Личный опыт

Глава 2

Пока машина мчалась, Лена имела возможность оценить ситуацию.

Во-первых, она говорила по-английски, который знала не так чтобы очень, в пределах кандидатского минимума. Сейчас она говорила как по-русски. Во-вторых, внутренность английской скорой Лена не видела никогда, а то, в чем она ехала, на родное и хорошо изученное не похоже было совершенно, ну и кроме того – как-то много деталей было для галлюцинаций. Это заставляло задуматься. Психиатрию доктор Ленка ещё помнила, поэтому уже начинала сомневаться в том, что всё вокруг ей только кажется.

Ну и состояние ребенка, которым теперь была она. Выраженный суставной синдром10, тонкая, мраморная кожа, проступающие венки… полностью себя осмотреть девочка не могла, но даже того, что видела и чувствовала, хватало для постановки неутешительного диагноза из шести букв, вторая «и»11.

Видимо, местный «скорач» подумал о том, что раз девочка знает, как ей помочь, то может объяснить и происходящее с ней, поэтому мужчина приблизился к каталке, вглядываясь в Ленкино лицо.

– Ты знаешь, что с тобой? – поинтересовался парамедик.

– Да, – кивнула Лена, и сделала несколько вдохов, чтобы поднять сатурацию, но говорилось всё равно очень тяжело. – Нас… лед… све… ное… нар… руше… ние… раз… ви… тия… кол… ла… ген… овых… стру… тур…12 – под конец фразы в глазах уже было темно. Пришлось осторожно дышать, прогоняя мрак перед глазами. К такому дыханию доктор Ленка не привыкла, но метод, конечно, знала.

– Ничего себе! – воскликнул врач, понимая, что раз даже ребёнок знает, то это вряд ли игра. – Даже я такого не знаю… «наследственное нарушение развития коллагеновых структур»… все слова знакомые, а вместе – не понимаю.

– Значит, сообщим коллегам, – хмыкнул его напарник, расслабляясь по причине того, что машина уже взлетела на эстакаду больницы. – Раз ребёнок в курсе, то слышала не раз… – сделал он логичный вывод.

Машина остановилась, резко раскрылись задние двери, и парамедики буквально выдернули каталку, трезво рассудив, что дорога каждая секунда. Дальше был бег в реанимацию, где слабо улыбнувшаяся Ленка наконец потеряла сознание, вызвав известный ажиотаж персонала. Правда, довольно быстро выяснилось, что девочка жива. Вот болевой шок у семилетнего ребенка не мог не вызывать вопросов.

Переодевавшие её люди отметили чрезвычайную худобу девочки, признаки сердечно-лёгочной недостаточности, отёчные суставы. Если бы не озвученное парамедиками, то полицию вызвали бы прямо в больницу, а так – было непонятно. Поверить в то, что парамедики разбираются в том, что произнесли, врачи не могли – не было у тех специального образования, а так как парамедики сослались на ребёнка, то реаниматологи сделали тот же вывод, что и коллеги: ребёнок не раз слышал эти слова, потому и запомнил. Поэтому, едва выведя девочку из обморока, её повезли исследовать.

– Сердце… Лёгкие… Состояние суставов… Состояние костей… – сыпались находки, убеждавшие докторов, что обнаружено нечто новое, раньше не встречавшееся, потому ушёл запрос в королевский госпиталь, ибо напрямую запросить европейские банки данных они не могли.

– Ортопеда позовите, – посоветовал хирург. – Или ревматолога, может, хоть он знает.

– Вполне может быть и озвученное, даже очень похоже, – приглашённый на консультацию специалист в простом разговоре с едва дышащей пациенткой понял, что в теме она разбирается, что в случае семилетних детей было возможно только в одном случае – частые госпитализации. Ибо неоткуда девочке было знать довольно сложную терминологию, а в чудеса ревматолог не верил.

Но всем медикам было абсолютно понятно – такое состояние не лечится, а это означало – инвалидность. Даже обнаруженный порок сердца оперировать не решились, ведь ситуация у девочки была очень нехорошей, брать на себя ответственность никто не хотел. Шансов на успех и выживание ребёнка было меньше, чем если «не трогать». Поэтому кардиохирургия отказалась.

