HOMO Navicus, человек флота. Часть первая
– Не пойму, что здесь смешного, – обиженно сказал командир береговой базы, незаслуженно причислявший себя к бригадному начальству, потому считавший себя вправе подать голос на общем построении без разрешения.
– Мы и раньше непригодных к службе матросов отправляли на остров Шумшу…
После этого смех достиг силы ударной волны ядерного взрыва, лодки закачались у причалов, а люди начали падать на холодный, припорошенный поземкой асфальт и корчится, шевеля конечностями, как шевелит жук, перевернутый на спинку.
Приказ был выполнен.
Свинья оказалась на удивление вкусной.
Правда, на некоторое время экипажи лодок отказались от получения призовых поросят.
Есть такая, еще с войны, традиция. После успешной боевой службы или зачетных стрельб экипажу лично командир бригады вручает розово-золотистого, благоухающего, зажаренного до хрустящей корочки молочного поросенка.
Причину очень популярно раскрыл наш старпом:
– С-с-сука, а не матрос. Ну не могу я после него наших бригадных поросят жрать. Каннибалом себя чувствую…
Зато командиры лодок, очень не любившие командира береговой базы, получили убийственную аргументацию в опровержении его докладов о неубранной территории, пропаже вилок и ложек из офицерской столовой на столах такого-то экипажа.
– А у вас свиней е…, – говорили они, и тот замолкал. Комбриг посмеивался в усы.
Он тоже не любил выскочек.
Женился комбриг тоже оригинально. Дело в том, что, дожив до сорока двух лет и став адмиралом, он ни разу не осквернял себя браком. Как у всякого старого холостяка, у него были устоявшиеся вредные привычки. На выходные он летал в Магадан. Пить пиво.
В Петропавловске не было пивзавода. Пиво было деликатесом, как, скажем, икра на материке. Его привозили из Магадана в малых количествах. Очередь за пивом всегда сопровождалась в Петропавловске грандиозной дракой. Поэтому комбриг летал в Магадан. К истокам. Рейс был коротким. Экипажи самолетов знали пассажиров, а пассажиры – экипажи. Вылет после полудня, возвращение после полудня на следующий день. В бухте Завойко, в Петропавловске, всегда к этому времени стояла подводная лодка, готовая доставить комбрига в базу.
Но однажды в экипаже самолета появилась новая стюардесса, и бастион пал. Впрочем, неважно, кто первым пал, кто кого на себя затаскивал. Но явно не комбриг. Что его потрясло, так это высота, на которой произошло знаменательное событие.
Никогда он о личном не говорил.
А тут вдруг с задумчивым видом он начал спрашивать записных бригадных ловеласов, кто из них имел женщину на высоте 10 000 метров. Когда оказалось, что никто, комбриг женился. На этой стюардессе. Видно, потрясения пережить не смог. В этой подводной лодке она и прибыла.
Видно, много пива было выпито перед падением бастиона. Да и высота может подействовать неадекватно, если ты привык к глубине.
Наши женщины ее сразу невзлюбили. Ведь раньше как было: пора мужу в академию, на классы, на повышение, да и просто звание получить – знали, куда идти. Такса известная, да и не без приятности. А тут сложности, а вдруг новая глаза за комбрига выцарапает?
Однако обошлось. Жена-то не глупая оказалась, не видела, что не надо. Даже дружить с ней начали. Пока одна дружит, другая с комбригом кадровые вопросы решает. В общем, все тихо, по-семейному, как и должно быть в гарнизоне.
Иногда комбриг устраивал гарнизонным кумушкам семейную выволочку, чтобы они не забывались. Бербаза получала приказ: все неуставное, что будет найдено под окнами домов, а так же извлечено из забившихся труб и унитазов, сдавать в клуб.
Начальник клуба монтировал пару-тройку стендов, на которых размещал полученные предметы, снабжая их бирочками. А так как он был человек творческий и не чужд юмора, он эти бирочки детализировал.
Например: «Трусы женские, рваные. Дом 3, кв. 7. Карманова», «Вата использованная постменструальная. Дом 4, кв. 6. Воробьева». Презервативы висели гроздьями на одном гвоздике, но гвоздиков на стенде было много.
