Старая рана
– Нет, Регина, – неожиданно покачал лысеющей головой Юркин. – Денег этих я не возьму.
– Почему? – удивилась она.
Юркин неопределенно покрутил рукой в воздухе и неестественно улыбнулся:
– Потому.
– И что же делать? – растерялась Регина.
– Ничего, – пожал плечами Юркин.
– Но там нарушение на нарушении! – возмущенно воскликнула она.
– Региночка, но ты же не первый день в СЭС, – выразительно посмотрев на нее, ласково проговорил директор. – Сама знаешь, что делать! – И, словно в подтверждение, протянул Регине ее отчет.
Та молча взяла его и так же молча вышла из кабинета. Идя по коридору, гневно раздувала ноздри, внутри у нее все кипело. Палыч, сволочь, наверняка обошел ее! Сам договорился с директором, деньги себе в карман положил, а ей лапшу вешает! И то, что вернул ей этот отчет, наверняка означает, что «Флагман» проверками беспокоить не стоит. Ежу понятно, что Юркин оказывает директору ликеро-водочного свое покровительство!
Держа в руках отчет, она комкала его и хотела отправить в мусорную корзину, но почему-то передумала, разгладила и убрала в стол, в верхний ящик.
С тех пор прошла неделя, и Регина начала уже забывать об этом эпизоде и нанесенной ей Юркиным обиде, и вот сейчас бело-синие буквы напомнили ей об этом. Она снова почувствовала те эмоции, что неделю назад. Если бы Юркин не «закрысил» все деньги, сейчас как раз можно было решить нависшую проблему!
Сзади послышались сигналы автомобилей. Регина очнулась от своих мыслей и обнаружила, что стоит перед «Флагманом», загораживая дорогу и создавая затор. Нажав на газ, проехала перекресток, решив поговорить с Юркиным начистоту.
Однако Палыча на работе не было. «Ну, и к лучшему, – подумала она, закрываясь в своем кабинете. – Не узнает, во сколько я приехала. Впрочем, в этом серпентарии обязательно доложат!»
Коллектив свой Регина не любила и была уверена, что абсолютно все испытывают по отношению к другим те же чувства. А как иначе, когда меж сотрудников царит конкуренция?
Разве что одна Алена Пирогова, внучка какого-то академика на пенсии, напоследок своей карьеры пристроившего ее в Роспотребнадзор, вела себя с Региной по-другому: жизнью интересовалась, о себе рассказывала, в кафе приглашала кофе попить… В подруги набивалась, словом. Только Регину не проведешь, она сразу поняла, что у Алены к ней личный интерес. С чего бы еще перед ней так распинаться? И держала всегда ухо востро: на вопросы отвечала вроде правдиво, но до конца ничего не рассказывала, внутрь не пускала. Сама Алена пользы никакой для Регины не представляла, и цепляться за эти отношения ей было ни к чему.
Не успела Регина подумать о Пироговой, как дверь ее кабинета открылась, и на пороге появилась сама Алена, как всегда, с улыбкой до ушей на симпатичном круглом лице, которое Регина считала глупым. Она терпеть не могла такие вот миловидные мордашки, считая их простоватыми, крестьянскими. Идеалом утонченности и изысканности для нее были такие, как у нее, – острые, с длинным носом и вытянутым овалом лица.
– Привет! – весело произнесла Алена, проходя без приглашения в кабинет и усаживаясь на стул для посетителей напротив Регины.
Регина специально держала в кабинете не мягкое удобное кресло, а жесткий стул – дисциплинирует и напоминает о серьезности организации, в которой находится клиент, и о тех неприятностях, что она может ему доставить. Срабатывало всегда на сто процентов.
– Чего такая кислая? – вертя в руках взятую со стола Регины безделушку в виде овечки – символ наступившего года, преподнесенный Палычем всем сотрудникам вместо премии, – осведомилась Алена.
Регина хотела было отделаться сухим ответом и сослаться на занятость, но вдруг подумала, что сейчас Алена может оказаться полезной, и спросила:
– Слушай, а где Юркин?
– Не знаю! – беспечно пожала плечами Пирогова. – С утра уехал куда-то, взмыленный весь, нервничал, на меня наорал… Да ну его! – махнула она рукой. – Сказал, что его не будет весь день. Вот и слава богу! Пойдем кофе попьем?
