Мадемуазель С.

©Jean-Yves Berthault, 2015

© Перевод и издание на русском языке «Центрполиграф», 2017

© Художественное оформление «Центрполиграф», 2017

Пролог

Однажды, помогая подруге разобраться в квартире, я оказался в кладовой, где было свалено множество забытых вещей. Это был хлам, в основном состоявший из разбитых картинных рам, колченогих стульев и старых ящиков. В одном из них я обнаружил пустые стеклянные банки, проложенные листками пожелтевшей бумаги. Это показалось мне любопытным. Кому понадобились такие предосторожности, чтобы сохранить никому не нужные банки? Может, на самом дне скрыто сказочное сокровище?

Меня охватило непередаваемое, редко испытываемое ощущение, будто я вот-вот соприкоснусь с удивительной тайной – стоит лишь протянуть руку; будто что-то сей же час случится и я стану свидетелем чуда. По телу пробежал легкий озноб. Может, в коробке карта, по которой отыщется клад? Полуистлевший шерстяной чулок, набитый старинными монетами. Пачка ценных бумаг канувших в Лету компаний. Тайный дневник давным-давно умершей девушки. Неизвестная партитура Моцарта… Я судорожно разгреб бумаги, вынул из ящика банки – на дне обнаружилась красивая и довольно тяжелая кожаная сумка с серебряным тиснением. Но в сумке не было ничего, кроме беспорядочно перемешанных писем, написанных одним и тем же почерком. Я принялся читать первое попавшееся, перешел к следующему – и не отрываясь прочел остальные. Это были любовные письма вызывающе эротического содержания, чрезвычайно смелые для своего времени (на одном из них значилась дата: 1929 год). Так что неспроста их спрятали в сумке, в старом ящике, под банками и газетами. Письма эти писала женщина по имени Симона.

Снедаемый любопытством, я выпросил их у своей подруги. И теперь они перед вами – письма Симоны своему возлюбленному Шарлю. Они в основном не датированы, и я почти год восстанавливал хронологию событий. В то время я служил послом в одной весьма спокойной стране, а потому беспрепятственно мог посвящать разбору писем не только выходные, но и вечера в будни. Их слишком много, и потому здесь приводится едва ли одна треть. Понятно, что имена главных героев и географические названия мной изменены.

Очень многие читатели этого эпистолярного романа заглотят его как наживку. Ведь письма эти свидетельствуют о похоти, охватившей женщину, которая не стесняется непристойных слов и выражений, а читаются они с тем жадным любопытством, какое обычно вызывает старый эротический роман. В самом деле, словарь Симоны вызывающе смел, и с трудом верится, что эти строки вышли из-под пера образованной молодой женщины прошлого века, к тому же происходившей из хорошей семьи. Как объяснить эту дерзость, этот по-современному беззастенчивый язык?

Один из моих друзей, которому я дал почитать письма незадолго до публикации, сказал: «Да ладно тебе, признайся, что сам все это сочинил! Женщина в 1929 году такого написать не могла». Я показал ему подлинники, эти пожелтевшие страницы с выцветшими от времени строчками, и только тогда он мне поверил.

И все же – где нахваталась Симона неприличных словечек, которые она так беззастенчиво вплетает в изящную канву своего письма? Моя гипотеза такова: появление подобной лексики – необходимое средство преодоления барьера, отделявшего ее от сексуального наслаждения. Она, несомненно, позаимствовала слова Шарля, срывавшиеся с его губ во время жарких объятий; слова, которые мужчина говорит любовнице, но никогда не скажет жене. В своем стремлении к любовной свободе Симона воспользовалась словарным запасом самца. Можно лишь догадываться, как такой уровень свободы, чрезмерной для того времени, действовал на Шарля. Скорее всего, как мощнейший афродизиак. Свобода в выборе слов открывает для любовников новые возможности. Речь идет о снятии одного из самых сильных табу – табу на оскорбление.

