Внук Заратустры. Сборник сочинений

Ещё одна сказка о сотворении

Сначала Творец только открывал и закрывал глаза, разделяя свет и тьму…

Потом как-то получился БВ (Большой ВЗРЫВ).

Потом ещё много всего.

И вот дошло дело до Человека.

Творец создавал всяких животных. Он брал куски ткани (это была нервная ткань, не рвалась она (а Вы что подумали?), писал на ней разные программы роста и выживания. Потом он складывал эту ткань и запихивал её в головы существам, которых придумывал, стараясь, чтобы те, кому Он придумал быстро бегать или прыгать, имели крепкие ноги, а тем, кому летать – крылья.

Впрочем, Он постепенно натренировался сочинять эти программы-мотивы. Началось с рыб, насекомых и зверья, умеющего только поддерживать своё существование. А потом они уже сами могли немного меняться, учиться новому и даже играть…

И всё это время Творец вёл дневник. На одном большом куске тонкой ткани (вы помните какой) Он записывал все свои находки, мысли по поводу, трудности и сомнения, радостные открытия и другие чувства. Например, мог написать какие-то расчеты подъёмной силы или обрывок песни для новой птицы… Он мог написать: «из одного следует другое, а иногда несколько». А иногда просто: «тоска».

Там же Он записывал всякие идеи на будущее, которые пока не совсем знал, как воплотить.

И вот, наконец, в какой-то из дней у него получилось существо с довольно странным телом, годным для того, чтобы и бегать, и ползать, и лазить, и плавать, и может даже….

Творец до этого тренировался на обезьянах. Но у Этого (Человека) получилась довольно большая черепушка.

И тут Творцу пришла неожиданная идея. Ему как раз стало надоедать это занятие – сотворение существ.

Он взял ту самую ткань-дневник, долго комкал её, скатав в небольшой неровный мячик, и вложил в голову Человеку. А сам занялся чем-то новым.

Лошадь Истина

Иосифу Лазареву – вдохновителю и гению

Старый КолДун жил на болоте

Почему «старый»? – Жил долго.

Почему КолДун? – Если долго и внимательно живешь, то неизбежно научишься делать и узнавать необычные вещи, что и называют колдовством.

По секрету скажу, что это его имя… Парнем был он Колей, потом женился на Дуне. Прожили они счастливую жизнь и удивительным (для нас) образом вросли друг в дружку. Потому он (а) никогда не тосковал, а услышав однажды, как за его спиной кто-то шепнул: «колдун», радостно принял это имя.

И потому жил.

На болоте.

Или в болоте? Конечно, Же, он жил над поверхностью мшистых кочек с проступающей в дождливые времена водой. В избушке на «курьих ножках», то есть на разлапистых (раскоренистых) широких пеньках.

Но болото – это не то, что хлюпает под ногами лосей, поглощает заваливающиеся деревья и взращивает клюкву и мох. Болото – это и тонкие смелые деревца, одинаковые, смеющиеся, как девчонки на купанье, и багульник, и туман, как мягкое влажное небо на земле, это все, что растет, жужжит, ходит, летает, чавкает, стрекочет, поет… В этом он жил.

Конечно же, КолДун умел ходить по болоту, да и не было оно сплошной трясиной. (А вот мы, похоже, увязли во вступлении…).

У КолДуна было хозяйство (без подробностей, хватит уже!).

И была лошадь по имени Истина. Не знаю, почему он её так назвал, но согласитесь, имя красивое, и лошади подходит.

Это была не одна лошадь, а несколько поколений. Сначала одна была лошадь Истина, потом она родила другую, и так повелось. То их было две, а то и три, потом одна умирала, бывало терялась, оставалась другая или пара, но всегда – Истина.

Это была очень умная и полезная лошадь, в меру норовистая, в меру покладистая, всегда красивая (для хозяина особенно). Сначала маленькая и подвижная, потом вырастала в большую и полезную.

Когда-то КолДун поддался на уговоры мужиков из города и отдал им свою старшую Истину. Потом услыхал, что они ее слишком эксплуатировали и заездили, хотя ничего путного не делали. После этого он стал жадничать и оставлять старые Истины доживать свой век рядом с молодыми. «Пусть уж лучше волки съедят, им хоть впрок».

