История и теория наций и национализма

С концепцией «этничность как дом» тесно связана теория этнического непотизма, получившая развитие в трудах П.Ван ден Берга.

Как показал М.Ю.Барбашин, в ее основе лежит идея, согласно которой «этническая солидарность, выживание этногруппы, степень проявления чувства этноидентичности, стремление к доминированию и этноцентризм существуют благодаря тому, что этническая группа представляет собой расширенную семью, обладающую большим набором общих черт: предки, культурное наследие, язык и т. п. Из-за так называемого “эффекта основателя” и повышенной частоты внутрилокальных браков коэффициент родства, усредненный по всей этнической группе как относительно замкнутой популяции, будет существенно выше среднего коэффициента родства между представителями разных этнических групп. Тем самым в этногруппе отношения родственного покровительства и сотрудничества, т. е. того, насколько члены этногруппы могут полагаться друг на друга, являются образцами поведения даже для тех людей, которые не являются между собой родственниками… Непотизм как биологическое инстинктивное предпочтение собственного вида или подгруппы, которое называется “инклюзивной пригодностью”, рассматривается социальными биологами как наиболее общая стратегия по максимизации шансов организма на выживание и как форма естественного отбора, которая сохраняет свое значение и в развитых обществах, где одни группы выживают и приумножают свои гены эффективнее, чем другие»[14].

По словам Ф. Беккер, «современные этнологические концепции понимают культуры не как фиксированные и поддающиеся описанию единицы, а как переходные продукты принципиально незавершенных конструкционных процессов»[15]. «Если определять этничность через широко употребляемые центральные понятия “культуры” и “идентичности”, то вся ее концепция превращается в обоюдоострую интерпретирующую модель. В этом случае этничность подразумевает “культуру” как разделяемые образцы поведения, коллективный опыт и нормы, которые выступают как этническая характеристика той или иной группы. С другой стороны, этничность, понимаемая как идентичность, указывает на чувство принадлежности, т. е. [само]идентификацию отдельной личности с определенной этнической группой» [16].

В антропологии для выделения этнических групп используются следующие критерии (признаки):

1) население в значительной степени биологически самовоспроизводимо;

2) население разделяет фундаментальные культурные ценности, реализованные во внешнем единстве культурных форм;

3) население образует поле коммуникации и взаимодействия;

4) население характеризуется тем, что принадлежность к группе, идентифицируемой как теми, кто в нее входит, так и теми, кто в нее не входит, конституирует категорию, отличную от других категорий того же порядка[17].

Это определение можно дополнить и другими признаками, с помощью которых определяются этнические группы:

5) общее название, имя, которое идентифицирует и определяет принадлежность к сообществу (мы – русские, ирландцы, ливы и т. д.);

6) разделяемый всеми членами сообщества миф о общем историко-культурном наследии, содержащий идею об общем происхождении; он обеспечивает для членов группы чувство родства, общности происхождения, единой генеалогии;

7) общая историческая память, единые представления об общем прошлом (набор ключевых событий, исторические легенды, «места памяти», мифологизированные герои и т. п.);

8) признаваемые всеми членами сообщества элементы общей культуры (народные обычаи, в том числе бытовые – костюм, оформление жилища, особенности кухни, особенности религиозных культов, свойства языка и т. д.);

9) единые представления об «исторической родине», «земле происхождения», «земле предков»; при этом на ней не обязательно проживать в данный момент, но символическая связь с ней всегда присутствует в культурных представлениях данной этнической группы;

10) чувство общности («мы – большая семья», солидарность, комплиментарность) членов этнической группы, основанное на чувстве родства.

Категория этничности оказывается востребованной в современной науке и современном мире в связи с историко-культурными и демографическими процессами XIX–XX вв. В ходе войн, революций, складывания и крушения колониальной системы люди оказались разделены, разбросаны по разным государствам и континентам. В разных местах возникли крупные и мелкие диаспоры и просто анклавы этнически иного населения. Миграции, депортации, этнические чистки, метисация населения, перемещения границ, распад империй и образование новых государств привели к тому, что этносы и нации смешались. По подсчетам В. Коннора, только 15 из 180 современных наций гомогенны, а все остальные являются многонациональными по составу[18].

