Оценщик. Невидимая сторона
Григорий Шаргородский
Оценщик. Невидимая сторона
Пролог
– Слушай, Франсуа, ты уверен, что это место полностью безопасно?
– Конечно! – беспечно улыбнулся невысокий, в меру упитанный мужчина с мягкими чертами лица. – Я здесь уже бывал, и ничего страшного со мной не случилось.
Любой сторонний наблюдатель, имеющий хоть какой-то опыт жизни в Женеве, вполне разделил бы беспокойство спутника слишком уж уверенного в себя Франсуа. Нижние уровни человейника Артур – это совсем не то место, где стоит вести себя беспечно, но провожатый по-прежнему не выказывал ни тени беспокойства:
– Андре, поверь, все, что я тебе обещал, ты получишь сполна, и мы спокойно вернемся в Серый город.
Человейник Артур вообще-то считался самым безопасным из всей цепи мегазданий-пригородов, но на третьих и тем более четвертых ответвлениях улиц от главного Серпантина вступали в силу совсем другие социальные правила, и были они одинаково суровыми, что в Артуре, что в Святогоре, и уж тем более в человейнике под не совсем стандартным названием Табор.
В этот серый, полутемный коридор в глубине массива мегаздания парочка попала через небольшой китайский ресторанчик, чей фасад выходил на улицу-тоннель с невысоким потолком. Конечно, невысоким он считался в сравнении с Серпантином, где если не особо смотреть вверх, то вообще можно подумать, что находишься под открытым небом.
Рестораном сие убого заведение назвать трудно – скорее, закусочная. И вообще, все тут выглядело слишком уж запущенно. Посетителей почти не было. Андре вполне обоснованно подумал, что это всего лишь ширма для потайного хода в еще более потайное место. Если быть до конца честным, он уже пожалел о том, что поделился своей гастрономической мечтой с человеком, которого знает всего полтора дня. Но Франсуа покорил парижанина своим живым обаянием, а также умением удивительно ярко и заразительно описывать наслаждения от дегустации самых диковинных блюд в самом необычном городе на Земле. Женевец сумел завести воображение и вожделение парижского гурмана до такой степени, что тот все же поддался почти демоническому искушению. В конце концов, в погоне за острыми гастрономическими ощущениями он где только не побывал: в Марокко, Индонезии и даже в заснеженном Якутске.
Беспокойство Андре немного поутихло, когда они прошли коридор и, минуя угрюмого охранника, вышли в зал респектабельного на вид ресторана. За столиками сидело несколько пар, которые казались вполне приличной публикой. Новых гостей тут же встретил официант и по просьбе Франсуа провел их в отдельный кабинет. Когда они наконец-то уселись за накрытый белоснежной скатертью стол, Франсуа начал что-то нашептывать на ухо склонившегося к нему официанта.
Лицо гарсона выражало максимальное внимание и понимание:
– Все будет готово через пять минут, – улыбнувшись, сказал на общем официант.
Андре пока не полностью освоил низший эльфийский, но понимал практически все. В устах человека язык из иного мира лишь добавлял этому месту таинственного флера. Парижанин окончательно успокоился и принялся ждать. Франсуа решил развлечь гостя беседой:
– Поверь, мой друг, страховка от подделки абсолютная. Это место работает напрямую с лучшими поставщиками. – Понизив голос, женевец с крайне таинственным видом добавил: – Их называют службой доставки деликатесов.
– СДД? – удивленно поднял бровь парижанин.
Любой, кто хоть как-то был связан с ресторанным миром и мировой элитой гурманов, хоть что-то, но все же слышал об этой организации. Ее сравнивали с самыми известными наркокартелями и сильнейшими организациями контрабанды оружия. Только в этом случае дельцы занимались поставками всевозможных ингредиентов для приготовления самых диковинных блюд. Андре и сам однажды пользовался услугами СДД. Нет, не напрямую, а через нескольких посредников, но именно так он получил мясо белого носорога.
Маленький кусочек жилистого стейка не так уж потешил его вкусовые рецепторы, но вся таинственность и запретность «плода» оказалась приправой получше любого перца, ациса или бадьяна. Теперь Андре окончательно поверил, что через пять обещанных гарсоном минут он попробует блюдо, дегустацией которого не может похвастаться ни один из его знакомых гурманов.
