Алая быль
Стера покивал задумчиво, а после посмотрел куда-то за плечо огромного мужика, сдвинул брови и заговорил чужим, ледяным голосом:
– А ты тут что забыл?
Староста пригнулся вдруг, ощутил такую силу великую в голосе видящего, что в летний день мороз по коже пробежал. Глянул испуганно на Стеру, а тот продолжил, глядя куда-то мимо Богомила:
– Ты совсем жить расхотел?
– Я? – захлопал испуганно глазами староста, и видящий глянул на мужика, помотал головой:
– Нет-нет, дядька Богомил! Тут дух к вам прибился… не очень хороший. Но и не опасный шибко. Незлой, в общем. Сейчас разберусь!
Староста втянул голову в плечи, опасаясь повернуть головы. А Стера вскочил легко на ноги, скрутил фигуру, в народе «шиш» называемую, и сунул в угол избы, а после с фигурой этой вышел наружу, во двор. Растерянные староста с женой остались в избе, переглядываясь. Вернулся белобрысый послушник братства видящих минут через пять, улыбнулся чуть виновато и сказал:
– Простите, что напугал. Просто тут к вам Шиш прибился. Он для людей не шибко опасный, но вихри крутит. Может пшеницу повалять, двери или окно захлопнуть внезапно. Вот и пришлось его отвадить.
– Шиш – это дух? – осторожно спросил староста.
– Ну да, – кивнул видящий, – Он не злой, просто шкодливый. Чаще ж духи зла не несут. Либо вовсе людям помогают, либо пошкодить любят. А так, чтобы людям вредили… Мало таких. А чтобы уж Зло несли… таких и вовсе единицы. Не повезло Глуздам, что один из них тут появился.
– Вот уж точно, что не повезло, – Маланья вновь подпёрла голову рукой: – Моя племянница померла при родах и дитятко её.
– А откуда он взялся, Гелл энтот? – спросил староста.
– Гелло, – поправил старосту Стера и развёл жилистые руки в стороны: – Кто знает? Причин много может быть. Некоторые духи от проклятия появляются. Некоторые – от скорби великой. Человеческие чувства – они дорогу в иной мир открывают. Совсем ненадолго, но и этого духам хватает, чтобы в наш мир просочиться.
– А что им в мире-то нашем делать? – пробурчал Богомил. – Сидели бы в своём.
– Нам говорили, – принялся объяснять Стера, и с виноватым видом взял ещё один пирожок, – Что их мир бесприютен и гол. На чувства, эмоции. Мёртвый мир, который духи уничтожили сами, превратив в бесплодную пустыню. Но какой-то злой магией они не погибли сами, а остались в виде бесплотных существ. И маются там. Потому так стремятся к нам, чтобы вновь насладиться всем тем, что сами потеряли.
Маланья вздохнула тяжело. Ей, как любой женщине, сразу же стало жалко бесприютные бестелесные сущности:
– Это ж сколько они скитаются так? – спросила она, и подлила Стере квасу.
– Я не знаю, – с набитым ртом проговорил видящий, – Может, сотни лет. Или вовсе тысячи.
– Тыщи лет по пустыне скитаться без тела, – дёрнул подбородком староста, – Эдак, и правда, с ума свихнёшься!
– А одержимые? – испуганно спросила Маланья, – Правда духами одержимы?
– Правда, – Стера достал трубку и спросил: – Выйду во двор?
Все трое вышли во двор и Стера закурил:
– Если духу удаётся попасть в тело человека – это для него наивысшее блаженство. Он опять может чувствовать, наслаждаться едой, плотскими утехами. Быть живым. Вот и идут на разные ухищрения, чтобы завладеть телом человека. И Гелло этого же хотел. Но сутью своей убивал только родившееся дитя.
Маланья поёжилась, и сказала:
– Ну, и поделом твари, что сдохла!
