Зачем

Если бы и они, и он имели возможность понять, куда направиться и зачем, стало бы куда проще. А эта мысль возникала не впервые.

Глава 31

– Зачем мы живем?

– Задаюсь тем же вопросом.

– Как ты думаешь, все им задаются?

– Те, кого не устраивают предлагаемые стереотипные решения. Паттерны. Шаблоны. Те, кто им следуют, не задаются вопросами.

– Отрабатывают типичную программу.

– А вот уже те, кто не согласен на поношенный кем-то вариант жизни, принимаются искать собственный. Даже не искать, а создавать, поскольку альтернатива не лежит в готовом виде на полке.

– А ведь это идея! – Евгения редко позволяла себе восторженно повышать тон.

– Поясни, – Николь не всегда могла предугадать ход мыслей подруги.

– Примерка жизни.

– И?

– Чаще всего таковая происходит через чтение книг или просмотр фильмов, но производимый эффект недостаточный. Необходимо нечто такое, что будет ощущаться кожей, нервными окончаниями, даже сердцем.

– Что ты предлагаешь?

– Ты же программист – должна понимать, что делать с такой идеей. И кстати, я ранее её озвучивала.

– Хочешь создать программу с примеркой вариантов судеб?

– Именно. Но не компьютерную игру или приложение для смартфона, а нечто такое, что будет ощущаться телом, – Евгения выглядела, как пленница гениальной идеи: восторженно и нелепо.

– Вероятно, ты подразумеваешь виртуальную игру с нейронным компонентом. Такое вполне даже реалистично, но достаточно трудоемко по ресурсам, как финансовым, так и человеческим. И кстати, о чем-то подобном я читала в научном паблике. – Николь неоднократно замечала, как незнакомых друг с другом людей осеняли схожие идеи.

– Всего-то следует отыскать неудовлетворенного жизнью миллионера, и преподнести данные размышления.

– Как бы деньги не страхуют от разочарования, потому в среде состоятельных людей хватает тех, кто сетует на жизнь. Другое дело, как ты видишь себе презентацию столь недоработанной идеи?

– Пока не знаю, но ничто не мешает мне подумать над этим вопросом.

– Думай.

– Не спросишь зачем?

– А зачем спрашивать?

– Ты часто задаешь этот вопрос.

– Это не вопрос. Это впечатление.

Глава 32

Созерцание снега, улегшегося за толстым оконным стеклом, выглядело уместнее, чем, если бы смотревшему на него человеку пришлось находиться на улице. Хоть и противоестественно. А именно так Никанор и жил, словно за стеклом, отгородившим его от снега, от жизни. В этом он был не одинок. Современные люди погружались в свои крошечные миры, выращенные ими в квартирах, офисах и персональных компьютерах. Возможно, человечество столкнулось с темпоральностью, а может таким становилось будущее, захватывающее настоящее с каждым наступившим днем. И он не собирался стенать по данному поводу, напротив, все менялось под влиянием времени, задавая жизни новый курс. Зафиксированная жизнь с присущими ей особенностями успела бы наскучить слишком быстро. Но кем задавались перемены, неизбежно происходившие и вроде бы по причине времени, Никанор не располагал представлением. А ведь из века в век происходят перемены, ведущие человека к новым и более широким горизонтам. Но погруженный в жизнь человек не замечает эти перемены настолько выраженно, как если бы смотрел на происходящие события со стороны. Таким взглядом отчасти наделен индивидуум, изучающий историю. Темпоральность тем и обманчива, что она не контрастирует с действительностью.

Никанору захотелось прочувствовать темпоральность собственного существования. Определенно та имелась, причем на каждом возрастном промежутке. Впрочем, эти ощущения не заставили бы его проникнуться снегом, устранив между ними стекло.

Глава 33

Прожить как-то иначе невозможно: жизнь сразу же пишется на чистовик. В этом её опасность и жестокость, что ничего невозможно изменить. Человеку после происходящих событий остается лишь сожалеть. Причем с сожалениями он рискует никогда не расстаться.

