Книга Три узды - читать онлайн бесплатно, автор Максим Друзь. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Три узды
Три узды
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Три узды

– Раз уж вы сами затронули эту тему, – медово улыбаясь, произнесла Снежана, – то предлагаю вернуться к искусству позднее, а пока что поговорить о другом. Преданные читатели нашего замечательного журнала чрезвычайно интересуются вашей личностью. Скажите, чем вы занимаетесь в свободное от творческих занятий время?

– Я преподаватель в институте.

– Вы женаты, у вас есть дети?

– Детей нет, но есть рыбки в аквариуме…

Следующий вопрос заставил меня изумленно задрать брови:

– В вашем романе есть сцена, где вы в натуралистичных деталях описываете гомосексуальную связь. Вы базируетесь на собственном опыте? – чертова блондинка явно решила отправить меня в нокдаун.

– Нет, что вы, – вежливо ответил я, – это всё художественный вымысел.

– Скажите, а правда, что ваша жена погибла при загадочных обстоятельствах?

Вот сука, подумал я.

– Вы знаете, я бы не хотел настолько погружаться в обстоятельства своей личной жизни.

– И всё же? Вам ведь пришлось провести некоторое время под следствием, так?

– Ни под каким следствием я никогда не находился. А обстоятельства были самими обыденными… – тут мне в голову запоздало пришла спасительная мысль. – К тому же, откуда вы вообще взяли эту чушь? Моя жена жива и здорова, слава богу.

– А почему она не пришла вас поддержать?

А кстати, почему?.. – задал я себе тот же вопрос.

– Простите, – сказал я, стараясь быть максимально корректным. – Не затруднит ли вас напомнить, какое издание вы представляете в настоящий момент?

Выражение лица журналистки сменилось на обиженно-недоумевающее. Она приподнялась и достала из-под задницы журнал, на котором, оказывается, сидела.

– Вот, – она продемонстрировала мне обложку с фотографией хохочущих толстогубых мужчин и названием «Звездная болезнь». – Вас что, не предупредили?

– В таким случае, – вымученно улыбнулся я, не обращая внимания на страдальческие глазки менеджера и тоскливые лица остального собрания, – не могли бы мы назначить отдельное время для интервью? Я готов приехать к вам в редакцию. Боюсь, сегодня я несколько не готов к такому разговору.

Блондинка скривила хорошенький ротик, и ее тут же оттеснила в сторону бронебойная издательская тетка.

– Еще вопросы будут? – спросила она у аудитории, и от ее голоса повеяло угрозой.

– Скажите, уважаемый! – тонко выкрикнул кто-то из-за спин. – Почему у ваших героев такая ублюдочная мотивация?

Менеджер негодующе зашикала в микрофон, но я примирительно поднял руки.

– Может быть, потому, – пожал плечами я, – что все они сумасшедшие?..

На этом официальная часть экзекуции завершилась и дальше пошло веселее. Людям, которые подходили к столику, ничего не было от меня нужно: они просто коротко благодарили, получая свою книжку, и перемещались к столику с угощением. Последней передо мной очутилась женщина, которую я приметил заранее: вызывающе красивая, яркая, с легким восточным акцентом, придававшим стремительную резкость правильным чертам лица. На нее сложно было не обратить внимания: в декорациях этого засушливого бумажного гербария она смотрелась огненным хищным цветком. На протяжении всего действа она держалась отдельно от всех, неподвижно, прямо поставив длинные худые ноги в ажурных чулках, и издали глядя на меня пытливым прищуренными взором. Рядом с ней присутствовал длинный, абсолютно лысый персонаж сюрреалистичного, даже инопланетного вида. Я не сразу смог понять, что с ним не так, но потом меня осенило: несмотря на очевидно юный возраст, на голове существа не было не только волос, но даже бровей и ресниц.