Осматривавшие девочку педиатры замечали многое – малышка испытывала такие боли, что любая другая на её месте кричала бы не переставая, а Виктория демонстрировала силу воли, что говорило только об опыте. Об опыте, которого у детей не должно быть. Но раз он был, то значило это лишь одно: подобные боли привычны. Даже представить себе, что сильная боль может стать привычной, медикам было очень нелегко.

Пришедший в себя Берт, по мнению невролога, быстро шё л на поправку, впрочем, категорически возражая против перевода в другую палату. Мальчик так боялся, что с сестрёнкой что-то случится… до дрожи, до паники, поэтому доктора не решились разлучать близких людей. Александра же… Внимательно выслушав врача, женщина поняла, что малышку покойник, похоже, успел ударить, возможно и не раз, потому что теперь Виктория была…

– Ваш сын готов за сестру умереть, такая привязанность встречается редко, – объяснил женщине психиатр. – Мы не рекомендуем их разлучать, это опасно для жизни девочки.

Врач знал, о чём говорил: состояние Виктории было, по мнению врачей, очень нехорошим. Ходить она не могла, а в положении лёжа девочке временами нужен был кислород. Как малышка дожила до своих лет, специалистам было совершенно непонятно, но вот теперь, теперь с ней всё было очень плохо. Александра сначала задумалась о том, не лучше ли девочке будет в хосписе, среди обученного персонала, но потом, уже в палате, глядя в эти понимающие глаза…

Ленка понимала, что, скорей всего, её выкинут в приют. Это англичане, она не родная дочь, так что вероятность остаться одной среди холодных стен существовала. При этом было очень жалко Берта – мальчик сильно привязан к своей сестре, так он называл девочку. Поэтому Викки принялась аккуратно готовить брата к тому, что её могут… У слышавших разговоры детей медсестёр просто волосы вставали дыбом. Взрослые женщины понимали, какой именно вариант рассматривает едва дышащий ребёнок и от чего желает защитить своего близкого. Понимать, что девочка-инвалид, стоящая одной ногой по ту сторону, хочет, чтобы брат не плакал, когда её предадут, было очень сложно даже для англичанок. И поэтому каждая из них приняла решение.

– Доченька… – прошептала Александра, с которой уже успели поговорить почти все сёстры отделения, прося, умоляя не разлучать детей. – Маленькая… Я тебя не брошу, клянусь тебе.

– Спа… сибо… – ответила Ленка, тщательно контролируя ставшее очень коротким дыхание. – Но я… теперь…

– Ты моя дочь! – твёрдо произнесла Александра, не желавшая больше никого терять.

Вчера она похоронила Герберта, пока дети были ещё в больнице. Муж умер не от удара или какой-нибудь магии, а от банального инсульта, потому что часто в последнее время прикладывался к бутылке, после этого вымещая какую-то свою злость на домочадцах. Где-то женщина была рада, что он… ушёл. С деньгами помогло государство, а теперь ещё, учитывая в каком состоянии дочь, – так и подавно. Главное, чтобы малышка её простить смогла…

Для Ленки же всё было очень непростым. Отлично зная, через что ежедневно проходили её пациентки, девочка пыталась найти комфортное положение рук, которого просто не было. Конечности слегка подёргивались, что необычным не было, но суставы на это реагировали так, что хотелось просто выть. Если бы не Берт… Брат, едва научившись ходить не падая, всё время проводил рядом с сестрой. Он гладил её, успокаивал, помогал даже на кнопку нажать, чтобы позвать медсестру, и был готов ради Ленки на все.

Доктор Ленка, конечно, уже понимала, что всё не так просто, как она себе навоображала. Но зная, какой на дворе год, девочка отлично понимала, что впереди у неё пять лет ада до тех пор, пока не появятся адекватные препараты. Ну и как убедить докторов в том, что ей нужны бандажи, диета, режим, гимнастика, Ленка банально не знала.

***

«Получается, что либо я сошла с ума, либо это не глюки», – сделала логичный вывод доктор Лена. Впрочем, этот факт ничего не менял. Девочке Виктории нужна была коляска, лучше – электрическая, нужны были бандажи на руки и ноги и, похоже, подгузники, учитывая, с какой болью был сопряжён поход в туалет. Хотя на судно было не больно, но судно13… Ленка вздохнула и принялась привыкать к новому имени. Привыкалось плохо.

– Вот тут у нас самая загадочная пациентка, – голос лечащего врача Ленка распознала сразу, но в палату вошел не он, а незнакомый седой мужчина в белом халате.

