Новая русская

Глава 2

Университетский преподаватель философии, кандидат наук Александр Добров уже неделю находился в состоянии прострации. Для этого были весьма веские причины.

Два месяца назад он получил от одной зарубежной организации грант на написание ряда политологических статей. По условиям гранта на покупку компьютера и другие накладные расходы он получил около полутора тысяч долларов. Наличными.

Однако жизнь сложилась так, что технику Добров так и не купил.

В этом была виновата его страсть. К сорока годам он был в расцвете своих интеллектуальных и сексуальных сил. Однако зарплата преподавателя университета не позволяла рожденному быть жуиром и плейбоем Доброву менять женщин как перчатки, как он привык это делать в молодости. Ко всему прочему он был женат, у него был сын девяти лет, и эта сфера его жизнедеятельности также требовала инвестиций.

Был, конечно, иногда на его улице праздник. Но в основном праздничные карнавалы Добров устраивал осенью, после окончания вступительных экзаменов. Тогда его карманы наполнялись щедрыми подношениями от благодарных представителей юга России.

Кое-что перепадало и во время зимней сессии, но это была уже мелочь… Кроме того, Добров женскую часть студенчества предпочитал экзаменовать «натурой».

Ко всему прочему кандидат философских наук и относился к деньгам весьма философски. Копейку он не берег, а посему рубль на его огороде никак не вырастал.

Женщины, с которыми сводила его судьба, оставались им довольны. Он был щедр и на подарки не скупился. А искушенным в общении с мужчинами дамам не составляло особого труда раскрутить Доброва на траты в свою пользу. Достаточно было того, чтобы Александр Николаевич подпил.

Чуть-чуть… Самую малость…

И хотя Добров не мог назвать себя сыном турецко-подданного, так как в нем текла славянская кровь, несло его после этого никак не меньше.

Он мог, поддавшись минутному, подогретому алкоголем импульсу, истратить на любовницу в один день около тысячи, а следующую неделю пребывать в безденежье, оправдываясь перед женой всеми возможными способами. Но этой весной Александр Николаевич, что называется, особенно загнался.

На сопутствующие женскому празднику мероприятия он спустил около четырех тысяч. Самое обидное для Доброва было то, что сразу после этого он был вынужден по разным причинам расстаться с двумя своими подругами. Можно сказать, что его инвестиции просто канули в «черную дыру».

Но удача вроде бы улыбнулась кандидату наук в середине марта. Он встретил на улице свою старую знакомую еще по политехническому институту, Риту Карбышеву, бывшую одно время его любовницей. Добров вспомнил, что у нее скоро день рождения, и напросился в гости.

И на вечеринке у Риты он познакомился со Светланой, так звали эту пышную брюнетку, завоевавшую чувствительное сердце Александра Николаевича с первого взгляда. Собственно говоря, как утверждал приятель Доброва, его университетский коллега Сергей Семечкин, «для Шурика увлечься женщиной было все равно что сморкнуться». Так что подобный факт никоим образом нельзя было считать сенсацией.

Света оказалась очень хорошей любовницей. На счастье Доброва, его мать, женщина также весьма эмоциональная и сохранившая способность нравиться мужчинам и в шестьдесят с лишним, в очередной раз в своей жизни вышла замуж и ушла жить к мужу. Ее однокомнатная квартира всегда могла, таким образом, доставлять ее сыну радость общения с противоположным полом. Именно там и проходили встречи Доброва со Светланой Гордеевой, женой преуспевающего бизнесмена и владельца сети магазинов.

И совсем вылетело из головы опьяненного весной ученого, что скоро к нему должны наведаться представители Фонда развития свободного человека, который невольно спонсировал авантюрно-любовные похождения Александра Николаевича.

Добров в отчаянии посмотрел на календарь. Совсем скоро… Осталась всего неделя…

Что касается его статей, то за них он был более-менее спокоен. В голове они уже выстроились, и их нужно было только перевести в файлы. Добров умел работать, когда хотел, и работу эту мог сделать за короткое время. Однако за деньги, предназначенные для покупки техники, тем не менее надо было отчитываться.

Необходимо было срочно найти тысячу долларов.