Вот забредает к КолДуну мужичок (грибник или охотник). Просушил сапоги, выпил чаю с вареньем и выспрашивать начинает.

– Зачем тебе лошадь? На болоте-то…

– Истина-то? Ну как… Любуюсь вот на нее… Опять же, дровишки когда подтащить, дранку на крышу, за солью в деревню съездить. А иногда – поверишь ли, мил человек – и просто покрасоваться на ней.

– Перед кем? – сналету спрашивает Прихожий, и понимает: «чепуху спросил, красоваться ведь не обязательно перед кем-то». – Прости, я хотел сказать, а можно и мне попробовать?

– Отчего ж… Только ты ласково с ней. Ты с пониманием —и она с пониманием…

Потрепал Прихожий Истину по гибкой, крепкой холке, потрогал чудо-какие-мягкие ноздри, заглянул в огромные глаза, и (хоть и не сразу) оказался на спине, доброй и гладкой.

И увидел он, что это красиво.

Эпилог

А КолДун, стоя на крыльце, говорит:

– Приглянулся ты ей, паря. Видать, что и твоей хочет быть. Забирай, пока я не передумал.

– А Ты как же? – скрывая радость, спрашивает Прихожий, а по всему видно уже слезать-то не хочет. «С Истиной-то – думает, – я куда быстрей из болота домой выберусь, да и дома её куда прилажу…»

– Да я что… У меня вона – табун их целый.

А и впрямь – лошади-то вокруг – одна, другая, третья… пасутся себе…

Внук Заратустры (начало)

Мать рассказывала ему о странностях людей и своих.

– Я долго думала, какое имя тебе дать…

– К чему это ты? – Да поднял левую рыжую бровь и направил на мать взгляд, который она всегда выдерживала, только немного отстранившись.

– Просто… До сих пор сомневаюсь. Говорят, это не так уж трудно – давать детям имена… Я смотрела на тебя и так, и сяк, и глаза закрывала, и ждала во сне, слушала траву и деревья, смотрела умные книги – и ничего. Я думала, ты будешь без имени. А потом, я решила спросить твоего деда…

– Он же умер уже тогда?!..

– Да, но у меня осталась привычка его слушать. И я вспомнила давний разговор. Я задала ему как-то самый банальный из вопросов. Это твоему-то деду! Я спросила: «Скажи, зачем я вообще? Зачем живу?» и потом сразу испугалась, что он засмеется или не ответит… А он спокойно так говорит: «У тебя будет сын, мой внук. Да». Как ни старалась, больше я ничего вспомнить не могла. Вот и получалось, что Да – твоё имя.

– Мам, ты чего? Я привык, мне нравится. Хорошее имя, смешное. Единственное, люди переспрашивают по 2—3 раза… ну и пусть.

Они сидели на влажной от туманной росы июньской траве спиной к пологому длинному холму и лицом к широкой мелкой реке. Река эта вечно рождала какие-то странные раздумья с примесью слабой тревоги.

У Мелы тревога была всегда одна. Она боялась не справиться. У неё были две главные роли по жизни. Быть Его дочерью и быть Его матерью. Она уставала иногда от этого. Не от того, что была ими, а от того, что тревожилась, что не справится. Приходилось срывать и жевать травинку.

– Почему я всегда так хочу знать, о чём ты думаешь? Не знаю, что бы отдала, чтобы влезть тебе в голову…

– Наверно от страха, мам. Страх рождает желание контролировать. Люди похоже придумали называть это заботой.

– Разве плохо, что я забочусь о тебе.

– Иногда приятно. Если ты без страха. Вот дай руку.

Да взял её кисть, перевернул ладонью вверх и чуть подержал своими по-юношески узловатыми, обветренными руками. Потом сорвал розовый шарик клевера, понюхал и положил на ладонь Мелы.

– Вот, это ребёнок. Ему приятно на ладони матери, как и на груди её.

Они синхронно улыбнулись. Всё-таки у них было много общего.

– А сейчас чувствуешь, как напрягаются мышцы? Ты готова в любой момент загнуть пальцы, чтобы поймать, чтобы не упал, не улетел…

– Да, – сказала Мела, – нужно усилие, чтобы держать ладонь открытой… А это забота?