От лечащего его отличало внимание в цепком взгляде, мягкость движений и лёгкая улыбка. Вслед за ним в палату повалили мужчины и женщины, заставив девочку понимающе усмехнуться, что заметил и незнакомец. Что такое «обход», доктор Ленка знала даже слишком хорошо. Что ж, оставалось надеяться, что её не сдадут психиатру как симулянтку. Педиатр слышала много историй, очень много…

– Ну, ты-то свой диагноз знаешь? – поинтересовался представившийся профессором коллега, на что девочка кивнула. – Назовёшь? – улыбнулся он.

– Синдром Элерса-Данлоса, – проговорила Ленка, отлично зная, что, скорее всего, её поднимут на смех.

Несмотря на то, что диагноз существовал уже полвека, знали о нём немногие, в основном специалисты. Она закрыла глаза, чтобы не видеть насмешек, понимая, что маленькая девочка, которой она теперь стала, от недоверия со стороны врачей просто разревётся, а вот плакать ей было сейчас совсем нельзя – это могло плохо кончиться, ибо что именно у неё с сердцем, доктор Ленка не знала, предполагая не самые простые, учитывая порок, вещи.

– Вот, Уилкинс, видите? Она может забыть своё имя, возраст, год и день рождения, но диагноз будет помнить насмерть, – как-то очень горько произнёс седой мужчина, погладив Ленку. Её страх он, конечно же, увидел и правильно интерпретировал. – Большими муками достается им этот диагноз… Пока поверят, что ребёнку действительно больно, пока начнут что-то делать… А она еще и сирота, хотя опекуны, похоже, достались человечные, не убили.

– А могли? – удивился лечащий врач, впервые в жизни услышавший этот диагноз.

Профессор был прав, озвучь его девочка – и кто знает, как бы это восприняли. Мужчине стало стыдно.

– Еще как, не она первая… – вздохнул пожилой коллега, принявшись затем диктовать назначения. Не забыл ни про бандажи, ни про диету, улыбнувшись в ответ на благодарный взгляд ребёнка. Всё понимающего ребенка с просто стальной силой воли, что профессора удивляло и настораживало. Что творится в голове девочки, терпевший такую боль, он себе даже представить не мог?

Назначения профессора были выполнены немедленно и чуть ли не бегом. С появлением ортезов боль стала приемлемой, чтобы потом, как твёрдо знала Ленка, полностью исчезнуть. С кислородом и в лежачем положении жить стало вполне комфортно, правда, насколько Ленка понимала, всё придется делать самой – и терапию выбивать, и ЛФК14, и прочие радости, что обещало весёлые дни и ночи.

«В принципе, при условиях сидячего положения, от кислорода можно отказаться. По крайней мере, днём», – подумала доктор Ленка, понимавшая, что баллоны в доме – это бомба, а до мобильных концентраторов ещё лет пять, как минимум. Историю медицины девочка, разумеется, знала. Тяжело вздохнув, она смирилась, как смирялись и все её пациенты.

А вот Александра очень внимательно расспрашивала докторов, понимая, что шесть долгих лет они с Гербертом мучили малышку. Каждый день, каждую ночь, и только Берти спасал её… Осознавать это было очень тяжело, практически невозможно. Кроме того, вопрос: «Почему они так вели себя с малышкой?» для женщины всё ещё был открыт, ибо ответа на него она не знала.

Вот с Адабертом всё было непросто. Он не верил маме, совсем. Узнав, что сестрёнка больше не сможет ходить, пообещал остаться с ней в приюте, если мама решится, но Александра давно уже приняла решение, в том числе и по месту проживания. Хорошо подумав, Александра решила сменить графство.

Выписанных из больницы детей санитарная машина везла в какое-то незнакомое место, а Александра всё думала, как рассказать новости. За прошедший месяц при помощи Ленки Берт как-то научился доверять маме, но именно что «как-то». После всего случившегося плохо было с доверием у парня, просто совсем плохо. Берт сидел рядом с вполне уже нормально дышавшей Викторией, очень бережно обнимая сестру, а та успокаивала мальчика. Александра, слышавшая это, утирала слёзы. Что говорили дети друг другу и как они это говорили, дарило понимание, что очень долго у малышки был только брат… и больше никого.

