– И воронов, и драконов, и даже людей. Всех вас, считающихся разумными.
Я не ожидала такого ответа, а храм вновь погрузился в молчание. Я даже не слышала треска свечей, хотя их колыхал ветер, и пламя тревожно плясало на самом кончике фитилей. Я недоверчиво разглядывала деревянную статуэтку на фоне раскидистого дерева.
– Ты, наверное, хочешь спросить, что происходит, и почему именно с тобой?
Долго обдумывала, что я на самом деле хочу узнать, и кивнула, чувствуя, как у меня начала кружиться голова. Дым от свечей потемнел и стал сгущаться, поднимаясь вверх и закрывая собой алтарь.
– Ты мой вестник.
– Кто? Вестник? Я? По…
– Почему ты? Потому что я тебя создал такой. Но мои слишком самоуверенные дети не слушают тех, кто рождён в простых семьях, вот и пришлось тебя определить в семью самого императора.
– Зачем? – не поняла я ровным счётом ничего.
– Чтобы предупредить. Мои дети в упор не видят, что убивают сами себя, изживают, губят. Я лишил их права продолжать свой род, надеясь, что они одумаются и помирятся, но стало только хуже.
– Но почему… – повторила, так как не получила ответа на первый вопрос, – почему именно тенгарка?
– Тенго всегда были моими любимчиками – верными друзьями, младшими братьями, защитниками, но при этом жуткими драчунами, – праотец рассмеялся, а я заслушалась его, так как мне чудилось в этом смехе журчание ручейка, скачущего с камня на камень.
Неожиданно я перенеслась к небольшому водопаду и оказалась сидящей на валуне возле каменной скалы. На мне вдруг материализовалось снежно-белое платье без рукавов, и я осторожно погладила жёсткую ткань, затем огляделась. Вокруг шумел густой первозданный лес, пение птиц доносилось из его глубин. Яркие бабочки с золотыми крыльями порхали над лепестками огромных экзотических цветов. А рядом со мной смеялся ручеек, холодные воды которого омывали мои босые ступни.
– Я решил дать тенгарцам ещё один шанс всё исправить, – я подняла голову на старца в белом хитоне.
Он был сед, с густой окладистой бородой, в чертах его лица не просматривалась какая-то конкретная раса, скорее гармоничная смесь всех известных мне, при этом его кожа была светлой как снег, а морщины на лице словно ненастоящие. Глаза – голубые, как само небо – светились теплом и любовью. Я была поражена и чувствовала волнение. Никогда даже не задумывалась, как может выглядеть наш Творец. Наверное, именно так – как добрый и любящий дедушка. Старец держал в руках чётки из разноцветных светящихся бусин. Они были прозрачные и будто бы живые. Стоило только задержать на них взгляд, и картинка увеличивалась в размере, давая возможность подсмотреть, что находится внутри стеклянных стенок. В одной я сумела разглядеть летящего дракона, который на моих глазах скрылся за каменным пиком горы. В другой царила непроглядная темень, и лишь лунный свет бросал серебристую дорожку на гладь воды. В самой крайней узнала свой родной дом, охваченный пожаром, и маму, которая встревоженно хватала собравшихся людей за руки и о чём-то спрашивала их.
– У моих неразумных детей есть шанс возродиться. В Тенгаре осталось последнее зерно, которое нужно пробудить, чтобы оно наполнило мир силой перерождения. Ты должна вернуть это зерно на священную гору.
Я чувствовала себя опьяневшей от долгого созерцания этого невообразимого праотца. Всё, что было детской сказкой, россказнями фанатиков, всё в корне отличалось от того, что я видела перед собой – непостижимое, невообразимое, прекрасное. Старец был подобен солнцу, большой звезде, от света которой слезились глаза.
– Почему я? – сипло всхлипнула.
– Потому что я для этого тебя и создал. Не повтори судьбу твоих предшественников – белых ворон. Ты должна вернуть зерно на место.
– Я не справлюсь, – замотала головой, и тут же тошнота подступила к горлу.
– Я дал тебе всё для этого. Тебе осталось лишь воспользоваться дарованным и верить в себя и в своих помощников.
Мир подёрнулся дымкой. Последнее, что я увидела, это был продолговатый камень, прозрачный, словно застывшая вода. Он лежал в ладонях каменной статуи красивой женщины, которая сидела на пятках и держала руки на коленях, с затаённой любовью тепло улыбаясь мне.
Но этот миг разбился как стекло, а щёку обожгло огнём. Боль пронзила и без того многострадальную голову.