Глава 5
Золотые колосья пшеницы весело качались по обе стороны от пыльной узкой дороги. Стера шёл по этой тропе не торопясь, постукивая по земле простым деревянным посохом. На голове белая косынка, повязанная на пиратский манер. За плечами тот самый дорожный мешок. Только Уголёк не на мешке сидел, а радостно бегал вокруг хозяина, то ныряя в золото колосьев, то вновь выскакивая на дорогу. Стера неторопливо шёл и с усмешкой смотрел, как резвится хорёк. А потом вдруг остановился резко, повернулся и ткнул палкой в поле, проговорив:
– И долго ты за мной шляться будешь?
Стера зрел духов, сколько себя помнил. В совсем маленьком возрасте видел клубящегося за печкой Домовика, похожего на заросшую бородой колючку. Видел Овинников и Бурогозов. Поначалу родители несерьёзно относились к лепету малыша про прозрачных сущностей, но когда смекнули – возликовали. Видящий в семье – к достатку. Братство давало за малыша со способностями сразу тысячу кун. На них можно было купить стадо коров или небольшой табун лошадей. И Стеру, посадив в телегу, повезли в ближайший город, где был монастырь видящих. Семья у Стеры была большая. Кроме него родители воспитывали ещё пять братьев и двух сестёр. Семья вечно нуждалась, и мясо на столе было большим праздником. Каждую курочку берегли. Каждое снесённое ими яйцо бережно забирали из гнезда и несли в дом. Отец Стеры – огромный, могучий мужик Здеслав Гай с утра до ночи пропадал в поле, но с трудом кормил восемь детей. И когда отец белобрысого мальчишки узнал о даре сына, то настолько расщедрился, что на рынке губернского Медяна купил мальцу настоящий леденец на палочке.
Стера счастливо трясся на подводе, запряжённой старенькой кобылкой и рассасывал леденец, глядя на шум и гам губернского города, на бесчисленные толпы, которые в родной деревушке он сроду не видывал даже по большим праздникам. Ему Медян казался бесконечно огромным, шумно-визгливым и загадочным. Пока доехали до монастыря, расположенного на отшибе губернской столицы, мальчуган успел и леденец доесть и даже подремать. Однако, даже в полудрёме помнил наказ отца – держаться за него, и потому крепко сжимал в горсти подол отцовой рубахи. Наконец, воз остановился возле окованных железом ворот, будто вмурованных в кирпичную, высокую стену. Отец Стеры Здеслав – гордый, огромный мужик, которого на родной деревне боялись и уважали за лютую силу и отчаянное бесстрашие, сам заробел вдруг. И скромно костяшками постучал в калитку, встроенную прямо в одну из створок могучих ворот.
Калитка, будто ждали Здеслава, отворилась мгновенно. И на улицу вышел молодой совсем мужчина, вовсе не похожий на монаха: крепкий, широкоплечий, в алом плаще, да с мечом на поясе. А Стера по дедовым рассказам знал, что монахи сплошь старенькие, бородатые. Рядятся в чёрное, а на пузе крест большой с распятием. И говорят они басом, протяжно, как батюшка в храме. А у вышедшего и голос звонкий был, вовсе не монашеский, и пуза не было, и одет был в щегольские шаровары да белую рубаху. Он оглядел весело Здеслава, возвышающегося над ним на две головы и проговорил с задорным восхищением:
– Ого, ты дубинушка! Это где ж таких выращивают?
Здеслав открыл было рот, чтоб ответить в своей мрачной манере, да тут же передумал. Заговорил спокойно, размеренно:
– Из деревни Глинки мы.
– Хорошие у вас люди, крепкие, в деревне вашей, – отстранив молодого парня из калитки вышел другой. Тот уже больше был похож на монаха. Хотя тоже в алом плаще, шароварах и белой рубахе, зато с бородёнкой. И голос зычный, густой, как у батюшки. Правда, креста на пузе и у этого не было, но часть уже совпадала с образом, и Стера счастливо заулыбался. Он запомнил этот последний день с отцом ярко и отчётливо. До малейших деталей. Потому как именно тогда закончилось его детство…
Вышедший бородач внимательно осмотрел мальчишку и спросил:
– Опять, якобы, видящего привезли?