– Здравствуй, Максюша, – мелодично произнесла женщина, и сердце мое тут же сжалось в ледяной комок и безвольно оборвалось вниз. Теперь я узнал ее.

Проблема в том, что у меня отвратительная, куриная память на людей. Стоит мне попрощаться с человеком, как я мгновенно забываю, как он выглядит, и, что хуже – как он двигается, как он говорит, интонирует, жестикулирует… Остается только эмоциональный образ – вот этот коллега нудный, тягостный, не стоит с ним больше встречаться, а вот эта барышня приятная, воздушная, с ней и поболтать можно при случае. А тут… Полтора десятка лет прошло. Или больше?

– Здравствуй, Эля… – медленно ответил я, мысленно намечая, где в зале находятся запасные выходы.

Эля, Элечка, Эльза – моя детская беда, моя первая зубодробительная любовь, мимолетное несносное счастье и многолетний посттравматический синдром. Мы познакомились с ней на одной из множества пьяных вечеринок, которыми была так богата моя молодость. Родом она была откуда-то из-под Оренбурга, и в нашем городе оказалась по распределению после мединститута. Она была старше меня на пару лет, уже успела развестись, и вообще была самостоятельной девушкой – имела собственную (отбитую у несчастного мужа) однокомнатную квартиру на окраине и настоящую, хоть и нелюбимую, работу в каком-то офисе. Честно сказать, до сих пор не знаю, почему она мной заинтересовалась. Возможно, потому что я – задроченный веснушчатый очконавт из интеллигентской семьи – был ее полной противоположностью. Она же сразу утопила меня в своем бешенном уральско-татарском темпераменте. Мне казалось тогда, что она – хрустальный обитатель праздничного, кислотного, приторно-сладкого мира, знакомого мне только по телевизионной светской хронике, да по декадентским романам девяностых. Там, где появлялась Эльза, звучала оглушительная музыка, в потолок летели пробки шампанского, гремел веселый хохот, девушки в алых чулках танцевали на шесте, легкомысленные мужчины раскатывали на спортивных автомобилях, а зеленые бумажки сами скатывались в трубочку на белоснежных унитазных бачках. Было и другое: неистовые истерики, изнуряющая ревность, ежедневные допросы, скандалы с битьем посуды, а равно и битьем в кровь морд мнимых поклонников (чаще наоборот). Сейчас даже день такой сорванной с резьбы жизни, кажется, привел бы меня в койку психоневрологического пансионата, а тогда я продержался два невообразимых года… Может быть, потому, что Эля, без всяких оговорок, была самой красивой женщиной из тех, к кому я имел честь прикасаться. А скорее просто потому, что все эти два года мы пили, как лошади, каждый день. И каждую ночь. Однажды мы решили (разумеется, она решила) больше не пить, и через неделю наши отношения разлетелись, как осколочный снаряд, угодивший в пивную лавку – причем звон от этого события до сих пор стоит в моих контуженных ушах.

Мы очень несчастливо доживали вместе последние месяцы перед концом, омерзительно некрасиво разошлись, и теперь, когда Эльза – казалось бы, забытая и герметично зацементированная в самом глухом подвале моего сердца, – снова возникла передо мной, оказалось вдруг, что весь тот первородный ужас, который олицетворяло ее существо, до сих пор жив во всей своей тошнотворной свежести. Ее появление однозначно не сулило ничего хорошего.

– Как твои дела? – холодно осведомилась она, испытывая, по всей видимости, схожие чувства.

– Да вот, как видишь… – я глупо повел руками вокруг.

– Да, – усмехнулась она. – Я всегда знала, что ты будешь знаменитым. Мог бы и позвонить, рассказать о своей славе. Мы же договорились быть друзьями, ты не забыл?

Я неопределенно кивнул, испытывая сильнейшее желание провалиться к чертям свинячьим.

