Сон о белом городе

Бархат чистого мрамора расстелился перед ногами Ролана, тот вышел из тени аллеи рукотворных деревьев и сделал несколько шагов к обрыву за оградой, словно бы это могло сделать его бегство возможным. Он облокотился мечтательно о перила с изысканными округлыми балясинами и вытащил из кармана сигарету, как делал это когда-то вместе с погибшими в первые минуты вторжения коллегами во время перерывов.

– Из последних сил скорее даже по старой привычке ухватившись за удобную только для нас обоих ложь, мы настойчиво продолжаем играть роли в этой комедии, и никто кроме нас никто уже не замечает привкуса недосказанности, – думал в эту минуту только об Амалии герой, закурив у обрыва.

Извилистая дорога перед площадкой упиралась в усиленный мешками с песком пропускной пункт, а среди листвы зеленых деревьев снизу по склону проходил неприступный периметр института «Сант-Гофф». Крыши пылающего города вдали вокруг бухты чернели неизменно, а полутьму ночи дополняла искусно мозаика мертвых окон.

– Знаешь, ведь мне и не хотелось тебя отвлекать, – раздался вдруг из-за спины голос доктора Розенвуд, этим вечером она обратилась к нему без присущего им обоим друг с другом официоза.

– Но все равно сделала это, – иронично заметил Сарджерт, когда обернулся и запечатлел на скамейке фигуру девушки в расстегнутом халате на ее хрупких плечах, локоны серебристых волос перебирал неторопливо теплый ветер с побережья, а благородный рубин ее глаз словно смотрел свозь мужчину.

– Мой дорогой, ведь ты меня не заметил, – жаловалась ребячески Амалия, когда Ролан выбросил окурок из рук, а где-то за его спиной раздался грохот поочередных залпов дальнобойных гаубиц.

– Довольно, – выпалил раздраженный не столько самим фактом встречи, сколько фальшивой лаской в обращении Сарджерт, – ты сказала мне прийти, и я уже здесь, ты сказала прийти без ассистента, и мы говорим с тобой наедине, – доктор вдруг сделался серьезным, как и во все дни до этого.

– Ты меня пугаешь, Ролан, – сорвалось с тонких губ насмешливой Амалии, когда на ее лице засияла полуулыбка, а на чистом мраморе площадки перед аллеей цветочных деревьев раздался ласковый звон тонких каблуков.

– Кукла, еще более бессердечная, чем я сам, – за секунду пронеслось в мыслях Сарджерта, который вновь ощутил внутренний холод, исходящий от очаровательной собеседницы.

Казалось, Амалия всем своим видом пыталась уверить мужчину, что не было всех этих лет после их разлуки, когда разработки Розенвуд заинтересовали функционеров красного ордена, когда она согласилась работать под началом доктора Кравеца, когда не было еще института «Сант-Гофф».

Гротескный топот каблуков напоминал стальной звон гильз, что сыпались на асфальт монотонно, красные и белые попеременно пятна листьев на ветках рукотворных деревьев колыхались от порывов ветра. Очаровательная Розенвуд играючи приблизилась к Ролану, от чего он даже вновь ощутил аромат духов, что пьянил также как и много лет назад, и незаметно для себя оступился, попятившись назад и коснувшись спиной холодного парапета, словно бы девушка умышленно загнала героя к пропасти.

– Знаешь, ведь тебе всегда удавалось создать видимость наличия какого-то плана, верно именно поэтому ты еще не распустил сотрудников, солгав им о скорой эвакуации, – говорила настойчиво Амалия, зная, что Ролану нечего ей противопоставить, одна из ее тонких рук лежала в кармане с детонатором.

– Уже слишком поздно, и ты знаешь об этом, – сказал многозначительно Сарджерт, не желая участвовать в словестной дуэли, одна неверная фраза в которой могло привести к гибели института «Сант-Гофф» даже до получения особого распоряжения.

Опавшие листья и сорванные белые цветы у ног героев закружились в медленном танце, им не было никакого дела до разговоров этих нездоровых людей, упускающих такую восхитительную красоту из внимания. Казалось, что собеседники, в мертвых глазах которых навечно отпечаталась серость будней, вовсе перестали различать что-либо кроме себя.

