Не хотелось, а пришлось взять его за руку, в болевой захват, понятное дело.
– Кем оплачена? – Вок чуть надавил, тот взвизгнул.
– Да откуда я знаю? Подошел один на стоянке, заплатил… да я столько за три дня не заработаю, а тут за одну ездку. Сказал – вас привезу, столько же даст.
Водила дернулся, вывернутой кистью почувствовал – зря, и забормотал:
– Я что? Я ничего. За день, бывает, на пару пива не срубишь, а тут столько – за час!
– Если бы так, ты бы меня не узнал. Врешь, – заключил Вок.
Свободной рукой таксист извлек из засаленного пиджака тот же лист А4, теперь изрядно измятый. На обратной стороне во всю ширь оказался распечатан портрет Вока.
– Вот. Он дал.
Может, и не врет. Свободной рукой Вок достал из кармана пятисотку.
– Показывай права, говори адрес, куда везти должен, получишь и вали.
– Права зачем? – не понял допрашиваемый.
– Чтоб ты адрес не наврал. Память у меня хорошая, найду, если наврешь.
Права оказались такими же засаленными, как и весь таксист, а вот адрес самым обычным – Ленинский проспект, дом, квартира. Вок развернул пленного лицом к выходу и подтолкнул. Тот втянулся в заборную щель, не оборачиваясь.
Интересно, как он выкрутился бы, выйди клиент через другие ворота? Но мысль показалась не важной. Мало ли, может, две машины послали. Наверное, догадайся Вок спросить, ответил бы, что ждать сказали именно у этого выхода.
Домой идти и сразу не хотелось, а сейчас приключение с таксистом разозлило и не отпускало. Вок бы сам не сказал, почему на нем зациклился, отмахнулся бы – «стресс», но тянуло подумать и разобраться, а дома – дома Валентина со своими придирками и распоряжениями. Прогулялся по Кольцовской до самого перекрестка, завернул направо и вскоре сидел в остатке Первомайского сквера. В конце девяностых зелень вырубили и построили немаленький собор – красивый, по правде сказать. Еще лет через десять здесь же возвели здание суда. Вок усмехнулся – если действительно вся история с криминалом связана, то тут самое защищенное место в городе, криминал должен бояться если не Бога, то суда уж точно. Нашел скамейку, прятавшуюся в одном из жалких остатков зелени, и сел размышлять.
Его встречали, значит, кому-то это понадобилось. Может, все-таки друзья пошутить решили? Но ведь действительно не могли узнать, когда он приезжает, да и таксисту заплатили сверх всякой меры. Столько отдать – не было у друзей дурных денег, чтобы запросто ими разбрасываться. Получается, все-таки криминал? Ну – что-то темное точно. Надо бы понять, кто это затеял, только как? Вычислили приезд, значит, найдут не сегодня, так через пару дней. И если таксист с ними связан, то они в курсе, что он в курсе…
Какие шаги предпринять? Пожалуй, никакие. Он ведь даже не сообразил спросить, как заказчик выглядел. А что сообразил? Адрес узнал, и все. Как говорит тренер… говорил бывший тренер: не понимаешь, к чему ведет противник, – работай на опережение, навязывай свою схему боя. Трюк у вокзала этим нехорошим людям не удался, наверняка план Б имеют, но его еще запустить надо. На опережение, ну так пойдем к ним в гости, но не немедленно, сегодня-то они гостей ждут. Если серьезное – прорвемся как-нибудь, если шутка – поиграем в ролевые игры.
Вок поднялся, вышел на центральный проспект, дошагал до почтамта. Там написал пять одинаковых писем к друзьям – в каждом адрес на Ленинском проспекте и краткое изложение событий. Вложил в конверты, подписал адреса с добавлением «для Володи Консинова». Потом достал мобильник, но тут же сунул в карман – может ведь отслеживаться, а то и прослушиваться. Опять достал, выключил его на фиг и пошел искать телефон-автомат, кажется, сохранились они еще здесь, на почтамте.
Пять звонков, примерно одинаковых «Привет, я в Саратове. Ты извини, мне письмо должно прийти на твой адрес. Сохрани, пока не вернусь. Ты ж знаешь, что в мой ящик бросают, Валентина первой вскрывает. Послезавтра буду, позвоню обязательно, срочно нужно. Ну, давай, спасибо». Про Саратов наврал, конечно, но не хотелось очень уж беспомощным выглядеть. Одно дело «без меня жена хозяйничает», другое «я у нее под каблуком». Хотя чего стесняться, Женька вон посочувствовал: «Моя тоже все читает, даже если чужое приходит». Так что предназначенное ему письмо пришлось порвать.
