Легион: Рим должен пасть. Карфаген атакует. Ганнибал Великий
И заниматься этим пришлось буквально с самого первого дня. Несмотря на то что они назывались морскими пехотинцами, до кораблей и такого близкого моря их пока не допускали. Дрессировали на берегу. Тем же вечером все манипулы новоиспеченных граждан после недолгой тренировки в битве на настоящих мечах вышли в поход при полном вооружении. Как высказался Квинт, оглядев всю свою амуницию:
– Omnia mea mecum porto[40].
Путь пролегал вдоль берега, и бывший сержант морской пехоты России отчетливо видел триеру, сопровождавшую их по морю. Остановившись километрах в пятнадцати от Тарента, измученные переходом легионеры принялись строить лагерь прямо на побережье, ограждая его частоколом. К счастью, вытесывать пришлось только часть кольев, остальные были заготовлены заранее – их везла та самая триера, моментально приставшая к берегу, едва солдаты принялись за работу.
Несмотря на все усилия, до наступления темноты лагерь построить не удалось. Поэтому работа продолжалась и ночью при свете костров и факелов.
– Живее! – орал на них Гней Фурий Атилий. – Ворочаетесь, как сонные мухи! Если бы рядом оказался враг, вас давно бы сбросили в море, изрубив на куски.
Как выяснилось, такие развлечения входили в круг постоянных обязанностей морских пехотинцев, которые, передвигаясь на кораблях, с наступлением сумерек стремившихся по возможности пристать к берегу, каждый день должны возводить лагерь для ночлега, а утром разбирать его и плыть дальше. У сухопутных легионеров веселья случалось еще больше. Колья для ежедневного возведения частокола, непременно окружавшего лагерь, они перетаскивали на себе, в отличие от морпехов, возивших основную часть поклажи на кораблях. И это, не считая личного снаряжения.
Впрочем, не все так напрягались. Как скоро заметил Федор, из последних сил на пару с Квинтом забивая колья в каменистый прибрежный грунт, находились и такие, кто откровенно расслаблялся. А когда бывший сержант вздумал возмутиться и дать по морде одному из лентяев, Квинт отговорил его, ссылаясь на гнев центуриона. Удивленный Федор узнал, что, в отличие от простого разделения на молодых и стариков в родной армии, здесь даже понятие «молодой» имеет множество градаций.
Условно все они сейчас назывались milites и были абсолютно «зелеными», но, как выяснилось, и у них уже существовали свои категории. Прослужив всего неделю, легионеры манипул быстро разобрались на munifices и immunes. Первые трудились на самых тяжелых работах, и офицеры регулярно припахивали их даже по незначительному поводу, хотя могли спокойно дать отдохнуть. Но вся прелесть заключалась в том, что тогда дело не продвинулось бы и на полшага, поскольку добрая половина легионеров находилась уже в разряде immunes, то есть тех, кто освобождался от работ полностью или частично. Проще говоря, они числились молодыми, но уже ни хрена не делали. Ну или почти ни хрена.
Когда Федор узнал, как они туда попали, то возмутился до глубины души. Ответ лежал на поверхности – освобождение покупалось за некоторое количество ассов и являлось, как поведал ему Квинт, метивший в офицеры, одним из наиболее важных источников дохода центурионов. Так что, если ты попытаешься дать в морду «законному» лентяю, отлеживающему бока, пока ты копаешь ров и насыпаешь вал вокруг лагеря, то вместо благодарности заработаешь от центуриона еще и определенное количество ударов розгами, если не палками. И то в лучшем случае – дисциплина была железной.
Да и «лентяи» тебя не поймут. Об этом ведь знали все. Хочешь стать одним из них, неси центуриону часть своего жалованья и расслабляйся, пока можно. Проще говоря, «молодые» делились на «бедных молодых» и «богатых молодых». И Федор с Квинтом, как их это ни возмущало, принадлежали к первой категории, поскольку лишних денег у них пока не водилось. Точнее возмущало Федора, а Квинт, давно наслышанный об этой системе, не удивлялся, а скорее относился с пониманием. Все хотят жить.
Он даже поведал обиженному Федору, что практически все офицеры и, более того, опытные солдаты имели дополнительные денежные доходы, кроме жалованья. Центурионы хорошо наживались на плате за освобождение от тяжелых работ или, например, могли взять с тебя несколько монет за отмену наказания, ими же и наложенного. Скажем, заменить его на более легкое. А военному трибуну Памплонию солдаты, отслужив пару месяцев, должны будут обязательно делать «подарок».