– Ну же, открой глаза, – шипел дракон, тряся меня и хлеща по щекам.
Я застонала, приоткрыв веки. Свет резал глаза, а сам дракон выглядел размытой тёмной кляксой.
– Жива, – радостно выдохнул янтарноглазый монстр, вздёрнув меня на ноги, от чего мне снова стало дурно. И я, оттолкнув его, согнулась пополам, переживая не самые приятные моменты в своей жизни, когда возможность скорой смерти нисколько не пугала, а вот опозориться, не сдержав рвотные порывы, почему-то страшно не хотелось.
– Давай, развеивай своё заклинание, – потребовал дракон, сжимая рукой моё горло, а я забилась в панике. – Ну же! – рявкнул он, разворачивая перед моим лицом раненую руку. Серое пятно расползалось по ауре дракона от руки, подбираясь к шее и груди.
Дракон бросил меня на землю, и я расцарапала ладони о каменные надгробия, и обожгла их холодным льдом. Встала на четвереньки, хватая воздух ртом, и в ужасе вгляделась в кровавые следы на снегу. Оба мёртвых стража лежали неподалёку. Тошнота усилилась, а я всё не могла отвести взгляд от неживых потухших глаз монаха.
– Останови своё заклинание, или я убью тебя. Поверь, мне этого пока не хочется. Поэтому не вынуждай меня, – дракон хрипел у моего уха, он опять схватил меня за горло, норовя его сломать, а я царапала его руку, пытаясь вдохнуть воздух. Слёзы размывали очертания перед глазами. В ушах стоял гул сердца.
Я же, призвав оставшиеся крохи силы, что у меня остались, вспыхнула огнём. Одежда дракона занялась, а сам брюнет зарычал и в порыве ярости сжал пальцы. Свой предсмертный хрип я слышала будто бы со стороны, проваливаясь во тьму, думая о том, что больше никогда не увижу Гетера. Никогда не признаюсь ему в своих чувствах. Никогда не услышу его нежного шёпота. Видимо, мне всё же предстояло повторить судьбу своих предшественников.
Мои предположения не оправдались. Я очнулась под писк медицинских аппаратов и приглушённый гул множества голосов. С трудом открыв глаза, огляделась. Я находилась в палате, рядом мама разговаривала с представительным высоким доктором, на соседней кровати кто-то лежал, также под капельницей и с аппаратом искусственной вентиляции легких. Я жива. С облегчением прикрыла глаза.
– Миссис Фукуи, как только она придёт в себя, мы её переведем в палату интенсивной терапии, там вы сможете подольше находиться рядом с ней, но не здесь. Это реанимация, поймите. Вам нельзя здесь ночевать.
Мама не унималась, она отказывалась уходить. Я попыталась позвать её, но вместо голоса послышался хрип.
Доктор заметил мои потуги и склонился надо мной, светя фонариком в глаза.
– Мисс Фукуи, вы слышите меня? – обратился ко мне мужчина.
Я смогла кивнуть. Мама обошла койку с другой стороны и со слезами на глазах радостно зашептала моё имя. Я чувствовала её переживания, её тревогу и слабо улыбнулась.
– Ну что ж, миссис Фукуи, даю вам пять минут, сильно не утомляйте её.
Мама сжала мои пальцы, всхлипывая.
– Доченька, ты очнулась. Ты поправишься, вот увидишь. А Мин опять пропал. Я по телевизору тебя увидела. И телефон где-то оставила, не позвонить. Домой прибежала, а там всё сгорело, и вас нет. Тебя нашла здесь, а Мин…
– С ним всё хорошо, – прохрипела я. Трубки в носу жутко мешали, а горло словно натёрли наждачной бумагой. – Он у отца, – попыталась я успокоить маму, не в силах выдержать её слёзы.
Я увидела облегчение в маминых глазах, когда она услышала, что Мин жив, но её рыдания не утихли, даже когда я пообещала очень скоро встать на ноги с помощью магии. Мне потребовалась всего пара минут, чтобы наскрести крохи магии, оставшиеся во мне, и запустить регенерацию.
– Ма, пожалуйста, принеси мне завтра одежду, – попросила я у неё до того, как вошёл врач и потребовал освободить палату. Мама обняла меня, погладила по волосам.
– Я приду завтра, – пообещала она и поцеловала в лоб. – Поправляйся, милая.
Я прикрыла глаза, чувствуя, как накатывает сонливость. Я не успела спросить, что же случилось с драконом, но пообещала себе завтра обязательно всё выяснить.