Вок покрутил головой, нашел подходящее свободное окошко, в котором скучала почтовая работница.
– Здравствуйте, проштампуйте, пожалуйста, конверты, мне для коллекции.
И поехал по городу письма развозить, посылать не стал – время важно. Если послезавтра он не позвонит, друзья всполошатся. Не они, так полиция хоть один конверт, а вскроет.
Изрядно помотавшись в маршрутках и пообедав в довольно приличном кафе, Вок двинулся в отель со странным названием «Отдохни» – в тихом месте недалеко от дома, в котором вырос. Все дворы и закоулки известны, убежать удастся, если что. Не так чтобы очень уж хотел спрятаться или собирался убегать, просто отмазку себе придумал домой не идти.
Включил дружелюбно зажурчавший кондиционер, завалился на кровать, потянулся в сумку за планшетом. Нет, пожалуй, не надо, планшет отследить наверняка не труднее, чем телефон. Оставалось выйти на улицу за газетами-журналами, сидеть в номере Вок планировал часов до девяти утра.
«Вот! – усмехнулся про себя. – Еще вчера думал, что серая жизнь начинается, я теперь никто, ан нет – приключения. Хотя, скорее всего, сам их и придумал. Нет, вряд ли, кучу денег таксисту просто так не платят».
До вчерашнего дня жизнь была завязана на спорт. Еще первоклассниками бегали на стадион, там в подвале под трибуной тренировались борцы-классики. Мальчишки заглядывали в мутные зарешеченные окошки, завидовали, жалели, что до девяти лет в секцию не записаться. Казалось – борцы непобедимы. Подрос и записался, на занятия ходил аж полгода – в школе тогда равных не находилось, любого, даже и на год старше, мог взять на плечо и шматануть об пол. Теперь понимал – дети, не дрались, а боролись. Во взрослой драке классический борец разве что силой свое возьмет. Потом было много разных секций, как у всех детей. То два месяца в плавании, то месяц в прыжках на батуте. Родители радовались – учился Володя не плохо, а спорт, хоть и лоскутный, от дворовых удовольствий обещал защитить.
В седьмом классе Вок вернулся в борьбу, на этот раз в дзюдо и по-настоящему. Нырнул в спортивный мир с головой – спортзал, сборы, соревнования. Уроки пошли побоку. Белый пояс, желтый, еще юниорские, но и Вовке тогда только тринадцать исполнилось. Родители забеспокоились, но можно запереть мальчишку, не пускать на тренировки, вообще запретить из дома выходить. Можно посадить над учебниками, а вот заставить учиться невозможно. А потом он упал с велосипеда. Запястье врачи починили, но дзюдо на этом закончилось. В каком-то положении сустав до плеча пронзала тонкая игла боли. Не те кондиции, с которыми медали выигрывают.
Родители. Отец в то время дома почти не появлялся, работал всю жизнь фрезеровщиком, а потом, в тот год Вок в пятый класс перешел, вдруг поступил учиться в технический университет на авиаконструктора, на вечерний. С утра – на завод, из института возвращался поздно, и дома уже все спали. Но как только рука у сына зажила, отец плюнул на занятия, взял отгулы и двинул с сыном на рыбалку.
Край леса, кочковатый болотистый луг, предутренний туман. Вок, тогда Вовка, выбрался из палатки, переминался с ноги на ногу, зяб и смотрел. Просто смотрел в сторону реки. Чувствовал. Что-то особенное в этой природе, в безлюдье, в ветках ольхи, нависших над головой. Потом два дня купали червяков, самим купаться было холодно, но все равно купались немного. Было хорошо и не важно, что рыба не клевала. И с отцом разговаривали. Много.
На третий день с утра собрали палатку, сели с удочками в последний раз, рано было идти на электричку. И вдруг – гроза, мощная обвальная. Струи били с неба как из брандспойта, казалось, все сошло с ума, такого дождя не бывает. Дышать нечем, вокруг вода. И рыба точно сошла с ума, клевала – и вообразить невозможно. Вцеплялась в крючок до того, как он успевал долететь до воды. Нет, он уже был в воде, в дожде, долететь не успевал до пляшущей пузырями речной поверхности. Вок с отцом стояли вдвоем под старой армейской плащ-палаткой, забрасывали и забрасывали удочки. Сразу перестали брать мелочь, только ту добычу, что покрупнее.
Гроза шла минут десять, не больше, оборвалась внезапно, как и началась. Ни облачка, солнце. И два ведра крупных окуней рядом с насквозь промокшими рюкзаком и палаткой. И счастливые отец с сыном.
Вечером, уже дома, Вок долго не мог заснуть и слышал родительский разговор.