– Ты можешь в нем, конечно, не участвовать, – пояснил Квинт. – Дело добровольное. Но если не скинешься, тебя потом свои же со свету сживут. Таков обычай.
Федор молчал и прикидывал, сколько же денег уйдет на такие «подарки».
– Кроме того, – продолжал просвещать его Квинт, забивая очередной кол в гнездо, – не забудь, что к жалованью иногда перепадают всякие выплаты от государства.
– Это какие? – полюбопытствовал Федор, сам кое-что припоминавший по этому вопросу.
– Ну, например, выбрали нового консула диктатором, а он с нашей помощью разгромил войско разгулявшихся галлов. Ему – триумф[41] в Риме, нам с тобой от него – кошелек, набитый ассами или даже серебряными денариями[42]. Ну, а если мы с ним город богатый взяли, и дело дошло до дележа военной добычи[43], тут уж совсем здорово. Правда, и здесь центурионам выгоднее. Нам с тобой после победы по одной доле добычи полагается, центуриону – двойную долю солдат, а Памплонию – вообще двойную долю центурионов. Вот так, брат Тертуллий! Если что-нибудь из этого нам с тобой в ближайший год перепадет, считай, денег у тебя будет столько, что можно запросто ехать в Рим и гулять там по борделям целый месяц. Если Гней отпустит. Ха!
Размечтавшийся Квинт даже развеселился, позабыв ненадолго про тяготы и лишения.
Глава четвертая
Мedicus
На следующее утро они разобрали лагерь и снова отправились в поход. Пройдя на сей раз километров тридцать при полном параде, манипулы опять воздвигли лагерь на холме, недалеко от берега, и заночевали в нем. А с рассветом, подкрепившись грубой походной едой, разделились на две небольшие армии. Одна из них осталась в лагере и приготовилась к обороне, а вторая, под звуки флейтистов и горнистов, постоянно сопровождавших морпехов, ринулась на штурм. Федор смекнул, что начались тренировки, приближенные к боевым действиям.
Морпехи атаковали крепость силами трех манипул. Одной из них командовал передний центурион Гай Флавий Кросс с корабля «Сила Тарента», второй – Луций Альтус Мусс, предводитель манипулы с квинкеремы «Tonitruum»[44], и, наконец, третьей по счету, но первой при построении, командовал сам Гней Фурий Атилий.
Защищать лагерь выпало солдатам с кораблей «Praedatoris»[45] и «Letifer»[46]. Бойцами на первом командовал кривоногий Клавдий Пойдус Григ, а на втором – бочкообразный Филон Секстий Требониус. Тренировочная база являлась точной копией стандартного римского лагеря на марше, только уменьшенной в три раза. Поэтому двух манипул вполне хватало для отражения учебной атаки.
– У вас в руках настоящее оружие, – рявкнул напоследок Гней, прохаживаясь перед строем. – Вы должны привыкать к нему. Но смотрите, не отрубите кому-нибудь башку. Сегодня мы бьемся на берегу и вполсилы. Пилумы оставить здесь. Никаких ран. Разрешаю только небольшие увечья. Можете свернуть кому-нибудь челюсть в рукопашной, и все. Сбитый с ног и обезоруженный противник считается мертвым.
Центурион остановился и обвел стоявших перед ним легионеров грозным взглядом.
– Вы должны только спихнуть противника со стены и прорваться в лагерь. Это уже победа. Все. Вперед, ублюдки! До венков вы еще не доросли[47], но тому, кто первый ворвется в лагерь, утраиваю жалованье за сегодняшний день.
Ответив командиру мощным ревом нескольких сотен глоток, морпехи, вооруженные, кроме прочего, лестницами, пошли на штурм, потрясая оружием. Две первые манипулы, развернув все центурии в линию, устремились к лагерю с фронта, а третья пока оставалась в резерве. Гней Фурий Атилий сам повел свою манипулу в бой.
Федор, затянутый в панцирь, со щитом и мечом, быстрым шагом маршировал в передней шеренге с Квинтом. По лицу моряка из Бруттия, едва видневшемуся из-под нахлобученного шлема, становилось ясно, что ему не терпелось взобраться первым на стену. Но и Федор не отставал. Не из-за денег. Просто не привык топтаться среди последних.
Ближе к стенам походной крепости манипула перешла на легкий бег.
– Раздвинуть строй! – крикнул Гней, останавливаясь на краю рва.