Комбриг собирал женщин в клубе, стенды выставлялись на сцене, и начиналось. Сначала в благопристойных тонах и по-доброму, по-отечески: «Дорогие женщины, подруги наши боевые…» Потом комбриг входил в раж, указкой приподнимал презервативы, зачитывая фамилию той, под чьим окном они были найдены. «А ведь лодка-то Вашего мужа была в море», – подводил он безжалостный итог. Женщина вскакивала и начинала верещать, что это под ее окно подбросила проклятая Людка, что презервативами они с мужем не пользуются, так как даже слово такое произносить стесняются в аптеке, а аптеки нет в гарнизоне, а…
Тут вскакивала Людка и переводила стрелки на Катьку, не забыв облить грязью предыдущую ораторшу. Начинался женский гвалт, который прекращался комбригом всегда одинаково: «Молчать, б… отродье! Вы, б… владивостокские, ленинградские, урюпинские и мухосранские, можете свою п… как хотите использовать, но матросов развращать не позволю! У них из-за вас и так после утренней приборки под домами головы назад закинуты, з…лупа в подбородок упирается! Еще раз повториться с кем-нибудь, отправлю с мужем в Приморье!»
В Приморье не платили двойного камчатского оклада, и угроза была действительно страшной. Посему, чтобы упредить удар, обиженные женщины звонили командующему флотилией или ЧВСу и жаловались на грубость комбрига. Особенно неистовы в жалобах были прежние жительницы мухосрансков: «Вы представляете, наши родные Петривцы он назвал Мухосранском! Как он может командовать бригадой и не знать географии! А презервативы не мои были, а Люськины… А еще он нас б… обозвал, а мы не такие…»
Командующий устало поднимал трубку и мягко журил комбрига: «Женщины говорят, ты их опять обматерил…»
В ответ раздавалось бодрое: «Пиз…т, товарищ командующий!»
С ЧВСом было сложнее. Комбриг вызывался в политотдел флотилии. «Член» (сокращенно-ласкательное от «Член военного совета») обращал внимание на необходимый такт в обращении с боевыми подругами, несущими нелегкую службу наравне с мужьями, подчеркивал, что на карте СССР нет города Мухосранска и люди справедливо обижаются за страну, и что долг начальника такого ранга – изжить мат из лексикона.
– Товарищ Член военного совета, я уже говорил по поводу жалоб этих б…й командующему, все галимый п…ж. По поводу мата – изживаю – после вашей беседы из меня матерное слово х…й не вытянешь. А с Мухосранском исправлюсь, бля буду.
И он действительно исправился. Великий Мухосранск был переименован в скромный Прохуяровск. А вот ЧВС только через два часа, в словаре Даля прочел, что «галимый» – то же, что пустой, голый. «Велика и могуча русский языка», – вспомнилась ему фраза классика. А потом с грустью подумалось, что даже Академия Генштаба не дает настоящей глубины знаний. «Да, ближе надо быть к этому… как его… народу». Мысль понравилась, и он ее записал, чтобы включить в доклад на очередном партактиве.
Голь
Коля Бурысов был краснолиц, лысоват, круглощек и квадратен. Этакий шкаф на крепких ножках.
Походка у него была своеобразно-переваливающаяся, почти утиная. Зато он никогда не шатался, даже после двух литров спирта.
Кроме того, он был стар – полных 32 года. Люди столько не живут.
Хуже всего – он был богат. Не одно поколение молодых и не очень офицеров, видело сберегательную книжку на сумму 32 041 руб. 16 коп., которую он демонстрировал по пьяни. Наверное, деньги с камчатской надбавкой ему начисляли с младенческого возраста. Это сильно впечатляло и заставляло стремиться.
Он закончил училище им. Дзержинского (механическое) и перешел в политработники, т. е. стал варягом. Это чужой среди своих и чужой среди чужих. Но Коля был с твердым (титановым) механическим стержнем внутри и чужд сентиментальности. Он шел по службе как танк, не щадя себя и объезжая слабые придорожные кустики. Все наши бригадные командиры подлодок были выращены им и помнили это, как и времена пребывания в бессознательной должности командира боевой части или помощника под опекой Коли. На флоте доброго не забывают. Его побаивался даже комбриг, которому довелось послужить с Колей старпомом. Он был обязан Коле званием адмирала. Именно Коля вовремя не дал ему спиться. Коля был щитом и мечом на совещаниях в политотделе, когда гадкие начальники пытались привлечь к партответственности молодого неоперившегося зама, вся вина которого состояла в отсутствии опыта и не утерянной вере в положительные качества личного состава. Слушая бред, вменявшийся в вину бедняге, он начинал краснеть, переливаться сине-багровым, а затем тихо просил замов ПЛ выйти из кабинета. Что происходило за закрытой дверью, могут поведать только те, кто за ней оставался. Они, увы, молчат до сих пор. Но звук падающих предметов и синяки под левым глазом секретаря парткомиссии и правым глазом замначпо еще несколько дней свидетельствовали о том, что разговор был нешуточный и серьезный. Зама больше не трогали.