– Извини, Алена, – сосредоточенно обдумывая возникший спонтанно в голове план, отказалась Регина. – Сейчас не могу, дел много.
– Да ладно тебе! Палыча-то нет! Проверок на сегодня тоже не намечено, а прошлые отчеты уже готовы.
– Нет, извини, – твердо повторила Регина. – У меня там один отчет неполный оказался, нужно переделать.
– Ну, как знаешь, – разочарованно сказала Алена и поднялась. – А может, помочь тебе?
– Нет-нет, я сама, сама! – Регина торопливо выпроводила надоедливую Пирогову за дверь и заперла кабинет изнутри.
Вернувшись за стол, она прикусила нижнюю губу, чуть подумала и достала из сумки телефон. Набрав номер, услышала голос директора «Флагмана» и холодно заговорила:
– Максим Юрьевич? Это Регина Викторовна Берестова, Роспотребнадзор. Да-да. Вы знаете, я решила выслушать ваши аргументы и обсудить дальнейшие перспективы сотрудничества. Думаю, мы могли бы с вами найти некий компромисс…
Размытые формулировки были профессионально наработанными. Максим Юрьевич Холодцов и так отлично все понял.
– Разумное решение, Регина Викторовна, – одобрительно произнес он. – Встретимся у меня или у вас?
– Давайте у меня. – На своей территории Регина чувствовала себя королевой положения.
– Хорошо, как скажете. Когда вам удобно?
– Да хоть сейчас, – пользуясь отсутствием Юркина на месте, предложила Регина.
– О, вот прямо сейчас, простите, никак! Приношу глубочайшие извинения, но я сейчас на складе, – расшаркался Холодцов. – А вот после обеда – в любое время!
– Отлично, тогда жду вас в два часа в своем кабинете, – проговорила Регина и, выслушав на прощание любезности, но сама не произнеся ни одной, отключила связь.
Она потерла руками виски. Кажется, день складывается не так уж и плохо. Судьба словно решила компенсировать ей все пережитые ужасные впечатления утра, отправив и Юркина с глаз долой, и так удачно подсунув Холодцова, о котором Регина вовремя вспомнила. Если он и заплатил Юркину, всегда можно сказать, что формально проверка не закрыта и представить отчет нужно. А проводить – тоже формально – должна она, Регина, а вовсе не Юркин. Таким образом, недвусмысленно намекнуть ему, чтобы поделился. А то с каких пор Юркин стал все себе заграбастывать?
Пусть делятся, а как – решают между собой, ее это не касается. Регина очень не любила, когда ее обходили.
Оставалось только дождаться двух часов… И тогда можно будет и кредит не брать. Пока, по всяком случае.
…Без десяти два она сидела в кабинете за столом, бесцельно перекладывая папки, и старалась придать своему лицу спокойно-деловой вид. Честно говоря, удавалось плохо. Она нервничала и сама это чувствовала.
Ровно в два раздался стук в кабинет.
– Да! – громко произнесла Регина.
Вошел Холодцов – высокий, плечистый, с нахальной от осознания молодости и цветущего здоровья улыбкой на лице.
– Рад приветствовать, Регина Викторовна! – преувеличенно радостно приветствовал он Регину, подходя к ее столу и склоняясь с поцелуем к ее руке.
Это было уже совсем лишне и неуместно. Регина не приветствовала подобный стиль в отношениях с клиентами. В конце концов, они не в ресторане на свидании, и встреча их сугубо деловая и взаимовыгодная.
– Присаживайтесь, – сухо кивнула она на жесткий стул.
Холодцов уселся, небрежно поправил пиджак и с улыбкой произнес:
– Отлично выглядите, Регина Викторовна!
– Благодарю, – без эмоций ответила Регина.
– Я сразу понял, что вы умная деловая женщина, – продолжал соловьем разливаться Холодцов, – и что мы с вами найдем общий язык.
Левой рукой он уже доставал из внутреннего кармана конверт, который, как Регина отметила беглым взглядом, с момента первой их встречи значительно потолстел.