От предвкушения парижанина пробила легкая дрожь. Действительно, прошло не больше пяти минут, и в кабинет вернулся официант с подносом, накрытым сферической термокрышкой. За ним явился еще один гарсон, который расположил такой же поднос перед Франсуа. Крышки они сняли синхронно, и Андре с замиранием посмотрел на полупорционную тарелку, в которой среди незнакомых водорослей в синеватом желеобразном соусе размещались три круглых объекта. Зеленовато-серые шарики были не больше мяча для пинг-понга.
Андре наклонился над тарелкой и втянул в себя странно-приятный аромат. Словно боясь, что наваждение исчезнет, он схватил специальную ложечку и поддел ею самый необычный под этими небесами продукт: маринованную икринку гоблинов.
Необычайный, непередаваемый вкус ударил по его рецепторам, практически доводя до грани экстаза. То, что из этих икринок на белый свет могли появится живые, а самое главное, разумные существа, извращенного гурмана совершенно не волновало. После того как в одном из притонов Мумбая он попробовал человечину, такие морально-этические мелочи казались ему несущественными.
Андрее подхватил ложкой вторую икринку, и теперь его наслаждение стало полным. Он ловил каждую нотку ощущений, крепко зажмурив глаза и откинувшись на спинку стула. Так же, с закрытыми от удовольствия глазами, он и уснул.
Не притронувшись к своему блюду, которое было полностью бутафорским, Франсуа презрительно сморщился, выдернул из-за ворота рубашки салфетку и бросил ее на стол. Оба официанта тут же растеряли всю свою угодливость и вежливость. Они на минуту покинули кабинет, а затем вернулись, неся испещренный резными рунами ящик, больше похожий на гроб. Компанию им составил гоблин.
Существо, похожее на антропоморфную лягушку с бурой шкурой, словно косплеило Чарли Чаплина, вырядившись в куцый пиджачок, котелок и опираясь на трость. В этом месте и в этой компании он выглядел совсем инородным, но только для гостей Женевы. А вот Франсуа и официанты, будучи истинными женевцами, не обращали на гоблина внимания больше, чем друг на друга.
– Как все прошло? – спросил гоблин на чистом французском, без единой нотки акцента. При этом его челюсти двигались совершенно невпопад издаваемым звукам.
Вообще-то он мог бы и вовсе не открывать рот, общаясь подобно чревовещателю, ведь там совсем другое строение речевого аппарата, но так было удобнее.
– Идеально! – расплылся в улыбке Франсуа.
– Рекомендации? – уточнил переселенец из другого мира.
Франсуа на минутку задумался, словно художник перед первым мазком по холсту, и сказал:
– Думаю, через сорок минут вы можете включать эту вашу штуку.
Человек с непонятным выражением на лице указал пальцем на ящик-гроб, в который укладывали уснувшего парижанина. Как точно называется и тем более работает этот артефакт, создающий, по заверениям земных ученых, аналог стазис-поля, он, конечно же, не знал.
– За это время икра начнет перевариваться, а дофамин разойдется по клеткам плоти, как и заказывал ваш клиент.
Франсуа был абсолютно спокоен, и то, что через пару дней в другом мире такой же извращенец, но гоблинской расы разделает его нового знакомого на стейки или какие-то местные блюда, женевца совершенно не волновало. В среде таких, как он и спокойно спящий, перешедший в разряд продуктов Андре, слюнтяев не бывает.
Часть первая
Глава 1
Поправив стрелковые наушники на голове, я вздохнул и с ноткой обреченности громко сказал:
– Поехали.
Эта команда предназначалась программке на моем смартфоне, которую написал Бисквит. Она через вайфай управляла странной конструкцией, также собранной моим другом-артефактором. Огромные лапищи зеленокожего орка были на удивление ловкими. Так что агрегат выглядел не очень массивным, зато крайне опасным, особенно учитывая торчащий из переплетения проводов и металлических рамок оружейный ствол. И калибр там был немаленький.