– Забота – это твоя рука. Открытая – это забота-любовь, закрытая – забота-страх.

– Умеешь ты всё объяснить…

– ЭТО ОТ НЕГО, – сказали хором и снова улыбнулись своей синхроничности, подтвердив её слитым взглядом. Приятно помолчали.

– А Любовь? Почему он не говорил про любовь? Он любил твою маму?

Но Он не любил про любовь. Может быть потому, что тогда тема эта была захвачена церквями христиан, может, не умел. Он был воин. Певец-воин. С мамой встретился, а жить долго и счастливо не стал. Мела сама его разыскала. Называть разрешал только Заратустра.

Может быть, хотел, чтобы его имя чаще звучало, чтобы оно запомнилось, а кто будет произносить его чаще, чем дети? Вот и Да теперь – Внук Заратустры.

– Что мне взять от Заратустры? Он говорил об одиночестве так много. Он вечно ругал долины, скопища людей и то, что они порождают…

– Но он любил их.

– Да. Но стремился на гору и пел свое одиночество. А я родился на горе. Что мне делать здесь, что петь, куда стремиться? Он ходил вниз, чтобы рассказать как прекрасно на ветреной вершине, потому что сам был удивлен этим. О, это так устарело. Вершины исхожены. Любой школьник может сходить на Эльбрус или Монблан, отправить оттуда открытку. Все вершины есть на фото, все мудрости есть на бумагах, в уроках, в сети. Заплати цену двух обедов и слушай любого заратустру…

– Врёшь! Таких нет! Ну, может немного совсем…

– Мама! Не обижайся. Мудрых, сильных, ищущих много. И Он это знал. Но всегда больше других. И раньше этих других надо было… Можно было будить. Сейчас же толпы, миллионы разбуженных. Они бродят, эти разбуженные, и у каждой массовки свой заратустра. Что делать мне? Идти стать одним из них? Или стать одним из пророков? Не идти, остаться здесь?

– Не знаю, Сын. Хотя, пожалуй, не идти – не верно.

Ох… нелегко это было сказать.

– А Ты? Ты так много знаешь и понимаешь, что выбрала Ты?

– О! Ты меня похвалил? – её и правда захлестнула гордая радость так, что слезам стало тесно в глазницах. – Ну, Ты знаешь… Я пеку хлеб. Так и буду печь. Буду и дальше собирать подорожник, гречиху, щавель и зверобой. Буду делать муку и соль, чай и хлеб. Если уж в нашей крови стучит потребность делиться, то я буду так. Я собрала Тебе дома… в дорогу кое-что, кстати, не забудь.

Он кивнул.

– Я вернусь.

– Не обещай.

Слова стали пылью (так подумал Да), но после дождя пыль снова становится землёй и прорастает зелёным…

Ремейк Хемингуэя

Сегодня мой пятнадцатилетний сын прочитал о том, как Хемингуэй на спор написал самый трогательный свой рассказ, состоящий из шести (английских) слов.

Наверное, Вы слышали эту историю? Этот рассказ таков: «For sale: babe shoes. Never used» – «Объявление. Продаются детские ботиночки. Неношенные».

Прочитал и в недоумении спрашивает меня: «и что такого?! Полно таких объявлений».

Я потратила на порядок больше слов, чем Хемингуэй, чтобы объяснить, что были времена (и не так уж давно), когда ребенку не покупали 5 и даже 2 пары обуви, и то, что малыш не носил ботиночки, означает, не то, что они не понравились, а что-то печальное и трагическое.

Возможно, я даже не убедила его.

А потом я придумала свой короткий грустный рассказ посовременнее. Такой:

«Интернату №511 на 300 детей больше не нужны вещи».

Продолжение следует? Йоги и Ёги

– Уважаемые. Давайте сегодня поговорим об эволюции. Это свойство отдельных видов живой природы изменяться и порождать новые виды путем мутаций. Да, знаю-знаю, много непонятных слов. Но не пугайтесь, станет яснее, если Вы будете следить за моим рассказом и иллюстрациями, а также своими ощущениями. И задавать вопросы.