Ага, умник из читателей поднял голову и верещит, что этого быть не могло и чистая травля. Наверное, Вы из БЧ-2 в прошлом? Я дам адреса бывших политотдельцев. Хотя, глядя на Ваше лицо… Пожалуй, позвоню-ка я Бурысову… иногда мудрость с возрастом не приходит… Выйдите, пожалуйста… Я ведь тоже Колин ученик…
А вот представьте, что вы, заместитель начальника политотдела, доложили, что избиты лодочным замом. Ну и где вам дальше служить, если вас настолько не любят? Поняли? Ну ладно, сидите, так и быть, в уголке, но тихо…
Продолжаю…
Любимым Колиным заветом командиру ПЛ, когда на лодку приходил молодой зам, было: «Саша (Гена, Вова), не ломай пацана. Я прошу…» После этого командир наливал Коле стакан шила, и Бурысов удалялся. И не ломали. Учили. Коля просил.
Если зам оказывался говном и карьеристом, стучащим на командира, экипаж и коллег в политотдел, к нему приходил Коля. «Ты говно, сволочь и карьерист», – говорил он гаденышу в глаза, одновременно тыча в подлую грудь, где билось змеиное сердце, коротким, красным, как клешня вареного краба, толстым механическим пальцем. Дня через три гаденыш из бригады исчезал навсегда. Куда – спросите в политотделе.
Однако и у Коли была слабина. Нет, я не о выпивке. Колю не могли перепить даже 4 человека. Правда, он предпочитал пить с тремя – меньше тел домой разносить. Да и выпивка никогда не считалась слабостью для офицера.
Его бедой и кошмаром (и у великих людей есть свой скелет в шкафу) был киномеханик-почтальон, единственный матрос, находившийся в прямом подчинении замполиту. Парню было 26 лет – почти предельный призывной возраст. Он был юным хроническим алкоголиком с незаконченным высшим образованием. Отчаявшиеся родители отправили его на Камчатку, на подводные лодки, чтобы отдохнуть от проблемы и чтобы чадо привели в меридиан. Денег еще заплатили в военкомате, чтоб призвали, однако, не помогло. Он ставил брагу из зубной пасты, из перца, из изюма, из пшенки, из пшеницы, из риса, из кваса, из гороха. Емкости для браги использовались различные: штатный огнетушитель, висящий у всех на виду, бачок аварийного неприкосновенного запаса воды, дупло дерева у пирса, заботливо обмотанное ветошью, «грязная» цистерна № 2, куда сливаются нечистоты (знал, подлец, физику теплообменных процессов). Однажды он использовал для приготовления браги стиральную машину помощника, которую тот опрометчиво притащил в казарму для ремонта. Если брагу находили в процессе вызревания, он глотал горсть дрожжей, стакан сахара и запивал это литром воды.
Кайфовал дня три, добавляя в желудок только воду – процесс брожения продолжался. Кайф тоже.
В получку он отдавал деньги матросам с «Авачи», и они привозили ему водку из Петропавловска. Водка пряталась у пирса в многочисленных сугробах. С лодки его просто не спускали, он жил на ней, но в состоянии опьянения. При стоянке у пирса в лодочный гальюн не ходят, пользуются «удобствами» на пирсе. Он выходил трезвым пописать – и возвращался пьяным.
Колю критиковал выращенный им же из помощников командир. Это было невыносимо, западло. И Коля, как ему казалось, нашел хорошую воспитательную меру.