Очевидно, смелые слова родились тогда же, когда и смелые поступки. Появление первых предвосхитило появление вторых, питало их. Мы, конечно, не могли бы найти образчиков в библиотеке Симоны – мне представляется, что ее чтение было, что называется, «классическим»; скорее они содержались в ее психике и в коллективном бессознательном эпохи. Я тщательно изучил самую смелую литературу того периода, но не обнаружил там ничего, что могло бы послужить источником такого вдохновения. Жене[1], начинавший свой путь не как писатель, а как вор, еще ничего не опубликовал в те годы (1928–1930), когда Симона писала свои письма. Пьер Луис[2] не позволял себе подобных крайностей. Андре Жид[3] в 1924-м издал «Коридон», а в 1926-м – «Если зерно не умрет», но в этих произведениях он еще не решился сполна проявить свою одержимость гомосексуальными отношениями. Что до «Песен Билитис», то в те годы эта книга еще не заняла свое место в домашней библиотеке достопочтенных буржуа. И конечно, ни в одной из этих книг не встречается лексика, заклейменная эпохой как грязная и непристойная.

И все же Симона оказалась погруженной в этот новый мир, она была современницей первых немых эротических фильмов, эротического «Ревю Негр» с Жозефиной Бейкер[4] и множества других экспериментов, переворачивавших представления о морали. В то время общество помимо своей воли вовлекалось в процесс выработки новых устоев. И история наших двух любовников стала одним из проявлений этого процесса, проходившего через каких-то двадцать лет после отделения церкви от государства.

Этот невероятный документ – одно из многочисленных свидетельств, погружающих нас в мир вырвавшихся на свободу женщин и отдельно взятой девицы-эмансипе, которая, через десять лет после окончания Первой мировой войны, бесстыдно демонстрирует запрос на свободу тех безумных лет. Письма как нельзя лучше иллюстрируют, насколько изменилась репутация парижанок с начала двадцатого века и насколько они были свободны в период между двумя войнами. Говорят они и о неизбывности влечений и постоянстве чувств и о том, что в нашем современном мире, который якобы все познал и изобрел, нам приходится смущенно признать неизменную избыточность инстинктов и потребностей воспроизводящего себя человечества.

Но что особенно меня привлекает – и даже поражает – это восхитительная и трагическая история любви, замешенная на неврозе навязчивых состояний. Мне кажется, что Симона, столь много страдавшая, имеет право не только на свои чувства, на свою жертву, на свои безумства – но и на то, чтобы потомкам стало известно о трагедии ее запутанной и болезненной жизни.

Признаюсь, я вполне доволен и тем, что публикую это произведение вскоре после того, как сложил с себя полномочия посла. Как и Симона, я не приемлю конформизма.

Письмо 1

Суббота, 11:30

Прости, дорогой, за столь короткое послание. У меня так мало времени, а я так много хотела бы тебе сказать, если бы могла!

Сегодня все, что я могу дать тебе, – лишь мои нежные мысли, лишь воображаемые поцелуи, которыми я бы покрыла любимые губы и прекрасные карие глаза. Но я все равно рядом с тобой. Хотя бы в мечтах. А ты, думаешь ли ты обо мне? Я надеюсь, что да! И мне хотелось бы получить от тебя пару слов с утренней почтой в понедельник.

Милый, если все сложится, я так хочу увидеться с тобой в один из вечеров на следующей неделе. Мне так нужны твои ласки, что до следующей субботы, мне кажется, пройдет целая жизнь.

Я хочу снова вкусить минуты страсти нашей последней встречи… Воспоминание о наших ласках вызывает у меня странное томление, мне не терпится вновь оказаться в твоих объятиях и испытать то восхитительное наслаждение, которым ты так умело одариваешь меня. Любовь моя, люби меня со всей страстью твоего желания, я хочу забыть себя среди твоих извращений. Милый, скажи мне, что ты тоже хочешь этих ласк, скажи, что ты счастлив, когда я тебя обнимаю, очень счастлив, что ты любишь меня…

Будь хорошим мальчиком в дни разлуки, мой любимый. Храни для меня, меня одной, свои порочные объятия, я так хочу любить тебя всегда, всегда.

До встречи, мое божество, я тебя обожаю! До вечера вторника, надеюсь!

Одари меня своим прекрасным телом, я хочу сжать его в объятиях, сильно-сильно, чтобы впитать его пьянящий аромат. Я сливаюсь с тобой в глубоком поцелуе, в который вмещаю без остатка свое сердце, полное тобой – только тобой.

Люблю тебя. Со всей нежностью.

Письмо 2

Каким прекрасным был наш вчерашний вечер… Как взволновали меня минуты, проведенные с тобой, а твое устройство сработало так, что я едва не лишилась чувств. Эти полные страсти слова… они так волнуют, что я непрестанно думаю о них в полумраке моей спальни и… совершаю всякие глупости. Прежде чем юркнуть под прохладное одеяло, я окропляю духами все тело, все его потайные местечки – будто ты вот-вот ко мне придешь.