– Впрочем, что я могла от тебя ждать. – продолжала она. – Слава богу, нашлись добрые люди, прислали ссылку на твою встречу. Вот мы и пришли посмотреть, какой ты стал…

– Какие добрые люди?.. – спросил я, хотя этот вопрос, без сомнения, занимал последнее место в ряду интересующих меня вещей.

Эльза вздохнула и обратилась к своему спутнику:

– Познакомься, Эльдар. Это твой папа, Максим Викторович Друзь. Я тебе про него рассказывала. Максим, это твой сын. Когда мы расстались, я была беременна.

Я обалдело открыл рот. Лысый Эльдар вежливо поклонился и сказал высоким, но совершенно бесцветным голосом:

– Добрый день, Максим Викторович. Рад знакомству с вами.

– У мальчика тотальная алопеция, – сочла нужным официально уведомить Эльза. – Нечего на него так пялиться. Это и твои гены тоже.

– Эльза, я же просил… – внезапно прошипел Эльдар, потеряв весь свой бесстрастный лоск, но мать оборвала его, просто подняв ладонь вверх. Не знаю, что это означало, но бедный юнец от невинного жеста рефлекторно вжал в плечи гусиную шею. Интересные у них, видать, отношения – он ее по имени, а она…

Я, наконец, совладал с эмоциями.

– Но почему ты не сказала мне раньше?..

– Ты издеваешься? Ты отринул мою любовь, ты бы отказался и от ребенка. Ты же бросил меня сам, разве нет?

Ясно было, что она загодя взвинтила себя, но пока еще могла контролировать разговор. Приемчики из знакомого арсенала: бросить заведомо ложное утверждение, а сразу за ним – очевидный вопрос, на который мне оставалось ответить только положительно. В разговоре с Эльзой я всегда чувствовал себя этаким клоуном, который едет по канату на моноцикле, удерживая на задранном кверху носу тросточку. Одно неверное движение, и вся конструкция обрушится в тартарары. Сейчас, продолжая эту метафору, мой центр тяжести уже вышел за пределы опоры: в чудесных глазах Эльзы появился опасный блеск. Близилась хорошо известная мне вторая фаза развития скандала, а ведь была еще и третья, терминальная. Боже мой, словно вчера все это было…

– Что же ты теперь от меня хочешь?.. – бестактно ляпнул я, и это было ошибкой.

– Слава Богу, мне ничего не нужно от такого… слабака, как ты, – презрительно бросила она. – Ты что, дружок, совсем на старости лет отупел? Решил, что я приползу к тебе на коленях о чем-то просить?!

Удивительно, как больно резанули мое самолюбие эти примитивные оскорбления. Это была Эльза, господа, она точно знала, куда бить. И, конечно, это были мои застарелые эмоциональные рефлексы, которые намертво въелись в мозг, как у побитой жизнью собаки Павлова. С невероятным трудом мне удалось подавить накатывающую ярость.

– Ну-ну, Эля… Перестань, прошу тебя, – сказал я самым мирным тоном, на который был способен. – Перестань, в конце концов, немедленно…

Это никогда не работало, но все случается в первый раз, и – о чудо! – она вдруг улыбнулась. Пусть саркастично, пусть криво – но все-таки ее губы, сочно накрашенные алым, дрогнули, сообщая, что гроза откладывается. «Перестань немедленно» было нашей шутливой стоп-фразой в те невообразимо далекие времена, когда мы еще могли говорить о каком-то счастье.

Завибрировал телефон. Я мельком глянул на экран, мысленно матерясь. Только этого сейчас не хватало – Нина!

– Ответь, ответь – разрешила Эля, которая улыбалась уже вполне невинно, – мы подождем.

Чувствуя недоброе, я нажал на прием.

– Привет хеменгуэям! – жизнерадостно заорала трубка. – Ну, рассказывай! Как все прошло?

– Нормально… Жаль, что ты не пришла, многое пропустила, – промямлил я, а сам подумал: какое счастье, что тебя тут нет.

