Я снял их и выбирал какую-нибудь сетку поменьше для двух плюшек, завёрнутых в газету. В этот момент из сеней послышался какой-то шум. Открылась входная дверь и в хату влетела, не разуваясь, мама. Она плюхнула на пол три полные сетки с разными свёртками.
– Там яйца, – крикнула она, стремительным движением вырвала у меня из рук авоськи и выбежала из дома.
– Поля! – закричала ей вдогонку испуганная бабуля. Но той уже и след простыл.
Я метнулся за ней на улицу как был, в коротких домашних валенках и школьном костюме. Пока я смотрел, в какую сторону побежала мать, она уже была на перекрёстке с улицей Ленина. То ли я совсем дохляк, то ли мама слишком прыткая, но догнал я её только на Площади.
– Ты куда? Что случилось? – спросил я, запыхавшись, когда поравнялся с ней.
Дыхание у меня совсем сбилось, а мама так вообще не могла говорить. Вместо ответа она только на ходу махнула рукой вперёд.
Мы пробежали с ней квартала два в сторону вокзала. Вдруг она упала на колени перед ничем не примечательным сугробом и начала руками разгребать снег.
Она вытащила из сугроба цветастую авоську с увесистым свёртком. Я отодвинул её и хотел поднять авоську, но оказалось, что каждая её ручка оторвалась с одной стороны.
– Я хотела его подмышкой донести, – сказала мать, чуть отдышавшись, – но поняла, что три сумки в одной руке не дотащу.
Я поднял сумку со свёртком, взял его в охапку и понёс домой. Немудрено, что ручки оторвались: свёрток весил килограмм семь. Мать успокоилась и шла рядом.
– А к чему такая спешка? – поинтересовался я. – Что там?
– Рыба, – ответила она, довольно улыбаясь. – Ледяная. Беспокоилась очень, чтобы собаки не учуяли.
– О, ледяная! Это вещь! – обрадовался я. В моё время она стоила дороже форели, так ещё и была не везде и не всегда. Поедим, как Славка говорит. – Сколько она сейчас стоит?
– Сколько и всегда: шестьдесят копеек, – ответила мама.
– Шестьдесят копеек килограмм? А здесь сколько? – встряхнул я свёрток.
– Семь с половиной килограммов, – гордо ответила мама.
– И стоит меньше пяти рублей? Класс! – восхитился я. – Надо было больше взять.
– Куда же больше? Хранить-то где? Зимой, конечно, можно набрать побольше. А так, весна же скоро, не успеем съесть, испортится рыба.
– Эх, холодильник нужен, – пробормотал я.
– Другие брали по полтора-два килограмма, – продолжала рассказывать мама, – ну, три максимум. Я и так взяла самый здоровенный кусок, который смёрзся, его не стали размораживать, так, целиком мне взвесили. А что, нас сейчас много, съедим же?
– Конечно, съедим! О чём речь, – заверил я её.
Мне передалось её воодушевление, мы гордо прошли через площадь со своей добычей и дошли до перекрёстка с нашей улицей.
Вдоль улицы рыскал взбудораженный Славка. Увидев нас, он кинулся в нашу сторону.
– Что случилось? Где вы были? – набросился он на нас.
– Ты не поверишь! – смеясь, ответил я. – Мама не смогла дотащить до дома все покупки и закопала рыбу в сугробе.
– Ааа, – протянул Славка, глядя на нас как на сумасшедших. – А к чему была такая спешка?
– Так найти же мог кто-нибудь! – воскликнула мать. – Собаки могли учуять.
– А, ну тогда конечно, – согласился Славка. – И далеко закопала?
– На Ленина за кинотеатр ещё квартала два, – объяснил я.
Мы вошли в сени, разделись и вошли в дом.
– Это вы во втором гастрономе, что ли, были? – спросил Славка, заходя следом. – А что за рыба?
– Ледяная, – гордо протянула мама, разворачивая на столе свой драгоценный свёрток.