Второе моё пробуждение было таким же тяжёлым. Кто-то был рядом, чужой колючий взгляд пронзал меня, от чего пальцы на руках холодели. Чувство опасности подхлестнуло открыть глаза, а когда я увидела рядом с собой очередного индейца, то первое, что сделала, это выставила щит и попыталась встать с койки.
– Не бойся, – хмуро отозвался пожилой индеец, выглядящий намного старше того стража, которого убил дракон на кладбище. Этот странный посетитель был одет в обычную клетчатую фланелевую рубаху, куртку с капюшоном и фетровую шляпу, надетую на повязанный вокруг головы цветастый платок, из-под которого виднелись забранные в низкий хвост седые волосы. – Я не причиню тебе вреда, вестник Небесного Отца.
Я не поверила ему ни на секунду, так как колючий и неприятный взгляд индейца выдавал его истинное отношение ко мне, тенго по текущей в моих венах крови и магии.
– Ты должна вернуться. Тебе здесь не место.
Я сдёрнула с лица маску и вытащила трубки из носа. Села на кровати, внимательно следя за опасным визитёром. Я стражей так не боялась, как этого старца – с виду хилого, да только в нём клубилась сила, настоящая магия. Он словно напомнил мне, что произошедшее со мной на кладбище – не страшный сон. Слова Праотца и его наставления чётко всплыли в моём сознании. Но откуда об этом мог знать индеец?
– Зачем вы пришли? – холодно уточнила.
Ведь он здесь давно и мог тысячу раз убить меня. Я прекрасно это понимала и знала, что до сих пор слишком слаба.
– Ты должна вернуться.
– И всё? – усмехнулась в ответ, отлепляя присоски от кожи и вытаскивая иглу внутривенного катетера.
– И всё. Но навсегда. Тебе здесь больше не место, – тихо ответил индеец и вышел из палаты. И только потом я обратила внимание, что говорил он практически без акцента, и никто не удивился, что незнакомец пробыл так долго в палате реанимации. Медсестра ворвалась в палату испуганная и встревоженная. Заметив, что я сижу, всполошилась и того больше. Я еле успела развеять щит, прежде чем женщина, схватив меня за плечи, силой уложила на койку.
– Вам нельзя вставать, мисс Фукуи. Слышите? Нельзя.
– Но я прекрасно себя чувствую, – возразила, правда, сопротивляться не стала, прекрасно осознавая, каково женщине, которая сверялась с последними показаниями, что-то записывала в листок, прикреплённый к планшету, висящему на спинке моей койки.
Я лежала, вдыхая запахи медикаментов, присущие больницам и медицинским центрам, и пыталась придумать правдоподобное объяснение своему волшебному выздоровлению. Вопросы у докторов возникнут, тут и гадать нечего, и начнётся самый настоящий допрос. Сказать про магию – прямая дорога в сумасшедший дом. А мне нужно домой, нужно срочно поговорить с мамой.
Слова Праотца и навязчивое напоминание о том, что он ждёт от меня действий, давили на нервы. Возвращаться в Тенгар не хотелось, но появление дракона на пороге моего дома откровенно испугало.
Мама пришла после скудного больничного завтрака. Она вошла вместе с доктором, который уже третий раз посещал меня, чтобы очередной раз восхититься моим выздоровлением. Он до конца не верил, что я здорова, просил повторно сдать анализы, но я отказывалась. Мама, как и обещала, приехала с вещами, правда, не моими, а только что купленными в магазине.
– В пожаре всё сгорело, – словно извиняясь, шепнула она, протягивая мне тёплое вязанное платье.
– Мне звонили офицеры полиции и просили сообщить, когда можно взять у вас показания, мисс Фукуи, – не унимался доктор Керри, а я устало выдохнула. Встреча с полицией была неизбежна.
Попросив оставить нас с мамой одних, я взглянула на соседнюю койку. На ней лежала пожилая женщина. Она словно спала, но сон этот был неправильный, отдающий холодом.
Одевалась, слушая маму. Она рассказывала, что сейчас живёт в отеле, так как наша квартира выгорела полностью, а пожарные сказали готовиться к огромному штрафу, считая по предварительному расследованию, что причина в неосмотрительном обращении с электроприборами. Вся страховка уйдёт на возмещение ущерба соседям. Я видела, как ей тяжело. Я словно притягиваю неприятности. А ведь Гетер говорил о стражах, но не упомянул про драконов.