Устраиваясь удобнее на подушке, я закрываю глаза и вспоминаю каждую черточку моего божества. Моя рука медленно ласкает тело, и оно начинает дрожать. Двигаясь от груди к бедрам, рука останавливается на мгновение на полянке мягких волос, потом подается ниже. Я предаюсь этой ласке, и меня подхватывает волна наслаждения. Я вся дрожу от страсти – потому что всеми силами представляю тебя рядом с собой. Оргазм столь силен, что я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать. Шарль, Шарль, любимый, да, завтра тебя ожидает безумное действо, которого ты желал. Как только я кончу, ты, не давая мне опомниться, возьмешь меня всю – и я снова испытаю оргазм, еще более сильный, чем предыдущий.

Завтра, возлюбленный, мы воплотим наши безумные мечты…

Но мне пора прерваться. У меня нет времени высказать тебе все, что хочу.

До скорого, любимый. Люблю тебя.

Письмо 3

Среда, 31 июля

Мой бесценный.

Только что получила твое последнее длинное письмо. Как это мило, что ты мне пишешь, как я счастлива была обнаружить в почтовом ящике маленький белый конверт! И как было бы мне грустно, если бы ты сразу же не ответил… Люблю тебя! Мой дорогой, мне невыносимо ожидание до вечера воскресенья. Как и ты, милый, я страстно жду нового свидания. Все мое существо тянется к тебе, призывает искусного любовника – каким ты был и всегда будешь. Нет, милый, я не могу без тебя, знай это. Мне слишком хорошо в твоих объятиях, и слишком хорошо я знаю, какое испытаю наслаждение, отдаваясь тебе… Мысленно я представляю себе наше ближайшее свидание. Ты заставишь меня сладко страдать, отдаваясь тебе, тело мое будет содрогаться под твоим натиском, и я стану молить тебя о пощаде… А ты будешь страстно желать меня, потому что мое тело соединится с твоим, и я сожму тебя своими трепетными бедрами, а мои губы станут жадно искать твои губы, чтобы слиться с ними в мучительном поцелуе… Ты возьмешь меня, любимый, так, как это нравится тебе, и, страстно обнимаясь, мы оба погрузимся в бесконечное наслаждение, какое можно испытать лишь после подобных ласк. Я сумею дать тебе все то, чего ты хочешь. Побольше извращений, скажешь ты? Конечно, Шарль, дорогой, ведь более всего я хочу, чтобы ты был счастлив в моих объятиях. Итак, я вся в твоей власти, мой милый господин! О, если бы ты знал, как мне не терпится поскорее прижаться к тебе! Мне так хочется ощутить жар твоего тела, благодаря которому я испытала невероятные оргазмы…

Милый, дорогой, ты увидишь, как мы будем любить друг друга после этой долгой разлуки, любить, не имея возможности соединиться… Ах, почему ты не можешь освободиться хотя бы на вечер! Какие упоительные часы мы провели бы в тиши и полумраке просторной спальни, прижавшись друг к другу после сумасшедшего экстаза, оставившего нас без сил; наше сильное взаимное желание привело бы нас к высшему наслаждению, и теперь, любовь моя, мы отдыхали бы на широкой кровати… Но к чему эти сладкие мечты, ведь им не суждено уже сбыться… Но дождемся следующей субботы, чтобы испытать эту сладость. Лишь одно беспокоит меня, мой милый: где же нам встретиться, ведь возвращается моя семья!.. Я не верю, что мы сможем так быстро расстаться, любовь моя; если ты ко мне не охладеешь, я не найду в себе сил отказаться от твоих ласк… Нужно обдумать все это. Поговорим об этом в Париже, хорошо? Любимый, я заканчиваю. Напиши мне длинное письмо, чтобы я могла прочесть его перед отъездом. Дорогой, у меня нет моих новых фотографий.

До свидания, сокровище, страстно целую тебя везде-везде! До встречи, любимый.

Люблю тебя безумно, мой драгоценный.

Письмо 4

Пятница, 11 часов утра

Мой дорогой друг.