– Паш, давай собирайся, нам уже идти надо, – засуетился Славка. – Я к своим сейчас сбегаю, скажу, что там рыбу дают. Тёть Поль, там ещё много было?
– Я не знаю, подносили коробки из подсобки, а сколько их там… – мама развела руками.
Девчонки занялись рыбой. Славка убежал домой. А я огляделся в поисках газетного свёртка с плюшками для Мишки. Вскоре нашёл его, выбрал матерчатую чёрную сумку из тех, что мать повесила обратно на ручку двери гостиной, и пошёл одеваться.
Когда я вышел на улицу, Славка уже бежал мне навстречу. Молодец, хозяйственный, беспокоится о своей семье – не поленился сбегать, сообщить о то, что рыба в продаже появилась. Как-то и я уже начинаю снова осваиваться в этой эпохе. Ничего страшного – научусь снова и в очередях стоять, и добывать все, что для семьи нужно.
Глава 4
19.02.71 г. У дома Домрацких-Ивлевых.
– Ну, что, сказал своим? – спросил я, когда Славка поравнялся со мной.
– Сказал, бабка собирается, может успеет ещё.
Мы пошли в сторону булочной. Ещё издали заметили Полянского, он стоял на самом углу. Пока мы дошли, из булочной вышел Лёха с бумажным кульком.
– Здорово! – протянул нам руку Тимур. Мы поздоровались с парнями, и все вместе направились в сторону больницы.
– Чего у тебя там? – спросил я Мужицкого, кивая на кулёк.
– Да вафли Мишке взял, – ответил Лёха. – Не с пустыми же руками идти.
– Правильно. Я тоже у своих пару домашних плюшек выпросил.
Славка вдруг вытащил пачку «Примы» и неумело закурил. Видно было, что процесс у него совсем не отработан – чуть спичку не сломал об коробок.
– Ты чего это вдруг? – опешил я, – уже много пожил, на тот свет спешишь?
– С чего это вдруг! – обиделся друг, – у нас куча знакомых курит. Теперь хоть есть о чем поговорить!
– О кашле и желтых зубах, что ли? – спросил я, – ты же классно бегаешь, лучше меня, а начнешь курить – пиши пропало!
– Чего ты так дергаешься? – удивился Славка, – сам же недавно с папироской в зубах бегал, пытался Дианке понравиться!
– Что-то не похоже, чтобы получилось! – весело заржал Тимур.
Да уж, Пашкино прошлое как какой-то ребус – тайна за тайной. Не хотелось мне, чтобы Славка курил, но я уже понял, что подход с наездами не сработает. Больно у него характер независимый и обидчивый, только разве что поссоримся. Надо будет что-то другое придумать, чтобы на него повлиять – на что мне прожитые годы, если не сумею?
Мы шли, болтая о завтрашнем походе, точнее, о том, что брать с собой. Настроение у нас было приподнятое, мы предвкушали приятное времяпровождение.
В больнице я взял на себя роль старшего, велел всем на входе тщательно вытереть ноги и повел всю компанию сразу в хирургию.
Дверь в нужную нам палату была приоткрыта. Я заглянул туда прежде, чем запустить нашу гопкомпанию. Мишка лежал, отвернувшись к стенке. Я сделал нашим знак рукой, чтобы оставались в коридоре, а сам прошёл в палату, подошёл к Мишке и осторожно тронул его за плечо. Мишка не спал и резко повернулся. Увидев меня, он сел.
– Привет, – протянул я ему руку. – Что ты такой дёрганый? Случилось что?
В палату заглянул Полянский. Увидев его, Мишка поднялся, и мы с ним вышли в коридор.
– Пойдёмте отсюда, что стоять на проходе, – предложил Мишка.
Мы оккупировали один из подоконников в холле. Парни разглядывали Мишку с нескрываемым интересом. Выглядел он уже чуть получше, синяк вокруг глаз и носа начал желтеть. Отёк губы спал, но шов, всё равно, смотрелся жутковато: замазанный зелёнкой с торчащими концами ниток.