Реагируя на мое восклицание, стоящий в противоположном углу подвала агрегат тихо загудел, затем выстрелил. К этому времени я успел активировать щит. Центром и опорой загудевшего силового поля, прозрачной линзой метрового диаметра возникшего передо мной, являлась зажатая в левой руке палочка-щитовик. Внутри энергетической формации замелькал светлячок. Сейчас он был совершенно бесполезен, но менять этот стикер на другой без светлячка-симбионта я, конечно же, не собираюсь, даже если буду уверен, что больше никогда не увижу ни одну тень из-за изнанки.
И вообще с этим светлячком не все так просто. Ведь он при встрече с теневым големом сбежал, зараза. Но когда уже после всех событий я активировал щит, светлячок оказался на месте. А еще Бисквит сказал, что с ним что-то не так, но что именно – не объяснил.
Резиновая пуля с жужжанием отскочила от щита и ударилась в вязаный мат на стене, что позволило избежать дальнейшего рикошета. Это был еще один совет Бисквита, за что я ему тоже благодарен.
Уроки на специализированной секции, которые вел невысокий молчаливый испанец, явно имевший бандитское прошлое, дали о себе знать. Второй и третий выстрел я отразил с такой же легкостью. Конечно, резиновые пули – это вам не свинцовые снаряды, но, по заверениям того же Бисквита, даже с теперешним моим уровнем создания силового щита я смогу отразить как минимум две, а то и три пули. А если правильно рассчитаю углы наклона, то и все четыре.
Ладно, теперь моя очередь.
Уловив в работе стрелкового аппарата особый щелчок, я выхватил револьвер из кобуры на поясе и, сдвинув все еще гудящую плоскость силового щита на достаточное расстояние, выстрелил по мишени над стрелковым аппаратом. Успел послать две пули, и тут же пришлось закрываться щитом, приняв на него еще три резиновых снаряда.
По стихающему гудению силового щита я понял, что он практически на пределе. Теперь после щелчка стрелковой машины я не стал стрелять в ответ, а быстро погасил силовое поле и с максимально возможной для меня скоростью начал формировать в воображении руны из Живой силы внутреннего источника, а затем крепить их в печать.
– Да чтоб тебя. – Уже в который раз я не успел создать щит за такое короткое время. Пришлось падать на пол, чтобы не получить очередной синяк, и тут меня ждал еще один сюрприз: ствол в агрегате изменил угол наклона, и следующая резиновая пуля ударила мне в спину.
Ну как в спину… Будем считать, что это место можно назвать спиной.
– Вот же морда зеленая, – прорычал я и тут же крикнул уже для управляющей программы: – Отбой!
Смена тональности в работе аппарата дала понять, что мой пораженческий вопль был услышан. Ну, по крайней мере во второй его части. Ничего, первую часть я донесу до адресата лично, причем добавлю еще много доброжелательных слов. Так и знал, что Бисквит устроит мне какую-то подлянку. Опять придется пользоваться пластырем.
Покряхтывая и прижимая руку к правой ягодице, я сначала выбрался по лестнице из подвала, а затем пришлось переться на второй этаж, где в кабинете находилась аптечка. Одно хорошо: с такими повреждениями в Женеве любой житель мог справиться и без посторонней помощи.
Прицепив на начавшее наливаться синевой пятно пластырь, я напитал его энергией из внутреннего источника. Кто бы сомневался, что нецелевое разбазаривание Живой силы будет тут же замечено моей подружкой.
Под гудящий треск стрекозиных крылышек Фа влетела в кабинет откуда-то со стороны кухни и начала нарезать вокруг меня круги. Недовольный писк в эксклюзивной для нее тональности доносил до меня всю степень возмущения низший фейки.
– Ну да, как я мог потратить Живую силу на какой-то там синяк, а не поделиться ею с великой Фа! – проворчал я, напитывая возникший над ладонью светящийся шарик еще одной порцией силы. Маленькая фейка тут же спикировала вниз и обняла шарик, моментально впитав его в себя.
– Вот куда в тебя столько лезет? – продолжал ворчать я.
И действительно, почему она так торопится? Жила бы себе весело и беззаботно, так нет, стремится сначала переродиться в русалку, а затем и вовсе стать высшей феей, чтобы в конце своего пути рассыпаться на миллиарды спор, из которых появятся новые вот такие шебутные малышки.
Сам не знаю почему, вдруг стало грустно. Фа почувствовала мою печаль, подлетела ближе и хлопнула миниатюрной ладошкой по кончику моего носа.