– Зачем ты не оставил меня тогда? – поинтересовалась искренне Амалия, облокотившись о мрамор перил перед собой следом, они оба осознавали свое безрадостное положение, к которому пришли, отказавшись от идеалов, вернее возведя их в абсолют, от чего все они вне последовательности стали по-настоящему абсурды.

– Не смог, – ответил мысленно Сарджерт, смотря на привязанные колючей проволокой к стволам прекрасных деревьев тротиловые заряды.

– Особого распоряжения не поступит до утра следующего дня, – заверила Розенвуд, словно бы давая мужчине время на ответ, сразу после чего вытащила конверт с ядом и положила его в карман Ролана, тот отсчитывал часы до ближайшего сеанса связи с руководством.

Мужчина вновь обратил свой взгляд к небосводу, в закатной полутьме которого виднелось тусклое сияние холодных звезд, кровавое зарево отражалось в океане космической бездны.

– И что будешь делать? – спросила отстранено Амалия, точно она и Ролан вновь возвратились на многие годы в прошлое, где каждая дорога казалась неизвестной, и новый день приносил радость, а не становился щелчком часов обратного отсчета неминуемой катастрофы.

– Проведаю родные коридоры пятого центра, – ответил холодно Сарджерт, мысленно констатируя, что даже перед лицом смерти они оба промолчали. – И из-под кранов там еще должна течь вода.

Взгляды Ролана и Амалии встретились вновь в необычайной близости, и мужчина вновь восхитился разливами кровавого моря в бездонных глазах девушки, должно быть, она тоже эта заметила, но осталась неподвижной.

– Спасибо, – сорвалось с уст героя, он благодарил девушку за исполнение его просьбы, пусть и с некоторым запозданием.

– Ты ведь не думаешь, что я упущу возможность подать тебе смертельный яд? – заметила устало Розенвуд.

– Поэтому я обратился к тебе, пусть и через ассистента, – заверил Сарджерт. – Полагаю, Ален пришелся тебе по душе: порой мне он напоминает меня в его годы.

– Ты себе льстишь, Ролан.

– Ты не могла об этом не сказать, – произнес отстраненно герой, в это мгновенье отчетливо осознав, с какой неумолимой быстротой утекает время, казалось, что сейчас менять что-либо было уже слишком поздно.

Наконец, сияющий красным диск светила скрылся за горизонтом, уступая власть на суще и море царствию ночи. Белесый шелк лунного света стелился торопливо по брусчатке и безликим фасадам номерных корпусов, даже прекрасные цветы на ветках рукотворных деревьев заискрились попеременно, словно бы вся аллея обратилась в чистый янтарь.

– Я не забуду тот миг, когда мы вдвоем разглядывали звезды, пока улицы Вены покружились в хаос, – признался вслух Сарджерт, плененный холодным сиянием звезд.

– Как и сейчас, – усмехнулась Розенвуд, наслаждаясь красочным действом вдали: языки пламени после бомбардировок пожирали руины домов.

В скором времени апатичный Ролан оставил завороженную увиденной картиной девушку и, миновав аллею рукотворных деревьев, вышел к вымощенной в начале прошлого века дороге, где теперь встречались фигуры часовых в черных одеждах.

– Майор Лем всегда хорошо умел разбираться в людях, словно видел их насквозь, стальным взглядом обнажая их сердца и души. Теперь господин комендант умудрился расставить своих верных псов не только по периметру института, но и внутри, будто бы в этом был какой-то смысл, – рассуждал осторожно Сарджерт, зная, насколько эти солдаты преданы своему командиру, чтобы исполнять его порой бесчеловечные приказы.

Мужчина в больничном халате на плечах миновал вновь брошенную штабную машину и растворился в тени за поворотом к выстроившимся вдоль одной линии отделам института «Сант-Гофф», Ролану стоило больших усилий не обернуться назад, чтобы еще раз запечатлеть среди колышущейся листвы рукотворных деревьев фигуру Амалии. Доктор знал, что он среди вечернего полумрака и чистого мрамора смотровой площадки за аллеей различит пару кровавых глаз девушки, чей хищный взгляд сейчас касался его со спины. Сарджерт вытащил вложенный ему так обходительно в карман конверт с ампулой смертельного яда, словно бы еще раз найдя подтверждение тому, что он уже не более чем ходячий труп, однако ему все равно хотелось броситься прочь от этого института и найти очаровательную, как и много лет назад, Амалию во власти ночи.