Надела куртку, сапоги, обняла маму за плечи и повела из платы. Нужно было восстановить всё, что было разрушено по моей вине. Страж обещал, что не причинит мне вреда, значит, я могла перевести дыхание и накопить силу для перехода. Что ждало меня в Тенгаре – даже не задумывалась. В первую очередь я обязана была позаботиться о материальном благополучии родной матери. Ведь я не знаю, как долго мы с ней не увидимся в этот раз. А любовь… Сердце забилось в груди от понимания, что я опять нос к носу столкнусь с Гетером и вновь стану его наложницей. Мы шли по коридору больницы экстренной помощи, и перед выходом я бросила мимолётный взгляд в зеркало, поймав своё отражение в нелепом наряде. Мама выбирала одежду на свой, весьма отличающийся от моего вкус, но не это меня обескуражило, а… отсутствие метки на лбу! Приблизившись к зеркалу, долго не могла поверить своим глазам. Даже потёрла кожу.
– Тина, что с тобой? – осторожно спросила мама, заглядывая мне в глаза через отражение.
А я беззвучно ревела, так как понимала, что вот теперь нас с Гетером больше ничего не связывает. В то, что он жив, я верила всем сердцем, хоть и допускала возможность ошибки. Метки могли исчезнуть в двух случаях: потому что я сама была на грани жизни и смерти, или же потому, что мёртв мой господин.
– Тина, что случилось? – мама дёрнула меня за плечо, разворачивая к себе лицом. – Тина, не молчи! Что с тобой?
Я обняла её за плечи, зажмурилась, тихо шепча себе, что этот обманщик и хитрец жив, что такой, как он, не мог умереть. Просто не мог. Я же люблю его. Этот негодяй обязан жить. Всхлипнув очередной раз, уткнулась в мамину куртку, чтобы ткань впитывала солёную влагу.
– Солнышко, деточка моя золотая, у тебя стресс. Сейчас приедем в гостиницу…
Я слушала маму краем уха, сама шла по коридору, оглядываясь по сторонам в поисках стражей, натыкаясь на пациентов, чьи ауры были пропитаны серостью болезней. Я могла бы им помочь, кого-то спасти, дать второй шанс, но я была пуста. Вся моя магия уходила на оздоровление собственного организма. Мой резерв был на нуле, и мне срочно требовалось пополнить силы. Самый простой – выпить человека. Можно и за счёт еды, но восстанавливаться таким образом я буду намного дольше.
Есть ли ещё шанс увидеться с Гетером? Возможно, я ужасно опоздала. Правда, я пыталась не думать о плохом и отгоняла грустные мысли, хотя тревога прочно угнездилась в сердце. Время накопить силу у меня ещё было, ведь здесь оно шло намного быстрее, чем в Тенгаре, где сейчас находились любимый и брат.
Номер гостиницы был небогат: скромная старенькая мебель, застиранное постельное бельё. Я устало села на диван, прикрыв глаза, отдышалась. Раздевалась с одышкой, чувствуя жуткий голод.
– Мама, сходи в магазин и купи мне мяса.
Просьба была странной, но любимая мамуля лишь кивнула и оставила меня одну в номере. Я же занялась колдовством. Мне нужны были деньги, много денег, причём настоящие. Когда-то, ещё совсем недавно, я даже мысли не могла допустить, что опущусь до банального воровства, но в данной ситуации выбора не было. Оставить маму одну без сбережений? Нет, я не могла бросить всё так, как есть. Но и сил перекраивать реальность, создавая счёт в банке на мамино имя, увы, не было. Оставалось лишь воровство. Банки выбирала из соседних городов, чтобы никто не смог заподозрить маму. Я не знала всех тонкостей, но понимала по фильмам, что купюры иногда метят, поэтому брала лишь мелкие банкноты. Принимающий портал открыла в маминой дамской сумочке, которую положила возле себя на диван. Она медленно наполнялась, округляясь. От усталости дрожала и взмокла, покрывшись холодным липким потом. Но не остановилась, пока сумка не наполнилась до краёв.
Когда мама вернулась из магазина, я валялась на диване и тяжело дышала. Сладкий дурманящий аромат ворвался в номер вместе с ней. Я сглотнула, зажмурилась. Нет, я не могу так поступить с ней.
Мама занялась обедом, заодно рассказывала, что меня, почти бездыханную, рядом с двумя мужскими трупами нашёл на кладбище сторож, он же и вызвал полицию. Одежда на мне была обуглена, а я лежала возле следов костра или чего-то подобного. Мама пыталась разговорить меня, узнать, что произошло. Полиция считала, что двое мужчин пытались меня заживо сжечь, но я каким-то образом расправилась с ними.