И тотчас центурии расступились на несколько мгновений, выпустив вперед бойцов с небольшими, длиной всего метра три, лестницами. Они почти добрались до стены, спрыгнули в ров и приставили лестницы с крюками на концах к частоколу. А центурии с воплями бросились на приступ. К счастью, стена из кольев, окружавших лагерь, высотой не отличалась – она прикрывала оборонявшихся по грудь. Но был еще ров, который добавлял трудностей.
Соседние центурии, которыми командовал Гай Флавий Кросс с корабля «Сила Тарента», проделали то же самое на левом фланге, приблизившись к стене и приставив к ней лестницы. В нападавших тотчас полетели короткие поленья и более крупные бревна, способные свалить с ног сразу троих легионеров.
«Хорошо, что нет пока никакой артиллерии, – думал Федор, прикрывшись щитом, взбираясь третьим по лестнице и вперив напряженный взгляд в бойцов условного противника, ожидавших его сразу за частоколом, – а то нас быстро проредили бы баллистами еще на подходе».
Сверху послышался крик, затем второй. Два карабкавшихся первыми морпеха, были быстро сброшены с перекладин в ров легионерами Клавдия Пойдуса. Да и само шаткое сооружение заходило ходуном под ногами Федора. Оказалось, что два дюжих легионера, схватились за него, оторвали крюки лестницы от частокола и вот-вот должны были сбросить в ров. Но не успели. Федор не дал им такой возможности. Сделав два гигантских прыжка, он перемахнул частокол и ударил ближайшего к нему бойца своим щитом, обрушив на того весь свой вес. Воин рухнул навзничь, выронив из рук меч.
– Ты убит, парень, – крикнул ему Федор, отражая удар второго противника, в коротком замахе саданувшего его мечом по щиту. Звякнув по железному умбону, меч легионера скользнул вниз.
«Хороший щит», – подумал Федор, отпрыгивая в сторону и неожиданно для потерявшего равновесие противника подсекая его так неосторожно выставленную вперед ногу. И второй распластался на земле.
Со всех сторон к нему бежали морпехи Пойдуса, но небольшую брешь в обороне он успел пробить, и за его спиной в лагерь условного противника один за другим сыпались солдаты из его манипулы, первой манипулы четвертого легиона союзников.
– Молодец, Федр! – крикнул Квинт, оказавшись рядом и отбивая щитом брошенное в него увесистое полено. Потом добавил с легкой завистью: – Считай, заработал тройное жалованье. Атилий не соврет.
– Отлично, – кивнул сержант, – но мне сейчас не до этого! Вперед, ребята!
И побежал, увлекая за собой остальных. Но продвинулся недалеко, на его пути выросло сразу трое легионеров.
– И откуда же вас столько, – крикнул он, вступая в схватку сразу с тремя солдатами и отбивая удар за ударом. Мечом он почти не пользовался. Лишь раз, когда двое из троих сделали выпад одновременно, принял один удар щитом, а лезвием меча отвел другой в сторону. А затем прыгнул вперед и снова толкнул ближайшего бойца щитом, но на этот раз едва не рухнул сам – тот стоял, как скала. Федор бросил на него короткий пристальный взгляд – легионер был не ниже сержанта ростом и широк в плечах. Панцирь на нем едва не трещал по швам. «Великоват для римлянина, – подумал Федор, отступая и оглядываясь, – но чего на свете не бывает».
Два других разбежались в разные стороны, схватившись один с Квинтом, а второй – с каким-то бойцом из манипулы Федора. А противник Чайки снова взмахнул мечом, сотрясая своим ударом новенький щит. И сержант изловчился-таки. Когда тот снова ударил, Федор мгновенно отступил в сторону и слегка подтолкнул проскочившего мимо него противника в спину. Щит еще не закончил дрожать, а крепкий солдат уже валялся лицом в пыли.
– Ты труп, – заявил Федор, поставив ногу ему на спину.
И тут же понял, что зря он это сделал. Легионер отбросил меч со щитом, мгновенно перекатился и, взмахнув рукой, поймал Федора за лодыжку. Ручищи у него были – будь здоров, наверняка мог бы и поножи разорвать. Когда здоровяк поднялся, Чайка, прыгая на одной ноге, едва сдержался, чтобы не обрубить конечность этому разъяренному силачу.
– Я Тит Курион Делий, – заявил здоровяк, подтягивая к себе Федора за голень, – и я сейчас вырву твою кривую ногу. Никто еще не осмеливался так оскорбить меня.