Холодцов, улыбаясь, протягивал конверт прямо ей в руки, и Регина, стараясь унять биение сердца, думала о том, что вот так к ней в руки идет спасение. Однако конверт «не заметила», склонилась над столом и, будто невзначай, достала тот самый отчет, что составила неделю назад в центре «Флагман» у Холодцова. Он, разумеется, не мог его не разглядеть и, поскольку Регина старательно прятала взгляд, положил конверт на стол…
Тогда она подняла глаза и вопросительно посмотрела на него. Он сразу все понял и оттопыренными пальцами в воздухе показал сумму, которая лежала в конверте. Сумма Регину более чем удовлетворила.
– Ну, что ж, Максим Юрьевич, – неспешным голосом возвестила она. – Вижу, вы вняли нашим пожеланиям, провели работу по устранению нарушений… Надеюсь, что впредь у вас все будет в порядке.
– Спасибо, Регина Викторовна! – расцвел Холодцов. – Уверяю вас, вы не пожалеете о сотрудничестве с нашей фирмой! Разрешите?
Он снова завис над ее рукой, Регина милостиво кивнула, и Максим Юрьевич приложился губами к тыльной стороне ладони. Не переставая улыбаться, он направился к двери. И только когда за Холодцовым закрылась дверь, она выдохнула и протянула руку к конверту.
– Руки на стол! Отдел по борьбе с экономическими преступлениями и противодействию коррупции! – послышался резкий окрик от двери, и в кабинет ввалились какие-то мужчины в штатском, кроме того, за их спинами Регина разглядела людей в форме и с автоматами.
Все резко оборвалось внутри. Рука разжалась, конверт упал на стол… Она почувствовала, как холодеет, но сквозь открытую дверь успела увидеть невозмутимое лицо Холодцова, на котором играла все та же улыбка.
– Это ваше? Что это? – спрашивал неприметный мужчина в сером костюме, показывая на конверт.
Регина слышала его голос сквозь густую пелену, словно уши ей заложило плотным слоем ваты. Она стояла как сомнамбула, ноги ее обмякли, и все остальные части тела стали как у тряпичной куклы. Мозг будто отупел. Не было уже ни страха, ни ужаса, ни мыслей о предстоящих проблемах, не было ощущения катастрофы. Все ощущения притупились, размазались.
Сквозь охвативший ее дурман она видела, как мужчина в сером костюме раскрывает конверт, достает оттуда купюры, смотрит на просвет и настойчиво велит посмотреть самой Регине и еще двум незнакомым людям в штатском, мужчине и женщине. На купюрах отпечатано крупными буквами «ВЗЯТКА», и Регина понимает, что это она сейчас получила взятку, и это стало известно ОБЭПу, и теперь ее ждет что-то непоправимо страшное, но стоит болван болваном и ничего не может сказать.
До нее не сразу дошло, что ее попросили вытянуть вперед руки, а когда она наконец сделала это, на них защелкнулись наручники. Мужчина в сером еще что-то говорил, затем Регину вывели из кабинета. В коридоре она видела вокруг испуганные лица сотрудников, перешептывающихся между собой. Мелькнуло лицо Алены Пироговой, полное ужаса и сочувствия одновременно. Но крупным планом стояло перед глазами Регины лишь лицо Холодцова – наглое, холеное, самодовольное…
Проходя мимо него, она замедлила шаг и выдавила из себя:
– Ты… Мразь! Чтоб тебе на всю жизнь это боком вышло!
Холодцов ее взгляд выдержал спокойно, оскорбление и пожелание проигнорировал и проговорил:
– Я поддерживаю Указ президента о борьбе с коррупцией, Регина Викторовна. Чего и вам советую.
Ее подтолкнули сзади, и Регина, очнувшись от своего сомнамбулического сна, резко выпрямилась, гордо вскинула голову и, не оборачиваясь, с достоинством произнесла:
– Руки придержите! И предупреждаю – говорить буду только в присутствии адвоката!
Адвокат не приехал, но обещание Регина сдержала. В кабинете следователя, который ее допрашивал, не проронила ни слова, как только поняла, что в просьбе совершить телефонный звонок ей будет отказано. Она не велась на провокации следователя, не слушала его советы признаться во всем добровольно и начать сотрудничество со следствием в собственных же интересах, не рыдала, не рвала на себе волосы от раскаяния и не давала глупых зароков впредь не брать ни единой копейки. Природная сдержанность пошла ей на пользу. Неведомо какими силами, она собрала все свое мужество и ждала. Ждала только одного – когда о случившемся узнает отец. Уж он точно вытащит ее отсюда, а до этого момента нельзя произносить ни слова. Без адвоката – ни слова, это Регина усвоила железно, еще когда только пришла на работу в СЭС.