Здеслав замялся неловко:
– Говорит сынок, что видит духов. Староста сказал, съездить проверить. У меня покос итак, но тут уж…
– Ты, дядька, уже двадцатый за неделю, – хохотнул паренёк, – Всё везёте и везёте. А на поверку оказывается, что либо обмануть хотят, либо дитё фантазирует.
– Мы омманывать сроду не привыкли, – сурово нахмурился Здеслав. – Не надо дитё, назад поедем! Нам рабочие руки самим надобны!
– В этом-то возрасте? – пробасил бородатый и наклонился к Стере, внимательно вглядываясь в мальца: – А что видишь ты, сынок?
– Я всё вижу! – гордо пропищал Стера, – Милька гуторил, что я самый глазастый в Глинках!
Молодой весело заржал, присел на корточки и подмигнул Стере:
– А из духов кого видишь?
– Это из прозрачных? – переспросил Стера.
Молодой с монахом переглянулись коротко и балагур кивнул:
– Из прозрачных, парень!
– Да много кого, – охотно затараторил Стера, – Токма мне дядька Овинник говорит, чтобы я не сказывал никому про них. А то, мол, беда с ними будет!
– Кто говорит? – недоумённо переспросил старший.
– Дядька Овинник, – серьёзно пояснил Стера, – Он у нас в сарае живёт!
– Это кто такой? – поднял голову на Здеслава монах. – Сосед ваш али работник?
– А Бог его знает, – пожал плечами мужик, – С воздухом малец разговаривает. Мож, и умом тронулся, но староста сказал – вези в монастырь к видящим.
– С во-о-о-оздухом? – аж задохнулся бородатый и пристально стал всматриваться в лицо маленького Стеры, – Так ты, стал-быть слышишь прозрачных?
– А как их не слышать? – удивился Стера, – Они ж громкие. Это ваш вон еле слышно стонет.
И ткнул в кирпичную стену. Молодой подскочил и обернулся, как ужаленный шмелём. Да и старый глянул, куда малец тычет. Вновь повернулся недоверчиво к Стере:
– А кого ты там видишь, малыш?
– Прозрачного, – пояснил Стера, – Только он не как обычно, а его как в стену вставили.
– Мать моя с коромыслом наперевес, – поражённо охнул парень, – Замурованного увидел, отче!
– Да погоди ты, – отмахнулся бородатый от парня, и вновь склонился к Стере: – А как выглядит этот… в стену вставленный?
– Так размазано выглядит, дяденька поп, – сказал Стера, и парень вновь заржал весело. Бородатый глянул на него сурово и опять, как заколдованный, повернулся к Стере.
– А стонет что? – отче требовательно смотрел на малыша и тот поёжился под суровым взглядом:
– Нечего не стонет, дяденька! Просто мычит, або телушка перед родами.
Отче выпрямился, огляделся вокруг и спросил требовательно:
– Кого ещё видишь?
– Из прозрачных? – уточнил Стера.
– Из прозрачных, – кивнул бородатый.
Стера оглянулся быстренько и сообщил:
– А нету тут никого, дяденька. По всему городу летают, а возле ваших стен-то и нету.
– Пошли со мной! – отче ухватил мальца за руку и завёл в калитку. И слева Стера увидел клетки чудные, в которых сидели сразу с десяток духов. Следом вошли и Здеслав с молодым.
– Дяденька поп, а как вы их в клеточки посадили? Я столько пытался поймать, и не получалось!