– Извини, брат, – заметил Федор, с трудом удерживаясь, к большому удивлению силача, на одной ноге, – но ты уже мертв. Тебя центурион не предупредил? Воюй по правилам.
– Плевал я на правила! – рявкнул Тит, продолжая выкручивать захваченную ногу.
– Ну, тогда и я плевал, – сержант поднапрягся и со всего маху засадил ребром щита в голову противнику. Раздался звон железа о железо. Сверкнув на солнце красными перьями, шлем слетел с головы Тита, а руки его разжались. Крепыш закачался. Немного подумав, Федор, теперь уже обретший надежную опору, нанес второй удар щитом в грудь. На этот раз здоровяк рухнул в пыль и больше не предпринимал попыток напасть.
Убедившись, что враг повержен, Федор быстро огляделся. Пока он возился с Титом, его манипула под командой опциона перестроилась в боевой порядок, захватила первый ряд палаток и теснила условного противника все дальше к Преторию. Манипула под командой переднего центуриона Гая Флавия Кросса тоже пробилась на своем фланге через частокол и даже открыла ворота, через которые вот-вот должна была ворваться третья, резервная центурия морпехов. Захват лагеря был предрешен.
Федор остался почти один у стены, рядом находился только Квинт, наблюдавший за поединком, и несколько товарищей Тита, признавших себя убитыми. Они лежали на земле.
– Эй, Квинт, это не твой брат? – спросил Федор, указав на поверженного силача. – Его тоже зовут Тит.
– Нет, – отмахнулся тот. – Мы с ним из разных селений. И отцы у нас разные. А мой брат сейчас в море, рыбу ловит.
– Тогда бежим в атаку, – решил Федор, – а то весь лагерь захватят без нас.
– А чего бежать, – неожиданно заявил Квинт, – денег-то больше уже не дадут. Все тебе выпало.
– Ладно, не завидуй, – отрезал Федор и, подхватив щит повыше, устремился в глубину палаточного лагеря. – Все равно надо нашим помочь. Давай за мной.
Квинт Тубиус Лаций неохотно подчинился, потрусив за Федором, неожиданно обернувшимся на бегу и заметившим еще одного наблюдателя, стоявшего на лестнице за частоколом. Это был Гней Фурий Атилий, и он, похоже, все видел. «Ну, достанется нам обоим, – решил Федор, исчезая среди палаток, – да и хрен с ним. Кто этого козла просил лезть в бутылку».
Бой длился еще больше часа. Оставшиеся «в живых» легионеры из манипул кривоногого Клавдия Грига и массивного Филона Секстия Требониуса яростно защищали Преторий. Сомкнув ряды, они то и дело переходили в контратаки, свалив на землю немало солдат из подразделения, где служили Федор и Квинт. Но когда подоспела свежая манипула, ведомая Луцием Альтусом Муссом с квинкеремы «Tonitruum» и, завершая тактический замысел главного центуриона, нанесла главный удар, в битве наступил перелом. Не прошло и десяти минут последней ожесточенной схватки, за время которой Федор «сделал» еще двоих, как успех оказался предрешен. Атакующая армия Гнея Фурия Атилия взяла лагерь.
После битвы солдаты принялись восстанавливать все, что разрушили. Но перед этим центурион Гней Фурий Атилий выстроил все манипулы и объявил во всеуслышание, что легионер первой манипулы Федр Тертуллий Чайка первым взобрался на стену вражеского лагеря.
– И потому, вернувшись в Тарент, он получит трехдневное жалованье, – закончил свою короткую речь центурион. – Молодец, Федр. Сегодня все могут равняться на тебя.
– Слыхал, – толкнул его в бок рыбак из Бруттия, – считай, повезло. Гней тебя заметил. Может, раньше моего в опционы выйдешь.
– Может, и выйду, – не пожалел его Федор.
– Ну, это мы еще посмотрим, – заявил обиженный Квинт. – Мы, ребята из Бруттия, быстро своего добиваемся.
Гней, похвалив еще нескольких бойцов из других манипул, выписал кое-кому и наказания. А затем отправил манипулы на восстановление порушенного частокола и поваленных палаток. Растягивая в конце via praetoria смятое парусиновое жилище на пару с Квинтом и еще четырьмя сослуживцами, Федор у самых ворот вдруг услышал вопль.
– Я убью эту сволочь! – орал кто-то за ближайшими палатками. – Вентурий, острый пилум тебе в анус, быстро моего врача!
– Вы же его выгнали, – заплетающимся языком проблеял невидимый Вентурий, – сказали, что он коновал.