– Так что случилось? – переспросил я Мишку.
– Участковый приходил.
– Чего хотел? – спросил Полянский.
– Он мне не докладывал, но, похоже, хочет дядьку обратно отправить.
– Туда ему и дорога, – заявил Тимур.
– Не всё так просто, – возразил Мишка. – Ты, Пашка, прав был, я с матерью говорил, – обратился он ко мне.
– В этой жизни всё не просто, – пробормотал я, вытаскивая из сетки газетный свёрток с плюшками и протягивая ему. – Что в итоге?
– Не знаю, – развёл руками Мишка.
– Ты что-нибудь подписывал? – спросил Славка. – Хотя, он с твоей матери мог заявление взять.
– Ничего я не подписывал, – ответил ему Мишка.
– Я точно не знаю, – сказал я, – но, кажется, милиция может возбуждать дело и без заявлений от потерпевших, если преступление совершено против несовершеннолетнего.
Мы молча стояли у подоконника, переваривая информацию, как вдруг Полянский заявил:
– Да что вы так переживаете? Ну посадят его ещё раз. Кому хуже станет?
– Да пошёл ты, – огрызнулся Мишка.
Тимур набычился.
– Ты не понимаешь, – начал объяснять я ему. – Он первый раз сел, потому что защищал сестру с детьми от её ненормального мужа, они бы там все легли. Сейчас вышел, опять на него всех собак.
– Так и есть, – подтвердил Мишка. – Он бы мне харю не начистил, если б я к нему не полез за отца предъявлять. Я ж не знал!..
Мишка выглядел очень расстроенным.
– Ничего себе расклад, – пробормотал Тимур. – И что делать?
– Может, так и надо было участковому сказать? – предложил Лёха.
– Я тогда ещё не знал, – чуть не простонал Мишка.
– Ладно, не раскисай, – строго сказал я ему. – Я схожу сегодня к соседу, спрошу, как тут быть. А ты выздоравливай.
Мы потоптались ещё немного у окна. Тут из приёмного вышла Марина Карпова. Я кивнул ей головой, здороваясь. Она позвала меня, махнув рукой. Я оставил своих и пошёл к ней.
– Добрый день, – поздоровался я.
– Привет. Ты вроде говорил, что на базе работаешь?
– Да.
– Про Цушко слышал?
– Что с инфарктом вчера с базы увезли? Конечно, слышал.
– Что он умер два часа назад, слышал?
– @твоюмать! – вырвалось у меня. – Простите, пожалуйста, мой французский. Не выкарабкался, значит… Вот так так… – бормотал я, лихорадочно соображая, что же теперь будет. – Спасибо, что сказали.
Она кивнула головой и направилась дальше по коридору по своим делам.
Я вернулся к своим.
– Что случилось? – спросил Славка, заметив мою озабоченность.
– Завбазой, у которого я подрабатывал, умер от инфаркта. Мне, наверное, нужно будет сегодня туда заглянуть.
– Нам ещё Светку сегодня отпрашивать, – напомнил Славка.
– Это после шести. Успеем, – ответил я.
– Какую Светку? Зачем? – заинтересовался Мишка.
– Герасимович. Завтра же поход, а её родители с ночевкой не пускают, – объяснил Славка.
– Точно, вы же в поход идёте, – с завистью в голосе пробормотал Мишка.
– Ничего, не расстраивайся, ещё сходишь, – шлёпнул я его по плечу. – Выздоравливай быстрее.
Мы начали прощаться.
– Ой, вафли же, – вспомнил Лёха про свой кулёк, который всё это время лежал на подоконнике.
Мишка взял вафли в одну руку, мой свёрток в другую и пошёл к себе в палату.
Мы вышли на улицу.
– Такое хорошее настроение было, когда сюда шли, – сказал Лёха.
– И какое хреновое сейчас, – подхватил я его мысль. – Ничего, прорвёмся, где наша не пропадала.