У своих знакомых Добров одолжиться не мог. Во-первых, сумма была достаточно крупная. Во-вторых, занимал он постоянно. Это был своего рода стиль жизни. Жизнь взаймы.

Правда, Добров деньги отдавал всегда. Однако сейчас, представляя скептические физиономии своих экономных и рачительных знакомых, которые в очередной раз убедятся, что из Доброва толка как не было, так и не будет, Александру Николаевичу становилось не по себе.

С невеселыми мыслями о жизни и его, кандидата наук Доброва, нетвердом и зыбком месте в ней он и пришел с бутылочкой водки апрельским вечером к другому кандидату наук, доценту кафедры истории средних веков Сергею Семечкину.

Семечкину было тоже около сорока лет, и он, в отличие от семейного Доброва, был разведен. Злые языки, знавшие и того и другого, шутили, что если Доброва можно было с полным основанием назвать Казановой-практиком, то историка Семечкина – скорее донжуаном-теоретиком. Он был долговяз, худощав, мускулатура его была, прямо скажем, не очень развита, и у женщин он особым успехом не пользовался.

– Блин, Серега! – стукнул по столу Добров после третьей. – Скажи, почему у меня все в жизни через мягкое место? Как ты думаешь, а?

– Какое же мягкое, Шура? – удивился Семечкин. – У тебя, по-моему, броня по-прежнему крепка, а танк весьма быстр и пронырлив…

Семечкин красноречиво скосил взгляд в сторону добровских брюк.

– В этом-то и проблема, – тяжело вздохнул Добров, наливая еще по одной.

– Ты скажи поконкретнее. А то мне эта твоя метафизическая обтекаемость уже в зубах навязла!

– Что может быть конкретнее тысячи долларов за неделю?! – сокрушенно воскликнул Добров.

Семечкин нахмурился.

– Кто это тебе предлагает такие деньги? – настороженно спросил он. – Может быть, и я на что сгожусь…

Вздох Доброва приобрел оттенок ярости.

– Ты что, вообще, что ли, двинулся там среди твоих любимых итальянских средневековых схоластов? Мне нужно найти за неделю штуку баксов. Иначе…

И он провел ребром ладони себе по горлу.

– Ну, у меня таких денег нет. – Семечкин широко развел руками и выразительно посмотрел на Доброва своими карими глазами.

– А я на тебя и не надеюсь, – мрачно ответил Добров. – Надо где-то брать, а брать негде…

Семечкин задумался.

– А ты говорил, что у тебя подруга какая-то появилась, из богатеньких…

– Ну… И что? – спросил, покачиваясь из стороны в сторону, уже пьяный Добров.

– Как что?! У нее и возьми.

Добров скептически усмехнулся. Потом вдруг нахмурился, посмотрел грозным взглядом на приятеля и стукнул кулаком по столу:

– Гусары денег не берут!

– Ой-ой-ой! – скривился в ухмылке Семечкин. – Какой Денис Давыдов выискался!

– А я тебе говорю, что никогда альфонсом не был! Этого еще не хватало!

– Шура, я и не предлагаю тебе альфонсировать. Возьмешь взаймы, потом отдашь. Придумаешь причину какую-нибудь повесомее…

Добров сдвинул брови и тупым взглядом посмотрел на остатки водки в бутылке.

– Ну, допустим… – после долгой паузы сказал он. – Допустим, возьму… Допустим, отдам… Но мы с ней, – он сокрушенно всплеснул руками, – рассобачились!

– Милые бранятся – только тешатся! – ответил ему Семечкин. – Ты же философ, и должен это понимать.

И историк, разлив всю оставшуюся водку по стаканам, убрал бутылку на пол.

Она пополнила длинную галерею стеклотары, которая скапливалась у Семечкина за несколько месяцев. Это кончалось обычно в один прекрасный день. На историка под воздействием прочитанной лекции о Реформации и Возрождении нападала неожиданная страсть к переменам, и Семечкин за один день наводил в своей квартире образцовый порядок. Чтобы потом в течение нескольких месяцев снова накапливать грязь, пыль и мусор.