Это последнее письмо, которое ты получишь от меня. Через два дня я сяду в поезд и отправлюсь в Париж, к тебе, любимый, ведь я так тороплюсь прижать тебя к сердцу после долгой разлуки! Ты даже не представляешь, как мне не хватало тебя в эти бесконечные двадцать три дня, проведенные в разлуке. Столько дней прошли в печали, меня не радовала даже природа – а она здесь и правда чудесная. Если бы не твои бесценные письма, в которых ты говорил мне, что любишь меня, и благодаря которым я заново переживала прекрасное время, проведенное вместе, я была бы просто безутешной.

Хочешь, чтобы я рассказала тебе о нашей любви? Нет в языке слов, способных выразить всю страсть, весь огонь, все безумие, сосредоточенные в этих двух словах: «наша любовь». Мы пережили вместе такие прекрасные минуты, мы вкусили такое наслаждение, которое бессмысленно пытаться описать! Что еще я могу сказать тебе, любовь моя, помимо того, что, когда вспоминаю все, что скрыто за словами «наша любовь», она кажется мне прекрасным сном? Ты заставил меня пережить незабываемые ощущения, ты сумел пробудить во мне, благодаря твоей искушенности, прежде неведомое тайное желание, которое побуждает меня стремиться к новым удовольствиям, все более извращенным и сильным. Ты – мастер тонкого искусства любви, и я счастлива, безмерно счастлива, что мне удалось тебя заполучить.

Я ничего не воображала себе за время разлуки, совсем ничего – просто вспоминала. И я знаю, что когда наши тела снова сольются, когда я почувствую тепло твоей кожи – и волна желания подхватит меня, к какому безумству она меня подтолкнет! Да, я люблю тебя абсолютной любовью, люблю всем сердцем – но прежде всего моим телом и всеми органами чувств. Я хочу тебя всего, мой дорогой. Не хочу пропустить ни малейшего местечка на твоем теле, зацеловать тебя всего! Когда, обнаженный и прекрасный, ты покоишься в моих объятиях, меня охватывает подобие безумия. О, милый, позволь мне это сделать, позволь ласкать тебя везде, всего. Я хочу покрыть жадными поцелуями твою гладкую белую кожу, твои сильные бедра, живот и восхитительную грудь, к которой так приятно прижаться горящими щеками. Хочешь испытать острейшие ощущения – говори, приказывай, а я повинуюсь. Такое счастье – слушать, как ты стонешь от желания и удовольствия.

Сердце мое трепещет в восхитительном возбуждении, и я жду твоего первого поцелуя. Ты говоришь, что причинишь мне боль. Пусть так – но скажи, что будешь счастлив в моих объятиях, что я услышу твой победный крик, крик самца, когда, изнемогающую и изможденную, ты сожмешь в объятиях меня.

Я принадлежу тебе, мой возлюбленный, всеми силами моей плоти, опьяненной твоими жестокими ласками… Ты знаешь, я заранее принимаю такую страсть – если она сможет еще крепче соединить нас. С тобой я познала такие сильные ощущения, о каких не смела и думать. Когда ты бьешь меня – я кончаю в неистовом оргазме. Я кончаю, когда ты искусно овладеваешь мной. Я хочу кончать так еще много раз, я знать не знала, что возможны такие оргазмы, когда занималась обычным скучным сексом, оставлявшим меня холодной и безучастной. Ничего обычного я не хочу в наших отношениях, слышишь? Я знаю, что мы оба будем разочарованы. Это опустит нас на уровень обычных любовников, а мы путешествуем по запретным и опасным местам, мы развратны и полны страсти – именно в этом и заключается «наша любовь».

Увы, милый мой, я не могу освободиться от привычных обязанностей, чтобы всецело отдаться наслаждению с тобой! И для тебя, и для меня это невозможно. К восьми утра, как придет поезд, мне нужно отправляться на работу[5]. Придется нам набраться терпения и ждать субботы. Но ты мог бы пройти мимо моего офиса, и у нас было бы пять минут на поцелуй. Или позвони мне[6], чтобы я хотя бы услышала твой голос!

Пора бежать. Мне нужно как можно скорее опустить письмо в почтовый ящик. До свидания, любимый. Обнимаю тебя крепко-крепко!

Письмо 7

Суббота, 9:30 утра

Любимый!

Я бы хотела увидеть улыбку на твоем лице. Пусть я ошибаюсь, но, с другой стороны, какие восхитительные мир и покой после такого дня!