…Уже потом, поздно ночью, кое-как скинув сапоги и без сил рухнув на свою одинокую холодную постель, Регина почувствовала, как кружится голова от всего, что навалилось на нее за эти ужасные, невозможные, словно не из ее жизни два дня. Уже проваливаясь в сон, она неожиданно поднялась, взяла свой телефон и, набрав номер, проговорила:
– Это я. Жду тебя завтра в двенадцать у «Парка культуры».
Глава 2
День начинался типично и обыденно, и лишь пробивавшийся сквозь пухлые тучи слабенький луч солнца свидетельствовал о скорой смене времени года. Погода стояла еще холодная – на дворе догуливал свой срок февраль – и явно не подходила для беззаботных прогулок по паркам и аллеям. Да и вообще, находиться вне стен дома было некомфортно: ветер, мороз, гололед… Те же, кто все же оказался на улице, сделали это вынужденно, а не из желания пройтись и подышать свежим воздухом.
Полковник Гуров и Крячко сидели в своем кабинете и просто радовались жизни. Ну, кто радовался, а кто не очень. Станислав, к примеру, был в плохом настроении. Более того, был крайне раздражен.
– И надо же было додуматься до такого! – гневно вскрикнул он, довершив свою реплику несильным, но отчетливо слышным ударом кулака по деревянной крышке стола.
Крячко всю жизнь производил впечатление добродушного и покладистого человека. По сути, он таковым и являлся. Ему были чужды такие неприятные в общении качества, как зависть, жадность, злословие, уж тем более он не был склонен к подлости и предательству. Стас был миролюбив, не агрессивен и склонен к шуткам и балагурству.
Однако при всех этих положительных качествах было у него еще одно, делавшее общение с ним порой невыносимым. Качество это проявлялось периодически, и Крячко в такие моменты буквально преображался – из добродушного и покладистого человека превращался в не слишком адекватного ворчуна. В этот раз он негодовал по поводу своей жены, которая его вечно «пилит и жизни не дает».
– Ну, ты представляешь, представляешь, Лева? – эмоционально взывал Крячко, сетуя на поведение супруги. – Вот что с ней не так? Может, врачу показать?
Гуров сидел за столом и пил горячий чай. Ему было не до проблем Крячко, которые он считал пустыми и суетными. Хотелось просто насладиться моментом приятного безделья, причем безделья заслуженного. Всего два дня назад они вместе с Крячко раскрыли очень сложное и серьезное дело о поимке банды угонщиков, на которое ушло много времени, сил и нервов. В процессе расследования Гурова даже начинало охватывать отчаяние, что никогда им не выйти на главарей. И теперь, когда все относительно благополучно завершилось и половину банды пересажали, а вторую перестреляли в ходе операции, а главное, прекратились угоны дорогих автомобилей с убийствами водителей, испортить настроение Гурову не могло ничто и никто. Поэтому он просто сидел и отдыхал, не понимая негодования своего напарника.
Ничего особо странного в поведении Натальи, жены Крячко, он не видел. Ей вообще было свойственно периодически покрикивать на Станислава, и всякий раз это было по делу. Гуров полагал, что и на этот раз Стас просто накосячил, за что теперь и отдувается. Дав ему выплеснуть добрую порцию распиравшего его гнева, Лев поинтересовался:
– Ну, а причина в чем? Из-за чего сыр-бор?
Крячко покраснел, щеки его надулись, а глаза увеличились в размерах раза в два.
– А мне откуда знать?! – с искренним возмущением вскрикнул он. – Я же к ней по-нормальному, понимаешь, Лева? А она что?
Станислав очень ждал от Гурова солидарности, которая должна была выразиться в строгих порицаниях в адрес Натальи и безусловном осуждении ее поведения, но Лев лишь молча пил чай.
– Передай мне, пожалуйста, шоколад, Стас, – попросил он.
– Ты меня вообще не слушаешь, тебе лишь бы пузо набить! – обиделся Крячко.
– Кто бы говорил. Так ты передашь мне шоколад?
– Шокола-ад! – противным гнусавым голосом передразнил Крячко. – Вечно ты, Лева, выделываешься!
– А что не так? – удивился Гуров.