Раз в месяц ПЛ получает для протирки приборов канистру спирта. Бензина в нее влазит 20 литров, а спирта – 30 кг. Коля взял с собой киномеханика и пошел выполнять не царское дело – получать спирт. Вручив гаду в руки драгоценную емкость с флотской крепкой валютой (куда там доллару или евро!), Коля не спеша двинул за ним в сторону лодки. До лодки было два километра чистой снежной колеи. Справа от дороги блестела и переливалась двухметровая толща снега, слева плескалось море, сверху пригревало солнышко. Приятно, как воробьиное щебетанье, раздавался вороний «кар!». Слева с гвалтом что-то делили бакланы. Киномеханическая сволочь несла канистру со спиртом, не имея возможности выпить, скособочившись и потея.
Было хорошо, просто праздник какой-то!
Солнышко заставляло щуриться, многократно отражаясь от снега. Море плескалось. Прибой рокотал тихо, как мурлыкающий кот.
Так и вышли на пирс: киномеханик впереди, Коля сзади. И вдруг киномеханик, аккуратно поставив канистру на снег, упал возле нее, не дойдя трех шагов до трапа. «П…дец, переборщил с воспитанием, инфаркт у муделя, не выдержал близости спирта!» Ни на мгновение у Коли не мелькнула мысль о конце карьеры – он уже давно не помнил не то что этого понятия, но и самого слова. «Спасти негодяя любой ценой!» – решил он.
Кстати, а где у нас этот, ну, из БЧ-2, который в уголке? А вы что бы подумали? Вот то-то…
Подбежав к матросу, Коля хотел сделать ему искусственное дыхание рот в рот, но жуткий, свежий, терпкий спиртовой перегар ударил в нос.
Вызванные Колей матросы, посмеиваясь, унесли тело на лодку. «Как?» – эта мысль свербила у Коли сутки. Он не ел, не спал, рычал на командира и подчиненных. Это было хуже и сложнее уравнения Ферми или бинома Ньютона. Он бы и их решил и доказал в ту ночь, если бы не заданная киномехаником задачка. Куда там гребаным математикам и физикам!
Он даже не пил в тот вечер. Решение не приходило. Пришлось дожидаться утра, ждать, пока матрос проспится.
Утром Коля был спокоен, как слон. Кулаки, величиной с голову младенца, мирно покоились на столе. Он нашел способ получить признание. Способ был настолько жесток, что ему позавидовал бы матерый гестаповец. Спирт вызывает настолько сильное обезвоживание организма, что на утро язык кажется шершавой ногой в верблюжьем носке, выросшей за ночь во рту. Ногой чужой и с пакостным запахом. Спасение одно – вода. Холодная! Много, взахлеб, заливаясь, пока не отпустит. И подержать во рту, чтобы высохший язык напитался влагой, и во внутрь, чтобы пищевод отлип от позвоночника, и до рвотных спазмов, когда она уже булькает в горле и не глотается!
Киномеханик сидел напротив. Между ним и Колей стоял большой, граненый, запотевший, только что из холодильника, вожделенный стакан ВОДЫ. Рядом – такой же запотевший графин.
– Расскажешь – попьешь, – Коля был холоден, как айсберг, и спокоен, как мумия.
– Вы – фашист, – заплакало убоище и раскололось.
– Вы решили унизить меня, уничтожить мою репутацию этой канистрой: нес и не выпил. Прямо «Лисица и виноград» дедушки Крылова. (Надеюсь, читатель, вы помните о незаконченном высшем, далеко не все матросы такие.) Я думал, как разрушить ваши коварные планы. Канистра оттягивала руку, становилось жарко, а решение не шло. Я нервно поддел большим пальцем крышку канистры, и вдруг она, с чмоканьем, открылась. Пить на глазах у вас из канистры я не мог по нескольким причинам: неудобно, и я не идиот: немного бы я выпил перед тем, как вы меня б убили. Поэтому от безысходности я хватанул правой рукой снега из двухметровой его толщи справа и съел снежок, чтобы утолить жажду и успокоить нервы. И тут… Помните яблоко Ньютона? Открытая канистра и снежок соединились в одно целое! Оставалось только лепить снежки, плескать на них из канистры, разводя спирт, и есть! Сколько съел за полтора километра, не помню… Дайте, пожалуйста, воды и выпишите мне учебник по физике для пятого курса!
Как говорил Коля, тут ему и раскрылся смысл этого таинственного выражения «Голь на выдумки хитра». До этого в виде голи представлялась обнаженная женщина, черт те что вытворяющая в постели. «И тут я понял, что „голь“ – это матрос. А кто еще у нас голый и босый? Настоящая голь! – откровенничал он за рюмочкой и уча нас жизни. – А как хитра!