Николь так и не смогла уснуть. Она все еще слишком часто уносилась своими мыслями в прошлое. Как же ей хотелось его вернуть. Ту часть прошлого, которое и было пресловутым куском счастья. А ведь на тот период времени она его таковым не воспринимала. Не ценила. Не пыталась проникнуться им. Она неслась по жизни вперед, отмечая лишь то, что могло бы быть иным. Жизнь сумела схватить её за шиворот, встряхнуть и повернуть лицом к прошлому. Она была наказана и никакое прощение не смогло бы унять боль, стереть сожаление. А совет «не оглядываться» не возобладал над ней. Она продолжала смотреть назад. Николь в полной мере осознавала, что расточает настоящее, вот только терять было некого, а следовательно, новые сожаления не появятся. В прошлом осталось все неоцененное. Прошлое, наполненное драгоценными моментами, напрочь перечеркивает настоящее. В таком прошлом зачастую сосредоточена лучшая часть жизни. Оттого так больно осознавать, что прошлое невозвратимо. И потому так хочется жадно вспоминать все то, что в нем осталось. Лишь бы только не подвела память. Лишь бы только не стерла что-то значимое, драгоценное и более неповторимое.

В такие минуты, часы, а порою и дни ностальгии она усиленно нуждалась во сне. Тот позволял отстраняться от боли, а иногда обновлял приятные сердцу воспоминания, порою и вовсе выстраивал сюжеты с участием тех, кого не было за его чертой. Выпив снотворное, Николь с головой накрылась одеялом. Не пытаясь прогнать воспоминания, она просто принялась ждать приближение сна.

А где-то вдалеке шумел проснувшийся город. Она не стала его частью, предпочитая ему маленький, но собственный мир.

Глава 34

Никому не удается узнать другого человека в достаточной мере, чтобы понять причины испытываемого им состояния. Конечно же, психология взламывает чужие тайны, но не до конца. Она проникает на порог чужого дома, а дальше её не пускает бдительный хозяин, нередко настроенный враждебно. Никто не любит смотреть, как крадут его тайны. Вот и Николь оставалась загадкой. Евгения не предпринимала попыток прорваться в душу приятельницы, но не отказалась бы понять, почему той стал чужд мир за пределами дома. И одновременно с этим Евгения находила массу преимуществ в жизни, какую вела Николь. Но для себя таковые не рассматривала. Возникало некое противоречие, совершенно не свойственное Евгении. И причиной тому была сама Николь. В меру изящная женщина, придерживавшаяся сдержанности в стиле одежды, следившая за тем, как мысли складываются в слова, создала весьма аристократичный образ. Обычно обладатели такового оказывались весьма умиротворенными людьми. Николь таковой казалась лишь тем, кто не вошел в круг близких лиц, а только такие могли заметить, что глаза этой женщины не смеялись. В них застыла грусть, будто стала частью радужной оболочки. Такие глаза бывают у тех, кто родился со сложной судьбой. Может быть так душа заявляла о том, что ей придется испытать немало боли. Вот только Николь не верила в душу, и Евгении не удалось поколебать её убеждение. Самой Евгении становилось легко только от одной мысли, что душа и есть суть человека, а это значило, что ничто не завершает своего существования. На эту тему не имело смысла беседовать с Николь, поскольку та располагала основаниями придерживаться материалистической позиции мировоззрения.

Евгения устроилась за ноутбуком, чтобы расширить идею, рожденную в беседах с подругой. Что делать с нею дальше, она не представляла, но посчитала неуважением игнорировать подобную мысль. Более того, идея о примерке жизни скрывала ключ к чужим мирам и причину, отчего в глазах их обладателей селилась грусть.

Глава 35

Ему не хватало её, но не как женщины, а как образ. Именно образ. Она вполне подходила на нечто бестелесное, мудрое, спокойное. К таким женщинам питают не страсть, а благоговение. С такими женщинами не заводят романов. На них могут смотреть со стороны либо же, набравшись наглости, общаться. Что он и делал.

– Прости заранее. Я не мог не позвонить.

– Я слушаю.

– А сказать и нечего.

– Можем помолчать.

Казалось, что и женщине, отвечавшей на его звонки, требовалось с кем-то потратить немного времени на бессмысленный разговор и такое же молчание.

– А может все-таки поговорим? – Валерий не стеснялся вести себя странно: с Николь это допускалось.