– Вот кто так говорит – шоколад? Сказал бы просто – шоколадку! Нет, нужно обязательно аристократа из себя корчить! – злился Крячко, не встретивший у друга поддержки и сочувствия. – Обрати внимание, ты даже картошечку простецкую как называешь?
– Как? – не понял Гуров.
– Картофель! – с явным презрением в голосе передразнил Крячко. – «Мария вчера приготовила картофельное пюре с куриным фрикасе!», или: «Сегодня в нашей столовой жареный картофель!» Тьфу!
– Знаешь, а ты не пробовал просто вести себя подобающе? – заметил Гуров, возвращаясь к больной теме отсутствия понимания в семье Крячко.
– А я что, веду себя неподобающе? – изумился Станислав.
– Это у тебя надо спросить. Почему Наташка начала на тебя кричать?
– Да черт ее знает, это же женщины! Кто вообще знает, что у них на уме? Вот сидит она такая и через секунду думает: «О, а чего это я так давно мужу мозг не пилила? Нужно срочно исправиться!» У меня, Лева, порой складывается впечатление, что женщины – это вообще не люди! Это пришельцы с другой планеты, призванные уничтожить весь человеческий род – то есть нас, мужиков! При рождении их забирают из родильного дома, отправляют на специальный астероид, где проводят полный курс по захвату планеты Земля, потом заставляют глумиться над мужиками, показывают им их слабые и сильные стороны, вбивают в голову программу по их уничтожению. Затем, по окончании этого курса, женщина радостно кричит «Я – БАБА!», после чего ей стирают тот участок памяти, который отвечает за посещение астероида, и возвращают младенцем на землю. И вот на протяжении всей жизни она как бы живет и понимает, что хочет семью и детей, но в голове у нее остался тот датчик, та программа, которая заставляет нас, мужиков, планомерно уничтожать!
– Слушай, Стасик, мне кажется, ты ошибся в корне! – расхохотался Лев.
– В смысле? – выкатил глаза Крячко.
– Ты избрал неверную профессию. Тебе нужно было стать писателем-фантастом, ибо фантазия у тебя развита на зависть отлично! Правда, тебе бы пришлось отваливать нехилую часть гонораров корректорам, которые бы замучились править орфографические ошибки в твоих опусах, либо нанимать наборщицу.
Стас надулся и замолчал, а Гуров продолжал:
– Я думаю, ты все же сильно заблуждаешься насчет женщин. Они на самом деле…
– А я вот в этом уверен! Иначе какой ей резон так ко мне относиться? – не стерпев, решительно возразил Крячко. – Пойми, Лева, я мужик! Я в семье главный! Все в доме на мне держится! А она не может этого простить и злится, что не получается мне перечить!
– А ты не думал, что корень проблемы кроется именно в тебе, а не в ней? Наверняка Наташка согласна, что ты глава семьи. Вот я, например, уверен, что у моей жены нет никакого датчика в голове. Тот, кто в семье главный, тот и настраивает на позитив или негатив всю семью.
– А у нас она настраивает! На один негатив!
– Тогда где же твое главенство, Стас?
– Я мужик, – повторил Крячко, считая это единственным неопровержимым аргументом в пользу своей позиции. – Как я скажу – так и должно быть. А она меня не слушает. И не уважает!
– Значит, проблема в тебе.
– Да ты знаешь, из-за чего она скандал вчера устроила? – вскинулся Станислав.
– Интересно послушать. А то ты уже полчаса жалуешься, а толком ничего не объяснил.
Крячко устроился на стуле поудобнее в предвкушении дождаться наконец поддержки и заговорил:
– Прихожу я домой, значит, вечером, и говорю ей – Наташка, а дело-то мы раскрыли! А она как начала орать, даже не дослушала!
– А что орала-то?
– Дело раскрыл, молодец какой, а вазу со стола так и не убрал! Представляешь? Вазу!
– А чего же ты вазу не убрал?
– Да она там уже месяца два стоит, с Нового года осталась. В ней конфеты лежали вкусные, ну, я и прихватил к себе в комнату, на стол поставил у компьютера и ел потихоньку… Зачем мне было ее убирать оттуда? Чтобы всякий раз за конфеткой на кухню таскаться, да еще у нее выпрашивать, потому что она их от меня прячет? Ну, а потом я конфеты доел, а ваза осталась…
– То есть жена два месяца просила убрать вазу, а ты этого так и не сделал?
