Игра не для всех. Сталинград

Глава 2

23 августа 1942 года

Декретное время: 18 часов 26 минут

Район Сталинградского тракторного завода, 282-й полк НКВД

Экипаж панцера, который я наметил для себя в качестве цели и чьи очереди выбили расчет ручного «дегтярева», разумеется, не удовлетворился тем, что пулеметный огонь русских стих. «Тройка» двинулась в нашу сторону, простегивая бруствер густыми очередями МГ, так что мне пришлось спешно прятаться на дне траншеи.

– Эй, боец! Второй номер, выползай из ячейки! Быстрее давай, сейчас ее фашист давить будет!

Но стонущий, бледный от потери крови парень, по лицу которого градом катились крупные капли пота, словно не слышал меня. Одновременно он зажимал ладонью простреленное плечо и протяжно подвывал от боли. Ругнувшись и одновременно молясь, чтобы фрицы не всадили в окоп осколочный снаряд, я рванул к парню, на секунду бросив взгляд на остекленевшие, испуганно и удивленно вытаращенные глаза младшего сержанта. Короткий укол чувства вины сменило столь же короткое сожаление, когда я перевел взгляд на поврежденный пулями «машингевера» «дегтярев».

Подхватив под здоровую руку второй номер, я едва ли не силком потащил его прочь из ячейки. Сверху стегнула очередь спаренного пулемета, трассы приблизившегося танка прошли в полуметре над головой, но мы оказались уже в мертвой для его огня зоне, однако все равно упали на дно траншеи. Поднявшись через секунду, я зло сплюнул попавшую на губы землю, привалил раненого к стенке хода сообщения и уже бегом бросился назад, туда, где оставил бутылки с КС. Близкий рев танкового мотора заставляет сердце бешено колотиться от ужаса, но страх не сковывает меня, а придает силы. Я успеваю добежать до по-прежнему целых (слава богу!) бутылок, всем телом ощущаю дрожь земли под приближающейся машиной…

Высовываюсь буквально на мгновение – танк находится в каких-то десяти метрах от меня и бодро катит прямо на ячейку с погибшим пулеметчиком. Прорвавшись сквозь точный и сильный огонь зенитной батареи, а также прикрывающих нас «тридцатьчетверок», фрицы ожесточились. А вот слабый огонь из окопов заставил их поверить в собственные силы…

Самоуверенный экипаж повел свою машину давить проклятых большевиков, оторвавшись от чуть замедлившегося пехотного прикрытия. Немцы ожидали, что сильного сопротивления от недоразвитых азиатов не последует, но просчитались… Первая бутылка с КС, брошенная со смешной дистанции всего в десяток метров, разбилась на крышке брони под башней, напротив смотровой щели механика-водителя. Конечно, его глаза наверняка защитили триплексы, вот только теперь он вряд ли видит, куда едет…

Однако мой расчет, что панцер тормознет или начнет разворачиваться, не оправдался, так как машина продолжила движение вперед. Одновременно заревел привод, в считаные мгновения разворачивая в мою сторону башню – видимо, экипаж заметил, откуда прилетел коктейль Молотова. Но прежде чем трассы спаренного пулемета прошили бы меня, вторая бутыль с КС с силой – бросок был отчаянный – разбилась о лобовую броню «тройки», слева от орудия. Там, где был открыт малый лобовой лючок в маске, через который в меня целились из МГ…

Залитый огненной жидкостью танк замер, лишенный обзора из-за полыхающей на броне смеси. Но уже секунду спустя люк командирской башни открылся, и из него высунулся танкист с огнетушителем, хладнокровно принявшийся сбивать мешающее экипажу пламя. Вот только коктейль Молотова не так-то просто потушить, да и неудобно фрицу гасить пламя, растекшееся по маске орудия. Охваченный огнем панцер удачно закрыл меня от приближающегося десанта, а вырвать ТТ из кобуры было секундным делом, да и дистанция, отделяющая меня от германца, не зря называется пистолетной!

