Потерянный континент: история Атлантиды

– Мы здесь одни, – сказал я, – вдали от формальностей официальных собраний, и человек может дать волю своему внутреннему "я", не боясь испортить церемонию. Ваше появление было неожиданным. До того момента, как час назад вы потребовали аудиенции, я думал, что буду править дольше; и даже сейчас я не знаю, по какой причине я смещен.

– В прокламации говорилось: "Мы освобождаем нашего любимого Девкалиона от его нынешней службы, потому что нам очень нужны его способности дома, в нашем королевстве Атлантида".

– Простая формальность.

Татхо беспокойно оглядел висящие в комнате предметы, привлек меня к себе в центре помещения и понизил голос.

– Я так не думаю, – прошептал он. – Я думаю, ты ей нужен. Наступили трудные времена, и Форенис хочет, чтобы лучшие люди королевства были готовы к ее призыву.

– Ты можешь говорить не таясь, – сказал я, – не опасаясь подслушивающих. Мы находимся в самом сердце пирамиды, построенной из цельного камня длиной в человеческий рост. Я сам наблюдал за укладкой каждого камня. И кроме того, здесь, на Юкатане, у нас нет тонкостей вашей дипломатии старого мира, и мы не станем подслушивать, потому что считаем это позором.

Татхо пожал плечами.

– Я действовал только в соответствии со своим воспитанием. Дома свободный язык делает свободной голову, и есть люди, чье ремесло – рассказывать байки. Тем не менее, вот что я скажу – Трон сотрясается, и Форенис видит необходимость в крепких подпорках. Вот она и послала эту прокламацию.

– Но почему ты пришел ко мне? Прошло двадцать лет с тех пор, как я приплыл в эту колонию, и с того дня я ни разу не возвращался в Атлантиду. Я мало знаю о политике старой земли. Те небольшие новости, которые доходят до нас из-за океана, здесь читают с небольшим интересом. Юкатан – это другой мир, мой дорогой Татхо, как ты узнаешь в ходе своего правления, с новыми интересами, новыми людьми, новым всем. Для нас здесь Атлантида – это лишь образ, тень, далеко-далеко по ту сторону вод. Именно к этому новому миру Юкатана я стремился все эти годы.

– Если у Девкалиона мало времени, отведенного ему правлением, на размышления о своей родине, то Атлантида, по крайней мере, находит досуг, чтобы восхищаться деяниями своего гениального сына. Кстати, господин, там, на родине, ваше имя несет в себе магию. Когда мы с вами были мальчишками, в колледжах было принято учить, что люди прошлого были величайшими из всех, кого когда-либо видел этот мир; но сегодня это учение изменилось. Именно Девкалион является образцом и примером. Матери называют своих сыновей Девкалионами, как самый ценный подарок на рождение, который они могут сделать. Девкалион – это обиходное слово. Действительно, есть только одно имя, которое близко к нему по известности.

– Вы меня огорчаете, – сказал я, нахмурившись. – Я старался выполнять свой долг ради него самого и ради страны, а не ради похлопываний и ласк вульгарных людей. И кроме того, если есть имена, которые должны быть у каждого на устах, то это должны быть имена Богов.

Татхо пожал плечами.

– Боги? Они очень мало занимают нас в последние годы. С нашей современной наукой мы перешагнули рубеж старых Богов, а новых так и не появилось. Нет, господин мой Девкалион, если бы твоими соперниками на устах людей были только Боги, твое имя было бы в тысячу раз более известным.

– Из всех человеческих имен, – сказал я, – имя новой императрицы должно быть первым в Атлантиде, ведь наш повелитель, старый король, уже умер.

– Она, конечно, хотела бы этого, – ответил Татхо, и в его тоне было что-то такое, что заставило меня понять, что за этими словами скрывается нечто большее. Я подвел его к одному из мраморных кресел и привычно наклонился к нему. – Я говорю, – сказал я, – не с новым вице-королем Юкатана, а с моим старым другом Татхо, членом клана жрецов, как и я, с которым я работал бок о бок в нескольких небольших внутренних правительствах, в хуторах, в деревнях, в маленьких городах, в больших городах, пока мы набирались опыта в войне и знаний в искусстве управления людьми, и так кропотливо добивались нашего продвижения. Я говорю в личной обители Татхо, которая была моей собственной всего два часа назад, и я хотел бы получить ответ с той простотой, с которой мы всегда тогда обращались друг к другу.

Новый вице-король тяжело вздохнул.