А киномеханик, получив учебник по физике (Коля слов на ветер не бросал и обещание выполнил), пить бросил совершенно.
Он теперь читает лекции о ньютоновском яблоке то ли в Бостоне, то ли в Кембридже, но нам это не интересно. Нельзя такой сволочью на службе быть. Если б его второй раз призвать, мы б его службе-то научили! Почерпал бы говно из двухтонной «грязной-2» трехлитровой банкой, как наш зам, Колин ученик, любил практиковать в целях воспитания. Вмиг бы о своей Нобелевской забыл. А может, и простили бы… Моряки – люди отходчивые.
А что там за смех в углу? Опять этот, из БЧ-2? Пропустите меня туда, пока указка в руке, она толстая… На! На! На! Что?! Братцы, да это химик!.. Только до смерти не забивайте его, хлопцы, я вас прошу…
Ода (или «О, да!»)
Спирт можно любить или не любить, но не пить его нельзя. Это старинная флотская традиция, а традиции на флоте чтят. Предпочитающие коньяк или водку – чистой воды ренегаты.
А кто это там, в углу, да, вы, который в бинтах смеется? А, это давешний химик… Спокойно, ребята, пусть сидит. Второй раз химика побить, все равно, что сироту обидеть… Пусть хоть раны заживут, потерпите немного…
Так вот продолжаю.
Спирт является универсальной валютой, за которую на флоте можно достать и получить все. Зачастую бутылки, с пробкой из свернутой в плотный рулончик бумаги (и никак иначе!), кочуют от одного хозяина к другому месяцами. Валюта обращается. Ей не страшны инфляция, девальвация, дефолты и биржевые кризисы. Она вечна и постоянна – 96 – 98 градусов, хотя иногда и подвержена атакам фальшивомонетчиков. С такими разговор короткий – мешок на голову, колосник к ногам – и за борт! Нельзя его разбавлять при сделках! Будешь пить – тогда другое дело, а в виде валюты – нельзя.
В море трехлитровую банку спирта можно обменять у камчатских моряков, ведущих промысел, на четыре, а то и пять тонн рыбы. Это пример покупательной способности «валюты».
Спирт – могучий ускоритель любых работ, особенно при заводском ремонте. Думаю, он обладает способностью сжимать время. Проблема, над которой бьется мировая наука, делая робкие теоретические шаги, на флоте давно решена практически. Иначе чем же можно объяснить снятие рваной и установку новой резиновой юбки на корабль на воздушной подушке в течение одной ночи, если меньше, чем за месяц по всем нормативам эти работы выполнить просто невозможно? Правда, сжатие времени стоило бочки спирта, утром отданной заводским рабочим. Почему утром? Потому, что спирт в силу своей загадочной природы может время и растягивать. Впрочем, моряки давно сделали этот процесс управляемым. Главное – никаких авансов. Выполнил – получи, но не наоборот. За спиртом идет настоящая охота. Он нужен всем, и его всегда мало. О том, что в первую очередь он нужен корабельной технике и приборам, никто не помнит. Больше того, при использовании спирта по прямому назначению за вами навсегда закрепляется звание полудурка (см. словарь). А приборы можно и одеколоном протирать. Пусть и французским. При промывке магистралей кислородных станций, у забортных отверстий, через которые выдувается использованная драгоценная жидкость, устанавливаются емкости – нельзя добро расточительно расходовать. А в кислородную магистраль входит больше 200 кг!
Сафари имеет свои правила. Спирт получается раз в месяц.
Дата получения тщательно скрывается от всего личного состава, но все точно знают ее дня за три до знаменательного события. Готовятся операции по изъятию части спирта и контрмеры по его сохранению. Ко вторым относятся:
– засыпание в канистру толченого кирпича, придающего спирту цвет низкосортного бензина. (Ха, дешевая уловка! Запах-то не замаскируешь!); – писание в канистру на глазах экипажа. (Ничего, спирт, он все дезинфицирует!);
– добавка в канистру ацетона (зверский гестаповский метод, перевод продукта и скорый перевод с понижением офицера, этот метод применившего);
– немедленная выдача спирта по ведомости «бычкам», чтобы сохранить его хотя бы частями;
– хранение спирта на квартире (метод ненадежен, так как квартира быстро вычислялась, и визиты друзей хозяина со своими друзьями, а также друзей друзей друзей хозяина квартиры не прекращались сутками, до полного, до последней капли, уничтожения продукта.)