– Видит, отче, видит! – засмеялся счастливо парень в алом плаще…
Глава 6
Стены из тёмного кирпича огораживали большое трёхэтажное здание. И вновь Стера удивился. Он думал, что монастырь – как церковь. Высокий, стройный, с крестами наверху на позолоченных луковках куполов. А тут несколько мрачное приземистое здание, хоть и с крестами наверху, да над сенцами, да с огромным распятием над входом. Мощёный двор с какими-то деревянными сооружениями. Конюшня в глубине двора. И пара десятков парней да мужиков, занимающихся, кто чем. Парень в алом плаще вновь повторил:
– Видит малец!
Но отче не спешил радоваться:
– Погоди гнать впереди повозки! Мож, рассказывал кто, – и повернулся к Стере. Ткнул требовательно в первую клетку: – Тут кто?
Стера подошёл к клетке, наклонил голову и повернулся к бородатому:
– Дяденька поп, он говорит, что ему плохо очень и больно!
Парень открыл было рот, да тут же захлопнул. Глянул на бородатого и решил промолчать. Здеслав тоже помалкивал. Он уже давно не понимал ничего. Просто переминался с ноги на ногу, да посматривал тоскливо вокруг. А отче спросил вкрадчиво:
– Кому ему?
– Ну, ему! – сурово и требовательно сообщил Стера, – Вы же его видите! Он сказал, что вы его Игошей кличете.
Парень в изумлении снял с головы шапку, прозываемую тафьей, и оторопело уставился уже не на Стеру, а на бородатого. По лицу отче понять ничего нельзя было. Он кивнул чему-то своему и проговорил:
– И всё же, как он выглядит-то? Игоша этот?
– Как младенец прозрачный раздутый, – Стера даже не понимал, почему у него спрашивают очевидные вещи. А отче ткнул во вторую клетку и спросил:
– А там кто?
– Овинник! – Стера подошёл к клетке и просунул сквозь белесые прутья свою ручонку. Здеслав было дёрнулся к сыну, но парень ухватил его за руку, и мужик остановился напряжённо. А мальчонка пошевелил пальцами внутри клетки и повернулся к бородатому: – Дяденька поп, ему тоже плохо. Зачем вы его здесь? Он же хороший!
– А Игоша? – спросил мальчонку отче.
– Игоша злой и плохой, – безапелляционно заявил белобрысый мальчонка и бородатый переспросил:
– С чего взял?
– Так по голосу слышно, дяденька поп! – поднял свои голубые глаза на монаха мальчишка, – Вон, та тётенька полупрозрачная – тоже злая!
Стера ткнул пальцем, и парень с монахом синхронно глянули туда.
– Это он про Вилу, отче, – прошептал отчего-то парень.
– Вижу, – пошамкал губами бородатый и повернулся к Здеславу, – Как зовут тебя, человече?
– Здеслав Гай, из Глинок мы, – пробормотал отец Стеры, и бородатый кивнул благостно:
– А я иеромонах Лука, братство видящих!
– Благословите, отче, – наклонился к руке бородатого Здеслав, и иеромонах перекрестил склонившегося.
Потом посмотрел внимательно на Стеру и заговорил:
– Мы за деток с даром видящего даём по тысяче кун, Здеслав Гай.
Мужик распахнул глаза на Луку, но молчал, будто боясь сглазить. А тот вновь заговорил:
– Но твой сын – случай иной.
Здеслав посмурнел было лицом, но иеромонах следующими фразами разогнал морщинки с лица крестьянина:
– Он не только видящий, но и слышащий! Таких – на тысячу видящих один! Потому мы предлагаем две тысячи кун! Если захотите поторговаться, может, и дадут больше, – с сомнением произнёс Лука, – Но тогда ехать придётся аж в стольный град Ив!
– И могут больше дать? – с интересом спросил Здеслав.
– Вряд ли, – развёл руками иеромонах, – Но, попробовать можете.
– Не, – мотнул головой крестьянин, – Сюды трое дён ехали. А до столицы месяц добираться.
– Тогда, по рукам? – спросил иеромонах, и протянул Здеславу сухую, крепкую ладонь.