– Пара фраз, загадочный взгляд и наигранная робость в непринужденном разговоре. Как просто заставить влюбленного человека делать все, что тебе вздумается, ведь он об этом даже не узнает, поскольку будет упорно избегать правды, все сильнее и сильнее запутываясь в удобной полуправде и сотканной из догадок лжи. Быть может, именно из-за этой хитрости я оказался в этом проклятом месте соучастником страшного преступления, – рассуждал взбешенно собственной твердолобости Сарджерт. – Она не могла об этом не знать, а теперь с такой самодовольной улыбкой свела меня в могилу, но хотя бы перед смертью я не стану для нее успокоением, – уверял себя в немом разговоре мужчина, – но я пришел по ее первому слову и даже не думал сопротивляться.

Мысленно Ролан уже представлял перед собой, как вернется обратно к Амалии и найдет ее хрупкие плечи под больничным халатом, подает в ее нежные объятья, возле себя услышит ее робкое дыхание сквозь шелест листьев, восхититься локонами ее серебристых волос, ее станом и ласковым голосом, после чего ощутит на себе прикосновения ее тонких губ. Им обоим будет плевать, что детонаторы будут брошены в нарушение директив головного института, плевать, что их все равно расстреляют, как и плевать, что их судьбам будет суждено оборваться столь трагически.

– Всего лишь последствия усталости и легкая степень умопомешательства, – уверял себя Сарджерт, держа дрожащей ладонью спусковой крючок детонатора, одна мысль о владении которым лишала его рассудка.

Доктор более не желал никуда идти, предпочтя растратить последние часы жизни на обыкновенный сон в громоздком кресле кабинета начальника института, но решился навестить собственный проект перед ликвидацией. Ролан знал, что даже в случае эвакуации монументальный труд пятого центра экспериментальной неврологии придется похоронить лично вместе со всей документацией, что разрабатывалась тысячи бессонных ночей и являлась результатом работы множества сотрудников, а также жертв подопытных военнопленных.

– Стоит привести себя в порядок, пока это еще возможно, – говорил Сарджерт, зная, что ресурса резервных генераторов и насосов не хватит на долгий срок, а османские стервятники могут запросто изменить и эти прогнозы.

На своем пути Ролан встретил еще несколько пьяных офицеров в кителях тайной полиции, пока, наконец, фигура мужчины не возникла в главном холле отдела. Родные стены пятого центра экспериментальной неврологии встретили Сарджерта гробовым молчанием, словно в эту минуту он пришел проститься с отчим домом, прежде чем уйти навсегда, хотя и это утверждение было не далеко от истины. Длинный коридор был усеян кафельной шрапнелью и серебрящимися в причудливой игре осколками битого стекла, тусклый свет уцелевших ламп разливался по оставленным людьми залам.

– Ударной волны от прямого попадания в крышу соседнего здания оказалось достаточно, чтобы перевернуть здесь все вверх дном и превратить холодный кафель в боеприпасы, – заключил посетитель, переступая через разбросанные повсюду бумаги, он появлялся здесь с того момента, когда получил новое назначение.

Внимательный гость обнаружил у основания толстой стены лестничной шахты громоздкий ящик с взрывчаткой, от которого через все помещение главного холла тянулся длинный кабель. Сарджерт предположил, что, корпус с безликим фасадом сложиться внутрь от подрыва всего нескольких несущих конструкций.

Вскоре герой в мятом халате был вынужден остановиться посреди коридора, поскольку из разрушенного потолка торчала порванная труба, откуда ледяным ручьем лилась вода, превратив участок кафельного пола перед доктором в смертельную ловушку, где в куче мусора искрились оголенные провода. «Сама судьба велит мне пройти путем обреченных», – пронеслось в мыслях Ролана, когда он вытащил ключ-карту, благодаря чему без труда открыл стальные двери правее, на что раньше требовалось личное присутствие коменданта Лема.