Я глухо рассмеялась, представив эту нелепую картину: хрупкая девушка против двух нехилых мужчин. О чём только полиция думает. И куда делся дракон?
Разум упорно нашёптывал, что подсаженный мною паразит в теории должен был высосать всю магию из дракона. Значит, выжить у первородного вряд ли получилось бы. А может он успел телепортироваться к себе домой?
Я не стала от мамы ничего скрывать, извинилась за квартиру, рассказала про деньги. Реакция была совершенно ожидаема: мама стала в категоричной манере отказываться от такой помощи, и тогда я сообщила ей новость, затмившую её возмущение по поводу моего криминального способа решения финансовых проблем:
– Мам, я должна вернуться в Тенгар. Ты останешься одна, без квартиры, без денег. Я не могу оставить тебя настолько незащищённой. Так что бери, – я протянула ей сумочку. Мама нехотя вытерла руки о полотенце, приближаясь ко мне.
– Тина, я справлюсь, поверь. А квартира… Я всё равно давно хотела переехать.
– Нет, мама, не переезжай, пожалуйста, постарайся восстановить всё как было. Ты всегда чувствовала себя счастливой в той квартире, в ней воспоминания о нас, об отце. Я, конечно, не имею права тебя просить, возможно, для тебя лучшим вариантом будет как раз переезд в другой город, но… а вдруг мы с Мином вернёмся? Где мы будем тебя искать?
Я слабо улыбнулась, контролируя свой голос. Мамин запах будоражил изголодавшееся по энергии жадное тенгарское нутро.
– Хорошо, – сдалась мама и взяла сумку, убрала её в шкаф, а затем поставила передо мной тарелку с сочным стейком.
Я ела быстро, практически не жуя. Мама пыталась остановить, сетовала, что нельзя столько есть. Но перестроившийся во время пребывания на Тенгаре организм требовал насыщения, и я ела, пока не откинулась на спинку дивана довольная и обожравшаяся. Живот выпирал, зато тепло внутри разрасталось и приятно растекалось по иссушенным недавним перерасходом магическим каналам.
– Я посплю, – предупредила маму, поцеловала её в щеку и поблагодарила за сытный обед.
Забравшись на узкую кровать под тёплое одеяло, от которого разило стиральным порошком, прикрыла глаза, расслабляясь. Живот недовольно побаливал, но я сумела уснуть, провалившись в очередной кошмар.
Я стояла посреди выжженного леса, то тут, то там дымились и догорали стволы елей и сосен. Густой дым так плотно закрывал небо над головой, что было непонятно – день стоит или ночь. Я слышала карканье воронов и утробный рёв и шипение драконов.
Вдруг рядом появился Ликард, протянул руку и закричал:
– Беги, Тина! Скорее, поспеши!
Я бросилась к нему, но между нами пролетел огромный чёрный дракон, выпустив из пасти огненную струю. Фигура Гетера осыпалась стаей птиц, которая тут же бросилась догонять ящера, и я вновь осталась в одиночестве среди пламени и дыма. Я кричала и звала Гетера, но не могла перекричать многоголосый хор воронов и рёв драконов.
– Спеши, маленькая. Спеши, мой птенчик.
Проснулась от того, что мама трясла меня за плечо и просила проснуться.
Я резко села на кровати и с недоумением уставилась на хмурого индейца – посетителя из больницы, который чинно восседал на диване.
– Тина, милая, тут полиция приехала, хотят тебе вопросы задать.
Я моргнула, страж кивнул в сторону дверей, где неуверенно мялись двое в штатском. Я встала с кровати и пригладила волосы рукой, удивляясь, что мама не обращает никакого внимания на индейца. Детективы присели на диван, и тот жалобно заскрипел. Нам с мамой достались стулья.
– Мисс Фукуи, нам требуется задать вам пару вопросов.
Я кивнула, поглядывая исключительно на стража. Он молча зыркал на меня из-под густых бровей, крутя в руках фетровую шляпу. Куртку он не снимал.
– Расскажите, что произошло во вторник двадцать третьего декабря, – попросил детектив, который был постарше и более меланхоличен.
Я на ходу придумала легенду, не желая очернять память погибших стражей перед безмолвным наблюдателем. История была почти правдивой: неизвестный проник к нам в квартиру и попытался ограбить. Я сопротивлялась, как могла, но грабитель умудрился поджечь дом и напал на меня. Я спасалась бегством. Он преследовал меня до самого кладбища, где мне на помощь пришли двое незнакомцев.