– Я уже почти забыл, как говорить простыми словами, – сказал он. – В последние дни мы стали настолько искушенными, что простая чистая правда может быть воспринята как бестактность. Но ради памяти о тех ранних годах, когда мы тратили столько же сил на законы и размышления о собственности на скирду сена, сколько сейчас на судьбу мятежного города, я постараюсь говорить с тобой просто и ясно, Девкалион. Скажи мне, старый друг, что ты хочешь знать?

– Что с этой новой императрицей?

Он нахмурился.

– Я мог бы догадаться о твоем интересе, – сказал он.

– Тогда расскажите об этом. Расскажи мне обо всех изменениях, которые произошли. Что сделала эта Форенис, чтобы ее трон в Атлантиде стал шатким?

Татхо все еще хмурился.

– Если бы я не знал, что ты так же честен, как наш Владыка Солнце, твои вопросы несли бы с собой беду. Форенис не терпит тех, кто осмеливается обсуждать ее политику с иной целью, нежели учтиво похвалить ее.

– Ты можешь оставить меня в неведении, если хочешь, – сказал я с легким холодком.

Этот Татхо, казалось, отличался от того Татхо, которого я знал дома, Татхо, моего товарища по работе, Татхо, который участвовал вместе со мной в Коллегии священников, который участвовал рядом со мной во многих яростных схватках, который трудился вместе со мной, чтобы народы под нашим началом процветали. Но он был достаточно проворен, чтобы заметить изменение моего голоса.

– Ты заставляешь меня вернуться к себе прежнему, – сказал он с полуулыбкой, – хотя даже в разговоре с тобой трудно забыть об осторожности, которой научился за последние двадцать лет. Тем не менее, что бы ни случилось с нами, видно, что ты, по крайней мере, не изменился, и, старый друг, я готов доверить тебе свою жизнь, если ты об этом попросишь. На самом деле, ты просишь меня именно об этом, когда просишь меня рассказать все, что я знаю о Форенис.

Я кивнул. Это было больше похоже на старые времена, когда между нами было полное доверие.

– Богам угодно, чтобы я вернулся в Атлантиду, – сказал я, – а что будет потом, знают одни боги. Но мне будет полезно, если я смогу высадиться на ее берегах с некоторыми знаниями об этой Форенис, потому что сейчас я так же невежественен в отношении нее, как какой-нибудь дикарь из Европы или средней Африки.

– Что ты хочешь, чтобы я рассказал?

– Расскажи все. Я знаю только, что она, женщина, правящая, в то время как по древнему закону страны должен править мужчина, что она даже не из клана священников, из которого, согласно закону, должны происходить все правители, и что, как ты говоришь, из-за нее трон пошатнулся. Во времена старого короля трон был тверд, как вечные холмы, Татхо.

– С тех пор история движется с ускорением, и Форенис подстегнула ее. Ты знаешь ее происхождение?

– Я знаю лишь то немногое, что я тебе уже сказал.

– Она была дочерью свинопаса с гор, хотя сейчас об этом даже не шепчутся, поскольку она объявила себя дочерью богов, с чудесным рождением и воспитанием. А поскольку она объявила святотатством оспаривать это происхождение и приказала сжечь всех, кто вспоминает о ее земном происхождении, басню выдают за правду. Ты видишь, как я верю тебе, Девкалион, рассказывая то, что ты хочешь узнать.

– Между нами всегда было доверие.

– Я знаю, но от этой привычки к подозрительности трудно избавиться даже тебе. Однако позволь мне еще раз подтвердить твою добрую волю к мучениям. Помнишь, Заэмон был правителем провинции свинопасов, и жена Заэмона увидела Форенис и забрала ее к себе, чтобы удочерить и воспитать как свою собственную. Говорят, что свинопас и его жена возражали, возможно, они так и сделали; во всяком случае, я знаю, что они умерли, а Форенис была обучена искусствам и грациям и воспитана как дочь рода священников.

– Но все же она была только приемной дочерью, – возразила я.

– Пропуск слова "приемная" был ее волей в раннем возрасте, – сухо ответил Татхо, – и она рано научилась воплощать свои желания в жизнь. Известно, что, не достигнув пятнадцати лет, она управляла не только женщинами дома, но и Заэмоном, а также провинцией за Заэмоном.

– Заэмон был образованным, – сказал я, – набожным последователем богов и искателем высших тайн, но как правитель он всегда был неповоротливым человеком.