Мы дошли до перекрёстка с Первомайской улицей. Лёха и Тимур пошли дальше, а мы со Славкой повернули в сторону базы.
Минут через десять мы уже были на месте.
Я вошёл внутрь, Славка за мной. Я ожидал увидеть второго сторожа, но за столом дежурного оказался Вася-негр.
– О, здорово, – воскликнул я, протягивая ему руку. – Ты чего здесь? Сегодня же не твоя смена.
– Привет, – обрадовался мне Вася. – Да поменялись.
Я представил Васю и Славку друг другу.
– У меня новости из больницы. Никифоровна где?
– Анна Никифоровна! – громко заорал Вася.
– Оу! – отозвалась она из дальнего угла.
– Пошли к ней, – позвал я и пошёл на голос Никифоровны.
Вскоре она сама вышла из-за стеллажей и пошла нам навстречу.
– Паша? Ты работать пришёл? – спросила она озадаченно.
– Добрый день, Анна Никифоровна. Мы с другом только из больницы, одноклассника навещали. Цушко умер два часа назад.
– Не может быть! – воскликнул Вася.
– Как умер? – прошептала, бледнея, Никифоровна и тяжело села на ближайший стеллаж.
– Ну, вот так, – ответил я, понимая её состояние.
С одной стороны, Цушко, конечно, был тот ещё жулик, но доводить его до смерти никто не хотел.
А Никифоровна? Взрослая же баба! Сидит сейчас в шоке. Что она, не понимала, когда донос писала, что для Цушко любая проверка может этим закончиться?
Никифоровна хватала ртом воздух, на глазах её заблестели слёзы.
Мне стало жаль её. Если бы у Цушко инфаркт случился не сейчас, а после того, как у него нашли подброшенные нами наган и патроны, то я точно так же сидел бы и глотал ртом воздух. Было бы тяжело жить с таким.
– Анна Никифоровна, это не ваша вина, – попробовал я успокоить её. – Он знал, на что шёл. Это его выбор.
Она подняла на меня глаза.
– Что же теперь будет? – спросила она растерянно.
– Жизнь продолжается. – ответил я. – Будет у вас другой начальник. А может, вас повысят. Вы же были его замом?
– Былааа, – чуть не рыдая в голос ответила Никифоровна.
– Вот и наладите здесь всё по-своему. По-честному.
Никифоровна горько разрыдалась.
Я решил воспользоваться ситуацией. Цушко уже не поможешь, а Ванькину и мою совесть ещё можно спасти.
– Нам только не хватало ещё одного инфаркта. Вась, дай, пожалуйста, кружку и ключ от кабинета Цушко, – попросил я.
Мы вернулись к столу дежурного, Вася, догадавшись о моих намерениях, выдал мне ключ и взял несколько фаянсовых чашек из шкафа рядом.
Я пошёл к кабинету, а Вася поспешил к Никифоровне.
Открыв кабинет завбазой, я, первым делом, подошёл к столу, пошарил рукой под столешницей, нащупал приклеенный пакет с патронами, оторвал их и спрятал во внутреннем кармане бушлата вместе с пакетом.
Потом я открыл бар Цушко, вытащил из-за бутылок наган и сунул в пакет к патронам.
Всё, теперь можно выдохнуть и спокойно осмотреться.
Я вспомнил про мышей и документы и полез в шкаф с папками. Заглянув, я тихо присвистнул. Прав был дед Арист, подсказав нам возложить дело уничтожения документов на местных грызунов. Все папки были изъедены мышами, вокруг валялись кучками мелкие огрызки бумажек, остатки веревочек, которыми были завязаны верхние папки. Все документы, которые лежали сверху стопки, восстановлению не подлежали. Я вообще не уверен, удастся ли восстановить хоть один документ из самой верхней папки. Довольно улыбаясь, я прикрыл дверцу шкафа. Еще одной головной болью меньше. Вероника теперь точно в безопасности.