Глава 3

Машина ехала как-то слишком, по Ленкиному мнению, долго. Девочка уже задумалась, не решили ли избавиться от обоих детей, но оставила эту мысль – слишком искренней выглядела тётя для того, чтобы хладнокровно предать доверившихся ей детей. «Ну, или я совсем в людях не разбираюсь», – подумала девочка.

– Ты больше не ходишь, – вздохнул Берт. – Как же в школе будет?

– Как-нибудь справимся в школе, – улыбнулась ему Ленка, точно зная, что в школе будет больно.

Больно писать, больно кушать, а не кушать нельзя… Потому что будет ещё больнее. А уж о туалете думать не хотелось совсем. Что переживают каждый день её пациенты, доктор Лена знала отлично. Она тяжело вздохнула. Вздох ребенка отметила и Александра, решив поговорить с дочкой дома.

– Мама, а куда мы едем? – удивился Берт, совершенно не узнавая местность вокруг.

– Мы переехали, сыночек, – улыбнулась ему Александра. – Совсем переехали, чтобы школа была для доченьки удобной, и чтобы…

– Забыть прошлое и начать с чистого листа, – закончила за неё девочка, кивнув. – Это правильно, меньше стресса – дольше жизнь.

Александра задумалась над словами семилетнего ребенка, а вот доктор Лена оценивала свою способность передвигаться самостоятельно. Получалось грустно. Тип чем-то напоминал васкулярный15, да ещё и порок ей оперировать просто побоялись, решив скомпенсировать медикаментозно, что, в свою очередь, значило – каждый день может быть последним. То есть – контроль, контроль и ещё раз контроль. И режим, разумеется… Особенно учитывая медикаменты16.

– Вот здесь мы теперь и живём, – произнесла Александра, когда санитарный транспорт остановился у небольшого двухэтажного дома, расположенного на углу двух улиц, прямо рядом с автобусной остановкой.

– Здорово! – обрадовалась доктор Лена, оценивая удобство расположения, а Александра доставала и раскладывала коляску девочки, чтобы бережно пересадить её под внимательным взглядом Берта.

– В доме для тебя есть подъёмник, – проговорила женщина, погладив девочку по голове, что неожиданно оказалось очень приятно. – Ну и в туалете… тоже.

– Ура! – заулыбалась будто получившая подарок Ленка. В общем-то, так оно и было, это был бесценный подарок для таких, какой теперь была и она, – делать что-то самой, ибо абсолютная беспомощность буквально уничтожала, загоняя в депрессию. А в её нынешнем положении депрессия это смерть.

В доме действительно всё оказалось устроено так, чтобы было удобно, поэтому не ожидавшая такого Ленка, приучавшая себя к имени Викки, просто обняла Александру, показавшую себя не чопорной англичанкой, а человеком. Берт удивился такому проявлению чувств, но сестре он доверял, потому решил, что все правильно. Внимательно изучив место, где будет спать, доктор Ленка улыбнулась. Видя улыбку сестры, заулыбался и Берт, искренне надеясь на то, что всё плохое закончилось.

– И кровати наши рядом, – прокомментировал он. – Если тебе ночью плохо будет, то я успею.

– А часто мне плохо ночью? – поинтересовалась доктор, ибо эта информация была бесценной.

– Почти каждую ночь, – вздохнул Берт. – Поэтому я с тобой спал, чтобы тебе не было так страшно.

– А родители? – спросила заинтересованная девочка, но брат только махнул рукой, дав еще толику информации.

Вот затем настала пора обеда, и готовившей себя к этому процессу Ленке вдруг захотелось заплакать, но девочка сдержалась, напомнив себе, что плакать нельзя. Насадок на столовые приборы здесь точно не было, а дети очень не любят, когда больно. Доктор Лена сейчас стала ребёнком, очень хорошо осознавая это, потому старательно готовила себя к тому, что сейчас будет боль. Тело готовиться не хотело, оно в принципе боли не хотело, поэтому было готово разреветься. Но стоило ей только всхлипнуть, как Берт явно привычно отобрал ложку.

– Ну что ты, не плачь, – очень ласково произнёс мальчик, погладив Ленку по руке. – Сейчас братик покормит.

– Берт? – удивилась Александра, понимая, что сын привык кормить дочку, а это значило, что она даже поесть сама не могла. – Как давно ты кормишь Викки?