А потом Стера запомнил душную келью, где отец его ставил крестик в каких-то бумагах. Сам мальчонка прилёг на широкую лавку и сомлел, заснул незаметно. Очнулся оттого, что отец бережно тормошил своего сына. Когда Стера сел на скамеечку, Здеслав посмотрел на сына, приблизив к нему лицо, и сказал охрипшим голосом:
– Сынок, я тебя оставлю здесь, с этими дядями! Слушай их во всём. И делай, что скажут.
– А когда ты меня заберёшь, папка?
Здеслав отвёл глаза в сторону и проговорил:
– Не знаю, сынок. Но помни, всегда помни, что ты Гай. И твоя родина – деревня Глинки!
Стера, почуяв неладное, вновь схватил в горсть подол отцовой рубахи, но Здеслав расцепил маленькую ручку сына, поднялся и сказал строго:
– Не шали! Будь здесь! – и вышел быстро, хлопнув тяжёлой, дубовой дверью кельи.
А у Стеры закончилось детство. Сразу и внезапно. И начались дни, наполненные учением. Вначале его иеромонах Лука с тем самым парнем, которого звали Святогором, отвезли мальчишку в окрестности столицы, в главную школу-монастырь братства видящих. Строгие монахи в клобуках учили его читать, писать и считать в пыльных классах монастыря. А на огромных просторах монастырского комплекса Святогор и другие инструкторы в шапочках-тафьях учили юных видящих владению разными видами оружия. А Стера всё яснее и резче слышал духов. Всё чётче слышал их речь. И потому наставниками-монахами выделяем был изо всех. И учили его вдвое больше от остальных. Так, что мальчонка иногда вползал в свою келью и падал замертво. Но помнил, что он Гай, и что родом из деревни Глинки. Только семьи у него более не было. Хорошо хоть появился друг – рыжий Василь. Тот духов хоть и не слыхал, но видел отменно. Был он одного года со Стерой. Такой же бесшабашный, такой же упрямый. Так и учились, да дружили вместе – светлый Стера да рыжий Василь.
А сейчас Стера отчётливо видел в поле дух Шиша, клубящийся, весь будто из воздушных жил скрученный, похожий на скомканный мокрый рушник, из которого торчал длинный нос. Парень спросил у духа сурово:
– И долго ты за мной шляться будешь?
Шиш завихрился весь, закрутился вокруг себя, а потом сделал два-три круга вокруг видящего и приблизился:
– Возьми с с-с-собой, с-с-видящий! – просвистел-провыл, – Мы у Гелло в подчинении были. Мне с тобой с-с-спокойнее будет.
– Кто это мы? – почесал затылок Стера и оглянулся вокруг. Кроме Шиша не было поблизости ни одного духа.
– Мы – это Шиш и другие духи, – прошелестел длинноносый.
– И где другие духи?
– Разлетелись, – Шиш вновь закрутился волчком и прошелестел из этой воронки: – Возьмёшь? Не пожалеешь!
Стера задумчиво посмотрел на дух-вихрь и махнул рукой:
– А пойдём! Но, говорю сразу – не шалить, себя не проявлять! Будешь плохо себя вести – развоплощу!
– Говорят, – засвистел опять дух, – Что за службу тело дают хозяева духу. Тело живое…
– Хрен тебе, а не тело, – заржал Стера, – Ты, Шиш, не наглей. А то не только тела, но и сущности своей лишишься. Думай, с кем торговаться собрался…
Глава 7
Поросшая мелкой травой дорога выскользнула из пшеничного поля и распласталась вдоль холмов, покрытых высокой луговой травой. Стера ходко шёл по дороге, пристукивая посохом и лениво оглядываясь время от времени по сторонам. До ближайшего села шагать было ещё минимум полдня, потому видящий не торопился, не палил себя, берёг силы. До деревни Глинки, куда парень хотел попасть долгие пятнадцать лет, оставалось пару дней пути. Ещё когда узнал, что работать будет в Медянской губернии у иеромонаха Луки, ёкнуло тревожно сердце, и вспомнились вдруг мамкины ласковые руки, тёплый каравай, старшие братья и сёстры. И отцово суровое лицо, его высоченный рост, крепкие руки и зычный голос. Стера подошёл тогда к иеромонаху Луке и спросил срывающимся голосом, можно ли родное село посетить?