– Вот дерьмо! – последовал ответ.
Привлеченный криками Федор бросил работу на товарищей по оружию и, обойдя ближайшие ряды, увидел валявшегося на земле опциона из «союзной» манипулы, которой командовал передний центурион Гай Флавий Кросс. Опцион держался за ногу и выл от боли. Вокруг него столпилось человек пять солдат, желавших, но не знавших, чем ему помочь.
– Что случилось? – поинтересовался Федор, приближаясь.
– А ты еще кто такой?! – рявкнул на него опцион, лицо которого исказила гримаса боли.
– Федр Тертуллий Чайка, – отрапортовал сержант. – Первая манипула.
– А-а, солдат Гнея. Чего тебе надо?
– Я кое-что понимаю в медицине, – сообщил Федор, – возможно, могу помочь.
На лице опциона появилась надежда.
– Можешь? Ты врач? – он наклонился вперед и снова, взвыв, дернулся. – Ладно, смотри, мне уже все одно, пусть хоть еще один коновал. Но помни, если что не так с ногой сделаешь, – я с тебя шкуру живьем спущу.
Сержант заколебался – и кто его просил лезть со своей помощью, – но отступать было поздно. Он присел на корточки, снял сандалию с ноги опциона и осмотрел травму. Нога уже слегка припухла. «Вывих простейший», – сразу понял Федор, вспоминая имевшийся опыт из прошлой жизни. Точнее, детства. Такие случаи он наблюдал неоднократно и в больнице у отца, и в поликлинике у матери. Приходилось часто присутствовать при наложении повязки и даже пару раз при вправлении сустава. Но сам, без помощи отца, еще ни разу никого не пользовал.
– Прыгнул с лестницы, – пояснил опцион.
– Придется потерпеть, – предупредил Федор, двумя руками схватился за стопу и, пробормотав: «Господи, помоги», не дожидаясь одобрения опциона, дернул изо всех сил.
Примерно пару минут опцион орал благим матом, поминая всех богов от Юпитера и Марса до Квирины, грозясь воткнуть острый пилум Федору туда же, куда совсем недавно обещал воткнуть его незадачливому Вентурию. Но сознания не потерял.
А затем боль стала спадать. Оказалось, Федор каким-то чудом все сделал правильно.
Когда опцион немного пришел в себя и перестал орать, сержант аккуратно, но туго, перебинтовал стопу, чтобы не шевелилась, нашедшимися у солдат тряпками.
– Теперь надо полежать немного, – посоветовал Федор, – без движений. А потом ходить осторожно, и через несколько дней все станет, как прежде.
Вентурий с товарищами отнес опциона в палатку. А тем же вечером разыскал Федора и вручил ему кошелек, в котором лежало пять ассов.
– На, это тебе благодарность от опциона, – сообщил Вентурий. – Требоний говорит, что нога уже прошла почти. Спрашивает, не хочешь ли стать его постоянным врачом.
– Не знаю пока, – туманно ответил Федор, – служба, наверное, не позволит.
Но вышло немного иначе. В этот же день, прослышав о новом враче, к палатке, где он ночевал, притащили с разрешения Гнея двух легионеров с вывихами и одного с переломом руки. Прибыл и сам центурион, желая посмотреть на новоявленного эскулапа. Вывихи Чайка вправил – оказалось не так уж и сложно. Поорали немного и разбрелись на ночлег. Бойцу с переломом руки, сброшенному при штурме в ров, Федор чудес не обещал. Но, слава богу, перелом случился закрытый, кости во все стороны не торчали, и кровь не лилась. Сержант попросил, чтобы ему раздобыли чистых тряпок, несколько крепких щепок и вина. Подождал немного, благо солнце уже зашло, и мухи пропали. Заставил выпить вина, слегка приблизил кости друг к другу – без криков не обошлось – и наложил твердую повязку из чистых тряпок, примотав к руке палку, а обездвиженную конечность к шее. С тем и выпроводил, сказав, чтобы ходил так долго. Не меньше месяца.
С тех пор Федора среди морпехов Тарента стали называть не иначе, как medicus.
Глава пятая
Море зовет
На следующее утро, когда к лагерю неожиданно прибыл обоз из Тарента с тремя баллистами и одним онагром[48], Гней Фурий Атилий устроил солдатам новую тренировку. Надо сказать, после вчерашнего штурма для легионеров это было скорее развлечение.
