– А они, ну «потеряшки», после этого – ну не хотят покончить с жизнью? Они же это тоже когда-то вспоминают, наверно, потом? – спросил Цыбин.
Иванова улыбнулась.
– Денис, а помнишь три года назад, когда ты не был ещё женат, мы с тобой ходили в кинотеатр, и нас обрызгала тогда иномарка? Ты знал её хозяина и обещал, расписать его в газете за всё, ты даже убить его готов был в те минуты, помнишь? – Денис кивнул. – Время идёт. И человек, конечно же, забывает о своём желании. Он остывает, но если опять, же сравнивать с компьютером – система переустановлена с дезактивацией файлов.
Иванова поправила очки и улыбнулась. Она протянула руку и коснулась импозантной бородки Цыбина снизу вверх, закрыв ему рот.
– Слушай, офигеть. И это произошло с этим мужчиной? Антоном?! – спросил Цыбин.
– Знаешь, если честно полной уверенности у меня пока нет. У него схожая симптоматика, но клинически, он не совсем вписывается в эту патологию. Он какой-то особенный, – Иванова улыбнулась, глядя в растерянные глаза Цыбина. – Ну, то есть, сказать с уверенностью, что это именно это нарушение я не могу, но автобиографическая память у Антона отсутствует.
– А его странный сон. Что значит его сон?
– Денис, я не гадалка, и его сновидение нуждается в серьёзном анализе. Но восстановление памяти происходит, так сказать, по острым моментам в жизни. То есть в первую очередь восстанавливаются неприятные эпизоды личности, в которые ему было плохо, из-за этого они так и вгрызаются в наше сознание. Через меня прошло много пациентов и практически все сначала вспоминали самое плохое из прошлого. А в случае с Антоном, я вижу положительную динамику, то есть, значит, его память стала просыпаться. Хотя прошло не так и много времени.
– Тома. А почему ты раньше мне об этом не рассказывала, ну о своей работе? – спросил Цыбин.
– Денис. А вспомни, когда мы виделись с тобой в последний раз? У тебя жена, ребёнок. Да ты и не спрашивал никогда, чем я занимаюсь.
Глава 4. Одиночество
Вернувшись в палату, Антон попытался читать, но невыносимое чувство вины и стыда за свои эмоции и мысли брало верх над всем остальным. Перед глазами он отчётливо видел взрывающиеся кровью глаза мальчика и свою отвратительную улыбку в этот момент.
«Почему мне было, даже приятно, видеть это? Почему он не мог кричать? Почему-почему я испытывал наслаждение? Почему, чёрт побери, вся моя жизнь сейчас это этот вопрос, почему? Почему я не помню ничего из своего прошлого? Почему я не помню, есть ли у меня родственники? Почему я нихрена не помню?!» – мужчина уткнулся головой в подушку и зарыдал.
«О нет, что со мной творится? Надо взять себя в руки, Тамара Сергеевна мне поможет. Она хороший доктор, она уже лечила таких пациентов. Но как, же я уже устал…, только бы нашлись родственники, если они вообще у меня есть. Что со мной? А может попроситься опять к ней, к Тамаре Сергеевне? Она успокоит меня. Она умеет меня успокаивать, – мужчина вафельным полотенцем вытер слёзы. – Нет, я должен взять себя в руки».
Антон вспомнил о таблетках, которые раньше мешали ему читать. Их выдавали по три раза в день, но мужчина складывал таблетки в половинку мыльницы и прятал в тумбочку.
Открыв ящик, Антон достал четыре таблетки и, положив их в рот, побежал к умывальнику.
Через полчаса его мысли занимали личности соседей по палате. Они могли часами лежать с открытыми глазами, в которых читалась одна безнадёжность и пустота.
«Боже как жалко этих существ, которые только и ждут, когда кто-то вернёт их себе. Это уже не люди, это растения. Хм, но ведь даже растение, наверно, помнит своё прошлое. Ничто не может существовать без прошлого, а они и я пытаемся, ха-ха».
Никто из соседей по палате не общался между собой, и это очень угнетало Антона. Его соседи целыми днями лежали в койках, вылезая из них только для поглощения пищи и изредка в туалет.
По началу, когда Антона только привезли, его радовала их замкнутость, потому что он устал от соседей в районной психушке. Там не было чётких разграничений больных, поэтому в большой палате на десять человек Антону довелось пребывать и с убийцами и с насильниками.
В одну из ночей он проснулся оттого, что кто-то стал стягивать с него штаны. Он поднял голову и увидел соседа, который только сегодня прибыл для судебно-медицинского освидетельствования из СИЗО.
Это был огромный мужик с наколками по всему телу. Он плохо разговаривал ввиду редких зубов. Одним своим видом он приструнил всех «безбашенных» доселе активистов в палате и занял койку одного из них у окна. Когда этот мужик стал рыться в тумбочках и нашёл колбасу, он протянул её Антону и сказал.