– Вот ты егоза, – с теплотой улыбнулся я, отмахиваясь от нее как от назойливой мухи.
Фейка поняла, что больше ей ничего здесь не обломится, и упорхнула в форточку.
– Все вы, женщины, такие, – вздохнул я, вспоминая теперь уже не маленькую фейку, а одну рыжую бестию.
Жаль, что все так повернулась. В том, что между нами с Заряной больше нет доверия, не виноваты ни я, ни она. Просто так распорядилась судьба. Что-то я совсем в последнее время расклеился. Сходить в бордель, что ли? Идея неплохая, но, увы, не в таком печальном настроении. Тем более уже через три часа у меня прием очередного клиента.
Этот явится поздновато, ближе к двенадцати, а это значит, что опять припрут что-то краденое. Впрочем, какое мне дело. Условия, на которых я железно стану хранить тайну клиента, оглашены всем заинтересованным лицам. Так что, если кто-то принесет что-то из запрещенного списка, пусть пеняет на себя.
Быстро ополоснувшись в душе, я принялся одеваться. Несмотря на то, что наши с Заряной отношения сильно охладели, обшивать она меня не перестала и делала это, как всегда, на высшем уровне. Так что после недолгих сборов, подойдя к ростовому зеркалу в старинной резное раме, я увидел перед собой импозантного, возможно с легким перебором в этом вопросе, молодого мужчину. Не метросексуал, конечно, но…
Длинный темно-серый пиджак, почти сюртук, с запахом на правую сторону, двумя рядами пуговиц и воротником-стойкой не то чтобы стройнил, нечего там пока стройнить, но непроизвольно заставлял держать спину прямо.
На голове творился легкий управляемый хаос, который постоянно поддерживала подружка Заряны вечно всем недовольная Лена. Если честно, в последнее время садиться в кресло под ее ножницы становилось все тревожнее. Но я в душе консерватор и, пока она не попытается воткнуть мне в шею что-то из своего устрашающего арсенала, парикмахера менять не стану.
В итоге получался образ эдакого эксцентричного и, пожалуй, даже с легкой сумасшедшинкой денди, который дополняла бородка и казавшиеся уже действительно перебором круглые зеленые очки. А вот как раз они тут совсем не для понтов. Со зрением у меня все в порядке, как и у любого жителя Женевы. Здесь такие мелкие проблемы со здоровьем решались если не пластырем, то недолгим походом к лекарю.
Очки тоже были подарком Бисквита. Если честно, мне порой становилось неловко, но как можно отказаться от артефакта, через который можно рассмотреть проклятие до третьего уровня сложности. Мелочь, конечно, но вляпаться в подобную «мелочь» не самое приятное дело, а куда мне только не приходится последнее время совать свои очумелые ручонки! Ведь с моим даром, как говорится, не пощупаешь – не узнаешь. Конечно, можно что-то почувствовать и на расстоянии. К примеру, то, что к некоторым вещам лучше вообще не подходить.
Своим чувствам я доверял на все сто процентов, особенно после случая, когда оценивал картину от одного из перекупщиков. На ней был изображен старый волк. Он стоял на высокой скале на фоне полной луны и, задрав голову вверх, выл. Внешне картина ничем особенным не поражала. Да, стиль неплох, но все же не шедевр, по крайней мере на первый взгляд. А вот когда я шагнул ближе, то ощутил напряженное поле энергии творения.
С одной стороны, прямой угрозы вроде не было, но какое-то беспокойство все же одолевало. Перестраховываться я не стал и сделал свое дело – то есть подтвердил подлинность картины, а также наличие у полотна магических свойств. Она навевала тревожные сны на всех, кто к ней прикоснется.
То, насколько эти сны могут быть тревожными, я оценил, как только вернулся от заказчика домой и уснул. Всю ночь бегал по каким-то лесам и выл на луну. А еще страдал от голода, холода и… блох. И все эти радости волчьего бытия одолевали меня три ночи подряд. Так что впредь решил сомнительные артефакты исследовать на расстоянии, благо мой усиливающийся дар позволял это, пусть и с пониженной детализацией. И вообще, с даром, который мне подарил поцелуй высшей феи, все ой как непросто. Он был очень редким, но не факт, что самым полезным из представленного в Женеве разнообразия. Умение чувствовать и относительно точно расшифровывать суть энергии творения не пользовалось спросом у широких масс. Так что приходилось иметь дело с очень специфическими ребятами, а учитывая то, что репутации в этой сфере у меня пока с гулькин нос, специфичность идет вкупе с хорошим таким криминальным душком.