Мы рассмотрим сегодня два вида обитателей Вселенной: йоги и ёги. Эти два вида имеют общего предка, то есть эволюционно связаны, хотя на первый взгляд отличаются разительно. Хватит шуметь. Щт, вы не согласны?

Да-да, эти два вида – родственники.

Ёги с их огромными бесформенными телами, ориентированными на хранение больших запасов жира, служащими домом миллиардам бактерий, короткими руками с небольшими частично атрофированными пальцами, отсутствующей шеей (что редко для млекопитающих на суше) и узкими шелками глаз, эти существа, малоподвижные и постоянно что-то потребляющие, существа, обитающие огромными колониями, набивающие свои отсеки всяким мусором (единственный предмет их упорства)…

И йоги. Эти подвижные, интеллектуальные, гибкие большерукие и большеголовые… Если не разбираться, не рассматривать скелет, то невозможно поверить, что у этих двух видов одинаковое количество суставов. Хотя в процессе эволюции у ёгов многие закостенели или наоборот – стали жидкими.

– Может быть, они просто живут в симбиозе? А вовсе не произошли одни от других?…

– Да, симбиоз их столь же очевиден, как и странен. И он имеет древнюю основу. И заметьте, я не сказал, произошли один от другого и не сказал один вид, я сказал: имеют общего предка.

Рассмотрите картинки, которые я вам демонстрирую. Как Вы думаете, как происходили мутации?

Для этого надо вспомнить, что такое мутации в принципе. Мутация – это изменение генотипа.

С каждым видом и организмом в частности происходит постоянный мутагенез – процесс возникновения мутаций. Он происходит самопроизвольно в течение всей жизни, как реакция на изменяющиеся условия существования. Но есть индуцированные мутации – наследуемые генетические изменения, они и являются видовыми.

Суть мутаций, думаю, это хорошо всем известно, – это суть жизни – приспособление.

Мутагенез – главный адаптационный механизм жизни. Однако, он наполнен (мне иногда кажется, что переполнен) экспериментами. Некоторые на грани абсурда.

Дело в том, что в природе, видимо, отсутствует принцип целесообразности, только случайность и приспособление (совпадение).

Такой вот случайностью был выход за сам принцип приспособления. В какой-то древний момент возник биологический вид хомо, в котором возникла и неожиданно начала развиваться идея будущего.…

Что? Да, понимаю ваше удивление и возмущение. Сейчас поясню. Будущего не нормального, не адаптационного, а наоборот, разрушающего адаптацию.

Хомо придумывали будущее, то, что будет на следующих витках планеты. Больше того, они его делали, создавали.…

Что?… Объяснить? Хорошо, попробую.

Все мы помним, что далёкие предки всего живого жили в воде. Что подвигло их на сушу? Да. Изменившиеся условия. Вода могла пересыхать, нагреваться или охлаждаться, становится опасной или бедной пищей… Адаптируясь к измененным условиям, прапрапрародители находили новые возможности приспособления и существования.

А теперь представьте, что древний моллюск вылез на сушу просто так, из любопытства…. Или, собравшись большой группой, они вырыли бы отводной канал и убрали бы воду с места, где живут…

Другой пример. Все мы порождаем будущее, когда откладываем потомство. Представьте, что вы не просто откладываете яйца, но делаете это, скажем… в воду, кислоту, просто в отдалённый нежилой район…. И потом не отпускаете потомство для самостоятельной жизни, а занимаетесь сложной селекцией.

Победив в гонке на выживание видов, хомо вырастили себе весьма развитый мозг, похожий на наш, сложную, как наша, систему социума, но они обладали оптимальным размером. Всё это позволило им подчинить себе большую часть биосферы.

Хомо вовремя поняли, что падальщиком быть выгоднее, чем хищником или травоядным. Они сумели сформировать удивительнейший внутренний мир. В их внутренностях обитало такое разнообразие бактерий, что они могли поглощать практически всё. Но это всё не было природной пищей.

С помощью социального организма хомо научились выращивать и производить готовую падаль. Они приучали к ней своё потомство, используя для ускорения пищеварения добываемые из растений кислоты и щёлочи. Таким образом, хомо избавились от давлеющего страха и ограничения нехватки пищи.