Поймав смелого офицера (скорее всего, офицера) на мушку, совмещенную с целиком, я дважды жму на спуск, и после второго выстрела немец пропадает из прорези прицела. То ли ранен, то ли убит, хотя мог и просто нырнуть вниз, спасаясь от летящих в него пуль…

Секунду спустя танк крутанулся на месте и неотвратимо пополз прямо в мою сторону, ударила очередь спаренного пулемета, заставив пригнуться. Зрелище наползающей на меня двадцатитонной махины, к тому же объятой пламенем, показалось каким-то фантастическим и одновременно страшно жутким. Я осел на колени и буквально пополз вперед по окопу, встать уже просто не смог – тело начало бить настолько крупной дрожью, что оно перестало слушаться. Только с губ рвется бессвязная молитва:

– Господи, помоги… Господи, защити…

А за спиной уже совсем близко грохочут гусеницы бронированной «тройки», начавшей давить траншею…

Неожиданно сзади раздались какой-то грохот и дикий рев движка панцера. Упав на живот и развернувшись, я с трепетом и восторгом уставился на «тройку», одной гусеницей провалившуюся в траншею! Не иначе ошибся фактически ослепленный и подгоняемый командиром механ (скорее всего, я ранил офицера, и тот захотел поквитаться во что бы то ни стало). А такие ошибки на войне очень дорого стоят.

Открылся боковой люк башни, из нее высунулся танкист, с ходу давший вдоль траншеи неприцельную очередь из МП-40. Ему мешает целиться пламя, меня он, скорее всего, даже не разглядел, а вот третья пуля ТТ, торопливо выпущенная по противнику (руки ходуном ходят!), все же нашла свою цель, ударив танкиста в грудь!

Открыв огонь по врагу, я немного успокоился и сумел среагировать, когда из по-прежнему открытого люка, наполовину закупоренного телом кричащего раненого, вылетела похожая на гусиное яйцо граната М-39. Резко дернув вперед, я успел укрыться за изгибом хода сообщения до того, как в окопе рванула мелкая, не особо сильная граната. Заодно поменял обойму на запасную, оставив девятый патрон в стволе, и остро пожалел, что не сохранил в подсумках ни одной гранаты. Если уцелею, одну всегда буду держать при себе!

Экипаж неудачливого танка добили подоспевшие бойцы роты. В воздух взлетело три или четыре ручных «эргэдэшки», часто защелкали выстрелы мосинок – молодые, разгоряченные парни мстили врагу за момент собственной слабости перед мощной, хорошо защищенной техникой, несущей им неотвратимую смерть. Фрицы пробовали отстреливаться, даже ранили одного из бойцов, но близкий взрыв гранаты хлестнул осколками очередного танкиста, высунувшегося из люка. И когда тот пропал внутри панцера, рослый, крепкий старшина смело подбежал к танку и умело закинул поставленную на боевой взвод РГД-33 прямо в люк. Грохнувший внутри взрыв добил экипаж, зашипели поврежденные снаряды, и героический старшина бросился назад. Я также поспешил вновь спрятаться за спасительным изгибом хода сообщения.

Через несколько секунд вновь раздался взрыв, теперь уже гораздо более мощный и страшный. Куски человеческих тел и покореженные гильзы вылетели из открытого люка, а следом из него ударила тугая струя пламени. Загорелся щедро разлившийся по дну траншеи бензин, густая лужа которого медленно, но неотвратимо покатила в мою сторону. Плюнув на опасность, я выбрался из окопа, по-пластунски пополз обратно, в сторону пулеметного расчета Кости Малофеева: пока что меня надежно прикрывает черный густой дым горящей «тройки». Немецкие мотопехотинцы уже совсем близко, еще чуть-чуть, и ворвутся в окопы, а у меня из оружия только «тэтэшник» с одним запасным и еще одним, практически опустошенным магазином…