Вместо того чтобы приказать свернуть восстановленный лагерь, центурион, как только палатки, шатры и все ценное оказалось вынесено, позволил разрушить его ограждение стрельбой из полевой артиллерии.
– Вы должны видеть, – вещал он, как обычно, расхаживая перед строем манипул, словно громовержец, – на что способны эти орудия. Быстрее будете уворачиваться, когда они начнут палить по вам самим.
Все три баллисты установили на специальных повозках вдоль линии частокола на приличном расстоянии. Расчеты, прибывшие с ними, быстро рассыпались вокруг орудий. По команде легионеры приступили к заряжанию. Вращая расположенные в задней части ложа блоки, оттянули назад метательные рычаги, заставив упругие жилы тетивы едва ли не звенеть. Вложили в паз средних размеров каменное ядро, на котором Федор, находившийся позади одной из баллист, разглядел высеченную римскую цифру «четыре», обозначавшую номер легиона.
«Интересно, – подумал Федор, отвлекаясь на воспоминания и наблюдая, как расчеты баллист заканчивают наведение орудий, – а если бы они дожили до двадцать первого века, то на всех пулях и снарядах тоже штамповали бы свои номера?»
Но завершить мысль не успел. Опцион, командовавший орудиями, махнул рукой, и все три баллисты, взвизгнув тетивой, выбросили свои ядра в сторону лагеря. Ядра ушли почти вровень с горизонтом. Два дали перелет, а одно угодило в частокол и расщепило пару кольев. Легионеры, наблюдавшие за этими упражнениями артиллеристов, скорчили гримасы – не впечатляло. Скорее всего, решил Федор, баллисты такого размера больше подходили для уничтожения солдат противника или пальбы по скученной людской массе, которую они могли превратить в кровавое месиво. А для разрушения стен их силы не хватало. Долго пришлось бы стрелять, чтобы проделать приличную брешь даже в частоколе. Но при отсутствии других орудий и эти пригодились бы. Гней Фурий Атилий, похоже, просто хотел показать будущим морпехам, на что способны эти адские машины.
Обслуга снова зарядила свои разрушительные механизмы. Опцион взмахнул рукой. Следующий выстрел оказался более кучным – все три баллисты попали в цель, вышибив несколько кольев. Но когда в дело вступил онагр, чье каменное ядро оказалось в три раза крупнее тех, которыми «плевались» баллисты, разрушительный эффект тоже увеличился примерно в три раза. Федор с интересом наблюдал, как обслуга более мощного орудия пригнула метательный брус к земле, вложив ядро в пращу. Первый же снаряд, отправившийся в полет по параболе после гулкого стука главного рычага об ограничитель, угодил в ворота и вынес их мгновенно. Вместо крепких деревянных щитов, преграждавших вход в узкую щель – ворота в лагерь – теперь зияла огромная пробоина, куда запросто могли протиснуться легионеры, даже размахивая мечами. Вторым выстрелом онагр расширил проход. Теперь туда уже могла ворваться центурия атакующих солдат, построившись в колонну по три. А когда расчет орудия перевел огонь на частокол, то и в нем вскоре образовались приличные бреши.
Легионеры, выстроенные в линию позади орудий, довольно загомонили. Онагр их впечатлил больше. «Не гаубица, конечно, – подумал Федор, вспоминая самоходную бронированную пушку под названием «Гвоздика». – Но по местным условиям войны потянет. И это только полевая артиллерия, относительно легкая и быстро передвигающаяся. На что же тогда способна осадная?[49]»
После того как фронтальная стена лагеря вместе с воротами была уничтожена, центурион правого крыла первой манипулы Гней Фурий Атилий устроил им состязания по метанию пилумов в специальные щиты, еще вчера сколоченные и вытащенные в поле. Из десяти раз Федор умудрился только три раза попасть точно в цель. Не ахти какой результат, зато Квинта порадовал – тот метнул свой дротик точно в цель целых шесть раз, заслужив похвалу центуриона.
После состязания на меткость Гней Фурий Атилий приказал разобрать остатки лагеря, погрузить то, что не превратилось в дрова, на сопровождавшую морпехов триеру и выступать обратно в Тарент.
– Мы славно повоевали здесь, – заявил центурион, когда все манипулы закончили работу и по звуку горна выстроились на вершине холма для обратного пути, – но хватит вам топтать землю и глотать пыль. Вы – будущие хозяева моря! Мы возвращаемся в Тарент. Пора вам, недоноски, узнать, что такое палуба под ногами, а не твердая земля. И на своей шкуре испытать, что такое настоящий морской бой.