Безжизненному взгляду, в котором угасла надежда, открылась довольно жуткая картина застенок с комфортабельными клетками для содержания подопытных. Сарджерт в мятом халате осторожно вошел внутрь, и с обеих сторон от его фигуры протянулись холодные стальные решетки пустых камер. На заре создания секретного проекта через эту тюрьму прошло порядка трех десятков человек, многие из которых лишились сначала рассудка, а потом и жизни, пока технология не была усовершенствована и отлажена окончательно, однако последние шесть месяцев камеры пустовали.

– Глупо оправдывать подобные преступления, но в сравнении с отделом вирусологии, где работали доктор Кравец и Амалия Розенвуд, это санаторий, хотя у всех военнопленных был только один выход из института, – оговорился заметно помрачневший Ролан: он знал, что при любом исходе подопытным было суждено встретиться с расстрельной командой…

На потолке, прямо над головой посетителя, без всякой причины из стороны в сторону раскачивалась в медленном ритме округлая лампа, заливая камеры отвратительным болезненно желтым светом. Доктор всегда старался не появляться здесь лишний раз, от чего он неоднократно ловил себя на мысли, что внутренне не признает сам факт существования данного помещения, будто бы оно является частью персонального ада героя, отражая искривленную реальность только в его голове.

Ролан замер отрешенно у холодной стены одной из камер, что сейчас казались намного более комфортным ночлегом, нежели залы столовой в катакомбах под дворцом «Сант-Гофф». Ключ-карта легла на магнитный замок, и решетка в дверях перед гостем неспешно отворилась. «В нашем мире довольно много скверны, но я и подумать не мог, что однажды стану ее неотъемлемой частью», – огорченно размышлял заключенный, войдя внутрь камеры. Редкая артиллерийская канонада и приглушенный вой сирен из города здесь был не слышим вовсе, словно бы Сарджерт в это мгновенье оказался на пороге древнего храма, погруженным в собственные мысли. Посетитель бросился с интересом разглядывать на себе палитру из полутонов желтых красок, что разливались по камерам сквозь изгородь решеток от света одинокой лампы.

– Если мне каким-то чудом удастся выжить, то, вероятно, я проведу довольно много времени в подобных клетушках, выменяв ценные знания на собственную жизнь, – говорил о чем-то мечтательно Ролан, поглощенный вязким одиночеством, и добавил трусливо: – Вполне справедливый обмен. – Тем не менее, мужчина, осознав, что уже помышляет о предательстве, в следующую секунду возразил самому себе: – Как я жалок. – Доктор Сарджерт словно ощутил, как его кожу на спине разорвало ударом хлыста агента тайной полиции. – Хорошо, что меня, сраженного страшными мыслями, никто не видит.

Немногочисленные личные вещи вместе с мятым халатом и детонатором были аккуратно сложены на деревянном стуле, будто герой уже находился под стражей и подчинялся местным порядкам. Заключенный успел заметить, что внутри камеры все кажется совсем иным, похожим скорее на большой аквариум. Скудный интерьер был выверен с какой-то маниакальной точностью: стальная кровать с тонким прямоугольным матрацем занимала ровно одну пятую камеры и стояла вплотную к тупому углу стеклянной душевой кабины высотой два метра, ножки квадратного деревянного стола упирались точно в границы кафельной плиты.

Наконец, по камерам свозь стальные решетки разнесся монотонный треск бьющихся о стекло душевой кабины капель воды, Сарджерту показалось, что скопившаяся усталость уходила вместе с пылью. Одинокий герой наблюдал увлеченно за тем, с какой грациозностью ручьи теплой воды из душа стекают по замутненной поверхности стекла, вспомнив вдруг, насколько легко удавалось смывать пятна спекшейся крови со всех поверхностей камеры.

Внезапно до Ролана донесся отчетливо топот тяжелых солдатских сапог, неизвестный остановился у приоткрытых дверей камеры, заставив заключенного вспомнить про детонатор, припрятанный под тканью больничного халата. Доктор торопливо вышел из душевой и, к глубокому удивлению, заметил впереди себя наставившего на него карабин Алена, юного научного ассистента, присланного из головного института по протекции полугодом ранее.

– Ален, можешь убирать эту штуку: ты меня ничуть не испугал, – поприветствовал талантливого помощника Сарджерт, указав пальцем на взведенный карабин, после чего стал надевать свою запыленную одежду.

– Я уже было решил, что кто-то из подопытных остался, – объяснился неуверенно Ален, тяжело отдышавшись, и следом неумело убрал оружие, Ролан не сразу заметил, что тот уже успел сменить строгий костюм на военную форму.