– Нет, я на это пойти не могу, – решительно проговорил Добров своему приятелю, прожевывая квашеную капусту после того, как опрокинул последний стакан водки.

– Ну, значит, будут проблемы, – философски заметил историк Семечкин. – С фондом развития этого, как его… свободного человека.

– Я ей такого наговорил в нашу последнюю встречу! А она меня, наверное, любит… А может, и нет… Хрен их, баб, поймешь. Вот, на, почитай, Серега! И скажи, любит она меня или нет!

Добров полез в пиджак и, с минуту поковырявшись нетвердой рукой по карманам, достал оттуда листок бумаги.

– Вот это письмо она мне к поезду принесла, когда я на олимпиаду в Самару ездил.

Семечкин недоверчиво посмотрел на коллегу.

– Читай, читай! – Добров вальяжно раскинулся на стуле и придал своему лицу милостивое выражение.

– Давай, давай! – прикрикнул он, видя нерешительность Семечкина.

Тот взял листок бумаги и развернул его. Потом сдул с него крошки табака и начал просматривать текст.

По мере того, как он продвигался в своем чтении вперед, на лице его расплывалась улыбка, а глаза становились маслеными.

– Ну, ты даешь, Шура! – проговорил Семечкин, плотоядно облизываясь. – Хотя в этом смысле я в тебе всегда был уверен.

– Дай сюда! – неожиданно крикнул Добров и вырвал листок из рук Семечкина.

– Я не понимаю, что ты теряешься, – закурив, сказал Семечкин. – Тут черным по белому написано: «Эта ночь была самой лучшей в моей жизни».

– С этой ночи прошло уже около месяца, – уныло заметил философ.

– Ну и что? Повторить всегда не поздно. А потом решить свои проблемы.

Добров не отвечал. Его голова бессильно упала на грудь. Водка взяла свое.

Семечкин пожал плечами, затушил сигарету и отправился прилечь на диван. Потом он неожиданно передумал, подошел к Доброву, взял его пиджак и вынул оттуда записную книжку…

…Как только около полудня Светлана Гордеева заснула в комнате для гостей, ссылаясь на свою усталость после бессонной ночи, Лариса почти забыла о том, что та рассказала ей сегодня утром.

Из школы пришла Настя, которая объявила, что, увы, по математике она получила «тройку». Но главное было не это. Настя поразила мать другим сообщением.

Она очень долго расправлялась с обедом, ее рассеянный взгляд бесцельно блуждал по огромной кухне, рассматривая потолки-армстронги и белые рифленые обои на стенах.

Взгляд девятилетнего сокровища никак не хотел концентрироваться на тарелке, где красовались спагетти по-болонски. Когда макароны с кетчупом упали на платье дочери, Лариса не выдержала.

– Ты что, без головы за стол села? – закричала она, угрожающе надвигаясь на свое чадо.

К ее удивлению, дочь в знак согласия закивала. Флегматично взяв пальцем упавшую макаронину, она засунула ее в рот и ответила:

– Мам, у меня – первая любовь. И, конечно, я потеряла голову. Все теряют, и я потеряла.

Лариса приостановилась и на несколько секунд застыла в неподвижности, переваривая только что полученную информацию.

– И… кто он? – сглотнув слюну, спросила она наконец.

– А, так, один мальчик из нашего класса! – уже своим обычным беззаботным тоном сказала Настя, махнув рукой, и снова вяло заскользила вилкой по тарелке.

– Я надеюсь, это не…

– Нет, ни за что не угадаешь, мамочка! – весело прервала ее Настя. – Это Витя Кузин.

У Ларисы отлегло от сердца. Витя Кузин был одним из лидеров в классе, весь из себя мальчик положительный и постоянно хвалимый на родительских собраниях. И родители у него тоже были людьми приличными: бородатенький папа интеллигентно-университетского вида и стильная мама с «сессоном» на голове и безупречной косметикой на лице.

Все это мгновенно прокрутилось у Ларисы в голове, и она наконец улыбнулась.

– А я уж думала, что это Леша Иволгин! – вырвалось у нее.

– Мама, меня типы, подобные этому балбесу Леше, не интересуют! – отрезала Настя.