Но они попали в собственную ловушку. Процесс так увлёк их, что сам их поглотил. Бактерии, помогающие переваривать, стали руководить их жизнью, контролируя поведение.

Аналогично с другими направлениями адаптации. Хомо научились строить сложные жилища, создавать средства для ускорения перемещения, покрывать тело дополнительными покровами. Но всё это так увлекало их, что подчиняло вместо служения. Так постепенно появились ёги. Туши, обслуживающие собственное обслуживание. Подобно паукам, являющимся пожизненными пленниками собственной паутины, только ещё хуже. Много хуже, ибо уже сформированный большой мозг рождал постоянное беспокойство и усложнение «паутины».

– А йоги?

– Спасибо. Йоги – те, что избежали ловушки сложно-бесполезного потребления. Ведущая линия их мутаций была как раз – любопытство. Условно можно сказать, что их центр потребления сосредоточился в мозгу. Как ёги тратят свою жизнь на обустройство и постоянный откорм своего тела и его обитателей, плюс то же с потомством… Так йоги почти всё время голодны мозгом.

– Значит, йоги больше интересовались развитием интеллекта, а ёги предпочитали физическое?

– Было среди исследователей такое мнение, но оно оказалось ошибочным. Сама жизнь показала его ошибочность. Ведь и сегодня, если вы сможете понаблюдать за йогами, заметите, они активны во всем. Они подвижны. Многие начинают день с разминки тела, часто дают ему нагрузки, любят затевать всякие игры, возню и беготню, причем особи всех возрастов. Они двигаются. Хотя есть исключения, но их не много. Также есть и ёги довольно крепкие физически и способные выдерживать большие нагрузки. Но йоги любят подвижность. Ёги двигаются по необходимости, ради удовлетворения потребности, находящейся на минимальном расстоянии или от скуки, что тоже необходимость, согласны? Это хорошо видно.

– Нельзя же все время поглощать? энергия-то куда девается?

– Хороший вопрос! Она тратится в основном на следующее, другое поглощение. Это мы называем цикл потребления. У ёгов он практически единственный.

Похоже, существует, скажем, лось… С той разницей, что у лося потребление ограничено насыщением и наличием сырья. А у ёгов потребительский цикл непрерывный и запутанный, очень далёкий от неких очевидных потребностей организма. Все затраты энергии у них идут на усложнение и запутывание цикла потребления.

– Можете пояснить?

– Ну, скажем, питание. Ёги не добывают, пищу в ближайшем возможном месте. Их пища, не просто падаль, а падаль с невероятным для разума количеством добавок, переработок, перемещений. Ни одно другое существо (кроме нас и других, готовых к симбиотическому с ёгами питанию, крыс например) не будет потреблять нечто, с чем поиграл десяток соплеменников. Ёги потребляют пищу только после раскрашивания, упаковывания и разупаковывания, долгого хранения и множества других манипуляций. Плюс они не едят пищу в месте, где добудут, а долго перемещаются с ней в разные места. Затем они должны приобрести дополнительные химические препараты для расщепления столь непригодной пищи, потом для нормализации деятельности организма. То же с теплорегуляцией, с размножением и т.д.. Отдельная задача для ёгов – удовлетворять раздражителями свой атрофированный, но требующий стимуляции мозг….

– А еще какой-нибудь цикл есть?

– Ещё страхи. Они поглощают довольно много жизненной энергии, пространства и времени. И что интересно, по мере расширения и загрязнения цикла потребностей, страхи также разрастаются, запутываются. Но об этом позже.

Итак, из двух этих видов только йоги тратят энергию на что-то новое, вызывающее интерес и любопытство, никак не связанное с потреблением или страхом. Примеры? Что-то вне системы: балет, самолеты, космические пространства, музыка, изучение ядерной физики или собственной психики… Только они. Именно поэтому многие не верят в прошлое родство этих видов.

– Но ведь если у них был общий предок – хомо, общая среда обитания, то и психика должна была развиваться похоже.

– Да, по многим данным хомо показывал общую способность к мышлению и развитию. Хитрость видимо была в его обширной, но тонко организованной психике. Весьма нестабильной. Вот вы, вы например Сц, что вы испытываете при возникновении идеи сделать что-то, что-то новое?