Доктор в мятом халате с легким наслаждением пиромана вновь ощутил в своей руке тяжесть детонатора и сказал отвлеченно:

– Нет причин волноваться, мой юный друг. Верные псы коменданта сделают все возможное, чтобы никто из сотрудников института не попали в руки неприятеля.

– Я сильно насторожился, заметив, что двери в помещение камер были открыты.

Худощавый помощник с собранными на затылке волосами в это мгновенье выглядел несколько комично, держа в руках заряженное оружие, особенно если учесть тот факт, что он успел застать последние операции над пленными и даже умело ассистировать во время экспериментов.

– А как же тебе придется на фронте, если ты боишься безоружного: османы не будут церемониться с партийными? – с легкой усмешкой спросил Сарджерт, когда оба героя шли по маршруту пленных через узкие технические коридоры без намека на окна и двери, чтобы поскорее попасть в лабораторию. Даже спустя шесть месяцев здесь стоял стойкий запах горелой резины вперемешку с бензином, ведь именно такой аромат сопровождал операции в подготовительном кабинете, где подопытным вводили анестетики перед последующей трепанацией черепа.

– Похоже, что у нас нет выбора, если, конечно, доктор Розенвуд не найдет нам ампулы с ядом, – ответил искренне мальчишка.

– В этом вопросе с тобой я могу быть искренним, поэтому гарантирую, что яда хватит на всех, – обнадежил юного приятеля Сарджерт, вслушиваясь в звонкий треск металлического пола от шагов обоих коллег. – В любом случае, теперь никто не запрещает тебе поступить также как и наш благородный гросс-канцлер, бросивший нас в такое тяжелое время.

– Вышибить себе мозги, осознав, что игра окончена? – усмехнулся наигранно Ален, ни на одно мгновенье не оставляя мысли о бегстве.

Немногим раньше за столь резкие высказывания в адрес регента можно было уже к следующему вечеру сгинуть в молохе бессмысленного насилия аппарата тайной полиции, однако сейчас за этим попросту было уже некому следить. Империя без монарха и регента терпела крах, и ни у кого из действующего руководства красного ордена не хватило смелости соврать своим подданным об обстоятельствах смерти гросс-канцлера, умело перетасовав факты и цифры и обвинив в этом англосаксов или происки Петербургской охранки.

– Это будет проще осуществить, обратившись к учениям доктора Кравеца, – иронично заверил ассистента Сарджерт. – В этике нет никакого закона сохранения: добро и зло никогда не превысит допустимого значения, как и не восполниться за счет друг друга, поэтому посмертного суда с праведниками и грешниками не будет.

Ролан и Ален прошли путем обреченных и оказались в просторном помещении лаборатории, на глянцевом кафельном полу между всевозможной аппаратурой были протянуты сотни кабелей. Сердце пятого центра экспериментальной неврологии походило более на брошенную стройку, чем на серьезный научный проект, на содержание которого из бюджета института было выделено целое состояние. Сарджерт, всякий раз появляясь в этом зале, думал, что этой головокружительной суммы хватило бы на постройку еще одной резиденции на берегу теплого моря вдали от этой проклятой войны.

Ассистент остался позади, в то время как восхищенный проделанной работой герой приблизился неторопливо к огромной машине в центре зала, прямо под безумной паутиной проводов которой в заключенной в сфере-центрифуге висело кресло. Машина по считыванию сознания. Сарджерт в мгновенье последней встречи с ней уже и не замечал, как по лаборатории, куда имели доступ только он, пара коллег, ассистент и военнопленные нагло гулял ветер, разбросав повсюду бумаги с личными делами подопытных.

– Ален, ты сделал точно так, как я просил? – обратился к юному помощнику Ролан, с трепетом в собственном сердце рассматривая свое творение, что было обречено прировнять создателя в один ряд с великими ученными прошлого.

Резкий порыв ветра просочился в помещение через широкое затемненное окно, черный глянец которого был изрешечен несчетным множеством осколков: героям отсюда были видны руины соседнего корпуса.

– Да, взрывчатки должно хватить, чтобы полностью разрушить здание, – доложил из-за спины ассистент, бросив карабин на поверхность длинного стола, заставленного громоздкими блоками компьютеров и выпуклыми экранами их мониторов.