Семья Иволгиных – папа-бизнесмен и мама-домохозяйка – жила по соседству с Котовыми в точно такой же по планировке трехэтажной квартире. Леша был троечником и забиякой. Поскольку он плохо справлялся со школьной программой, родители постоянно нанимали ему репетиторов. При всем при том он выглядел очень солидно: коротко стриженный крепыш с несколько выдающейся вперед челюстью. Несмотря на свои девять лет, он уже сейчас демонстрировал окружающим свое достоинство и даже высокомерие.

Настя еще с полчаса делилась с матерью своими школьно-амурными делами и потом прошла в свою комнату делать уроки.

Лариса поговорила о каких-то пустяках с гувернанткой Натальей и принялась за приготовление кофе по-крымски.

Она заварила кофе покрепче, добавила щепоточку соли и пол чайной ложки «Золотого ярлыка». Несмотря на то, что в магазинах был широкий выбор новомодных импортных какао-продуктов таких уважаемых фирм, как «Нестле», Лариса считала, что в приготовлении кофе по-крымски все же лучше использовать старый добрый, пахнущий детством «Золотой ярлык» отечественного производства.

Вообще, на взгляд Ларисы, в России традиции какао-производства имели богатую историю и свои особенности. Как бы западные производители ни завоевывали наш рынок своими молочными шоколадами, в производстве чистого какао и горького шоколада России нет равных. Лариса имела право высказывать такое мнение со знанием дела, так как в бытность работы в ресторане перепробовала все сорта горького шоколада импортного производства.

Лариса мельком, почти рассеянным взглядом посмотрела на часы. И внезапно спохватилась. Часы показывали половину третьего. Через полчаса им со Светланой предстояла важная встреча.

Быстро разлив кофе по чашкам, она почти бегом сбежала на первый этаж, где и располагалась комната для гостей.

Зайдя в комнату, Лариса стала тормошить подругу.

– Пора, осталось полчаса. Выпьем сейчас кофе и поедем.

Светлана открыла глаза и испуганно уставилась на Ларису.

– Лара, я… не хочу ехать.

– Почему?

– Я… не могу видеть его рожу.

Лариса вздохнула и решительно сдернула с подруги белое покрывало с огромными алыми розами.

– Хватит говорить глупости! – заявила она.

Светлана поднялась и умоляющим взглядом посмотрела на Ларису.

Та обняла ее за плечи и подтолкнула к двери…

Глава 3

«Вольво» подкатил к набережной Волги без пяти три. Добров в своем письме назначил встречу именно здесь, на аллее второго яруса, на третьей скамейке.

Лариса припарковала машину на площадке перед памятником Гагарину, рванула на себя рычаг ручного тормоза и сказала:

– Ну, с Богом!

Светлана, которая всю дорогу курила не переставая, умоляюще прошептала:

– Лара, у нас есть время еще на одну сигарету.

– Света, возьми лучше «Дирол», – посоветовала ей Лариса. – Ты курила сегодня столько, что твой Добров упадет на месте, когда ты на него дыхнешь.

– Вот и хорошо! – мстительно произнесла Гордеева, щелкнув зажигалкой.

Последнюю сигарету перед встречей с бывшим любовником Светлана курила медленно. Она прокручивала в голове те фразы, которые заготовила для разговора с ним. Но воспоминания о том, как они провели время вместе этой весной, как хорошо им было вдвоем, не давали ей сосредоточиться, не позволяли словам прозвучать весомо даже в мыслях.

Светлана злилась на себя. Она понимала, что так нельзя, что нужно быть сильной, что этот самый Саша, от которого она была без ума, оказался мелким и гадким подлецом. Она в бессильной ярости сжала рукой маленькую изящную черную сумочку.

«Тоже мне – тысяча долларов! Даже шантажировать и то не мог толком!» – зло подумала Светлана. Для нее, жены крупного бизнесмена, которая тратит на хозяйство в месяц по три тысячи «зеленых», эта сумма вообще не представляла что-либо значительного. Какой же он все-таки мелочный тип, этот Добров! Видно, все мужчины такие… А она-то, дура, его полюбила!