Итак, ты был совершенно счастлив в моих объятиях, и они не принесли тебе разочарования. Я так пекусь об этом, потому что прежде всего – и тебе это хорошо известно – думаю о том, чтобы тебе было хорошо.

Если мне удалось довести тебя до бешеного оргазма, поверь мне, мой был таков, что я ощущаю себя обессиленной и опустошенной! Суровая порка, которую ты мне задал, подготовила меня к дальнейшим испытаниям. Шаг за шагом я взбираюсь на все более крутые вершины и однажды – надеюсь, этот день наступит скоро! – достигну такой высоты, что ты сможешь наконец получить порочные ощущения, к которым стремишься.

Да, мое сокровище, ты вылизал меня прекрасно. О, какой глубокий, животный восторг заполнил меня, пока ты ласкал меня губами и языком, пока страстно целовал мою потайную маленькую кнопочку! Чудесные ласки, которые так долго удерживают меня на краю оргазма, как жадно я жду их! Они предваряют апофеоз страсти, которую ты обрушиваешь на меня. В твоих объятиях я счастлива всегда. Я наслаждаюсь, склонив голову на твое плечо, когда ты нежно обнимаешь меня. Я наслаждаюсь, чувствуя кожей твою кожу. И мне кажется, я могла бы часами глядеть на тебя спящего.

Милый Шарль, сегодня утром я не могу написать тебе больше: слишком много забот мешает мне сделать это. Просто знай, что ты бесконечно много значишь для меня, что я люблю всем сердцем тебя и все те вещи – даже самые жестокие, – которые ты делаешь со мной.

В следующую нашу встречу я твердо намерена доказать тебе, что готова к любой боли, чтобы доставить тебе удовольствие – если таково твое желание.

Терзая мое лоно жадным языком, впиваясь пальцами в мои ягодицы так, что на них остались синяки, – ты был именно таким, каким я вспоминала тебя во время моей ссылки. И вот я снова обрела тебя, любимый. Хорошо ли я тебя ублажила? Этого ли ты хотел, или, может, был разочарован и не подал виду? Я все же верю, что доставила тебе удовольствие. Об этом сказала мне дрожь, охватившая твое тело, когда мой язык мягко вошел в ложбинку между твоих ягодиц. А когда мои ласки сделались настойчивее, твой член напрягся и начал бешено пульсировать.

Если тебе понравились эти непристойные игры, я буду счастлива вновь излить на тебя свою страсть. Да, это было восхитительно: вбирать в себя твой огромный пенис, одновременно ощущая ожоги от ударов плети. Но в следующий раз – потому что ты не должен брать меня в обычной, скучной позе, – мы придумаем что-нибудь особенное.

Ох, наша фантазия не знает границ! Пора прощаться, дорогой. Когда мы снова сможем насладиться друг другом?

Нежно обнимаю тебя и страстно целую твои глаза и губы.

Письмо 8

Мой дорогой,

ты сводишь меня с ума, слышишь? Сводишь с ума от желания. Твою пневматичку[7] я получила только этим утром. Я обнаружила письмо, придя в офис. Его доставили лишь вчера вечером в половине восьмого, а я так ждала!

Прошлой ночью меня мучили мысли о тебе в тепле огромной постели, свидетельницы наших первых свиданий. Я легла на то место, где лежал ты, вспоминая твое великолепное тело, его безупречную наготу. Я закрыла глаза, чтобы лучше видеть твой образ и вновь пережить каждое прикосновение. Влечение к тебе было безумным, дорогой. Тело мое содрогалось, словно в лихорадке, и медленно, медленно, смакуя каждую ласку, которую ты изливал на меня, я достигла полной иллюзии того, что ты рядом, что твой язык нежно меня ласкает. Оргазм был таким сильным, но – увы! – истина в том, что тебя со мной нет, что ты с другой женщиной и, возможно, занимаешься любовью с ней. И тогда я расплакалась от тоски, я тихо произносила твое дорогое имя, все еще вздрагивая от волн наслаждения, унесших меня далеко от моей одинокой постели.