– Отчего не можно? – грустно улыбнулся отче, – Очень даже можно. Но не уверен, что тебе самому это надобно.
Тренькнула иволгой обида в душе молодого видящего, но Стера её не выказал. Лишь нахмурился немного и спросил ломко:
– Почему же не надобно мне родных увидать?
– А сам узнаешь, – усмехнулся наставник, и добавил: – Вижу, что настроился на встречу. Ну, так ступай с Богом! Только после задания выполненного!
И теперь Стера упруго шагал по звенящей от гула мух да слепней степи в сторону волостного села Подзор, в пятнадцати верстах от которой и находились Глинки. Дорогу в родную деревню видящий основательно выспросил, ещё будучи в Медяне. Торговец солью, смешливый и юркий мужичок, чуть постарше самого Стеры, подробно высказал, как идти, чтобы не заплутать. Какие приметы и вешки на пути встретятся. К первой и шёл видящий, памятуя, что к обеду должен он выйти к небольшому прудику с ивовой рощей, где любят останавливаться на привал проезжие люди. Видящий надеялся, что в это время года, в самую страду, не будет никаких караванов, и он отдохнёт спокойно сам.
Впрочем, мечты эти разбились, как только Стера вышел из-за очередного холма и увидел и сам пруд и рощицу, возле которой паслись стреноженными пять лошадок. Парень нахмурился чуть, даже шаг вначале сбавил, но возвращаться или обходить смысла не было, потому упруго пошёл к стоянке. И понял, что случай столкнул его с «волкодавами» – людьми из братства волка, охотящимися на нежить. Стера с интересом глянул на сёдла, брошенные на краю утонувшей в тени поляны, к каждому из которых был приторочен волчий хвост. А возле хилого костерка заметил и пятерых хозяев сёдел. И с удивлением понял, что четверо были мужиками, а вот пятый, вернее, пятая – девка! Удивление своё видящий не выказал ничем, степенно подошёл и поклонился коротко:
– Здравы будьте, люди из братства волка!
– И тебе не хворать, – буркнул смуглый волкодав, заглядывающий в котелок, висящий над костерком.
Остальные покосились лениво на незнакомца и дальше продолжили своими делами заниматься. То есть, валяться на травке, лениво прижмурившись. Только девушка, тоже смуглая, черноволосая, с тугой косой по пояс села и глянула на Стеру чуть раскосыми глазами. Видящий решил не лезть в чужую компанию, тем более, его никто не звал ни к костру, ни в круг. Потому прошёл на краешек полянки, поближе к пруду. Аккуратно снял с плеч мешок. Развязал, достал рушник. Аккуратно разложил на нём сало, две краюшки хлеба, огурцы. Тут из кустов выметнулся Уголёк и Стера подал ему вяленый кусочек мяса. И пока полоскал руки, да лицо в пруду, хорёк сидел возле рушника и аккуратно грыз угощение. И если Стера внимания волкодавов не привлёк, то вот его зверушка заинтересовала волкодавов сильно. И девушку, жадно разглядывавшую чёрного с отливом хорька, и другого, того, что в котелок пялился.
Когда Стера присел к рушнику и принялся есть, смуглая девушка спросила вдруг глубоким, немного хриплым голосом:
– Ручной что ли? Разве их можно приручить? Не собака, чай.
Стера прожевал, и только тогда ответил, пожимая плечами:
– Я не приручал, сам прибился, – и принялся вновь жевать сосредоточенно, запивая время от времени из фляги.
– Ой, врёшь, – насмешливо проговорил смуглый, помешивая в котелке, – Циркач какой, видать? Или скоморох? За полушку спляшешь?