– Пошли! – Голос Ларисы ворвался в мысли Светланы и напомнил ей о том, что через минуту ей предстоит встретиться с человеком, который так низко с ней поступил.

Светлана молча открыла дверь автомобиля и вышла наружу. Подруги прошли по аллее нижнего яруса. Когда они дошли примерно до середины аллеи, Светлана прищурилась и посмотрела вверх.

– Вот он, – указала она на сидевшего на скамейке верхнего яруса плечистого мужчину в сером плаще. Он сидел заложив ногу на ногу и нервно курил.

– Очень хорошо, – протянула Лариса. – Садись здесь на скамейку и смотри, что будет происходить наверху. Я пойду поговорю с ним сама.

– Но… – начала было Светлана.

– Никаких «но»! Я думаю, что мне с ним разобраться будет проще, поскольку чувства надо мной не довлеют и нас с ним ничего не связывает.

Светлана пожала плечами и уселась на скамейку.

Лариса дошла до ближайшей лестницы, поднялась наверх и деловой походкой отправилась в сторону скамейки, на которой сидел шантажист. Решительно подойдя к мужчине, она произнесла:

– Здравствуйте. Вы Добров?

– Да, – мужчина посмотрел на Ларису.

И выражение его лица сразу же из равнодушного превратилось в заинтересованное. Глаза его уже начали свой стандартный в таких случаях путь – снизу вверх, чуть задерживаясь на середине и останавливаясь вверху.

Однако Лариса поспешила прервать это путешествие мужских глаз по ее фигуре:

– Первый раз вижу такое разительное несоответствие фамилии и натуры человека.

Добров поднял глаза на лицо собеседницы и одарил Ларису золотозубой улыбкой:

– Простите, не понял…

– Сейчас поймете, – сказала Лариса и присела на скамейку.

– Ах, так это вы! – еще шире улыбнулся Добров. – Вы от Сергея!

– Я не от Сергея, – ответила Лариса, чем очень разочаровала Доброва. – Я пока сама по себе. Но если вы не отстанете от Светланы, к вам придут действительно от Сергея, одного моего влиятельного знакомого, и совершенно другие люди. И намерения у них в отношении вас будут отнюдь не самыми добрыми…

– Стоп! – словно выстрелил Добров. – Я ничего не понимаю. Если вы не от Сергея, то кто же вы?

Лариса вдруг почувствовала, что в ситуации присутствует какой-то совершенно непонятный ей элемент, который является определяющим и пока неясен ни ей, ни, как это ни странно, ее собеседнику. Она решила взять небольшой тайм-аут и, в свою очередь, прошлась оценивающим взглядом по Доброву.

«Ну, что ж, в принципе неплох… Для своих сорока двух вполне недурно сохранился… Нос, конечно, мог быть и более правильной формы, но вообще выглядит довольно мужественно», – резюмировала она.

Однако то обстоятельство, что этот человек вымогает у ее подруги деньги за то, что та имела глупость в него влюбиться, сводило на нет положительное впечатление об этом мужчине.

– Меня зовут Лариса, – сказала она, отвечая на вопрос Доброва.

– Очень приятно.

– А мне не очень. Не люблю шантажистов.

– Снова не понял… – Улыбка чуть сползла с крупного лица преподавателя философии, но он по-прежнему почти радушно смотрел на свою собеседницу.

Тем временем по аллее на выручку Ларисе спешила Светлана. Она шла к скамейке решительно, грозно стуча своими каблучками по асфальту.

Добров непроизвольно посмотрел в ее сторону. Лицо его снова приобрело озабоченное выражение.

– Вы знакомы? – спросил он у Ларисы, жестом объединяя ее со Светланой.

– Мы знакомы, – ответила подошедшая Светлана. – А вы, я так полагаю, тоже. Иначе бы ты не разговаривал с ней с такой улыбочкой.

– Только что сейчас познакомился, – начал оправдываться Добров.

– Подождите! – подняла вверх руки Лариса, делая успокаивающий жест. – Вы посылали это письмо?

Она вынула из кармана листок бумаги и показала его Доброву. Тот быстро пробежался по нему глазами, нахмурился и сказал:

– Нет.