– И это мы можем сделать, – ей нравилось слышать низкий тембр мужского голоса, каким обладал Валерий.

– Снова расстался.

– Пора бы привыкнуть.

– Не могу.

– Надеешься.

– Думаешь?

– Иначе не бывает. Все надеются. В чем-то. На что-то.

– Это плохо?

– Это закономерно.

– Почему? – как же он хотел продлить минуты разговора, опасаясь, что собеседница поставит точку каким-нибудь словом или коротким предложением, и ему придется ждать какое-то время, чтобы снова перезванивать.

– Так легче, – ей казалось, что подобные ответы и озвучивать не требовалось, просто позвонившему мужчине хотелось кого-то слышать.

– Не уверен. Мне кажется, что без лжи, а надежда ничего не гарантирует, намного понятнее, что происходит.

– Но не то, что ещё не произошло. Вот для этого и нужна надежда.

– А ты веришь надежде? – он ничуть не сомневался, что услышит от Николь.

– Мне незачем надеяться, – она знала, что он задает вопросы без цели.

– Почему?

– Незачем.

Глава 36

«Бессмыслица, либо просто непонятая задумка. Чем именно она выступает? Стоит ли вообще искать ответ на данный вопрос? Безусловно, да, ведь человек вынужден жить. Конечно же, только, если рождаясь. Дивное уточнение. А ведь оно, по сути, верное. Не каждый человек рождается в полной мере и уж тем более живет, осознавая до конца весь этот процесс. Нередко, а скорее всего, часто люди в своем огромном количестве бегут по дням, чтобы прожить. Они не живут. А что такое жизнь, мало кто ответит. И это не просто появление на свет с криком, взросление, обучение и работа на благо общества и собственного банковского счета, а потом угасание и смерть. Нет, определенно, жизнь содержит в себе нечто большее. А если нет, тогда в самом деле, она бессмыслица, которой человек желает придать смысл, нередко глубинный, потаенный и даже мистический. И все это только для того, чтобы избавить самого себя от терзаний, доставляемых бессмысленностью большинства происходящих событий.

Так в чем же смысл жизни? Зачем она вообще задумана? А задумана или случилась спонтанно?»

Идея так и не сформировалась. Зато получилось что-то схожее на дневник, а когда-то Евгения вела таковой. Он был для неё чем-то самым дорогим на всем свете. Толстый, потрепанный и местами украшенный безвкусными наклейками, купленными в киоске, он содержал в себе не просто мысли, а чувства. Ими не с кем было делиться. Только дневник слушал её, и будто бы помогал. Он молчал, просто она убедила себя, что слышит советы, которые обычно детям и подросткам дают любящие родители. У неё их не было. Но был дневник с потрепанной, как кожа старика, обложкой.

Глава 37

Одиночество обладало и положительными качествами, но все они меркли перед одним из отрицательных его свойств. Во время одиночества человека одолевала тоска по тем, с кем оно было недостижимо. В такие минуты слезы рвались наружу, нередко сопровождаемые криком, иногда сдавленным, а порой просто приглушаемым подушкой. За это она и ненавидела одиночество. Оно словно укоряло человека в том, что тот его выбрал. Возможно, так происходило лишь с теми, кто видел смысл жизни в том, чтобы кого-то любить. Такие люди безжалостно рвали свои сердца, мечтали о скорой смерти и ненавидели собственную жизнь. И Николь была такой же, а со стороны в ней видели сумевшую достичь гармонии с самой собой и обрести счастье в свободе. Ничего подобного.

Николь не корила себя за ночь, проведенную в слезах, отчего опухшие веки не позволяли выйти на улицу. Она бы могла скрыть свидетельства своей слабости солнцезащитными очками, но в пасмурную погоду те точно сыграли бы против неё. Впрочем, и идти никуда не хотелось. Такие дни она предпочитала посвящать работе, и весьма своевременно ей предоставили трудоемкий проект, отнимавший много времени. Одиноким людям некуда девать время. Они им тяготились, только и смотрели по сторонам, куда бы его направить мимо себя.

Работа помогала Николь управляться со временем, избавляться от его власти и, может даже, влияния. За это она её и ценила. Вовсе не из-за денег. Те давно утратили значимость. Когда не на кого тратить деньги, они превращаются в бессмысленные символы.

Глава 38

– Никогда не увлекался подобными вещами. Знакомо? – Андрей с какой-то долей гордости продемонстрировал приятелю картинку в смартфоне.

– Когда-то баловался. Наверное, в то время, когда был студентом, – Никанор смутно помнил названия забав, подобных той, что показывал собеседник.

– Весь вечер не мог оторваться.

– Просто нечем было заняться.

– Не скажи.

– А что так?

– Понимаешь, симуляторы заставили меня ощущать что-то новое. Может потому, что я не играл в компьютерные игры.

– Что-то новое открыл для себя?

– Возможность оказаться в другом образе, как бы в другой жизни.

– В последнее время я задумывался о таком, – Никанор решился немного пооткровенничать.

– О чем? – Андрею нравилось обретать единомышленников, собственно, за этим он с легкостью заводил знакомства.

– О том, чтобы попробовать пожить иначе.

– Мне кажется, что это весьма просто.

– То есть?

– Создать симулятор другой жизни, заложить в него разные сценарии, образы и какие-то детали.

– Игрой в моем случае не отделаться.

– А что ты хочешь тогда?

– Не просто оказаться в других условиях жизни, а воспринимать их так, как будто это реальность. Единственная. Как мы живем.

– Это какой-то особенный уровень симуляторов, и думаю, что такие существуют. Либо их можно создать.

– Даже знаешь, как? – Никанор и не заметил, как проникся желанием, рожденным другим человеком.

– Зачем мне это знать? Существуют специалисты для этой цели, – Андрей поразился тому, насколько человек привыкает к неоправданной самостоятельности. Такая самость произрастала исключительно из длительного одиночества.

– Действительно.

– Только идея сырая. А специалисты любят иметь дело с четко сформулированной задачей.

– Почему бы не создать коллективное обсуждение идеи?

– С кем?

– С единомышленниками в социальных сетях.

Глава 39

– У тебя возникало сожаление о том, что ты родилась?

– Нет.

– А у меня – да.

– Почему?

– Я рос в семье, где мне частенько напоминали о том, что испортил жизнь близким людям. А когда мать сошлась с мужчиной, которого любила вопреки всем его недостаткам, я стал чужим в своем доме. Не проходило ни дня, чтобы он не оскорблял меня. Случалось, что и бил.

– А мать?

– Заходилась истерикой всякий раз, когда он собирался уходить.

– Вот отчего ты такой грустный по жизни? – Евгении стало немного стыдно за прежние упреки по поводу эмоционального состояния своего странного знакомого.

– Мне пришлось доказывать матери, что я хороший ребенок, что чего-то достоин. Но в итоге я не создал своей семьи, ненавидел мать и её сожителя. Правда я вырывал у жизни редкие минуты счастья, – Вячеслав продолжил делиться переживаниями, сохранившимися в памяти.

– Мне повезло больше, чем тебе. У меня не было плохих родителей. И наверное, по этой причине я не жалела о том, что родилась.

– Ты мечтала о матери?

– Зачем?

– Мне казалось, что сироты мечтают о родителях.

– Мне было хорошо в детском доме. Им руководил весьма добрый человек, тяготевший создать домашнюю атмосферу, раскрывавший в детях таланты, не позволявший нам считать себя плохими, недостойными благ. И наверное, стоит отметить, что он и научил нас – своих воспитанников, не нуждаться в ком-то, а становиться собой.

– А я мечтал о хорошей матери. Ты не мечтала о такой? – Вячеслав испытывал некоторое облегчение от собственных откровенностей.

– Какими бы ни были родители, они могут казаться плохими, либо напротив хорошими, все зависит от самообмана, точнее заблуждений ребенка, – Евгения неохотно проникала на территорию детских страданий друга.

– Мне хотелось, чтобы мама стала хорошей. Она была такой, пока оставалась без мужа. А я, будучи ребенком, ничего не мог сделать, кроме как ненавидеть свою жизнь и жалеть о том, что существую.

– Поэтому мне повезло больше.

– Что не было матери?

– Что не пришлось страдать от того, что мама оказалась не такой, или стала не такой. В какой-то мере это потеря матери.

– Признаюсь тебе, я порою желал, чтобы мать умерла. Потом раскаивался в этом. Потом снова ненавидел её. И снова корил себя за подобные мысли, – мужчина слегка понизил голос, будто опасаясь, что ещё кто-то услышит его постыдные признания.

– Страшные мысли. От них возникает чувство вины, – Евгения не спешила осуждать людей за их мысли, ведь те не всегда становились поступками.

– Так и есть. Это моя вина. Мой вечный укор самому себе.

– Извини, что упрекала тебя в депрессивности.

– Ты права, я обязан был расстаться с этим чувством. Просто не смог.

– Просто привык страдать. И ненавидеть.

Глава 40

Никогда он не встречал настолько тонких, почти бестелесных девушек. Раньше бы он без колебаний посчитал чрезмерную худобу непривлекательной. Так оно и оставалось в его глазах, за исключением незнакомки. Элегантно одетая девушка, с пушистыми светлыми волосами и медленной походкой, заставляла обращать на себя внимание. Со стороны складывалось впечатление, что ещё мгновение и она потеряет сознание. Валерий ускорил шаг, чтобы вовремя с ней поравняться. Он продолжал удивляться тому, как усиливалось его желание прикоснуться к девушке. Подобный жест незнакомка точно бы не восприняла, как допустимое. И он продолжил следовать за ней, изменив свой маршрут.

Неожиданно девушка остановилась и повернулась к своему преследователю.

– Зачем вы за мной идете?

– Я не знаю ответа на этот вопрос.

– А можно делать что-то без оснований?

– Да, к примеру, любоваться.

– И вы любовались?

– Да.

– Странно.

– Почему?

– От моей прежней красоты мало, что осталось.

– Не знаю, какой вы были ранее, но я вижу, что сейчас красивы.

– Неважно.

– Что-то произошло?

– Да.

– А давайте я стану тем, кто выслушает? Мне кажется, вам это необходимо. Меня зовут Валерий.

– Амелия.

Глава 41

Морозный день плохо сочетался с прогулкой по малолюдным улицам, но такое желание возникло из-за купленных ботинок с сумасшедшей скидкой и нового черного пальто. И это была не единственная деталь гардероба, цвет которой давно не менялся. Сохраняла она и цвет волос кофе с молоком, в каком нравилась своей матери.

Николь посмотрела на свое отражение в широкой витрине бутика. Безусловно, она выглядела, как надлежало женщине, жившей в свое удовольствие. Так оно и было. Лишь изредка, а может, так ей казалось, а на деле слишком часто она предавалась горечи, заставлявшей громко рыдать в уютной и одинокой квартире. Жизнь без посторонних обеспечивала возможностью кричать от боли, когда это требовалось. Никто не стал бы утешать, и это было намного лучше, чем запрятать вглубь то, что просилось наружу. С каждым рыданием становилось легче, но это не значило, что те не повторились бы. Она не питала иллюзий, что слезы способны заканчиваться.

Дома, на первых этажах которых обустроили милые кафе и модные бутики, заставляли женщину в черном пальто отвлекаться от раздумий. А быть может, так выглядело со стороны, что обладательница безмятежного выражения лица способна гнать прочь от себя мрачные мысли. Просто она научила печаль вести себя тактично. Периодически. А мысли, порождаемые печалью, вполне даже подлежали дрессировке.

Глава 42

– Так что же вас озадачивает?

– Жизнь.

– Не могли бы вы уточнить?

– В этом вопросе все понятно и без лишних слов.

– Считаете, что жизнь сложная штука?

– Даже отвечать не стану.

– И я разделяю ваше мнение.

Мужчина с наметившейся зрелостью и молодая женщина взяли паузу. Молчание в осмысленных беседах выступало дополнением. И без слов доступно продолжить диалог. Мимо пары, таковой не являвшейся, проходили совсем юные влюбленные, кидавшие взгляды на сидевших за столиками людей, совершенно не думая о тех. Мужчина и женщина смотрели друг на друга, в нужный момент отвлекаясь на предметы, стоявшие на столе и вид за окном.

– Жизнь заставляет много думать, – Амелия убедилась в обоснованности своего предположения.

– В этом определенно имеется своя прелесть, – Валерий не стал пояснять, что думать порою надоедало, ему уж точно. Не всегда из этого процесса получалось что-то путное.

– При этом сама же жизнь толкает нас к бездействию.

– Из-за того, что приходится думать?

– Думать не о том.

– Мысли рождаем мы.

– Нет. Они приходят к нам только по причине того, что мы живем.

– Как интересно. Во всем том, что с нами происходит виновна жизнь?

– Точно не мы. Ведь мы принадлежим жизни, – Амелия озвучивала свои убеждения настолько уверенным тоном, словно предостерегая собеседника их оспаривать.

– Перекладывание ответственности, – Валерий решил, что беседу допустимо переделать в дискуссию. Разве что, совсем чуть-чуть, все-таки он не желал отвращать от себя собеседницу, в которой видел объект симпатии.

– Вы когда-то пробовали взять под контроль жизнь?

– Да.

– Не получилось. И не спорьте.

– Не стану.

– Потому, что мы лишь те, кем жизнь создает события.

Ему снова захотелось замолчать, для того чтобы задуматься о словах девушки, поразившей его какой-то неестественной невесомостью. Она выглядела так, словно душа превалировала над телом. И от этого становилось страшно. Красота способна смешать восторг и ужас.

Глава 43

«Если все было иначе, удалось бы стать счастливее?». Когда-то казалось, что случись другие события, то жизнь точно бы стала иной. По крайней мере, довелось бы испытать другие чувства. Не факт, но вполне возможно, поскольку в жизни обязательным условием выступала палитра ощущений, включавшая в себя наслаждение и боль, радость и горесть, вдохновение и отчаяние. Вся жизнь походила на качели с неизбежным падением вниз.

Ему хотелось задержаться на одном из взлетов. Пробыть в этом положении, как можно дольше. Лучше всего замереть на удобной высоте, пусть и не самой высокой, и утратить ощущение времени. Именно оно портит осознаваемую часть жизни, то есть настоящее. Если бы настоящее не имело временных рамок. Если бы не наступало будущее, не оставалось прошлое. Если бы всегда было настоящее.

Так не бывает. Никогда такого не было. Впрочем, откуда ему знать, каким прежде было время и существовало ли оно ранее. А вдруг когда-то жизнь подчинялась другим законам. Все эти вопросы без ответов заставляли сознание отправляться в путешествие по миру, лежащему за пределами реальности. Но никаких других миров не существовало. Впрочем, и этого он не мог знать наверняка. А вот, что и могло бы стать относительной реальностью, так это игра. Идея Андрея обретала вполне привлекательные очертания.

Никанор прикинул, сколько людей из его окружения упоминали нечто подобное. Складывалось впечатление, что таких людей было немало.

Глава 44

– А ведь я совершенно тебя не знаю.

– Ты не знаешь меня лишь ту, какой я бываю наедине с самой собой.

– Точно.

– И не только меня – любого человека.

– А ведь хочется узнать. Не всех, а лишь избранных, тех, кто близок, – Евгения удивилась появлению такого желания, ведь привыкла соблюдать дистанцию с другими людьми. Такой она выросла.

– Не получится, – Николь не сомневалась в том, что категоричность, озвученная ею, не сможет быть оспорена.

– И это точно.

– Собой мы бываем только тогда, когда нас никто не видит.

– Но почему?

– Быть собой, значит, быть без ничего.

– Обнаженными, – Евгения никогда ранее не проводила подобной аналогии.

– Без украшений в виде мнимых достоинств, достижений и успеха. С признанием своих ошибок и преступлений. Позволяющими себе плакать, смеяться, вспоминать, закрывать лицо или просто лежать с открытыми глазами и что-то искать на потолке, не думая, как мы выглядим со стороны, – Николь даже представить не могла, чтобы её побудило вести себя подобным образом при посторонних. А каждый человек был посторонним другому.

– А ведь приятно быть собой.

– И сложно.

– Такими мы точно не позволяем себе показываться перед другими.

Глава 45

– И все-таки мне бы хотелось узнать немного больше о причине ваших страданий.

– А если таковые не испытываю или причины не существует?

И он запнулся, а ведь в самом деле, она не признавалась в том, что страдает. Просто все в ней на это указывало.