– Я не говорю, что на пути Форенис не встретились благоприятные возможности, но у нее есть и гений. То, что она вообще поднялась из того состояния, в котором была, было удивительно. Ни одна женщина из тысячи, оказавшись в таком положении, не стала бы выше простой жены какого-нибудь крепкого крестьянина, который был достаточно прост, чтобы не заботиться о родословной. Но посмотрите на Форенис – ее прихотью было упражняться в стрельбе и практиковаться со всеми боевыми орудиями, а потом, прежде чем кто-либо понял, как и почему это произошло, в провинции вспыхнуло восстание, и вот она, ничтожная девчонка, возглавляет войска Заэмона.

– Заэмон, когда я его знал, был просто насмешкой на поле боя.

– Выслушай меня. Форенис мастерски подавила восстание и предоставила покоренным выбор между мечом и службой. Они сразу же встали в ее ряды и с того момента были ей верны. Я говорю тебе, Девкалион, в этой женщине есть удивительное очарование.

– Ее нынешний историк, кажется, почувствовал его.

– Конечно, почувствовал. Каждый, кто видит ее, попадает под ее чары. Честно говоря, я тоже влюблен в нее и смотрю на свой приезд сюда как на унизительное изгнание. Каждый из приближенных Форенис, как высокопоставленных, так и низких, любит ее одинаково, хотя и знает, что по ее прихоти может в любую минуту отправиться на казнь.

Возможно, я позволил себе показать свое презрение к этому.

– Ты презираешь нашу слабость? Ты всегда был сильным человеком, Девкалион.

– Во всяком случае, ты видишь, что я до сих пор не женат. У меня нет времени на женские утехи.

– Но ведь здешние колонисты грубы и непривлекательны. Подожди, пока ты не увидишь придворных дам, мой аскет.

– Мне приходит на ум, – сухо сказал я, – что до того, как попасть сюда, я жил в Атлантиде, и в то время я видел столько же придворной жизни, сколько и большинство других людей. Но и тогда я не чувствовал никакого желания жениться.

Татхо усмехнулся.

– Атлантида изменилась так, что сегодня ты вряд ли узнаешь эту страну. Наступила новая эра во всем, особенно в отношении противоположного пола. Я хорошо помню женщин времен старого короля, какими чудовищно некрасивыми они были, как не умели правильно двигаться и держать себя, как отвратительно варварски они одевались. Смею поклясться, что ваши дамы здесь, на Юкатане, и сегодня не столь провинциальны, как были тогда наши. Но вы бы видели их сейчас на родине. Они восхитительны. И превыше всех в очаровании – императрица. О, Девкалион, в один из этих прекрасных дней ты увидишь Форенис во всей ее великолепной красоте и великолепии, и поверь мне, ты упадешь на колени и раскаешься.

– Я увижу, и (раз ты так говоришь) я изменю свой жизненный путь. Боги делают все возможным. Но пока что я остаюсь тем, кто я есть, человеком безбрачным и не желающим быть иным; а пока что я хотел бы услышать продолжение твоей истории.

– Это одна длинная история успеха. Она сместила Заэмона с его правления как по сути, так и по форме, и эта новость распространилась, и клан жрецов восстал в гневе. Двум соседним правителям было велено объединить усилия, взять ее в плен и привести на казнь. Бедные люди! Они пытались исполнить приказ; они, конечно, напали на нее, но в бою она сумела посмеяться над ними. Она убила обоих и устроила резню в их войсках; а тем, кто остался в живых и стал ее пленником, она сделала свое традиционное предложение – меч или служба. Естественно, они не заставили себя долго ждать: для этих простых людей один правитель ничем не отличается от другого, и вот ее армия снова пополнилась.

– Трижды против нее посылали солдат, и трижды она побеждала. Последняя попытка была окончательной. Раньше было обычным делом презирать эту авантюристку, появившуюся так внезапно. Но затем жрецы начали осознавать опасность своего положения, видеть, что сам трон находится в опасности, и понимать, что для того, чтобы сокрушить ее, им придется приложить все силы. Все мужчины, способные носить оружие, были призваны на службу. Было приказано использовать все известные виды военного искусства. Это была самая большая и лучше всех оснащенная армия, которую когда-либо собирала Атлантида, и Клан Жрецов счел нужным поставить верховным главнокомандующим своего генерала Татхо.

– Тебя! – воскликнул я.