В этой мультикультурной, миксированной среде человеку важно сохранить свою этническую идентичность как идентичность культурную, идентичность происхождения, идентичность родства с себе подобными. Этнизация выступает социальной, культурной, политической маркировкой. Для ее обозначения и используется категория этничности.

Ф. Беккер отметила, что применяются две объясняющие схемы этничности: примордиалистская и ситуативная. При примордиалистской схеме этничность воспринимается как некая культурная данность, передаваемая от поколения к поколению. При ситуативной этничность используется как стратегия поведения разных социальных групп в разных ситуациях, т. е. этничность оказывается инструментом манипулирования в культурной и социальной политике. «Ситуативный подход понимает этническую идентичность как результат действия, или как дискурсивный модус, находящихся в конкретно-исторической ситуации действующих индивиуумов, чьи специфические практики полностью социально контекстуализированы. Вместо описания этничности как базисного, эссенциалистского феномена здесь предлагается ее прочтение как некоего регистра возможностей, которые могут быть мобилизованы в ходе социальных практик. Исходя их этого исследуются условия и формы включения этнических категорий в тот или иной дискурс». Этничность предстает «как интерпретирующая модель, как продукт социальной конструкции, служащий символическому отграничению и применяемый каждый раз в зависимости от актуальных интересов. С другой стороны, этничность приравнивается авторами к концепту культуры и этническая идентичность становится в конечном счете объективным типом, который формирует членов группы и не позволяет им приспосабливаться к новым условиям» [19].

Другими словами, этничность как идентичность служит не только объединению индивидов в группы, но и их разделению, проведению границ как между индивидами, так и между группами. Здесь получила развитие конценция этнической границы Ф. Барта: «Интересующие нас границы – это, конечно, границы социальные, хотя у них могут быть и территориальные составляющие. Если группа сохраняет свою идентичность, когда ее члены взаимодействуют с другими, в силу вступают критерии определения принадлежности и способы сигнализирования о включенности/исключенности… этническая граница канализирует социальную жизнь: ей соответствует подчас довольно сложная организация поведения и социальных отношений. Идентификация другого индивида как члена своей группы предполагает наличие разделяемых этими индивидами критериев оценки и суждений. Предполагается, таким образом, что оба в принципе “играют в одну и ту же игру”, и это означает, что между ними образуется потенциал для диверсификации и экстраполяции их социальных связей»[20].

Как заметила Ф. Беккер, этничность у Ф. Барта – «это прежде всего стратегия отграничения, некая форма социального взаимодействия между группами или форма действия, с помощью которой утверждается и маркируется культурная инаковость. Говоря короче: определение групп происходит в ходе проведения границ между ними, а не через “объективные” культурные признаки. Последние же “выдергиваются” из общего репертуара культурных образцов собственной или чужой группы и наделяются символическим смыслом с целью использовать их для самоидентификации или отмежевания»[21].

Наличие подобных границ и «стратегий ограничения» обязательно предполагает выработку принципов взаимодействия обществ «по разную сторону этнической границы». Собственно, вот тут мы и подходим к главной практической проблеме наук, изучающих этничность: каков механизм взаимодействия этнических групп и каким образом, с использованием каких институтов, его можно сделать более гуманным, эффективным, прогрессивным? К сожалению, история дает нам гораздо больше примеров ксенофобии и даже агрессии в отношении «этнически иных». Инструментами регулирования отношений между этническими группами выступают государство, социальные отношения, регулируемые законом и обычаем, этническая политика, культурная политика, демографическая политика, экологическая политика и т. д.

Идеалом здесь выступает, по словам Ф. Барта, «полиэтничное общество, интегрированное в рыночную экономику, контролируемое государственной системой, в которой доминирует одна из групп, но которая оставляет широкое пространство для культурного разнообразия в религиозном и бытовом секторах социальной активности»[22]. Такое устройство является идеалом современных демократий, и мы видим попытки его реализации (с разной степенью успешности) на примере сегодняшних демократических государств.