Из восьми танков, добравшихся до опорного пункта, поджечь пока сумели только две штуки. Один – я с бойцами, другой удалось остановить ротному политруку Ване Двуреченских. Он, в отличие от меня, умничать не пытался, пропустил танк фактически над головой и забросил бутылку с горючкой точно на жалюзи над двигателем, позади башни. Кто-то из бойцов бросил туда же вторую, а необычайно смелый политрук сколотил вокруг себя группу бойцов численностью до отделения и организовал на правом фланге узел обороны, опираясь на ручной «дегтярев» и собственный скорострельный ППШ, один из двух в роте. Остальные танки перемахнули первую линию траншей, поливая все ливневым огнем скорострельных пулеметов и давя людей прямо в ячейках…

Десантники германцев также должны были уже ворваться в окопы. Но сержант Малофеев выполнил мои указания в точности и открыл плотный огонь второго ротного «максима» в тот момент, когда танки уже прошли мимо, а пехота врага как раз пошла на рывок, в рост. Густые очереди станкача разом смели фланкирующим огнем с десяток фрицев, заставив залечь остальных, но тут же в ячейку пулеметчиков густо полетели удобные для броска «колотушки» с длинной деревянной ручкой.

Две или даже три гранаты практически разом залетели внутрь; второй и третий номера расчета успели выбежать из нее, а сержант, который уже не успевал спастись, зло сцепил зубы и дал последнюю очередь по залегшему врагу, прозвучавшую как прощальный салют по самому себе… Подорвались «колотушки», изрешетив осколками тело смелого парня, выросшего на берегах Волги и в последние мгновения жизни наверняка вспомнившего мать с отцом да обеих сестренок (с расчетом я успел познакомиться довольно близко, и Костя рассказывал о семье). Досталось и «максиму», словившему несколько крупных осколков, в том числе повредивших кожух, а я наконец-то добежал до вырытой в стенке окопа полки, на которой по-прежнему лежали гранаты…

– К бою, б…! Винтовку мою возьми, раз свою просрал!!!

Подносчик боеприпасов Тема Суханов, мелкий и щуплый парень, уставился на меня с широко раскрытыми от ужаса глазами – он оставил свою трехлинейку в ячейке, где ее наверняка повредило взрывом. А вот второй боец, помощник наводчика Женька Степанов, чуть полноватый светловолосый парень, мосинку в руках держит крепко и, кажется, готов включиться в бой.

– Огонь!!!

Бойцы высовываются наверх, хотя Суханов делает это неохотно: он откровенно боится. Не понимает, что сейчас наш единственный шанс уцелеть – это как раз драться с врагом, принять бой и заставить немцев попятиться, отступить… Хотя веры в то, что у нас получится это сделать, нет даже у меня. Однако без драки я сдаваться не намерен. Разжав усики и вырвав чеку, отпустил рычаг, после чего выждал целую секунду и только после метнул «лимонку» к фрицам. Рискованно, запал Ковешникова ненадежен, но вариантов нет… Следом полетела и вторая граната, взрыв которой прижал немцев к земле.

Схватив «эргэдэшки», я крикнул обоим бойцам:

– Уходим, сейчас «колотушки» в ответ полетят!

Мы побежали плотной группой вперед по извилистой траншее, спасаясь от действительно летящих в нашу сторону М-24. Немцы торопятся подавить спонтанно образовавшийся узел обороны русских… Сзади раздаются несколько негромких взрывов, уже не успевших нас достать. Но благополучно миновав один поворот хода сообщения, а следом и второй, мы буквально вылетаем на группу из пяти фрицев, уже занявших участок окопов.

– Граната!!!

Разгоряченный боем, я успеваю вовремя среагировать, метнув правой рукой одну из РГД-33 вперед, после чего бросился на землю. Ближний ко мне фриц, успев разглядеть летящую в его сторону «эргэдэшку», да еще и в оборонительной рубашке, бешено шарахнулся назад, сбив с ног кого-то из камрадов, и так же бешено, как и я, закричал:

– Granate!!!