– Ах да, снова прости, что посмела у тебя отпроситься. Тут такое шапито завертелось из-за нашего кургана, ты бы знал! Весь институт на уши встал, даже директор сорвал свою почетную жопу с кресла и побежал искать деньги на экспедицию…

Она щебетала о том, какое важное открытие я сделал для науки, схватив ее за волосы, и что это захоронение, как уже говорят разные фантазеры, возможно, часть целой полосы некрополей, простирающейся на много километров вокруг, а я думал, не слушая: говорить или нет? Как-то неправильно сообщать собственной жене о нечаянно обнаруженном ребенке по телефону, не так ли?.. Нет уж, отложим разговор до вечера.

– Ладно, – громко сказала вдруг Эля, наклонившись так, чтобы ее заведомо услышали все, кому надо и не надо, – Эльдару пора обедать, у него режим. Мы будем в кафе за углом, а ты – как хочешь.

– Кто это там у тебя? – поинтересовалась Нина.

– Да так, знакомых встретил… – постыдно соврал я, так ничего и не решив. – Слушай, я перезвоню. Пока.

Нажимая на отбой, я видел краем глаза, как Эля снова улыбается, на сей раз – с самым победным видом. Ох, ну и стерва!

– Эльза, постой, прошу тебя, – фальцетом напомнил о себе мальчик. – Максим Викторович, а можно мне тоже получить авторский экземпляр? – он кивнул на книги, которые я уже начал складывать в коробку. – Для… э-э-э.. souvenir. То есть для воспоминания о нашей встрече.

– Да-да, конечно… – опрометчиво начал я, да так и застыл с книгой в руке. Простые расчеты навели меня на мысль, что парню нет и шестнадцати. Что бы я там не плел про то, что пишу для молодых людей, но, право слово, не настолько же!

– Максим! – тут же вспыхнула Эля, мгновенно прочитав все по моему лицу. – Эльдар взрослый человек! Пусть он узнает своего отца целиком, со всеми теми мокрыми гнусностями, что ты там себе напридумывал!

О Боже, Боже…


* * *

– Элик – гений, настоящий вундеркинд, – воодушевленно вещала Эльза, двумя ухоженными, длинными, чуть вздрагивающими пальцами беря ломтик картошки. – Он закончил школу в двенадцать с половиной. С медалью, конечно. С двумя медалями. Сейчас по индивидуальной программе уже учится на третьем курсе математического бак-лан-о-вриата… (в этом слове она явно запуталась) Преподаватели от него в восторге. Ты будешь им гордиться. Говорят, у него потрясающие аналитические способности. И, представь себе, им уже интересуются там, – она многозначительным жестом подняла картошку вверх. – Он написал письмо в одну спецслужбу (я помогла, конечно, он тогда был еще совсем дитя), и его пригласили на стажировку! И даже дали свой кабинет, хотя он, конечно, достоин большего…

Юное дарование в этот момент с детской непосредственностью уминало огромный трехслойный гамбургер, роняя капусту. Я с некоторым злорадством ждал, когда этот гений посадит пятно майонеза на лацкан своего отутюженного костюмчика.

Стыдно признать, но я не испытывал никаких особенных эмоций по поводу нежданного обретения наследника. Во-первых, я еще не поверил до конца, что это мой ребенок. От Эльзы всего на свете можно ожидать, так что подождем подробностей. Во-вторых, он и не был похож на ребенка – здоровенный мосластый лось, при том, что его зловещая безволосость добавляла ему, как ни странно, солидности. Он явно выглядел самодостаточным и ничего от меня не требовал. Впрочем, Эля тоже пока ничего не требовала, хотя, зная ее склонность к изощренному коварству, следовало быть настороже. Но я, наивный, уже почти усыпил свое беспокойство – все же хорошо, верно? Я держался, кажется, молодцом, был в меру приветлив, предупредителен, не допускал заносов на поворотах, и мы втроем стали уже почти приятелями. Люди, особенно женщины, склонны меняться с возрастом, по мере того как стихает буйство гормональных бурь – и, быть может, Эльза все же обычный человек, а не та чудовищная зубастая сирена, которую мне подсовывает память?