– Драйв, любопытство… Страх, что не получится хорошо… Лень…

– Хорошо. И вам нужно выбрать и предпочесть одно, и подавить другое.

– То есть подавить страх и лень?

– Ну, вот как раз их давить почти не надо. Если существо выбирает движение, действие, страх вытесняется сам, оставаясь на задворках.

А вот если существо предпочло страх и лень, то драйв и любопытство нужно подавить. Не всякое существо на это способно. Способность к подавлению драйва и интереса происходила путем долгих мутаций из поколения в поколение путем создания специальной среды, искусственно изобретенного питания, угнетающего мозг, специального вещества «алкоголь», аппаратов обеспечивающих мелькание картинок перед глазами, подчинение конформному социуму…

Одно поколение, испытывающее дискомфорт от не до конца подавленного драйва заботы о другом, с рождения приучало потомство к скованной неподвижности. Младенцы становились совсем зависимыми, маложивучими, но это предполагало их большую способность к жизни внутри цикла потребления и страха. Постепенно подавленность активности стала передаваться наследованием и подкрепляться ранним усвоением.

Йоги шли другим эволюционным путем. Они предпочли любопытство, они смело экспериментировали с потомством и предоставляли ему свободу для экспериментов с самых ранних этапов. Их почему-то заметно меньше.

Сейчас два эти вида живут в тесном симбиозе.

Йоги изобретают новое, а ёги потребляют новое: места обитания, продукты, способы потребления, перемещения, развлечения.

Вот заметьте, кстати, ключевое отличие – базовый драйв: у йогов – увлечение, у ёгов – развлечение (хотя это не совсем драйв).

Я демонстрирую вам диаграмму, примите.

Соответственно у первых формируются новые синопсы, развивается мозг во всём теле, у вторых – идёт раздражение одних и тех же участков только коры головного мозга приводящее к привычной усталости, не более.

Но симбиоз этот не только физиологический.

Ёги используют йогов, чтобы заглушить свою тревогу. Это по-видимому эволюционная тревога, доставшаяся им от общего предка.

Даже расходуя энергию на усложнённые циклы потребления, ёги не могут заглушить её полностью. Тогда они вытесняют тревогу испугом, общаясь с йогами. Их образ жизни: (нагрузки, беспорядок и т. п.) вызывает у ёгов приступы эмоций: испуг, переходящий в гнев. Эти эмоциональные всплески и помогают заглушить приступы эволюционной тревоги. Ну, и потратить энергию…

Вот что ещё интересно. Существовало несколько так называемых рас и десятки подвидов человека. Они невероятно расплодились и жили на всех континентах Земли, как и наши предки. При этом мутации шли везде, с некоторым опережением в местах наибольшей скученности. У людей…

– Вы сказали у людей?

– Да, так называют множественное число хомо. Так вот у людей были схожие языки общения, но все-таки разные. В результате эволюции йоги выработали один довольно сложный язык, который мы расшифровываем частично, а вот ёги так и общаются на разных, хотя куда более простых, примитивных и пересекающихся.

– Сх уснул, потише.

– А мне интересно. Скажите, а почему с нами такого не происходит?

– Что именно?

Ну, вот это…

– Эволюция? видите ли, мы вид устойчивый. А есть виды менее устойчивые. Они меняются, меняя нашу биосферу…

– А кто из них полезнее?

– Ответ не может быть однозначным. Мы сосуществуем с обоими видами, они важное звено нашего пищевого поля. Ёги производят для нас невероятное количество и разнообразие питания и мест обитания. Но они же и используют огромное количество опаснейших средств уничтожения нас. Йоги, пожалуй, менее полезны, но значительно безобиднее, да их и меньше значительно.

– А почему ёги крупнее раза в полтора?

– Да, ты прав Чт. Их мутации шли в сторону увеличения размеров тела. Они потребляют всегда больше, чем могут потратить и склонны к созданию запасов. Этому во многом способствовали и йоги в своем развитии. Когда хомо отделились от другого животного мира они стали создавать цивилизации, и все они были нацелены на удовлетворение потребностей. Однако удовлетворить потребности на Земле не так уж и трудно, как вы знаете. Поэтому хомо пошёл по пути создания всё большего их числа.