Наиболее надежен способ номер четыре – раздать. А потом проверять наличие и качество. Способ достаточно прост – берется чайная ложка, в нее наливается спирт и поджигается. Если в ложке остается вода – значит, спирт уже разводили. Старпом пишет приказ, стоимость спирта удерживается из оклада виновного. Главное, не забыть в приказе указать, что делать с «испорченным» спиртом.
Однажды наш старпом об этом забыл, и 20 литров слегка, до 85 градусов разбавленного спирта, мы пили неделю на квартире у виновного, а он кричал: «Пей, ребята, за все заплачено!»
Операции по изъятию готовятся матросами и проводятся виртуозно. Вот пара примеров. Спирт был получен. Канистра опечатана и закрыта в командирской каюте, в шкафу, который был так же заперт на ключ. Утром в канистре была вода, а дежурная смена, состоявшая из годков, лыка не вязала. Никакой мистики в этом не было. Понадобились дрель, тонкий шланг и пара флотских десятилитровых чайников для откачки одной жидкости и последующей ее замены водой. Сверлили через переборку, которая одновременно являлась задней стенкой командирского шкафа. Если бы матросы выпили меньше, мы бы еще долго пребывали в уверенности, что спирт под надежными замками, как сердце Кощея (игла в яйце, яйцо в утке и т.д.) Стенку шкафа укрепили титановой пластиной, дырки в переборке и канистре заварили. В следующий раз командир поставил канистру ближе к дверце шкафа.
Утром, открыв дверь каюты, он чуть не упал от ударившего в нос спиртового аромата. Канистра была пуста. В этот раз сверлили снизу, из аккумуляторной ямы, четко рассчитав местонахождение канистры и проявив недюжинные познания в математике, стереометрии, пространственном мышлении и знании устройства корабля. Одного не учли – снизу трудно вставить шланг в дырочку, заливает руки и глаза.
Жидкость пошла самотеком, большая часть ее пропала. В каюту командира еще неделю нельзя было зайти – от спиртовой вони глаза слезились.
Со спиртом, который хранился в сейфах командиров БЧ в стеклянной таре, такие изыски не требовались. Приборщик каюты тряс сейф (он маленький, размером в половину матросской тумбочки), до разбития тары друг о друга или стенку сейфа, а затем сливал жидкость через щелку или замочную скважину. Наличие битого стекла и отсутствие спирта всегда списывались на качку. Доказать обратное было возможно, но трудно.
Не могу не остановиться на технике переливания спирта из канистры в бутылку. Это мероприятие требует знания физики или опытного наставника рядом. Иначе вы будете сосать чистый спирт из шланга, вставленного в канистру, обжигая рот и горло, а когда он пойдет, естественно, разольете граммов сто. Трудно ведь сразу попасть шлангом в узкое бутылочное горлышко. И так будет при наполнении каждой очередной бутылки. Перелив идет в каюте командира, спиртовая вонь нарастает и режет глаза, на коврике расплываются свежие пятна, командир злится и иронизирует:
– Сразу бы сказал, что выпить хочешь, я бы тебе налил. А разлитое из оклада вычтем.
Он меня и научил простому и гениальному способу розлива, устав от созерцания неравной борьбы со шлангом. Со вздохом: «Учись, студент», – он вставил шланг в канистру, другой конец в бутылку, до дна, резко соснул горлышко бутылки, и – о чудо! – жидкость полилась. «Вакуум всегда должен быть заполнен! Эх ты, а говорил, что по физике „пять“ было», – подытожил он. А я навсегда понял, что наука – мощное оружие в умелых руках практика.
Кстати, спирт – он «спирт» только в ведомости на получение, в канистре и в акте на списание. На самом деле он носит нежное название «шило». Истоки мне неизвестны, но, предположительно, из-за остроты воздействия на мозг (укололся и забылся), огромного обменного потенциала (шило – на мыло, мыло – на … и т.д.), невозможности скрыть запах (шило в мешке не утаишь). Впрочем, это не важно.
Господи, химик, уймитесь, а то опять придется над вами надругаться…
Шило надо уметь разбавлять, если вы недостаточно закалили свою глотку на морском ветру и не можете пить его в первозданном виде. Кстати, не разведенным его пьют в основном медики.