС – эх, рано, пять…Бегу, чтобы запрячь свою кобылу,А в шесть у председателя она должна стоять,Чтобы помочь нам победить, хотя бы с тылу.Ну, смех и грех – смотрите, как смешно!Одной ногой я поверху забора опирался,Рукой затягивал супонь – эх, тяжело,И к председателю колхоза я галопом мчался.Я был всего росточком метр тридцать,И дотянуться мне тогда до хомута,Да затянуть супонь и постромки приделать,Что на луну взлететь. А как туда.Малыш и быстрый, и задорныйКобылу все же, хоть с трудом, но запрягал,И по селу, сидя на лошади проворной,Я к председателю ко времени кобылу доставлял.Ребенок крошечный, ослабленный, полуголодный,Не раз гонял с ребятами в ночную лошадей,Бывало, собирались волки стаею голодной,В отсвете от костра глаза отсвечивали светом фонарей.Какие звери – и упорные, и верящие в силу,Под искрами костра, сжимаясь все вперед-вперед,Пока смертельным кругом нас почти не окружили,К утру нас не было б, а может, и наоборот.Ну, слава Богу, мы остались живы по сей час.О лошадь, друг мой, незабвенный, верный,Из смертного предела ты спасла всех нас,Из смертного кольца – и это подвиг беспримерный.Затем весна и пахотная та пора,Весна-весна, очей очарованье!А в пору холода и голода, в те временаВесна для подневольных – лишь одно страданье.Все пахари на ватниках тут пьяные лежат,А я, малыш, на паре лошадей, на двухлемешном плугеПашу огрехами все по углам, два лемеха скрипят.Нет силы завернуть мне резко лошадей, идет по кругу.А через пару дней райком прислал двоих,Хотели за вредительство мне припаять статейку.Хоть восемь мне – я сын жены врага для них,Ну, ничего, Бог спас – не сел я на скамейку.Я Фердинанд – ведь имя-то врага напоминает,А ничего, там бочка дегтя есть,В нее меня, малышку, с головою окунают.Из бочки вон бросают – ну ни встать, ни сесть.А деготь ведь для глаз полнейший яд!Глаза мои! Весь смехом я обсмеян,Спасли. Промыли – здесь помог мне брат,И маминым теплом, заботой я обвеян.Весна, разлив, местами лед стоит,А подо льдом, как под стеклом, видна.И щука плавает, и карп, и линь лежит.Там прошлогодняя просвечивает зеленью трава.Пешнею лед пробьешь – и вынимай руками,И в ямах плавником топорщится там ерш,И сом лениво шевелит усами,По ямам всех разлив туда занес.Спасибо Богу, рыба есть, а пищи нет другой,За ней в чувашскую деревню посылали,В листе капустном масло со слезой,А что трахома у крестьян – того не знали.Трахома – страшная болезнь для глаз.Но как-то пронесло, и мы не заболели,И сливочное масло то, немногое для нас,Я, мама, брат, Анюта быстро съели.Вот так и выжили, а в сорок третьем дальнемНа полный риск поехали в Москву – суровою порой.Запрещено – прописки нет и карточек на пропитанье,Решила мама, все – домой, домой, домой.Дорога на Москву не заняла четыре дня.Два месяца те восемьсот мы ехали обратно.Конвой вышвыривал из угольных платформ тогда,Почти назад в Михайловку мы возвращались так-то.Приехали – квартира запечатана, чужая мебель там.Мы в коридоре месяцами ночевали, и надежда вся потухла.Как выжили, не знаю – с горем пополамОт голода вдруг мама вся опухла.Мы – нелегальщина, и карточки не для нее,Истопником устроилась работать мама,И тонны уголька бросала день и ночьВ пасть ненасытной той печи несчастная упрямо.Мой брат устроился учеником у ювелира,И к ювелиру генерал зашел тогда.Просил фашистский крест он припаять – да без задира,На золотую табакерку, и крепко припаять, и навсегда.У ювелира лысого все волосы поднялись дыбом,Фашистскую эмблему припаять на портсигар!Ну, подмастерью сунуть – пусть паяет мигом,А самому такое сделать – за решетку иль удар.Ну, припаял, пришло для нас спасенье —Четыре литра жира рыбьего он подарил тогда,Они спасли нас: мы поправились – отъелись,И блага этого, и генерала не забудем никогда.Ну, выжили – и всем передаем привет!Два брата. У обоих – высшее образованье.И мама выжила, а умерла аж в девяносто лет,Великий подвиг совершив и выполнив заданье.Таким, как мать моя и мать моей жены,При жизни памятники ставить надо.А им в подарок – ужас нищеты.А. впрочем, нам от подлецов и ничего не надо.Hy, все – чернила кончились, и кончилась бумага.Былое, прожитое никогда не возвратить.Но Богом посланные нам и тяготы и благаНам, грешным, никогда не позабыть.

31.03.2009