Дальше, уже не спеша, я выбрал стоявшую с края початую бутылку армянского коньяка, сунул в карман бушлата, подумав, взял ещё и ее соседку, взял коробку с зефиром, пакет с печеньками с подоконника и поспешил к Никифоровне.
Вася уже расставил чашки на стеллаже.
Я подал ему бутылку, вторую тоже выставил на стол – вдруг пригодится, дело-то серьезное, вон как женщина переживает! Вася плеснул в чашки коньяка и раздал нам со Славкой. Я открыл коробку с зефиром, одну зефирку сунул в руку Никифоровне, во вторую руку Вася ей вложил чашку с коньяком. Блин, я не планировал пить, и тем более Славку не привел бы, если бы знал, что нальют, но выхода не было – за помин души, по сути, выпить предлагают. А что не очень хорошей – так после смерти или ничего, или хорошо. И ведь Славке ничего и не скажешь, чтобы меру знал – обидится на меня! Кто я ему – такой же пацан, как он сам, а тут взрослые наливают и предлагают. Нет, друга терять нельзя такими придирками.
– Давайте, Анна Никифоровна, не чокаясь, – сказал я.
Она послушно глотнула коньяка и, пожевывая зефирку вприкуску со слезами, покачивалась из стороны в сторону.
– Эк её пробрало, – тихо сказал я Васе. – Она же терпеть его не могла.
– Ну, вот так бывает, – пожал он плечами. – Я слышал, что они больше пятнадцати лет вместе проработали.
Мы молча тянули по глоточку хороший коньяк, грызли печенье.
Вася подлил Никифоровне коньяка в чашку.
Она залпом выпила, её немного отпустило. Она, всхлипывая, сидела, глядя в чашку. Потом подставила Васе пустую чашку, с вызовом глядя на него.
Вася растерянно взглянул на меня. Я махнул рукой, типа, сегодня всё можно.
Никифоровна сделала ещё несколько глотков, у неё начал заплетаться язык.
Она вспоминала, как Цушко женился во второй раз на «этой стерве». Припомнила ей некий скандал, после которого покойный пустился на работе во все тяжкие и, рискуя всем, старался ублажать любой каприз «этой ненасытной твари».
Я жестом отозвал Васю в сторону.
– Что будем с ней делать? – спросил я его. – Домой одну отпускать её в таком состоянии нельзя, уснёт ещё по дороге, на морозе или свалится куда. Тут есть, где её на ночь положить?
– У нас в закутке можно. Если она согласится.
– Блин, может мне её домой отвести? – спросил я. – Она нужна будет сегодня?
– Даже если и нужна, то не в таком состоянии, – хмыкнул Вася.
Никифоровну развезло конкретно. Она то рыдала, то грозилась оттаскать за волосы эту «прошмандовку».
Я подошёл и присел перед ней на корточки.
– Анна Никифоровна, пойдём домой?
– Пашка, я его зам, – заявила она заплетающимся языком. – Я тут за всё отвечаю. Я теперь здесь жить буду.
– Понятно, – я встал и взглянул сочувственно на Васю. – Боюсь, теперь это твоя проблема. Я попробую бабку свою сюда прислать, они дружат. Может, она тебя спасёт.
– Хорошо бы, – пробурчал Вася.
– Слушай, мы в поход завтра с классом идём. Не знаем, чем девчонок угощать. Я, когда коньяк брал в баре у Цушко, заметил бутылки вина какого-то. Можно я возьму парочку?
– Да бери что хочешь. Чего уж там, – разрешил Вася.
– Спасибо.
Я похлопал его по плечу и пошёл к кабинету Цушко. Не сказать, что ноги у меня заплетались, но покачивался из стороны в сторону я заметно. Видно, Пашка к алкоголю совсем еще непривычный, да и откуда ему. К тому же коньяк – напиток крепкий, это тебе не пиво.