Немцы дисциплинированно попадали на дно траншеи, а я в это время выхватил из кобуры верный «тэтэшник» и отрывисто скомандовал:

– Огонь!!!

Руки уже давно перестали дрожать, а расстояние, отделяющее нас от гансов, не превышает и пяти метров, так что в этот раз я практически не мажу. Две пули впиваются в спину ближнего противника, которого мне удалось так ловко провести, еще одна прошивает горло следующего за ним германца, попытавшегося было вскинуть карабин маузер. За спиной с разницей в пару секунд грохнули выстрелы обеих мосинок, а в ответ пророкотала короткая, расчетливая очередь немецкого унтера.

Над ухом раздался отчаянный вскрик, на щеку брызнуло что-то горячее, а оставшиеся шесть патронов я едва ли не залпом высадил по фельдфебелю. Первые две пули ушли в «молоко», так как бил быстро, навскидку, практически не целясь, но третья зацепила врага, а четвертая и пятая впились ему в грудь, отбросив на спину. Еще один раз я нажал на спуск машинально и остро пожалел об этом, увидев, как вскочил на ноги единственный уцелевший фриц, целящийся в меня. Но сзади вновь грохнула мосинка, и немец осел на стенку окопа, так и не выстрелив.

– Женя, спасибо, Женя!!!

Боец посмотрел на меня ошарашенными, изумленными глазами – скоротечная схватка, в которой он своими выстрелами сумел убить двух фрицев и спасти командира, еще не отпустила молодого парня. Ничего, сейчас придет в себя. Да, в первом бою так зачастую и происходит…

А Суханова догнала очередь унтера. На секунду задержав взгляд на съежившемся в позе эмбриона теле погибшего, я отстраненно подумал, что мне этот паренек никогда не нравился, больно трусливым он был, да еще каким-то лощеным, что ли. Но смерть принял в бою, не хуже, чем многие, гораздо более смелые, чем он, бойцы.

– Рядовой Степанов, приходи в себя! Нам гранаты нужно с фрицев взять!

Но, отвлекшись от бойца, взгляд которого стал уже гораздо более осмысленным, я с тревогой посмотрел в сторону ротного КП – и замер с отчаянно занывшим сердцем. К командному пункту прорвались сразу две «тройки»: одна застыла перед окопами, не доехав до блиндажей с десяток метров. С танка сбило правую гусеницу и вмяло один из передних катков близким взрывом не долетевшей до цели противотанковой гранаты РПГ-41, а сразу несколько бутылок с горючей смесью разбились о борта и лобовую броню панцера.

Рядом с машиной я разглядел два тела в черной форме военнослужащих панцерваффе: очевидно, экипаж решил покинуть обездвиженный и горящий танк, а возможно, фрицы пытались потушить пожар или отбиться огнем автоматов. В любом случае пули бойцов отделения, оставленного ротным в резерве, оборвали драгоценные жизни немецких танкистов. Зато вторая «тройка» сумела безнаказанно ворваться на КП, давя его гусеницами – она давит их и сейчас, заодно размолотив блиндаж Герасимова. Еще немного, и танк двинется в сторону второго блиндажа, оборудованного под санитарный пункт. А там сейчас Оля!

– За мной!

Не помня себя от страха за жену, я едва ли не полетел в сторону КП – благо, что один из ходов сообщения, ведущий прямо к нему, начинался за очередным поворотом. Пустой, незаряженный ТТ в правой руке и обычная противопехотная РГД-33 в левой – вот и все оружие. Ну да, и еще пыхтящий сзади боец с мосинкой, у которого хорошо если есть еще одна ручная граната…

Со всех сторон стучат выстрелы, пулеметные очереди, ухают гранаты. Рота еще живет, еще сражается с превосходящим врагом, несмотря на огромные потери и проклятые танки, против которых у бойцов есть только по паре бутылок с КС на брата… Стоп, ведь бутылки выдавали же всем бойцам!