До конца понять, что из себя представляет энергия творения, мне пока не удавалось. По словам Бисквита, это то, что отличает простого мастера от гения, который вкладывает в свое творение не только умение и старание, а частичку своей души, толику того, что даровано гениям свыше: эту самую энергию творения. В обычном мире она лишь привлекает внимание людей, и такие творения всегда становятся очень популярными, а вот попадая в магическое поле Женевы, энергия творения может пройти самую непредсказуемую трансформацию. О картине с волком я уже вспоминал. Еще у меня был опыт работы с полотном Иеронима Босха, пробуждающим в человеке совесть. А вот с Моной Лизой я дела не имел. Когда обнаружилась ее магическая особенность, картину срочно вернули в запасники Лувра. Говорят, что она воспаляла в человеке тоску по утерянной любви, причем так сильно, что дело дошло до самоубийства охранника.
В общем, разобраться, что здесь к чему, было сложно, но я по крайней мере что-то чувствовал. А вот артефакторы типа того же Бисквита и ощутить ничего не могли – лишь анализировали выводы оценщиков. Этим мы и отличались от других магов, даже самых крутых. Энергия творения по сути не являлась той самой магией, которой в той или иной степени владел каждый человек в Женеве. Это было что-то выше, тоньше и непостижимее. Так что, как бы я ни ворчал на тяжесть своей доли, причастность не только к магии, а еще и к этому самому непостижимому была очень приятна и будоражила кровь.
Закончив любоваться собой в зеркале, я спустился вниз, где и принялся ждать очередного клиента. Обычно я имел дело с серьезными людьми, и с пунктуальностью у них было все в порядке. Так оказалось и в этот раз. Мне даже не удалось толком согреть кресло перед монументального вида старинным столом, который остался от предыдущего владельца дома, как прозвучал звонок домофона.
Прошел почти месяц с тех пор, когда я сменил старинный звонок на самый современный аппарат, но все равно не мог нарадоваться его мелодичности, особенно сравнивая с тем дребезжащим ужасом, который поначалу терзал нервы новому обитателю этого дома, то есть мне. А тогда они, эти самые нервы, и без дополнительных раздражителей пребывали не в самом радужном состоянии. Да уж, было что вспомнить, но не всегда без содрогания.
Тряхнув головой, я отогнал ненужные мысли и пошел открывать дверь. Немаленький экран домофона давал прекрасный обзор на все, что происходило на моем пороге, а также в ближайшей перспективе. Перед дверью, опираясь на резную трость, стоял немолодой мужчина. Понятие довольно расплывчатое, но так в Женеве можно сказать обо всех, кто был старше пятидесяти. Встретить кого-то, кто выглядит как старик, было дольно трудно. Так что гостю может быть как полтинник, так и слегка за сотню. Одет он в явно дорогой костюм и имел бы вполне благообразный и даже солидный вид, если бы не кислое выражение на его практически лошадиной физиономии. Что-то мне подсказывало, что наше общение не будет простым. Но согласие на эту встречу я дал, так что отступать как-то неправильно, да и опасным мой новый гость не выглядел. Максимум неприятным и склочным.
Чтобы впустить клиента, мне пришлось вскрыть три монструозных замка, причем это были не просто металлические запоры, а довольно неслабые артефакты. Впрочем, то же самое можно сказать и о всей двери. Не так давно, увидев развороченное дверное полотно, которое теневой голем порвал словно фольгу для запекания, Бисквит так разволновался, что уже к утру временную пластиковую дверь сменили на вот этого бронированного монстра. Нечто похожее закрывало вход в убежище моего зеленокожего друга. А то, что орк около трех часов колдовал над замками, внушало определенные надежды на надежность преграды, вставшей между моим убежищем и отнюдь не доброжелательным внешним миром.
Замки наконец-то были открыты, но я явно провозился больше, чем позволяли правила приличия, по крайней мере в понимании стоящего на пороге господина.