– Maman преувеличивает, – серьезно пояснил вундеркинд, без урона разделавшись с бургером и промокнув губы салфеткой. – Хотя, Максим Викторович, я действительно несколько причастен к государственному статистическому наблюдению. Пока что мне доверяют данные, находящиеся в открытом доступе, это моя дипломная работа… Вот, возьмите, пожалуйста.

Он протянул мне визитку. Эльдар Артурович Исмаилов, аналитик 2-й категории… Адрес электронной почты, телефон, учреждение не указано. Так, фамилия по матери, это понятно, а вот что это за Артур такой?..

Эльза вновь мгновенно считала мои сомнения.

– Человек, который усыновил Эльдара, уже покинул нас, – пояснила она звенящим от трагизма голосом.

«Не удивлен» – язвительно подумал я, и тут же устыдился, когда она добавила, помолчав:

– Выбрав для этого совершенно неподходящий момент. Для Элика это оказалось большим потрясением, он очень переживал. И тогда я решила, что, если он познакомится с настоящим отцом, это будет утешением. Тем более, что ты теперь, слава Богу, производишь впечатление нормального человека…

Я не нашелся, что на это ответить, и предпочел сменить тему:

– Послушай, Эльдар… – я впервые обратился с нему напрямую, – а ты не мог бы перестать меня называть по имени-отчеству? Гораздо лучше будет… э-э-э… нет, я, конечно, не настаиваю на… но, скажем, просто Максим?

Эльдар наклонил голову, задумавшись.

– Это преждевременно, – наконец, заявил он. – Но, Максим Викторович, мне бы в самом деле хотелось показать вам свою работу. Может быть, вы найдете время, чтобы совершить ознакомительный визит?

– Конечно, конечно… Разумеется, – в который раз за этот день проявил безволие я. – Это было бы очень интересно.

– Отлично! – обрадовался Эльдар. – На карточке не написан адрес, потому что его нельзя давать всем подряд, но вам можно. Я сейчас пришлю вам письмо со схемой проезда.

Не откладывая в долгий ящик, он вытащил здоровенный, как офицерский планшет, телефон, и забегал пальцами по экрану.

– Ну давай, – вздохнул я. – Моя почта…

Эльдар жестом остановил меня и улыбнулся краешками тонких губ.

– Максим Викторович, ни слова больше. Я же специалист по электронным данным, и мне не составило труда заранее выяснить адрес вашей почты. К тому же он просто выложен на сайте деканата… Проверьте, дошло ли?

Я нехотя полез в карман. В почте болталось два письма. Одно – от Эльдара, с ссылкой на карту какой-то промзоны на окраине города. Другое сначала показалось мне мешаниной из символов, мусором, который остается от текста, когда слетает кодировка, но, присмотревшись, я прочел с нарастающим недоумением:

«МАКСИМ ВИКТОРОВИЪ – ПРОСИМ ВАС ОТМЕНИТЬ СЕГОДНАШНИЕ МЕРТОПРИЯТИЯ И НЕ ПОКИДАТЬ КВА Ч!

– ВАС`%ДЁТ СМРТЕЛЬНАЯ БЕДА

ОНА ЗА ВАШЕЙ СПИНОЙ".

Я резко обернулся, чуть не опрокинув стол. И конечно, там ничего не было – только столики кафе с мирно поглощающими мороженое людьми, да панорамное стекло, за которым виднелась улица с прогуливающимися пешеходами. Эльза, саркастически задрав бровь, наблюдала за моими судорогами. Эльдар несмело улыбался, не понимая, что происходит.