– Не было бы счастья. – Мама всхлипнула. – Руку жалко, но спорт… Лучи славы в двадцать и вниз к пенсии лет через пять.
Это мама и раньше говорила. «Жизнь спорту отдавать нельзя. Посмотри на бывших спортсменов, к сорока годам только и остается им, что прошлое вспоминать». Взрослое занудство, в общем. Какая вообще у стариков жизнь!
– А то и без славы, – поддакнул отец. – Ничего, он парень сильный, за ум возьмется, толк выйдет. Разговаривали, нормальный он, не тупица.
Вок чуть не выскочил из своей спальни с возмущенным криком. Такая поездка! А оказалось, отец специально! Специально, чтобы Вок больше спортом не занимался. У Вока вся жизнь поломана, а они радуются: «за ум», «толк выйдет»! Не выскочил, да и потом с родителями не разговаривал о подслушанном. Но когда рука зажила совсем, все повязки сняли, пошел к фехтовальщикам – в спорт, где левое запястье роли не играет. А родители? Иначе к ним стал относиться, холодно как-то. Вроде и не ссорились, но и того, что ощутил на рыбалке, больше от них не ожидал.
Глава 2. Кожаный осьминог, бинин и опять осьминог
К дому на Ленинском проспекте Вок подошел в половине девятого утра. Усмехнулся, вспомнив еще раз про Джеймса Бонда. Дверь подъезда была приоткрыта – удача, общаться по домофону в планы не входило, входил визит без всяких предупреждений. Нужная квартира нашлась сразу – единственная на первом этаже, нажал звонок, и немедленно щелкнула собачка замка. Ждали? Если да, то лучше бы не его. Надавил на ручку и оказался в темном коридорчике. Встречающих, ни вооруженных, ни безоружных, не наблюдалось. У них что, замок звонком открывается?
Пожалев, что не взял с собой чего-нибудь для самозащиты, пусть не зонтика, но, хотя бы длинного ножа, толкнул дверь и остановился, оглядываясь. Комната, видимо единственная, выглядела пустой и синей – свет проходил через синие шторы. В комнате – диван, телевизор, огромное кресло, в котором расположился сшитый из кожаных квадратиков невероятных размеров осьминог. Вок шагнул обратно в коридор, но сзади послышался надтреснутый голос:
– Куда же, куда же? Мы таки даже не начали разговаривать.
Голос имел характерный одесский акцент. Впрочем, этот замечательный город Воку посещать не приходилось, и знакомство с акцентом ограничивалось фильмами и передачами КВН. Вок обернулся – в комнате по-прежнему никого не было, оставалось хихикнуть от напряжения и вообразить себе голову в ермолке, высовывающуюся из низкой тумбочки под телевизором. Голос раздался опять:
– Владимир Олегович, мне совсем не зря надо с вами поговорить.
На этот раз удалось заметить волну, даже не волну, а легкое движение джинсовой строчки на одном из щупалец игрушечного осьминога.
Понятно, в кукле динамик вставлен, может, и видеокамера. – Вок двинулся вперед с намерением перевернуть спрута вверх ногами. Во-первых, чтобы проявить инициативу, во-вторых, пусть в пол своей камерой смотрит.
– Зачем же сразу руками! – Осьминог бодро отпрыгнул и вместо кресла оказался сидящим на диване. Вок дернулся – даже будь хозяин морских глубин не ватным, а настоящим, все равно движение показалось бы слишком резким, не ожидалось гимнастических упражнений от изделия такого размера. К тому же в довольно тесной комнатке. – Да, да, извините, – почему-то смутился многорукий попрыгун. – Я ожидал-таки что-нибудь забыть. Руки, надо потрясти руки.
Вок тупо уставился на протянутое щупальце. Пожалуй, если такие роботизированные игрушки и существуют, то стоят они слишком много что для шутки, что для криминальной подставы. Щупальце выглядело совершенно неживым – разных размеров куски кожи или, вполне возможно, кожзаменителя, соединенные внахлест, простроченные белыми нитками в два ряда… Стоп, а ведь не простроченные. Вок пригляделся, да, действительно, белый пунктир был нарисован, а кусочки держались каким-то другим способом. Ну да, наклеить заранее разрисованные лоскуты на основу дешевле, чем шить. А развалится через пару дней, прикончит ребенок игрушку – и хорошо, родители за новой в магазин побегут.
Щупальце неуверенно шевельнулось и спросило:
– Я таки опять перепутал?
Пожалуй, стоило принять условия игры и назначить морского гада живым собеседником. На ощупь вражеская рука оказалась почти такой, какой ожидалась, – сухой, гладкой, не особо сильной, но однозначно не ватной.
– И шо же вы имеете мне сказать? – передразнил Вок.