– Жжуй мне кабашу.
Антон не понял его слов, приняв их за предложение поесть, и отрицательно закачал головой. Брови мужика встали домиком, а безумные глаза налились кровью. Но он оставил Антона в покое, заставив пережёвывать для себя колбасу другого пациента.
И вот этот мужик стянул с него штаны. Антон не мог вырваться, он только сейчас понял, что его руки привязаны простынёй к кровати, а вес здоровяка вдавил его тело в панцирную сетку. Антон стал кричать.
– Помогите! Тварь слезь с меня! Кто-нибудь помогите. Сергей, Андрей – помогите.
Но в палате и в коридоре признаки жизни отсутствовали. Когда Антон ощутил боль, он стал кричать ещё громче.
– Убивают, убивают!
– Што шука, больно шуке, ха-ха, – произнёс здоровяк. – Петушшара, ха-ха.
Послышался звук вставляемого ключа и через мгновение мужик стонал на полу под телами двух санитаров.
Когда Антону развязали руки, он уже не мог без презрения смотреть и разговаривать с тут же проснувшимися соседями. Всю оставшуюся неделю, что он провёл после этого в районной психушке, он больше ни с кем не общался.
Вот поэтому, Антон радовался молчанию и неподвижности своих новых соседей. От них не исходило никакой угрозы. Но сейчас одиночество стало его угнетать. Он общался лишь с книгами и с буфетчицей Таней. И каждый день с нетерпением ждал встречи с Тамарой Сергеевной.
Антон лежал с закрытыми глазами, ощущая на себе действие таблеток. Они вызвали в нем безразличие ко всему окружающему.
«Моим соседям намного тяжелее меня. Они как растения. А может всё не так. Вдруг и я тоже, скоро стану таким?»
Антон уснул. Он увидел улыбающуюся Тамару Сергеевну. Она кружилась и смеялась в подвенечном платье среди опадающих лепестков яблонь…
Глава 5. Иванова
Тамара Сергеевна Иванова жила одна в квартире доставшейся ей от бабушки. Прошло уже двенадцать лет как восемнадцатилетняя пермячка с красным дипломом, приехала в Москву поступать в медицинский институт. Тамара была единственной внучкой и бабушка, мать отца, безумно любила эту скромную немножко нелепую провинциальную девочку. Тем более что сам отец умер, когда Томе было четыре года.
Об отце у неё сохранились лишь неприятные, но незабываемые воспоминания. Он оставил в судьбе Тамары след на всю жизнь в прямом и переносном смыслах. Отец всегда был пьян и бил её и маму.
Последний раз Тома его видела восьмого марта. В день, когда ей исполнилось четыре года. Они с мамой ждали его с работы, потому что он должен был принести им подарки. Тома сидела в нарядном платье в кресле и, в перерывах игры в «пятнашки», помогала маме. Она протягивала ей постиранные вещи, а мама их гладила.
Отец пришёл домой поздно. От взгляда безумных глаз Томе стало страшно.
С самого порога отец стал извергать пьяную ругань, а затем схватил маму за волосы и поволок по коридору в комнату.
– Тома беги на кухню! – кричала мама сквозь слёзы.
Обычно она так и поступала, потому, что ей тоже доставалось. Но в этот раз она разревелась и, подбежав к отцу, стала дёргать его за штанину.
– Папа, папа, не бей мамочку, пожалуйста. Папа, маме больно. Отпусти её.
Отец со всей силы дёрнул ногой, отшвырнув дочь как котёнка. Тома отлетела, ударившись и уронив гладильную доску вместе с утюгом на пол.
Прошло уже много лет, но Тамара не может забыть ту обиду и бессилие, что завладели маленькой девочкой при виде матери в крови, закатывающей глаза. Отец продолжал бить ее, держа за волосы и ударяя головой об шкаф. Девочка вспомнила, как она проучила Гошу в садике дёргать её за косички и за банты, которые каждое утро заплетала мама. Тома подбежала и впилась зубами в ногу отца.
– Ах ты, сучка мелкая, – отец схватил её за шею и отбросил.
Очнулась Тома только в реанимации. Десять дней врачи не могли ответить на вопрос матери, будет ли девочка жить. Кроме кровоизлияния в мозг у Томы был глубокий термический ожог лица и шеи от утюга, на который она упала.
Пока она находилась в больнице между жизнью и смертью, её отец застрелился из охотничьего ружья в подвале их дома.
С тех пор Тома вспоминает о нем постоянно, когда смотрится в зеркало. Она с детства носила длинные волосы и уже не могла мечтать о другой причёске, чтобы никто не замечал того места, где раньше находилась ушная раковина. У Тамары Сергеевны здесь был небольшой деформированный выступ, за который она цепляла дужку очков, а площадь вокруг стягивал келоидный послеожоговый рубец.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги