Сны жизни

Редактор Маргарита Нго

Иллюстратор Рустам Салюков

Иллюстратор Маргарита Афанасьева

© Евгений Мороков, 2018

© Рустам Салюков, иллюстрации, 2018

© Маргарита Афанасьева, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4485-0214-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сны жизни

Евгений Мороков

1

У каждого ребенка есть человек, на которого он старается быть похожим. Чаще всего это один из родителей. В детстве, когда мы еще совсем маленькие, нам порой говорят, что мы безумно похожи на отца или мать, неважно чем: будь то глаза, волосы, нос или черты характера. Важно то, что мы чувствуем, когда нам это говорят. Во мне горело чувство гордости, потому что мне говорили: «Ты весь в отца».

С детства я был привязан к нему. Помню, у него был большой грузовик, наверное, он и послужил мостом наших отношений. Каждый раз, когда он ездил в какую-либо деревню продавать овощи с фруктами, я непременно запрыгивал в этого огромного «монстра», двигатель выдавал звериные звуки в тот момент, когда левая нога отца отпускала сцепление, а правая давила педаль газа. Рычание растворялось в спертом воздухе и огромные грубые колеса топтали мелкие камни, что попадались им на пути. Мне было всё равно, сколько это займет времени, какая будет погода, пообедаем мы или целый день будем голодными. Я залезал в грузовик и наблюдал, как мой отец управляет им.

Однажды, в одну из наших многочисленных поездок, мы попали под ливень. Нам не удалось продать картошку, находившуюся в нашем «монстре», а ехать домой нельзя было, так как дороги не было видно, да и возвращаться с пустыми карманами не хотелось. Отец сказал мне запрыгнуть в кабину и сидеть там, через несколько минут он и сам оказался рядом со мной. «Сынок, ты не замерз?» – первая фраза, которую отец сразу сказал, открыв машину. Отрицательно покачал головой, пытаясь убедить себя и его в том, что ни капельки не замерз. Естественно, это являлось ложью, но я не хотел говорить правду, ведь тогда мы бы поехали домой, не заработав почти ничего. Папа разоблачил детскую ложь, он снял с меня один ботинок, потрогал мою бледную костлявую ногу, тяжело вздохнул и посмотрел на меня. Я видел, как в его глазах сразу появилась тревога. Он достал какие-то старые газеты, завернул в них мои щиколотки, ставшие мне носками, отыскал в кабине старую обувь, служившую ему много лет верой и правдой. Затем сказал мне держать ноги в безразмерных сухих потрепанных кроссовках. Машина тронулась с места, направляясь в сторону нашего дома. Ни о какой торговле отец и думать не хотел.

Время шло, мы перестали ездить по деревням, отец работал механиком в автомастерской на неизвестного дядю. Я иногда приходил к нему в мастерскую, но больше мне нравилось бывать в нашем гараже, который был для нас неким храмом, где царили уют и запах машинного масла, там я помогал папе чинить его «ласточку». В ходе нашей работы мы много разговаривали и спорили, веселились и просто отдыхали. Машины были частью его жизни, он мог целый день проводить в гараже, ковыряясь в старой «развалюхе», считая, что можно поставить на ноги любую машину. Только сейчас я понимаю, насколько тогда привязался к нему.

Каждый вечер я ждал звонка. Подняв трубку, я слышал бодрый голос отца: «Ты поедешь со мной ставить машину?» На это я всегда отвечал: «Конечно». В ту же секунду я мчался одеваться и выбегал на улицу, считая пустые секунды, ожидая света фар в темном дворе.

Вечера, когда мы ставили машину, были для меня самыми ценными, я чувствовал нашу связь. Мы закрывали двери ленивого гаража, на воротах которого летом всегда выгорала краска, поэтому каждый год приходилось красить их в новый цвет. Мы создавали собственную радиоволну и просто болтали, шагая по молчаливому асфальту, легко перепрыгивая с одной темы на другую. Воздух кружил голову своей легкостью, слова порхали вместе с теплым хитрым ветром, он любил подслушивать наши диалоги, а потом обсуждать их с могучими зелеными деревьями.

Мы заходили домой, где пахло невероятно вкусной едой. Будь я хоть всю жизнь сытый, но от такой еды никогда бы не смог отказаться. На кухне кружилась крошечная женщина с ложками и вилками в руках. Каждый вечер я поражался маме. Она успевала сходить на работу, зайти в магазин, приготовить ужин и убраться в квартире. Ее прозрачные руки не знали покоя, вечно в работе, вечно в движении. За столом мы обсуждали школу, спорт и, конечно же, кино. Мама любила наблюдать за нами, мы были ее любимым сериалом перед сном.

Когда мне было восемь, мы с ребятами уже зарабатывали деньги. Целыми днями гоняли по дворам в поиске металла. С самого утра делились на группы, каждая группа выбирала себе свой двор, в котором сегодня будет искать клад. Всё найденное хранилось в заброшенном каменном курятнике, где мы успели обосноваться. К вечеру, когда последние ребята приносили свою добычу, мы отправлялись к местному скупщику металла, что жил в конце длинной улицы, усыпанной маленькими домиками. Он платил самую высокую цену в нашем городке. Несмотря на это, иногда нам приходилось ходить на другие точки, но там мы всегда разочаровывались и возвращались обратно, к высоким серебряным воротам. «Золото» делили на всех, каждый сам решал, что делать со своими деньгами, бывало, мы спускали всё на пикник за домом: стелили домашнее покрывало, тащили родительские ножи с вилками и кружками, жарили картошку с помидорами на костре и запивали всё газировкой. А напоследок объедались мороженым.

В седьмом классе я начал общаться с ребятами из старших классов и в тот момент влюбился первый раз, только так я мог назвать это чувство внутри меня. Вечерами я стал пропадать у подъездов третьего двора. Сам я был из первого, но когда-то любому человеку нужно всё-таки выйти за пределы собственного двора и откусить кусок жизни. Я укусил ее, запивая дешевым алкоголем, что продавался в местных ларьках и у старух под столиком, торговавших семечками да сигаретами на парапете. У меня появился лучший друг Ростик. С ним было весело, он не напрягал. Когда он улыбался, все замечали его клыки, они тянулись из верхней челюсти. Он любил использовать свою улыбку вместо развернутого ответа на заданный ему в лоб вопрос. Кудрявые волосы на его голове напоминали шифер дома, устеленный под пятнадцатью градусами, поэтому его голову смело можно было назвать маленьким двухэтажным домом.

Мы мало общались, да оно и не нужно было нам, только под алкоголем он мог рассказать забавную историю из жизни своей семьи, мы ловили нить, пропитанную хмельным пивом, и вязали паучьи сети из рассказов и планов на будущее. В Ростике жила безобидность, наверное, это и помогает. В общении с ним ты не чувствовал опасности, он не любил шутить над кем-то, поэтому все видели в нем собеседника и друга.

Первая школьная дискотека оказалась для меня разочарованием. Возможно, всё прошло бы не настолько уныло, если бы я целый день не думал о предстоящем вечере. Часто мы ждем какой-нибудь день, думая о его важности, время проходит, секунда за секундой, а в конечном счете ничего не происходит. Ожидания, затем разочарование – кажется, это стало основой моей жизни.

В тот вечер нас было около десяти человек, общаться со всеми не хотелось, да и не для этого мы собрались. Скинуться деньгами на алкоголь, распить его и дружно отправиться веселиться. У нас была огромная компания в то время, если можно назвать компанией всех ребят твоего возраста и немного старше. Я старался держаться Ростика и Никиты, остальные ребята часто менялись. В нашем городке все друг друга знают, поэтому и пили всегда разной тусовкой или, наоборот, всегда одной и той же, всё зависело от повода.

Дискотека проходила не в мою сторону, девушка, сжавшая мое сердце, танцевала с другим парнем медленный танец. Мне нравилось смотреть на окно с прозрачными стеклами, за которыми уже село яркое солнце, оставив мрак на улицах, в коридорах и спортзале, где играет музыка и чувствуется запах пота, что коптится здесь с последнего урока физкультуры. Окна были маленькой дверью, уходившей в огромный мир. Твои проблемы никчемны перед одинокой луной. Она красовалась над землей, показывая всю боль существования.

– Макс, есть дело.

Карие глаза Артема блестели на фоне его темной кожи. Он улыбался и прихлопывал в ладоши, сжав одну кисть в кулак, от этого звук получался насыщенный, в тот момент нельзя было его услышать, но каждый раз, когда его руки соприкасались, в моей голове отчетливо звучал этот хлопок, я пытался не придавать этому значения. Его длинная челка улеглась на правый бок лица, так было модно.

– Че за дело?

Я выпрямился и посмотрел в его черные глаза, в которых и так всё было ясно.

– Погнали к «немцу», намутим бухла. У него за мелочь можно взять литруху водки.

– Может, позже, дискотека скоро закончится, – неуверенно произнес я.

Мой взгляд лег на всех людей, толпившихся в школьном спортзале. Они все такие беззаботные, думаю, такими мы и должны быть в этот вечер. Воздушные шары, развешанные по периметру всего зала, кричали о веселье. Почему тогда мне совсем не весело?

– Че тут делать, стоять сохнуть только. Погнали на улицу, все ребята идут.

Он махнул головой, указывая на выход, я медленно зашагал, наслаждаясь секундами танца Насти из девятого класса, она парила в воздухе, подобно бабочке, которая ни о чем не думает, от этого мне стало еще хуже. «Любовь обожает страдание», – такие слова запрыгали в моей голове, когда мы вышли на улицу.

Смех взрывал скромные улицы, мы знали – это наш район, улицы, дворы, поэтому смело протаптывали дорогу в известном направлении. Фонари работали через раз, часто мелькали черные спины с разными голосами. Все находились в режиме ожидания, чем ближе мы подходили к заданной точке, тем меньше голосов звучало в пространстве.

– Ребят, давайте дождемся стаканчиков, а потом будем пить! – кто-то крикнул из толпы, но мне было плевать на него, я взял зеркальную бутылку, наполненную неизвестностью, и сделал несколько больших глотков навстречу первой боли в сердце.

– О-о-о-о, – протянул Артем. – Хорошо пошла, я смотрю, делись давай с нами.

Он протянул пластиковые стаканчики. Вкус паленой водки заполонил полость рта; переборов рвотный позыв, я улыбнулся.

– Отвратительно, но главное, чтобы дало, – я не чувствовал волшебного эффекта, обещанного мне из рекламы. – Будет печально, если эта хрень окажется пустышкой.

– Не парься, ты наливай лучше, а там посмотрим, что будет, – сказал парень, которого все называли «старым», говорили, что так его прозвали из-за фамилии, но в тот вечер я был готов поспорить, что это из-за его молочных бакенбард и нескольких светлых волосиков под носом.

Горлышко бутылки коснулось стаканчиков ровно восемь раз, а потом я присосался к ней снова. Мы находились в самом центре двора, и наши крики избивали стекла всех домов в округе. Чувство равновесия заселилось во мне, уют, создавшийся под алкоголем, одновременно вызывал радость и тоску. В одном из домов у подъезда на лавочке сидела Настя со своей подругой и двумя парнями из одиннадцатого класса. Не подойти я не мог, а с уверенностью, что кипела в бутылке, стыдно было себе этого не позволить. Ветер пытался всеми силами меня остановить, подталкивая мое неуклюжее тело обратно, но я дошел до подъезда, где они сидели, обменялся рукопожатиями и облокотился на железный ледяной столб.

– Как ты можешь пить эту мерзость? – в голосе Насти слышалась игра отвращения вперемешку с заботой.

– Ужас просто, – подтвердила ее темноволосая подруга.

Я посмотрел на бутылку и сделал глоток. Девушки скривили лица, а парни молча смотрели на меня.

– Не хочешь? – я предложил одному из парней, но тот отказался, за ним и второй.

– Возьми запей хоть, – Настя протянула мне свою газировку. Ее маленькие пальцы крепко сжимали жестяную банку. Кожа была нездорово бледной, поэтому самодельный маникюр резал глаза. Я взял газировку и допил ее двумя большими глотками, посмотрев в глаза первой любви. Два маленьких полумесяца, внутри которых кружился весенний запах природы, ответили мне кротким бездушным взглядом. В тот момент мне казалось, что ее кожу шили из нитей облаков, сияющих на небе, а меня нашли в земле и вырвали, как сорняк. Чтобы отвращение к самому себе стало еще больше, мне хватило небольшого глотка огненной жидкости.

– Спасибо, буду должен.

Ребята уже начинали меня искать, мой телефон разрывал задний карман джинсов, никто даже не заметил, как я отошел на двадцать-тридцать метров. Я достал трубку из кармана, она светилась, как новогодняя елочка, и, размахивая ею над головой, побрел к своей компании. В тот вечер мне почудилось, что разум слишком трезвый, сколько бы организм ни принимал этой гадости. Как только я осознал всю трезвость ситуации, а это было возле обнаженных деревьев, недалеко от лавочки, где уже начинали петь песни ребята, мне стало скучно, и, схватившись за крепкую ветвь дерева, я закричал во всю мощь: «Инопланетяне!» Такое слово всплыло в моей залитой алкоголем голове, после тело мое рухнуло и память начала отказывать. Мне вспоминается только тот момент, когда четверо парней несли мою тушку домой. «Дайте мне встать, парни, вы чего, дайте встать…» Но никто меня не слушал, как оказалось, мне давали встать, но я постоянно падал. Такие были мои первые шаги во взрослую жизнь, если ее можно так назвать.

Девятый класс стал для меня уроком жизни, тяжелым подростковым выбором. Летом перед школой я наконец-то расколол деревянное сердце Насти. После, конечно, я понял – это было для меня временем ошибок, длинной изматывающей дорогой. Бессмысленные посиделки у подъезда и постоянные звонки на домашний и сотовый телефоны. Многие проходят через этот юношеский вздор, а некоторые остаются в этом времени. Мне стало скучно, сквозь ее восковое тело ничего не проскальзывало, никакие нити нас не связывали, и вечерами мы только и делали, что целовались и обсуждали вещи, не вызывавшие никакого интереса. Ее голос начал вызывать у меня отвращение, а слова, вылетавшие наружу из ее тонких розовых губ, резали уши, добираясь до моей еще совсем юной нервной системы. Всё чаще я находил причины для посиделок с друзьями или родителями, видеть ее мне не хотелось, что с этим делать, не знал. Я винил себя в этом, мол, «добился, а теперь хочешь бросить, так нельзя поступать, в этом нет смысла». Вечер еще скрывал все выпирающие углы, но днем мне становилось неловко рядом с ней.

Всё окончательно решилось при встрече с Евой, тогда мое сердце ощутило вкус собственной крови и осознало истинный смысл слов любви. Мысли о ней, как варвары, вбегали в голову и грабили весь мой мир. Теперь всё вокруг пестрило красками, и наконец я услышал биение собственного сердца. Сутками я размышлял, что мне делать, как поступить с Настей, но ситуация сама меня нашла. После очередной тусовки в местном клубе моя девушка отправилась домой с подругами и парочкой парней из нашей компании. Мне хотелось больше алкоголя, я захватил Ростика с Никитой, и мы отправились на поиски ледяного пива. По улице бродили такие же алкоголики-подростки и их самодовольная тень от фонарей, которые мирно стояли у зеленых лавок. Деревья шумели от негодования, им хотелось покоя, только ветер всю ночь гулял с нами, и теперь ему хотелось веселья. Три бутылки пива – это всё, что нам удалось тогда достать на деньги, смятые в карманах наших брюк.

Взрыв тишины, вызванный крушением одного из огромных окон универмага, застал меня врасплох:

– Ты че сделал, Ник! – заорал я.

Мы шли налегке, погруженные в свои мысли, а этот упырь разбил стекло грубым куском асфальта.

– Да какого хера оно мне глаза мозолит?

Он еще смотрел в сторону окна и не понимал, что сделал огромное отверстие, служившее проходом в универмаг. Это всё могло выйти нам боком.

– Сваливаем отсюда, – Ник меня не слышал. – Эй, ты че там встал, как столб? Давай двигай.

Я не знал, о чем он думает. Спустя несколько секунд мы побежали в сторону нашего района. Спящие улицы встречали нас встревоженно, мы остерегались каждого шороха, поджидавшего нас за углом.

Раньше мы постоянно били стекла в местном общежитии на первом этаже. Это добавляло тебе несколько баллов в дневник «уличного бандита», особенно если в компании находятся новые люди. Каждый старичок хотел показать, на что он способен. Кто-то обматывал кулак собственной футболкой, оголяя торс, другие пытались достать ногой, а самые смелые подходили и молча разбивали стандартное окно в деревянной раме своими детскими кулаками. После такого часто оставались порезы на руках. Кровь, капавшая на сухую землю, выставляла тебя круче остальных.

Мы подходили к нашему району, поэтому чувствовали себя превосходно, в нас бродил алкоголь, смешанный с адреналином, его нам обычно хватало до утра. Я решил набрать Настю.

– Вы где? – на заднем фоне слышался смех.

– Идем домой, – ее голос играл со словами, она чувствовала мое нападение, поэтому без труда отразила удар и направила его на меня.

– А точнее, мне надо с тобой встретиться, – я сдал позиции своим неровным голосом.

– Подходи к садику, я буду там минут через пять, – она выиграла в этой маленькой битве, но так было даже легче принимать решение.

Я оставил ребят на лавках и отправился к садику. Волнение внутри начинало меня отрезвлять, кровь кипела в моих венах, желудок начинало сводить. Сделав несколько глотков холодного пива, я пришел в норму. Детский сад пугал своей мрачностью, можно было смело называть это тюрьмой особо строго режима, словно там каждую ночь лишают жизни людей. Гниющее здание неизвестного года спрятано за огромным бетонным ледяным забором, напоминающим тюремные решетки. Площадки с деревянными домиками, краска которых уже давно опала в сырую землю, и качели со шрамами от местного сварщика. Тяжело представить, будто бы поутру здесь резвятся детишки.

Прошло пятнадцать минут, у меня осталась приблизительно половина бутылки пива, да и то уже не вмещалось в меня. Настроение пропало, горечь послевкусия растекалась во рту. Правая рука держала телефон, взгляд устремился на экран. Минуты шли одна за другой, вокруг ничего не происходило. Терпение подошло к концу; набрав номер Насти, мои уши жадно ловили каждый гудок. Шесть! Шесть, длинных гудков терзали меня, после них наступила тишина.

– Ну и где ты? – я с трудом сдерживал себя, гнев, пылающий внутри, сжигал кожу лица.

– Слушай, мы не пошли через садик, подходи к моему дому, мы тут на лавках.

Эти слова вывели меня из себя, в придачу еще смех на заднем фоне вскружил мне голову. Сделав глубокий выдох тяжелого углекислого газа, я закрыл на секунду глаза и представил ее лицо рядом со своим. На прощание я улыбнулся.

– Да пошла ты…

Полупустая бутылка разбилась об бетонную стену садика, а с ней и всё то, что накопилось за эти месяцы. Звук шлепка раздался спустя мгновение, он полностью удовлетворил меня. Несколько глубоких вдохов сладкого воздуха начали успокаивать меня.

Дойдя до своего дома, я наконец-то почувствовал свободу и радость. Радость от всего ожидающего меня впереди, там, в завтрашнем дне. Мне казалось, вот только сейчас начинается моя жизнь. Довольный сегодняшним вечером, откинув все мысли куда-то далеко, я лег в теплую кровать, посмотрел в окно и попрощался с этим долгим скудным днем и полной ночью.

Наш двор стал угасать, подобно мертвой звезде, молодость сбежала с шумных улиц и звонких подъездов, виной тому оказались гашиш и травка. Воздух стоял осенний, желтые листья еще кружили девчонкам головы, а парни ловили слухи о сладком густом дыме, который вот-вот появится на руках у знакомых. Некоторые уже говорили о том, как это здорово, они ловили приход от травы. Алкоголь – это забытая вещь.

Волны времени накатывали, я не замечал, как ребят забирает отбойное течение, как они потихоньку начинают подсаживаться на эту тему. Мне приходилось несколько раз пробовать это дерьмо, но особого эффекта не было, маленькое опьянение и только. Я делал затяг или опускал банку, а глаза парней съедали меня, они ждали моего ответа. Легкое щекотание по еще совсем юным легким, выходившее на поверхность сухим кашлем, больше ничего, ответ неудовлетворительный.

– Зачем на него только продукт переводить? – говорил Остап.

Он доставал всю дурь через своих приятелей, по этой причине считался негласным лидером в помутневшей компании. Власть ему давалась тяжело. В дни засухи, когда карманы у всех были пусты и приходилось просиживать вечера на лавочке, его мало кто воспринимал серьезно. Выглядел он всегда помятым, растрепанным, а в придачу настроение прыгало от минуты к минуте. Его молочные волосы всегда было видно за километр, кривые ноги небрежно ступали по земле, и когда он подходил к нам, имел детскую привычку грызть ногти на руках; перебирая свои сосиски у грязного рта, он то и дело кусал один ноготь за другим, впиваясь в него, подобно голодному шакалу. Голубые глаза горели пламенем безумия, достаточно было одного слова, чтобы вывести его из себя. Бледные брови резко опускались, а на свет выкатывались стеклянные глаза, бычье бешенство, ничего иного.

– Да ладно, он еще не распробовал. Опусти еще одну, Макс, – твердил Ростик, указывая мне на две обрезанные бутылки, одна была наполнена водой, а вторая, верхняя часть, служила некой кислородной маской, только вместо кислорода вдыхаешь колючий дым.

– Не, парни. Я не хочу, хватит.

Выйдя на улицу, сделав пару вздохов сладкого воздуха, мне стало легче. Конечно, никто не последовал за мной, все боялись упустить свой приход. Теперь это была гонка не за весельем, как в случае с алкоголем, теперь мы жили кайфом, который никто не хочет себе обламывать.

Как только это началось, мы перебрались в гараж к Остапу. Это было полупустое помещение, в котором и света не было, поэтому светили фонариками или покупали свечки. Сидели на ящиках и двух деревянных стульях, на вид каждому из стульев было больше лет, чем нам всем. Посередине стоял маленький круглый стол, на котором постоянно играли в нарды. Сам я никогда не умел играть, да и желания начать не возникало, но, приходя туда, я каждый раз замечал, как ребята увлечены этой игрой, даже если они не участвуют, то определенно наблюдают за ходом игры. В итоге все полюбили нарды, и после нескольких дурманящих банок образовывалась очередь.

Каждый день теперь проходил по одному сценарию, меня этот сценарий совсем не привлекал. Никто уже не хотел бродить по улицам, тусить в клубе, пить на лавочках. Ребята выкидывали последние деньги на дурь. Алкоголь им больше неинтересен. «Он перебивает весь кайф», «От него только попускает», «Да я сейчас и глотка не сделаю», – говорили они. Вывод образовался из густого дыма, наполняющего бетонный коробок, – друзья поддались соблазну. Оставаться дальше с ними, сидеть в гараже нет никакого смысла. Их интересы не выходят за пределы сырых каменных стен, а мне не хотелось убивать так свое время.

– Парни, погнали в центр, может, куда-нибудь заскочим.

Суббота всегда зовет на приключения. Выходные дни становятся волшебными, когда их ждешь. Эту субботу я ждал, потому что знал, что Ева будет там.

– Макс, да что там делать? – протянул Никита, не взглянув на меня. Передо мной красовался его затылок, усыпанный черными отростками. Глаза его захватила доска с игрой.

– В натуре, Макс, так далеко идти. Давай, может, на бильярд подкатим. – После этих слов Ростик посмотрел на меня, верил ли он сам в эти слова, не могу сказать, ведь их поглотила игра в нарды. На секунду мне показалось, будто меня никто не слышит.

– В задницу бильярд, он у нас на отшибе стоит. Скука, – возразил я, но они не хотели меня слушать. Остап сидел ко мне спиной и молчал, Артем возился с бутылками. Только Ростик и Никита отвечали мне, но было ясно, что никто никуда не пойдет.

– Не, я точно не пойду, мои карманы пусты и слишком далеко валить.

После этих слов Никиты до меня дошло: пора уходить. Потерялась нить, связавшая нас в одну компанию. Я молча развернулся и пошел. В воздухе еще чувствовалось присутствие травы, но с каждым новым шагом кислород очищался. Выйдя на дорогу, я понял – сегодня остался один. Прозрачные капли ложились на старый асфальт, очищая его от пыли, накопившейся за эти дни. Мне стало немного не по себе: привыкать к одиночеству всегда тяжело, но, чтобы остаться собой, лучше уходить, а не растворяться в людях.

Наступил мой выпускной. Все два года я мечтал о переезде в столицу. Наш маленький город меня угнетал, в нем всё стояло на своих местах, а мне хотелось новой жизни. После девятого класса я стал больше общаться со своими одноклассниками и нашел их весьма интересными людьми, у которых были своими планы на жизнь. Нам стало интересно, что с нами будет через пять лет, поэтому мы написали письма и закинули их в бутылку из-под шампанского. Она ждет своего времени под толстым слоем земли, где-то недалеко от школы.