Сарджерту даже стало жаль, что ему не удастся завершить начатое и исполнить замысел, ведь эта машина должна была не только производить полное копирование личности путем считывания карты головного мозга, но и перепрограммировать ее, даря человеку иное прошлое и, вероятно, личность. Хотя в научных кругах института «Сант-Гофф» возникали споры по этому поводу, ведь многие ученые-кибернетики утверждали, что уничтожение или подмена привычной памяти не ведет к перестройке личности, поскольку принятие решений происходит главным образом с опорой на поведенческие паттерны в подсознании, что не удавалось расшифровать и систематизировать еще никому. Это не останавливало Ролана, ведь он полагал, что в таком случае у него появиться возможность дарить людям счастливое прошлое без вреда для общества, пусть даже финансирование на этот проект шло из фондов спецслужб и тайной полиции империи. Теперь половины этих ведомств, как и самого гросс-канцлера больше нет, а красный орден поглощен внутренними склоками и уничтожением архивов в попытке избежать трибунала.

– Считывать сознание это уже большое достижение, мой юный друг, – с притворным благородством уверял помощника Ролан, прикоснувшись рукой к креслу с кандалами, к которому были подведены десятки больших и малых проводов, образовывая причудливую синтетическую паутину в форме дамского веера. – Надеюсь, что когда-нибудь эти разработки смогут менять прошлое в нашем восприятии.

Ален, усевшись в кресле перед выключенными мониторами, ответил молчанием, глянец кафельного пола горел в лучах мощных однотонных ламп на потолке, мятые страницы документов из личных дел шелестели, перемещаясь у самых ног неподвижного Сарджерта, подол халата на его плечах тормошил трепетно ветер.

– Может, запустим ее в последний раз? Всегда хотел заглянуть в свое прошлое, тем более теперь это даже сравнительно безопасно, – предложил вдруг герой, по-отечески обратившись к юноше, что тяжелым взглядом смотрел на результат титанических трудов, которые уже ни при каких обстоятельствах не удастся спасти. – А подорвать заряд мы всегда успеем, или за нас это сделает доктор Розенвуд.

– Мне все подготовить? – умело дистанцировался от предложения Ален, своей партийной расчетливостью вновь рассмешив доктора.

Ролан кивнул, и ассистент движением огромного рычага в центре стола запустил последовательно блоки компьютеров, выпуклые экраны которых налились синим текстом друг за другом. Пальцы юноши застучали по шумной клавиатуре, производя привычно настройку сложнейшего механизма.

– Надеюсь, ты не расплавишь мою голову, – отшучивался легкомысленно доктор Сарджерт, ощутив отчетливо поступающий страх, но ему удалось мгновенно возвратиться в чувства, вспомнив, что его гибель уже неминуема.

Продолговатая машина в центре запустилась и оставалась совершенно бесшумной, словно бы боясь отговорить своего создателя от авантюры, ведь он ни разу не садился в это заключенное в центрифуге кресло. Сейчас мужчина в халате с наслаждением и гордостью рассматривал каждый элемент секретного проекта, после чего взобрался в кресло, ткань которого показалась ему невероятно мягкой. Холодные кандалы подлокотников закрылись, отозвавшись металлическим треском.

– Доктор, у вас еще есть возможность отказаться, – сообщил Ален, когда после его манипуляций за мониторами над головой Ролана по всему сечению растянулась синтетическая паутина, дамский веер превратился в диск.

– Отчасти я даже буду рад, что не увижу собственными глазами смерть этой машины, – признался Сарджерт, и добавил решительно: – Отступать я тоже не привык, Ален.

В следующее мгновенье сфера бесшумно приподнялась над засыпанным темной бирюзой осколков полом, а приводы позволили стальным обручам начать медлительное вращение вокруг центрифуги по всей ее длине.

Сарджерт нисколько не волновался, вместо чего с интересом наблюдал за коллегой, увлеченным показаниями приборов. На его бледном лице под взъерошенными волосами отражались стерильным синим светом мониторы, а в темных глазах под широкими рыжеватыми бровями порой виднелись цифры. Гримаса наигранного спокойствия в лице Алена выдавала, что он желал поскорее закончить с этой авантюрой.