– Женя, у тебя коктейль Молотова остался?!

Боец виновато отрицательно машет головой.

Впрочем, оно и понятно, ведь бутылки в большинстве своем держали отдельно, в окопах, замотав для надежности тряпками, чтобы не разбить ненароком. И когда «колотушки» летели в ячейку пулеметчиков, зажигательная смесь была последним, о спасении чего мог подумать в тот миг Степанов…

– Ладно, давай вперед, если что, прикроешь из винтаря!

Это я хорошо сказал! От спаренного МГ он меня прикроет?! Ладно, посмотрим…

Спрятав гранату в подсумок, на бегу перезаряжаю магазин, вставив в рукоять ТТ обойму с тремя оставшимися патронами, после чего вновь убираю пистолет в кобуру и достаю «эргэдэшку». Только что она сможет против танка? Хоть бы нам повезло и по дороге удалось разжиться чем-то посущественнее!

И хоть бы Олька протянула, пока я спешу к ней на помощь…

Глава 3

Александр проснулся резко, будто его рывком выдернули из тьмы ночного забвения. Вначале было даже непонятно, что послужило источником столь резкого пробуждения… Он не видел снов, события последних дней вымотали его настолько сильно, что ни душевных, ни физических сил уже не оставалось.

К примеру, каких трудов стоило хотя бы то, что он сумел убедить маму Ромы оставить сына в капсуле под его личным присмотром? А тут еще непонятные сны Оли, и если до недавнего времени она тихо плакала уже утром, переживая разлуку с регулярно снящимся ей Самсоновым, то сейчас радионяня громко транслировала ее тяжелое дыхание будто бы после бега да частые всхлипы. Александр также вспомнил, что во время пробуждения ему послышался отголосок вскрика, и, поняв, что ему не послышалось, он быстро нацепил на нос очки и накинул на плечи халат, после чего поспешил в соседнюю комнату.

Мещерякова плакала, но в этот раз это были не слезы душевной боли, а слезы пережитого страха. На это указывали и частое, глубокое дыхание, и гримаса ужаса, написанная на лице девушки, и испарина, покрывшая ее кожу.

– Оля, что? Что случилось?! Что тебе приснилось?!

В первую секунду девушка испуганно посмотрела на вошедшего к ней мужчину, но затем в глазах ее появились узнавание и облегчение.

– Мне приснился кошмар, дядя Саша, очень страшный кошмар!

Дядя Саша… Эта детдомовская девчонка назвала его так впервые перед роковым «погружением», отнявшим несколько месяцев ее жизни. Тогда Оля произнесла это так, словно признала его родным, и тем больнее было потерять ее в игре, которую он сам и создал! За последующий период времени закоренелый холостяк, у которого не сложилось с обоими бездетными браками, стал относиться к Мещеряковой если не как к дочери, то как минимум к родной племяннице. И каждый раз ее доверчивое, какое-то по-домашнему уютное «дядя Саша» будило в сердце целую волну чувств, от отцовской нежности до желания оберегать по сути-то чужого ребенка от любых невзгод и печалей. По возрасту Оля ведь действительно подходила ему в дочери…

Успокаивающе и ободряюще улыбнувшись девушке, Александр сел на край кровати, после чего взял узкую девичью ладонь в левую руку, а правой осторожно ее погладил.

– Все, не бойся, это просто сон… Только сон…

Пару секунд спустя Мещерякова тихо ответила, уже чуть успокоившись:

– Дядя Саша, вы же знаете, что это не просто сон. Я видела, что происходит там, у Ромы…

– Так… Хорошо. Ты можешь вспомнить, что именно? Нет, если тебе тяжело, не надо, просто это может быть важно…

Девушка выждала короткую паузу в пару секунд, после чего ответила уже другим, каким-то глуховатым голосом:

– Я помню. Правда, самого Ромы я там не видела.