– Буеслав! – предупреждающе и довольно резко произнесла девушка, – Перестань!
Стера спокойно прожевал вновь, отпил из фляги, и ответил:
– Зачем я у тебя хлеб отнимать-то буду?
Девушка посмотрела изумлённо на Стеру, а потом расхохоталась резко. Двое волкодавов, услышавшие ответ видящего тоже заулыбались, приоткрыли глаза и с интересом посмотрели, но не на видящего, а на Буеслава. Видимо, его реакцию ожидали. А Буеслав не заставил себя ждать долго. Глянул дико на Стеру и сказал:
– Ты что, пёс, не видишь, с кем разговариваешь?
– Ты меня когда псом назвал, уж не волком ли себя почувствовал? – ухмыльнулся Стера, но жилка под глазом дрогнула недобро, губы растянулись в ухмылке, а глаза так и остались внимательными, оценивающе-прищуренными.
Теперь приподнялись с травы и другие волкодавы, вроде дремавшие беспечно в холодке. Правда, приподнялись не чтобы успокоить, а чтобы бесплатное представление посмотреть. Потому сели и с интересом уставились на обоих задир. Одного светлого, белобрысого, а второго смуглого, наливающегося краской.
– Тебя волновать не должно, кем я себя почувствовал, – процедил Буеслав, – Но если ты, скоморох, посмеешь ещё в таком тоне говорить, то я тебе язык вырву!
Один из волкодавов – невысокий, но крепкий, будто жилами перевитый, с лицом сухим и морщинистым неодобрительно покачал головой, но смолчал. Видимо, не захотел брата подставлять, и выказывать недовольство при чужаке. Впрочем, чужака это мало интересовало, как и угрозы вспыльчивого орденца из братства волка. Он демонстративно хрумкнул огурцом и проговорил с набитым ртом, наплевав на нормы приличия:
– Скомороха ты в воде увидишь, когда нагнёшься умыться, а прежде чем по скудоумию чужому языку грозить, свой язык поганый лучше за зубами держи, а то из-за языка и головушка пострадать может.
Буеслав взревел вдруг и кинулся к белобрысому. Так быстро, что из друзей его и удержать не успел никто. Волкодавы ожидали, что сейчас изобьёт, втопчет в траву дерзкого парнишку отчаянный боец, да случилось нечто невиданное. Расслабленный до последнего момента белобрысый паренёк взметнулся как пружина навстречу кинувшемуся Буеславу, и смуглый шутник, утробно хрюкнув, перелетел через чужака и плюхнулся в воду пруда, подняв тучи брызг. Встал на мелководье и согнулся вдруг в рвотном позыве. А белобрысый с сожалением посмотрел на оторванный рукав своей рубахи. Посмотрели на парня и волкодавы. И увидели вдруг на предплечье татуировку ока. Вскинулись на ноги, и жилистый проговорил извиняющимся тоном:
– Прости, видящий, нашего брата! Не знали мы, кто ты таков! Извинения прошу и за него и за нас. И, надеюсь, ссора меж нами останется. Просим к столу нашему!
Буеслав, вытирая рот, очумело посмотрел на своего невольного противника, потом сполоснул водой лицо и расхохотался:
– Ловко ты меня, брат! И поделом!
Стера поднял оторванный рукав, прислонил к рубахе, вздохнул с сожалением и полез в вещевой мешок. Волкодавы смотрели на него серьёзно и ожидающе. А видящий покопался в мешке, вынул алую накидку и аккуратно положил рядом с рушником. Затем достал нитку с иголкой и проговорил миролюбиво:
– Не за что прощать, человек из братства волка! Мы люди взрослые – повздорили и разобрались. А за приглашение спасибо! Коли чайком угостите – не откажусь!
Волкодавы выдохнули облегчённо, и девушка подскочила к Стере:
– Позволь я рукав пришью? Меня Веей звать!
– Стера, – представился тот, стянул через голову рубаху и протянул заалевшей девушке.