Кое-как добравшись до бара, я открыл его. Тут у Цушко стояло довольно много разных бутылок. Я перебирал их, с интересом читая этикетки. Такие знакомые и, в то же время, такие давно забытые названия: «Мускатель», «Алиготе», «Кокур», «Тамянка», «Мускат белый красного камня». Заметил и бутылку советского виски, что попалась на глаза еще в прошлый раз. Как интересно. Похоже, Цушко собирал коллекцию алкогольных напитков, да и сам был ценителем, все же отдавая предпочтение винам. Почти треть бутылок были початыми.
– Прости, Адамыч. – сказал я, доставая из кармана бушлата сетку.
Зря я что ли попал в прошлое? Надо хоть попробовать, решил я и отложил себе полупустую бутылку виски. Передвигая бутылки по бару, я нашёл не начатую бутылку «Столовое белое Чиченингушвино». Это что ещё такое? Надо попробовать. В сетку. Также взял не начатую бутылку белого муската массандровского. Из самого дальнего угла я вытащил бутылку Черного доктора. О, вот, это находка. Массандра. В сетку.
По поводу предстоящего похода я иллюзий не имел – ходил сам, когда в школе учился. Без алкоголя в старших классах такие вылазки не обходились. Причем взрослым было глубоко плевать, что дети пьют. Тут будет точно также, и не мне что-то менять, возрастом еще не вышел. Все, что я могу сделать – проследить, чтобы пили поменьше и качественное, чтобы полегче потом было.
Коньяки, портвейны и вермуты я не брал, надо и Васе что-то оставить. К тому же я у него только пару бутылок вина попросил. Не буду наглеть. И так две бутылки незаметно в четыре превратились.
За бутылками в самом дальнем углу бара обнаружил небольшую жестянку. И не заметил бы, если бы случайно не зацепил рукой. Вытащил, открыл, в жестянке оказались деньги. Купюры были разного номинала – от рублевых до двадцатипятирублевых, в общей сложности чуть больше ста рублей. Это, явно, не подотчётные деньги. Видимо Цушко держал небольшую нычку на непредвиденные расходы.
Подумав, я вынул деньги из коробки и положил в карман. Жестянку вернул на место. Решил, что отдам деньги Ивану, пусть Веронике передаст или купит ей что-нибудь. Будет девчонке хоть какая-то компенсация за перенесенный стресс и сгоревшие нервные клетки.
Оглядев напоследок бар, я закрыл его, вышел из кабинета и запер на ключ дверь. Поставил сетку с бутылками на стеллаж и пошёл за Славкой.
Меня не было всего минут пятнадцать, а обе бутылки уже опустели. Славка с Васей вообще закемарили, опираясь на стену. Нифига себе ударные темпы! Под зефир и печеньки так точно делать не стоит!
– Эх, что за молодёжь пошла, – пробормотала Никифоровна, показывая размашистым жестом на Славку с Васей. – Ни выпить, ни закусить. Уже готовые.
– Ничего себе, – удивился я. Бабуля неожиданно пришла в себя, а пацаны в дрова, – Анна Никифоровна, что теперь делать? Вы домой пойдёте?
– Нет, куда же я пойду? – заплетающимся языком ответила она. – Васька, вон, разве сможет сегодня дежурить?
Как быстро всё встало с ног на голову.
– Да уж, – сказал я, глядя на сопящего Васю. – Я тогда Славку забираю. Заприте за нами двери.
Я начал тормошить Славку, он быстро встал, но стоял нетвёрдо, пошатываясь. Пусть Никифоровна и Вася спать ложатся, лишь бы дверь изнутри заперли. Бабушке не буду пока ничего говорить.
Я взял со стеллажа свою авоську со спиртным, вывел Славку на улицу, дождался, пока Никифоровна заперла засов за нами и повёл Славку домой. Он на улице более-менее очухался, шёл во всяком случае ровно. И даже вспомнил, что нам сегодня ещё надо Светку у предков отпрашивать.
– Славка, ты не обижайся, но тебе сегодня к Светке идти нельзя. Давай, я один схожу. – предложил я.