Александр внимательно посмотрел в глаза своей подопечной:

– Хорошо. Ты можешь описать хотя бы в двух словах, что там происходило? Бой, или авианалет, или…

Мещерякова ответила чуть резковато, перебив мужчину.

– Самолеты там были. Но бомбили они не нас, а… Кого-то на холме позади. Я не очень хорошо помню, но там, кажется, стояли пушки. Наши пушки.

– Так… Хорошо. А что еще ты помнишь? Что было потом?

– Потом…

Девушка на секунду замолчала, словно собираясь с духом, чтобы произнести это вслух, а заговорив, ощутимо вздрогнула всем телом:

– Потом на нас пошли танки.

Александр больше не решился расспрашивать девушку, вместо этого он аккуратно лег рядом с ней поверх одеяла, очень бережно обнял и начал нежно гладить ее по голове, одновременно приговаривая:

– Ну все, все… Тебя там больше нет… Это ведь все не по-настоящему…

На пару минут в комнате повисла тишина, прерываемая тихими, успокаивающими словами мужчины, но тут Мещерякова отрывисто, быстро заговорила сама, стараясь выплеснуть из себя пережитый во сне ужас:

– Я была в блиндаже. Кажется, санитарном пункте. Вроде бы не одна… Когда начали стрелять, я хотела пойти к Роме, но мне запретили, сказали, что там слишком опасно… Начался бой, танки стали давить окопы, а два танка… – Тут девушка прервала рассказ, словно попыталась проглотить ставший в горле ком. Но спустя некоторое время продолжила: – Два танка пошли прямо на нас. Там были наши военные… У них был командир. Он что-то кричал, приказывал… Они сумели забросать один танк гранатами, бутылками с зажигательной смесью, а вылезших из него немцев расстреляли, но… Немцы тоже стреляли. Из танков – пушек и пулеметов, – а уже потом из автоматов… Они ранили одного парня, совсем еще молодого, практически мальчишку. Я подхватила его под плечо, хотела помочь дойти до санпункта… Я бы сумела его перевязать, я уверена, что у меня бы получилось остановить кровь.

Тут Мещерякова в очередной раз прервалась, но Александр не спешил торопить Олю. Пауза затянулась, и он уже подумал, что девушка и вовсе не сможет продолжить рассказывать, но тут она вновь заговорила:

– Но когда я вела раненого к блиндажу, второй танк выстрелил из пушки в наших… Я слышала, как после страшно кричали тяжелораненые, я хотела вернуться к ним… Но немец наехал прямо на окоп и начал давить раненых гусеницами… Я упала, мне было очень страшно, очень!!! Потом поползла назад. Попыталась помочь подняться тому мальчишке, но он потерял сознание… Тогда я положила его к себе на спину, руки закинула на плечи, попробовала встать… Мне было очень тяжело, но я сумела сделать с ним несколько шагов… А потом почувствовала, как что-то очень сильно бьет в его тело сзади, он вскрикнул, мы оба упали… А потом показался танк, он загородил собой все и ехал прямо на нас, дядя Саша… Прямо на нас! Было очень страшно!

Сердце Александра сжалось от дурного предчувствия. Когда девушка вновь надолго замолчала, он долго колебался, но наконец решился и, прочистив горло, с трудом вытолкнул из себя вопрос:

– Танк… Он наехал на вас?

Оля ответила совершенно бесцветным голосом:

– Не знаю… Я проснулась.

Больше мужчина ни о чем не спрашивал, а девушка ни о чем не рассказывала. Поделившись пережитым ужасом, она заметно успокоилась и вскоре задремала, а Александр, аккуратно умостив ее голову на подушке и заботливо поправив одеяло, поспешил к капсуле Самсонова.