– Год скоро будет, мама, – спокойно отозвался мальчик, набирая в ложку суп для сестрёнки. – Вы с папой при этом делали вид, что нас нет, как будто переставали видеть. Давай, открывай ротик, – ласково произнес он, отчего всхлипнула уже Александра.

– Значит, почти год Викки не может даже поесть… – прошептала женщина, вспоминая всё то, что ей сказал доктор.

Александре захотелось просто заплакать от осознания того, через что проходил ребёнок. Спрашивать о том, что было в школе, женщина просто побоялась. Побоялась услышать то, что полностью уничтожит её мир. А Ленка спокойно ела, вполне доверяя брату, имевшему уже довольно большой опыт в кормлении сестрёнки. Это наводило на нехорошие мысли уже доктора Ленку, потому что кормить ребёнка с сердечной недостаточностью не так просто, как могло бы показаться, а у Берта был виден опыт.

***

Александра задумалась, снова пытаясь понять, кто их заставлял так относиться к ребёнку, а Ленка объясняла Берту, как ей помочь. Тип, навскидку, был ближе к васкулярному, но или новый какой-то, или же, смесь, что в последнее время в практике доктора Лены встречалось всё чаще. Вот только девочку беспокоили два вопроса: не сошла ли она с ума и, если нет, что происходит? Память Виктории сохранилась фрагментарно, что подтверждало тезис о смерти ребёнка, поэтому многого Ленка из неё не выудила.

– Самое опасное – это депрессия, – вздохнув, продолжила рассказ Ленка. – Она меня может убить, потому нельзя разрешать мне плакать.

– Хорошо, сестрёнка, – улыбнулся Берт. – Не разрешу тебе плакать!

– И нужно вовремя питаться, даже если вдруг не хочу, – вспомнила доктор капризы некоторых пациентов.

– Хорошо, – кивнул мальчик, обнимая сестру.

– Пойдём, может быть, погуляем? – предложила контролирующая дыхание девочка. На дворе стоял восемьдесят седьмой год, потому о компактном концентраторе можно было только мечтать еще года три. Или пять.

– Ура, пошли! – обрадовался мальчик, которому нравилось быть с сестрёнкой, всё равно где и как. – Хорошо, что ты живая… – прошептал он.

– Хорошо, что ты живой. Без тебя было бы плохо, – Ленка очень хорошо осознавала этот простой факт.

Ничуть не смущавшийся Берт помогал ей во всём – даже с туалетом. Какой была жизнь ребёнка до появления Ленки – даже представить страшно.

Режим Ленка установила привычный – полный прогулок, своевременного правильного питания и вот того, от чего поначалу плакали все дети – гимнастика. Дети плакали от страха, потом уже понимая, что это не больно, однако доктор Лена осознавала теперь, насколько страшно, когда «сейчас будет больно», начав лучше понимать своих пациентов. Редкие болезни многообразны, но Ленка считала, что ей ещё повезло, потому что «болячка» могла быть намного веселей, из новых, например, когда и сослаться-то не на что. А синдром известен полвека, не в такой форме, но уже есть на что ссылаться, потому и жить можно спокойнее. Вот только питание… Есть самостоятельно она не могла. Точнее могла, но, попытавшись взять ложку в руки, доктор Ленка почувствовала, насколько это больно, едва не потеряв сознание. Теперь она понимала, почему у детей начиналась истерика при виде ложки…

Для Берта же всё было просто: сестрёнке плохо, он ей может помочь. На этом раздумья семилетнего пацана заканчивались. А Викки ему было жалко просто до слёз иногда, но с этим что-либо поделать было сложно, поэтому он просто был для неё. Вот и сейчас мальчик мягко и осторожно помогал ей одеться, а разрешившая им «пойти погулять» Александра просто замерла на одном месте, глядя на сына. Такого она ещё не видела.

– Осторожно, – предупредил Берт, протягивая руку Ленки в рукав, и девочка чувствовала опыт за этим движением. – Посиди спокойно, хорошо?

– Если бы не ты, я, наверное, умерла бы… – почти прошептала Ленка, понимая, что долгое время по неизвестной причине у ребёнка был только брат. Значит, возможны были и другие сюрпризы.

– Ты так плакала, когда одевалась, плакала и одевалась… – вспомнил мальчик, погладив сестру по голове. – Разве мог я просто так на это смотреть?