Страж кивал, направляя свою магию на полицейских. Те записывали под диктовку без лишних вопросов, потом дали расписаться в протоколе и, вежливо попрощавшись, покинули номер.
Стоило мне проводить полицию, как индеец последовал за ними по-прежнему незамеченный матерью. У самых дверей он шепнул мне, чтобы я поторапливалась, и повторил, что моё место не здесь. Тревога от его слов, подкреплённая только что увиденным сном, ещё больше давила на сердце.
На сборы у меня ушло всё время до самого вечера. Мама бегала мне за едой, тихо вздыхая, когда я набрасывалась на очередную порцию, порой забывая правила приличия и поведения за столом. Я же параллельно пыталась всё грамотно продумать и составляла список самого необходимого, что надо взять в Тенгар. В небольшом рюкзаке уже лежали: верёвка, нож, кружка с тарелкой, сухпаёк, спички, средства личной гигиены. Зачем это мне с собой я точно не знала. Брала, скорее, на всякий случай – магии во мне осталось слишком мало, чтобы тратить её на бытовые заклинания, и когда я восстановлю свой резерв на Тенгаре тоже неизвестно. Большую часть в рюкзаке заняли контейнеры с едой. Мама постаралась утрамбовать побольше, причитая, что я ем, как бравый солдат на привале после марша. Сменное бельё и одежда тоже были. Ночью, когда город зажёг свои огни, я направилась в небольшой парк неподалеку от гостиницы, чтобы там, в безлюдном месте настроить портал перехода. Мама долго целовала меня, обнимала и просила приглядеть за выросшим, но оставшимся всё таким же бестолковым братцем.
Обещание я ей дала, хотя сама не была уверена, что исполню его. Увы, мы с Мином были теперь по разные стороны баррикад. Хоть я и не планировала смещать отца или претендовать на право наследования трона, но уже заочно стала их врагом номер один.
Зябко кутаясь в куртку, я шла вдоль по улице, рассматривала весёлые витрины магазинов торгового ряда. Люди спешили домой после тяжёлого трудового дня, кто-то прогуливался неспешным шагом. Шум человеческого города за короткий промежуток времени, что я провела в Тенгаре, стал казаться непривычным. Я вздрагивала от резкого визга резины, от сигналов клаксонов автомобилей. Люди тоже выглядели враждебными и громко галдели, действуя на мои и так истрёпанные нервы. Но особое опасение вызывали вороны, коих в городской суете не замечал никто, кроме меня. Птицы сидели на фонарных столбах и даже на крышах домов, хотя по логике должны были уже спать, ведь солнце давно зашло за горизонт. Но пернатые жили своей жизнью и на первый взгляд не обращали на меня внимания. Я дошла до перекрёстка и, дождавшись зелёного сигнала светофора, побрела в парк, погружённый в относительно тихое спокойствие.
Побродив там минут двадцать, я нашла укрытый от посторонних глаз высокими кустами уголок. То ли сердце сжималось от плохого предчувствия, то ли мне просто было откровенно страшно, но потребовалось время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем я приступила к построению междумирного портала.
Сила струилась по венам, концентрируясь на кончиках пальцев, ветер поднимался вокруг меня, сворачиваясь в лёгкий смерч. Я читала многоступенчатое заклинание, мечтая увидеть дорогих мне мужчин: Гетера и Мина. За кого я больше переживала? Наверное, за Мина, но и мысли о Гетере тревожили и заставляли волноваться.
Усиливающийся ветер сорвал с моих губ последние слова заклинания, тьма вновь заслонила обзор, привычно высасывая из меня магию, а когда всё стихло, я очутилась в грязном узком закоулке возле невыносимо смердящей помойки.
Глава 12
Порой даже самые безупречные планы дают сбои. Когда кажется, что всё идет строго по задуманному и все фигуры двигаются куда надо, одна своевольная пешка может с лёгкостью поставить шах королю.
Гетер дёрнулся от очередного соприкосновения плети с телом, оглушённый её свистом и звоном навешанных на него цепей и антимагических оков. Физическая боль пронизывала всю его сущность, притупляя душевные страдания – смертельное разочарование и дикую, невыносимую тоску. Проживший более сотни лет, он, наивный, полагал, что хоть что-то значит для неоперившегося птенчика с невинными синими глазами. Верил, глупец, что небезразличен ей.