Дорогой, понимаешь ли ты, как опьяняет меня близость с тобой? Насколько я принадлежу тебе? Я стала твоей собственностью, твоей игрушкой, которая существует единственно для того, чтобы удовлетворять твои порочные прихоти: все мое существо сейчас – не более чем отражение твоей страсти. Не знаю, повинна ли я сама в возникновении твоих извращенных желаний, знаю только, что сейчас ничто не имеет значения для меня, кроме твоего тела, прикосновений, поцелуев. Я вся принадлежу тебе, слышишь? Единственная причина жить – это испытывать потрясающее наслаждение, что связывает нас крепко-накрепко. Связывает животной страстью и порочной чувственностью, и я не могу вынести даже мысли о том, что какой-то другой мужчина может коснуться меня, так жарко горят во мне воспоминания о твоих объятиях. Возлюбленный, милый, не отдаляйся от меня, не причиняй мне страшной боли. Скажи мне, что наша любовь еще не кончена, что даже там, далеко, куда судьба унесла тебя из моих объятий, ты будешь хранить себя для любимой, которая ждет твоего возвращения. Милый, я так страдаю, когда тебя со мной нет! С каждым вечером моя тоска по тебе возрастает, а ведь впереди еще целых три недели. Люблю тебя, люблю, ты знаешь? Хотя, похоже, я люблю тебя не просто чувственной любовью. Мое сердце покорилось обаянию всего твоего существа. Я ревную к тому времени, что украдено у меня! Любимый, дорогой, пусть скорее наступит суббота, чтобы забыть все, что есть помимо нас. Да, нас ждут новые вершины порока, но как хорош этот порок! Это поразительно – быть влекомой навстречу освобождению и испытывать такой восторг. Дорогой, мы станем мечтать о том, чтобы ублажать друг друга и вместе достичь вершины наслаждения. Ты этого хочешь? Наши тела сольются воедино так тесно, что каждая клеточка будет вовлечена в общий экстаз. Дай мне твой эрегированный член, я стану бешено целовать его. И он сделается таким упругим, что наконец войдет в заждавшийся его мой трепещущий анус.

Возьми меня, возьми меня всю. Насладись мной. Будь счастлив в моих объятиях. Люблю тебя.

Письмо 9

Любимый!

Как я рада получить весточку от тебя, а еще больше рада узнать, что доставила тебе такое удовольствие в наш последний раз. Понимаешь, милый, меня слишком страшит вероятность того, что ты устанешь от моих прикосновений и пресытишься мной. Ведь желание мужчины – даже самого любящего – столь переменчиво, и женщина всегда боится, что оно угаснет, как гаснет пламя от порыва ветра.

И все же, возлюбленный, я буду стараться удерживать тебя рядом так долго, как только возможно. Я так привыкла к твоему присутствию, что не вынесу разрыва. Я чувствую, что, если ты оставишь меня, я окажусь в окружении пустоты и стану ужасно печальной.

Ты сумел привязать меня к себе своими извращенными ласками. Разве ты не продемонстрировал мне в пятницу, каким счастьем можешь меня одарить? Я была счастлива, очень счастлива в твоих объятиях, мой дорогой. Правда, мне было больно, но зато я знала, что твое наслаждение стоит моей боли, и это, видишь ли, придаст мне силы вынести более тяжкие испытания. Но разве ты не вознаградил меня за это? О, какая же это радость – чувствовать, как во мне пульсирует твой член! Ты искусно продлевал ожидание мною самого заветного момента, и твоя страсть пробудила в моем теле звериное желание, буквально взорвавшее меня изнутри. Я жаждала твоей плоти, но ты вручил мне все свое существо. Но разве я не сумела довести его до дрожи, как тебе и хотелось? Как же радостно мне было покрывать поцелуями все твое тело до самых сокровенных местечек.

Драгоценная моя любовь, как тесно мы связаны отныне! Наша общность в пороке сближает нас сильнее, чем обычное чувство, которое, я в том уверена, не дало бы нам столь полного и законченного наслаждения. Хорошо, что нам довелось такое испытать, да, дорогой? Чувственный огонь, опаляющий нас, поднимает нас над реальностью, и мы возносимся над обычными любовниками, которым никогда не познать удовольствий, доступных только для тех, кто способен к ласкам, подобным нашим.

Любимый, отныне ничто нас не остановит. Вместе, рука об руку, мы преодолеем грань безумия. Мы познаем вкус запретных ласк, так что ни одно из мыслимых удовольствий не останется втуне, ведь мы так любим друг друга. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о всех своих желаниях, хочу знать, не нужно ли тебе что-то еще. Хочешь любить меня иначе? Был бы ты счастливее, если бы наша любовь была обычной, как у всех?