Что за идиотские шутки! Я нервно пожал плечами и вернулся к письму. Отправлено сегодня в 4:13 утра, адрес незнакомый, дурацкий – magus@lupuzda.ru. И как это, черт меня дери, прикажете понимать?..

Понедельник, сентябрь. Первый звонок. Манипуляции.

Люблю понедельники. Люблю первое сентября. А тут все вместе, красота!..

Что за нечеловеческая, извращенная любовь – спросите вы, и будете правы, если вы клерк, собирающийся мутным будничным утром на службу, или школяр, которого после вольного лета загоняют по этапу в учебное заведение. Но мой случай иной, и, как мне не жаль остальное население планеты, уникальный. Дело в том, друзья, что я недавно обрел свободу. Я могу послать работу к чертовой матери в любой момент, и не делаю этого лишь из соображений внутренней дисциплины. А школу и университет я покинул так давно, что мне, наконец, перестали сниться сны о том, что я сижу за партой с прыщавыми одноклассниками и заново учу закон Гей-Люссака, уже вызубренный и благополучно забытый много лет назад. И, простите, мне доставляет невинную радость наблюдать за похмельными студентами и грустными работягами, уныло бредущими к местам своей трудовой или образовательной повинности – и довольно ухмыляться тому, что сам я сумел сбросить с себя это тоталитарное общественное ярмо. Попробуйте, вам понравится.

Сегодня по расписанию у меня была лекция аспирантам, и пришлось встать пораньше – но я, знаете ли, клинический жаворонок, так что утро не могло испортить мне настроение. Оно, правда, и само по себе было не слишком радужным – в сердце сидела тревожной занозой вся эта идиотская вчерашняя история, начавшаяся с возвращения из небытия Эли и закончившаяся абсурдным письмом, но я надеялся, что университетские занятия с молодой научной порослью помогут мне развеяться. Так что грядущую встречу я ожидал с предвкушением того рода, что испытывает климактерическая дама, ищущая душевного отдохновения в шоппинге.

Наш ректор – человек современный и считает необходимым строго придерживаться линии главенствующих образовательных трендов. В полном соответствии с текущей отечественной концепцией он не стремится выделиться из массы своих коллег академическими успехами, или, Боже упаси, педагогическими талантами. Вместо этого он ставит в прямую зависимость качество обучения от количества вбуханных в университет средств, надеясь, что мизерный КПД этого процесса все-таки даст небольшой полезный продукт в виде знаний и умений студентов. И, в виде парадоксального исключения, несмотря на скептическое хихиканье высоколобой профессуры, это работало!

То есть, я не знаю, работало ли это для студентов. Мое дело – аспиранты, а это все-таки люди, уже прошедшие какую-никакую селекцию по степени самомотивации. Но для меня, с точки зрения моего личного удобства, университет в последние годы преобразился совершенно чудесным образом. Еще в шальные времена моей собственной учебы это было царство брежневского урбанизма: утилитарные панельные пирамиды в окружении ободранных ёлок и продуктов жизнедеятельности студентов в виде россыпей пустых бутылок и чинариков от «Примы». Сейчас же это был эксклав оксфордского стиля: расположенные широким кольцом невысокие строения из уютного кирпича (под ними – простенький, но все же работающий физический ускоритель), много витражей, фонарей, стриженные газончики – а посреди всего этого густой парк с извилистыми таинственными дорожками и искусственным водопадом в центре. Здесь у нас и современная больница, где прямо на месте испытывают свои, экспериментальные методы, и интернат для одаренных детишек, и настоящие научные институты, в одном из которых трудится моя жена, а в другом есть и мой кабинет. А старые серые здания тоже не забросили: их перелицевали, обновили и выделили в отдельный городок неподалеку, теперь там сплошь административное присутствие да выставочно-торжественные залы. Да, я люблю здесь бывать, и рад, что заведение, с которым связана, как ни крути, вся моя сознательная жизнь – да и жизнь моих друзей, прошлых и будущих, – чувствует себя вполне прилично.