– Тогда кто же его посылал? – В голосе Светланы послышались нотки ярости. – Кто, если не ты, мразь ты этакая?!

– Стоп! – предостерегающе крикнул Добров. – Меня еще и оскорбляют…

– А на что ты рассчитывал? На то, что я тебя расцелую во все твои интимные места? Эх ты, а еще мужиком прикидывался! – презрительно глядя на Доброва, воскликнула Гордеева.

– Я все понял! – гаркнул Добров. – Я этому…

Фраза, прозвучавшая далее, обозначала, что Добров брал на себя обязательства привинтить гениталии какого-то неведомого обеим женщинам «пигмея» к его лбу.

– Потрудитесь, пожалуйста, объясниться, – спокойно отреагировала Лариса на живые и откровенные высказывания Доброва, вынимая из сумочки пачку «Кента».

– Сейчас объяснюсь, – в тон Ларисе спокойно произнес Добров, доставая из кармана плаща «Астру». – Света, присаживайся, пожалуйста!

Добров достал из другого кармана газету и расстелил ее на скамейке.

– Вот так будет лучше, а то плащ испачкается – нехорошо…

Светлана, слегка подумав, опустилась на скамейку рядом с Добровым.

– Дело в том, что тысяча долларов, о которой говорится в этой писульке, мне действительно нужна, – начал Добров.

– Ага, значит, все-таки нужна! – уличающе прокомментировала Гордеева.

– Да, нужна! А кому не нужны деньги?!

Лариса и Светлана, хотя и были женщинами, в средствах особо не нуждавшимися, оценили всю резонность заявления преподавателя философии и промолчали.

– Но все дело в том, что я имел неосторожность проболтаться о своих проблемах своему знакомому. Он-то наверняка и подстроил нашу встречу. Сегодня утром он сказал мне, что у него есть человек, который сможет мне одолжить требуемую сумму. Но для того чтобы ее получить, я должен прибыть сегодня в три часа на набережную. Когда я увидел твою очаровательную подругу, – при этих словах Добров скосил взгляд на Ларису, а в глазах Светланы промелькнула ревность, – я подумал, что она-то и есть тот добрый ангел, который сможет выручить меня.

– Этот ваш знакомый знал о вашем, так сказать, романе? – спросила Лариса.

– Да, я вчера проболтался… Пьяный был…

Добров обвел извиняющимся взглядом обеих дам.

– Мр-разь! – яростно прошептала Светлана и отвернулась.

– Ну да, ну да… Конечно, мразь… – сокрушенно вздыхая, невесело признался Добров.

Наступила пауза, которую первой решилась нарушить Лариса:

– Зачем вам нужны деньги?

– А зачем вообще нужны деньги мужчинам? – ответил философским вопросом Добров и тут же на него ответил: – Да затем, чтобы тратить их на вас, женщин! Разве я не прав?

– Может быть, и правы, – согласилась Лариса. – Однако каждый должен брать на себя столько, сколько сможет унести. А у вас, наверное, слишком бурный темперамент.

– Вы абсолютно правы! – Добров поднял вверх указательный палец.

– И все-таки хотелось бы узнать поподробнее, – настаивала Лариса.

– Зачем? Зачем вам мои проблемы?

– Может быть, я вам помогу…

– Зачем? – повторил свой вопрос Добров, и губы его скривила скептическая ухмылка.

Он посмотрел на Светлану. Та по-прежнему сидела отвернувшись, смотря в глубь аллеи. Она делала вид, что всецело поглощена разглядыванием молодой мамы, которая выгуливала в коляске своего малыша.

– Впрочем, действительно, зачем? – задумчиво произнесла Лариса. – Только письмо вы Свете отдайте. Чтобы не было больше таких инцидентов.

– Пожалуйста!

Добров вынул листок бумаги и протянул его своей любовнице. Та молча взяла его.

– Вот и прекрасненько, – констатировала Лариса. – Надеюсь, что ксерокопию вы не сняли.

Она поднялась со скамейки и заметила:

– А тысяча долларов у меня действительно есть…

– Лара, я разберусь с ним сама! – повернула голову Светлана. – Пожалуйста, подожди меня в машине, я скоро приду.