– А в школе? – тихо спросила девочка, пытаясь представить ежедневный ад маленького нездорового ребёнка. Хотелось заплакать и поубивать равнодушных взрослых одновременно. Больше плакать, конечно, ведь она была ещё маленькой девочкой.

– А в школе я просил девочек помочь, – чуть покраснел Берт, порывисто прижав к себе Викки. – Ну и… А тебя не били, хотя хотели,17 но я обещал полицию, и они не стали почему-то.

– Берт, Викки хотели в школе… – Александра запнулась. Девочек бить в государственных школах было запрещено. Что там творилось в частных, правда, не знал никто.

– Учителя, как видели сестрёнку, сразу становились какими-то очень злыми, как вы с папой, мама, – грустно ответил мальчик, ласково поглаживая сестру. – Почему-то даже миссис Кроун нравилось, когда Викки плакала. Ну, поехали? – Берт улыбнулся Ленке, увидев такую же улыбку в ответ.

– Поехали, – согласилась девочка, узнавшая во время короткого разговора нечто, что нормой быть не могло.

Взрослые, выделяющие злостью одного ребёнка, – это либо целенаправленная травля, либо что-то фантастическое, типа гипноза. Вот только понимание того, зачем нужно травить семилетнего ребёнка, от неё ускользало. В этом вопросе следовало разобраться подробнее, ибо в таком отношении могла таиться опасность. А что будет, если ей попытаются отмассировать мускулюс глютеус18, доктор Ленка понимала очень даже хорошо, учитывая состояние суставов.

Наконец Берт помог Ленке одеться, девочка положила руки на дуги, попробовав сдвинуться с места. Лучезапястные суставы даже в бандажах прострелило такой болью, что на минуту потемнело в глазах, намекая на последствия необдуманных действий. Александра, взглянув в глаза, наполнившиеся слезами, всё сразу поняла, подойдя и погладив неожиданно даже для самой себя прижавшуюся к ней девочку.

Ленка же на этот раз не удержалась, очень тихо расплакавшись. Почему так больно, она не понимала, желая сейчас отрезать руки и выкинуть их. Осознавая, что застыла на самом краю истерики, доктор Ленка старательно брала себя в руки, с чем ей помог Берт, обняв девочку.

– Берт, подожди, – попросила женщина. – Я сейчас оденусь и помогу вам, коляска для тебя слишком тяжёлая ещё.

– Хорошо, – серьёзно кивнул мальчик, обняв затем Ленку, которой от своей немощности хотелось даже не плакать, а выть. Теперь она лучше понимала своих пациентов, намного лучше. Одно дело знать, что больно, совсем другое – чувствовать. Чувствовать эту простреливающую, мучительную боль… – Не плачь, сестрёночка, – попросил Берт, обнимая девочку, казалось, своей душой – так тепло становилось от его интонаций.

– Я не буду, – пообещала Ленка, твёрдо помнившая об опасности сильных эмоций для своих пациентов.

– Вот, я готова, – сообщила через несколько минут улыбающаяся Александра. – Пойдём?

Почему ей так плохо, Ленка поняла, как только выбралась на улицу. Почему-то девочка не помнила о времени года, но, увидев зеленеющую листву… На дворе была весна – середина марта, как теперь уже знала доктор Ленка, не всегда воспринимавшая себя Викторией. Весна… Самое страшное время, самое опасное, полное боли и мучений для детей с хроническими болезнями. Снова захотелось поплакать, но девочка уже привычно сдержалась.

Коляску катила Александра, а Берт очень бережно держал сестру за руку. В этом новом городе их не знал ещё никто, но Ленка помнила, что люди бывают разные, – года нынче ещё те, потому стоит ожидать и брезгливости, и равнодушия. Именно поэтому взгляд девочки не останавливался на людях. Она не заглядывала им в глаза, а рассматривала окрестности.

Александре рассказали, что школа в этом городке – пилотная в проекте инклюзивного19 образования инвалидов, поэтому её дочь сможет учиться вместе со всеми. В этом были и плюсы, и минусы. С одной стороны, дочка не будет отделена от других детей, варясь в бульоне общества детей-инвалидов, но вот с другой… Дети – они разные, очень разные, поэтому возможны эксцессы. Как защитить ребёнка от «эксцессов», женщина пока не знала, думая над этой задачей, пока прогуливалась с коляской.