С такими мыслями я вылез из машины, прошел по мощеной дорожке, срезал путь через уже отливающий золотым парк, и вошел в нужный корпус как раз незадолго до звонка, возвещающего начало нового учебного года. Народу в аудитории собралось негусто – дай Бог полгруппы, но и этот улов для первого сентября выглядел удачным. Я представился, взял листок с фамилиями, оставленный тетушкой из учебной части, и провел перекличку, расставляя редкие галочки напротив имен присутствующих. Инициатива оценивать успеваемость по посещаемости тоже происходила от ректора, но, в отличие от остального, казалась мне на редкость дегенеративной. Ну да ладно, хрен с ней, с дисциплиной, для начала надо обеспечить себе правильное позиционирование. Я откашлялся и начал:

– Я прочитаю вам спецкурс, посвященный научным основам управления людьми. Управления явного, начальственного, и управления скрытного, манипулятивного. Сначала мы рассмотрим тот нейрофизиологический базис, на который опираются главные методы этой достаточно элементарной дисциплины. Во второй же части курса мы научимся противодействовать этим методам, направленным против вас самих. В конце сегодняшней лекции вы уже сможете самостоятельно распознать признаки того, что на вас оказывается манипулятивное воздействие…

Кажется, заинтересовались: перестали пялится в телефоны и принялись лениво меня разглядывать. Один, на первой парте, даже сделал вид, что конспектирует. Я самодовольно ухмыльнулся и продолжил:

– Но я помню, что вы не разведчики, не следователи прокуратуры, и не знахари-шаманы (вот же блин, привязалось), а исследователи. Ваша экспертиза должна быть основана не на интуиции, а на строгих экспериментальных данных. Поэтому мы изучим биохимические и электрохимические реакции, вызывая которые, манипулятор управляет мозгом человека…

Услышав слово «биохимический», аудитория заметно стухла.

– …но не сегодня. Для затравки мне хотелось бы показать вам в целом трагическую картину существования человека, которым, в течение тысяч и сотен тысяч лет, вертят как хотят полчища разумных и неразумных существ – при этом, заметьте, не имея для этого никакой теоретической основы.

Теперь все было в порядке, интерес подогрет до нужного градуса. Я уже собирался перейти к вопросу по существу, но тут хлопнула дверь, и в комнату влетела широкими, неженскими шагами опоздавшая слушательница. Виновато нагнув белобрысую голову, она пискнула что-то извинительное и торопливо устремилась к задним рядам, – но по пути споткнулась, с грохотом уронила стул и упустила сумку. Я сделал шаг, намереваясь подать ей руку, но она уже подскочила и, потешно виляя пухлым задом, спряталась за спинами сидящих. Я подождал, пока уляжется смех и продолжил.

– Сказать по правде, человек – наилучший объект для манипуляций. Это существо с ярко выраженной социальной активностью. Он может существовать только в социуме, в постоянном окружении других особей и, в этой связи, у него имеется масса врожденных механизмов, заставляющих его подстраиваться под желания социума. Этим свойством человека давным-давно научились пользоваться все, кому ни лень: и общество в целом, и государство со своей идеологией, и отдельные люди из вашего окружения, и жены, и мужья, и дети, и даже домашние животные – а помимо этого, сонмы всевозможных паразитов, от червячков до бактерий и вирусов. Все они заинтересованы в том, чтобы управлять человеком, но не убивать его, потому что от живого человека можно получить гораздо больше пользы, чем от мертвого. И все они используют более или менее схожий набор приемов, действующий на определенные структуры головного мозга. А конкретнее – неокортекса, нашего сокровища и проклятия, поскольку именно в него наша социальная природа заложила множество замочных скважин, предназначенных для взлома. Поэтому дрессировать людей несравнимо проще, чем, скажем, хомяков или лисиц, которые не умеют жить в стае. Скажу больше: дрессировать людей даже проще, чем собак…