– Именно меня, Девкалион. И заметь, я сражался изо всех сил. Тогда я не был ее созданием, и когда я отправился в путь (поскольку они стремились довести меня до предела), Высший совет жрецов указал мне на мои перспективы. Король, которого мы так долго знали, был хилым и изможденным стариком, он был настолько погружен в изучение тайн и радость от близкого знакомства с ними, что земные дела стали для него отвратительны, и в любой момент он мог принять решение уйти из этой жизни. Клан Жрецов использует свое собственное усмотрение при избрании нового короля, но он принимает во внимание народные настроения, и генерал, который в критический момент может вернуться домой с победой из грандиозной кампании, которая к тому же освободит измученный народ от постоянного использования оружия, станет кумиром того времени. На эти вещи мне было указано торжественно и при полном совете.

– Что! Они пообещали тебе трон?

– И это тоже. Так что, как видишь, я отправился в путь, имея перед собой высокую ставку. Форенис я никогда не видел, и я поклялся взять ее живой и отдать на забаву моим солдатам. Тогда я был очень уверен в своей стратегии, Девкалион. Но старые боги, на которых я тогда уповал, остались старыми и не научили меня ничему новому. Я тренировал и упражнял свою армию по тем методикам, которые мы с тобой вместе изучали, старый товарищ, и во многих тяжелых боях они сослужили хорошую службу; я вооружил их самым лучшим оружием, которое мы тогда знали, пращей и булавами, луком и копьем, топором и ножом, мечом и метательным огнем; их тела я покрыл металлическими пластинами, даже об их животах я заботился, гоня в тылу сражающихся войск стада домашнего скота.

Но когда наступила битва, их можно было бы назвать людьми из соломы, если бы не причиненный им вред. Своим собственным разумом Форенис создала огненные трубки, которые метали дротик, убивающий с расстояния двух выстрелов из лука, и то, как она управляла своими войсками, ошеломило меня. Они угрожали нам с одного фланга, они преследовали нас с другого. Это не была война, к которой мы привыкли. Это была новая и более смертоносная игра, и мне приходилось наблюдать, как моя великолепная армия съедается волнами на песчаном холме. Ни разу у меня не было возможности навязать ближний бой. Эти новые тактические приемы, которые придумала Форенис, были выше моего искусства. Нас было восемь против одного, и наше тесное построение делало нас еще более легкой добычей. Наступила паника, и те, кто мог, бежали. У меня самого не было желания возвращаться и зарабатывать топор, который ждет неудачливого генерала. Я пытался умереть там, сражаясь, на том месте, где стоял. Но смерть не приходила. Это была прекрасная схватка, Девкалион, это была последняя схватка.

– И она тебя пленила?

– Я стоял с тремя другими спина к спине, вокруг нас было множество мертвецов, а враги окружали нас. Мы призывали их напасть. Но в рукопашной мы показали, что можем постоять за себя, и поэтому они призывали огненные трубы, из которых они могли бы поразить нас с безопасного для себя расстояния. Затем появилась Форенис.

– "Что здесь происходит?" – сказала она.

– "Мы хотим убить лорда Татхо, который выступил против нас", – сказали они.

– "Так это Татхо?" – говорит она. – "Действительно, прекрасный человек, и, похоже, неплохой боец, в старом стиле. Несомненно, он тот, кто мог бы овладеть новым искусством. Видишь ли, Татхо," – продолжает она, – "у меня обычай предлагать тем, кого я побеждаю, либо меч (который, поверь мне, никогда не был ближе к твоей шее, чем сейчас), либо службу под моим знаменем. Выбирай."

– "Женщина, – сказал я, – прекраснейшая из всех, кого я видел, лучший полководец, которого когда-либо рождал мир, ты сильно искушаешь меня своими достоинствами, но в нашем клане есть традиция, согласно которой мы должны быть верны соли, которую едим. Я все еще человек короля, и поэтому я не могу принять от тебя никакой услуги".

– "Король умер, – сказала она. – "Гонец только что принес известие, рассчитывая, что оно попадет в твои руки. А я – императрица".

– "Кто сделал тебя императрицей?" – спросил я.

– "Та же самая умелая рука, которая дала мне эту победу", – говорит она. – "Это способная рука, как ты видел – она может быть и доброй, как ты узнаешь, если захочешь. После смерти короля Татхо остался без хозяина. Нужна ли Татхо госпожа?"

– "Такая славная госпожа, как ты", – сказал я, – "Да".

– И с того момента, Девкалион, я стал ее рабом. О, ты можешь хмуриться, ты можешь встать с этого места и уйти, если хочешь. Но я прошу тебя вот о чем – сдержи свое наихудшее суждение обо мне, старина, до тех пор, пока ты не увидишь саму Форенис воплоти. Тогда твои собственные уши и твои собственные чувства будут моими защитниками, чтобы вернуть мне твое прежнее уважение.