– Чего это? – возмутился он. – Я что, по-твоему, не в состоянии?
– В состоянии, в состоянии, – вслух согласился я, а про себя добавил: в состоянии нестояния.
Может, пока дойдём, выветрится. Но надежды на это мало. Ладно, будем действовать по обстановке.
Когда мы проходили мимо большого дома, нас напугал Винтик. Он поднялся и опершись передними лапами о забор, громко брехнул на нас.
– Винтик! ФУ! – громко крикнул на него я, от неожиданности, на автопилоте, дав ему по морде рукой в варежке. – Нельзя!
Пёс по-своему что-то громко проворчал, как старый дед. Несколько раз перебегал вдоль забора за нами. Мы шли, не обращая на него внимания.
Нам надо было к Светке. С Первомайской свернули на Огарёва и вышли на Ленина. Я специально пошёл таким маршрутом, чтобы пройти подальше от нашей улицы. В этом чёртовом городишке, если встретим кого-то из соседей в нашем состоянии, сдадут нас предкам моментально.
И посуда в сетке предательски позвякивала на каждом шагу.
Мы без приключений дошли до Большого моста.
– Что там Светка говорила, в каком доме она живёт? – спросил я Славку.
– Во втором справа, – ответил он.
Мы подошли к нужному дому. Славка решительно открыл калитку, но я остановил его.
– Подожди. Нельзя идти отпрашивать Светку с полной сумкой бутылок, – сказал я. – Надо оставить её где – то.
– Где? – развёл руками Славка. – Давай пока на забор повесим, на обратном пути заберём.
– Не, вдруг заметит кто и стырит. Без вина в походе останемся. Давай тоже в снег закопаем. Надёжно как в банке.
Я осмотрелся. От проезжей части заезд к калитке и воротам был чисто вычищен, вокруг отвалы были выше пояса. Если тронуть их, снег посыпется на заезд и сразу будет видно, что кто-то там копался.
Зато рядом, вдоль проезжей части, снега было много, он был рыхлый и я быстро закопал там свою сетку, совершенно не обратив внимания на едва заметную колею, засыпанную снегом.
Мы вошли во двор, прошли к дому и Славка по-хозяйски кулаком затарабанил в дверь. Не дождавшись ответа, он открыл дверь и прошёл в сени. Я только успел сказать ему, что говорить буду я, как дверь в хату приоткрылась и выглянула Светка. Славка отодвинул её и зашёл в дом.
– Добрый вечер, – громко сказал Славка и встал по стойке смирно у входа, пропуская меня вперёд.
– Добрый вечер, – также поздоровался я, входя и тут же оказался перед здоровенным мужиком в старых брюках и рубахе. Он ошалело смотрел на нас.
– Пап, это мои одноклассники, – поспешила представить нас Светка.
– Павел Ивлев, – протянул я руку Светкиному бате.
– Валентин Васильевич, – представился он.
– Это мой друг Станислав, – повернулся я к Славке, стоящему в дверях, поправил ему съехавшие немного очки и продолжил. – Уважаемый Валентин Васильевич. Мы хотели бы просить вас отпустить вашу дочь Светлану завтра в двухдневный поход с классом для сдачи нормативов ГТО. Хочу заверить Вас в наших серьёзных намерениях и абсолютной безопасности вышеуказанного мероприятия.
Батя молча переводил взгляд с меня на Славку и назад.
Я взглянул на Светку, она зажимала рот рукой.
Пауза затянулась.
– Так, что, Валентин Васильевич? – с надеждой в голосе спросил я. – Да или нет?
– Мне надо подумать, – ответил он.
– Конечно, подумайте, – согласился я. – Только поход уже завтра.
– Я вас понял, молодые люди, – ответил батя как бы намекая, что нам пора сваливать.
– Ну хорошо. Очень рад знакомству, – протянул я ему руку. – Светлана, до завтра, – кивнул я ей.
– До завтра, – ответила она.
Я развернул Славку и вытолкал его в сени.
Глава 5