– Вижу, вы имеете привычку проявлять чрезмерную осторожность. Странно в столь юном возрасте, – скрипучим, как несмазанные дверные петли, голосом произнес гость.
Я ответил не сразу, пройдясь взглядом по его фигуре, а также покосившись на автомобиль, который доставил гостя к моему дому. Машина была дорогая и явно тяжелая. Могу, конечно, ошибаться, но ко всему еще и бронированная.
– Хотите сказать, что в вашем доме стоит простая деревянная дверь с маленьким замочком?
Я старался не язвить, но получилось плохо.
Гостю это явно не понравилось; впрочем, у меня почему-то была уверенность, что поводов для недовольства у него и без этого хватает. Наше общение не заладилось с самого начала. И дело даже не в том, что этот хуман мне чем-то неприятен, а в том, что он явно испытывает неприязнь ко мне. Интересно, с чего бы это? Было такое впечатление, что я где-то наступил ему на больную мозоль или просто бешу самим фактом своего существования.
Впрочем, высшая фея открыла мне дар оценщика, а не менталиста или тем более прорицателя, так что отбросим домыслы и приступим к работе. Старик не ответил на мою колкость, лишь еще больше сморщил физиономию, которая стала похожа на морду шарпея. Я тоже решил не усугублять и просто отошел от двери, делая приглашающий жест.
Второй затык в нашем общении произошел, как только он перешагнул порог. Так уж получается, что каждый, кто входит в совмещенную с прихожей гостиную, тут же натыкается взглядом на мою любимую картину. На ней был изображен молоденький солдатик, спящий под окном на полу почти разрушенной квартиры. Над ним, на подоконнике, дремал уставший ангел, прикрывая своего подопечного одним крылом.
На первый взгляд картина не казалась шедевром, но я точно знал, что ее автор был гением, вложившим в это полотно очень много энергии творения. Иначе в тот момент, когда теневой голем собирался порвать меня как Тузик грелку, с картины не сошел бы призрак ангела, защитив своего второго подопечного, то есть меня.
То факт, что гость замер на пороге, впившись взглядом в картину, давал мне довольно толстый намек. Похоже, я сейчас буду общаться не с клиентом, а с коллегой. Мою догадку подтвердил скрипучий голос гостя:
– Сколько хотите за эту картину?
– Нисколько, – проворчал я и тут же добавил, заметив непонимание на лице моего собеседника (говорили мы на французском, так что некоторые идиомы могли быть непонятными): – В том смысле, что картина не продается.
– Позвольте посмотреть ее поближе?
– Простите, но нет. Вы же не за этим сюда явились?
В этот раз я даже не пытался скрывать своего раздражения.
– Не за этим. – Несмотря на надменно-раздраженный вид, именно сейчас гость почему-то решил обуздать явно вспыхнувшую в нем злость и тут же удивил меня еще больше: – Как вы сами понимаете, я пришел сюда за услугами оценщика.
Однако, неужели я ошибся и это действительно нормальный клиент с нормальными запросами?
– Прошу. – Окончательно погасив в себе раздражение, я указал гостю на стул перед столом.
Дождавшись, когда он усядется, и сам присел в резное кресло. Неудобная, конечно, штука и не идет ни в какое сравнение с тем, что стоит у меня наверху в кабинете, но ради имиджа приходилось терпеть. Тут такая резная спинка, что мало чем отличается от трона.
Нет, это у меня не приступ мании величия, а просто попытка набрать солидности с помощью антуража. Возможно, затея наивная и провальная, но надо было что-то делать со своим простецким видом. Одним костюмом и услугами магической барберши тут не обойдешься. А блеснуть знаниями и манерами я смогу еще нескоро. Так что вот такой почти театральный реквизит. К тому же сидел я в этом кресле не так уж часто.
– Что именно вы хотели бы оценить?
Теперь я подпустил в голос чуточку недоумения. У гостя с собой не было ни тубуса, ни тем более защищенного от внешнего магического воздействия бронированного бокса, в которых обычно перемещают особо ценные картины. Иногда мои клиенты приволакивали в эту гостиную целые ящики. Впрочем, к тем, кто обладал слишком уж габаритным товаром, я ездил на дом.