С этничностью тесно связано понятие этнической мобилизации. Как было показано выше, сам процесс этнизации часто бывает срежессирован, управляем элитами, направлен на решение политических, социальных, культурных задач, является инструментом решения этих задач. Для этого надо актуализировать, возбудить в социальных группах запрос на этничность (именно с этим в современном мире бывает связан рост национализма). Люди как бы мобилизуются в этнические группы, причем порой помимо своей воли. В.А.Тишков назвал этот процесс политикой этнического предпринимательства[23]. Он хорошо виден на истории территорий с этнически смешанным населением, когда в определенные моменты одна из этничностей начинала искусственно доминировать над другими.

Этнические мобилизации тесно связаны с этнической политикой, которая может приобретать черты радикального национализма (нацизма), мягкого национализма (так называемого культурного национализма, делающего акцент на протекционизме в отношении локальных культур; его вариант – политика мультикультурализма в современных западных демократиях, поощряющая развитие и сохранение чужих этнокультур в ином социуме) и даже этнических чисток, депортаций, дискриминации населения, объявленного этнически чуждым. К сожалению, человеческая история знает немало трагических примеров этнических мобилизаций. Вместе с тем этномобилизационные процессы всегда лежат в основе создания суверенных национальных государств, а также имперской политики, т. е. являются системообразующими в процессе формирования государств в прошлом и настоящем.

Против традиционного определения этничности как групповой идентичности выступил Р. Брубейкер. Он критиковал «группизм» – «тенденцию рассматривать ограниченные группы как основные единицы анализа (и как базовые элементы социального мира)… Ограниченные и солидарные группы – один, но и всего лишь один из модусов этничности (и социальной организации вообще). “Групповость” – переменная, а не константа, и из нее невозможно исходить. Она различна не только в разных предполагаемых группах, но и внутри группы: со временем она может прибывать или истощаться, достигая пика в исключительные, но краткие моменты коллективного подъема. Этничность не требует такой групповости. Она действует не только (и даже не столько) в ограниченных группах и влияет через них, но и через категории, схемы, столкновения, идентификации, языки, рассказы, институты, организации, сети и события. Короче говоря, исследование этничности – даже исследование этнического конфликта – не должно сводиться к изучению этнических групп, они даже не должны быть его главным предметом»[24].

Главное в концепции Брубейкера – то, что он настаивает на понимании этничности не как некой обретаемой константы, но как многогранного процесса: «Этничность, раса и нация должны быть осмыслены не как субстанции, вещи, сущности, организмы или коллективные личности – к чему нас подталкивает образ дискретных, конкретных, ощутимых, ограниченных и живучих “групп”, – но в реляционных, процессивных, динамических, событийных и разукрупненных терминах. Иными словами, этнизация, расизация и национализация должны пониматься не как субстанциальные группы или сущности, а как практические категории, ситуативные действия, культурные идиомы, когнитивные схемы, дискурсивные фреймы, организационные устои, институциональные формы, политические проекты и случайные события»[25]. Изучать их необходимо через выделение и изучение категорий описания и самоописания этничности, ее классифицирующих признаков.

Этническая группа может моделироваться, проектироваться и тем самым создавать этничность (а не наоборот, как традиционно считалось, – этничность формирует группу). Здесь важны ее когнитивные рамки и возможности, о которых Брубейкер пишет: «Этничность, раса и национальность являются по существу способами восприятия, интерпретации и представления социального мира. Они – не вещи-в-мире, а точки зрения на мир. Они включают этнически окрашенные способы видения (и игнорирования), объяснения (и неверного объяснения), вывода (и ошибочного вывода), воспоминания (и забвения). Они включают этнически ориентированные фреймы, схемы и нарративы, а также приводящие их в действие ситуативные сигналы, и не в последнюю очередь – те, что доставляются средствами массовой информации. Они включают системы классификации, категоризации и идентификации – формальные и неформальные. И они включают подразумеваемое, само собой разумеющееся фоновое знание, воплощенное в людях и встроенное в институциональную рутину и практики, через которые люди опознают и воспринимают предметы, места, лиц, действия и ситуации как этнически, расово или национально окрашенные или значимые»[26].

Примечания