– Ну, забыл! Как конфеты кончились – так и забыл! Задвинул ее за монитор, и… А она сегодня полезла туда пыль протереть, не заметила и разбила. Руку еще осколком порезала. А виноватым я оказался, как всегда! Главное, не лезь куда не просят! Говорил ей тыщу раз – не тронь мое рабочее место!
– Знаешь, Стас, – снова засмеялся Гуров, – а ведь твоя жена права, что конфеты от тебя прячет.
– Почему это? – набычился Станислав.
– Да потому что ты как ребенок! Вот слушаю я тебя, и у меня такое ощущение, будто говорит это не пятидесятилетний мужик, а прыщавый юнец в переходном возрасте, когда гормональная революция в организме переворачивает все его представления с ног на голову.
– Ты не понимаешь, Лева! – Крячко вскочил со стула и завертел перед его носом указательным пальцем. – Не понимаешь! Это унижение меня как главы семьи! Я сказал: пусть ваза стоит там, где я ее поставил! Я глава семьи, если сказал, что ваза будет стоять там, – она будет стоять там! Все, точка!
– А зачем она тебе там нужна? – Гуров уклонился от пальца Крячко, которым тот чуть не зарядил ему в глаз.
Этот простой вопрос поставил Крячко в тупик. Эмоции кончились, в бой неумолимо рвалась логика, и Крячко не нашелся что ответить. Он просто сверлил Гурова испепеляющим взглядом. Тот спокойно отвечал ему тем же, прихлебывая чай. Неизвестно, чем бы закончилась эта глазная дуэль, но спустя мгновение дверь в кабинет открылась, и перед сыщиками предстал глава Управления внутренних дел, их непосредственный начальник генерал-лейтенант Петр Николаевич Орлов. Он окинул взглядом кабинет и, улыбнувшись, сказал:
– День добрый! Как отдыхается?
Крячко углядел в этом невинном вопросе подвох и мгновенно нахохлился:
– А чего – отдыхается? Нормально отдыхается! Дел нет – вот и не работаем! И вообще, имеем право!
– Да я и не говорю ничего такого, – начал оправдываться Орлов.
Крячко, мгновенно уловив неуверенные и даже несколько заискивающие интонации Орлова, стал в позу:
– Мы, между прочим, дело раскрыли, вот теперь и отдыхаем! Новых дел никто не давал, вот и сидим!
– Да я понял, понял, Стас, все нормально. Спасибо за дело!
– Хорошо, если нормально, – ворчливо проговорил Крячко. – Только вот «спасибом» сыт не будешь!
– Это ты к чему?
– К тому, что можно было бы хоть иногда нам с Левой премию выписать за успешно раскрытое дело!
– Я вам только перед Новым годом выписывал премию! – напомнил Орлов. – В размере оклада, между прочим!
Крячко окинул его длинным выразительным взглядом и сложил в щепотку пальцы, явно подразумевая «да сколько там того оклада?».
Он не зря вел эти бессмысленные препирательства, казавшиеся таковыми только с виду. Хитроватый Крячко уже подметил состояние Орлова. Генерал-лейтенант чувствовал себя явно неуютно. В другое время, будь он стопроцентно правым, он не спустил бы Крячко нахальства и строго одернул бы его. Сейчас же в Орлове явственно сквозила неуверенность, а это означало, что он чувствовал за собой или какой-то грешок, или просто неправомерность. Крячко заметил это и решил воспользоваться ситуацией, вызвав в начальнике еще большее чувство вины, который, будучи сейчас уязвимым, «велся» на эти дешевые приемчики. Заметил смущение начальства и Гуров, знавший Орлова не меньше Крячко. Орлов явно хотел что-то сказать, но мялся, и Гуров прервал тишину:
– Петр Николаевич, а в чем причина вашего визита?
– Да поинтересоваться просто зашел, что да как, ничего такого…
Фальшь в интонациях Лев заметил сразу. Да и не любил он, когда тянут кота за хвост.
– Товарищ генерал-лейтенант, может быть, перестанем размазывать кашу по тарелке, а перейдем к делу? – насмешливо прищурив глаза, спросил он.
Орлов задумался, но промолчал. Стало очевидно, что у него есть некая работа к сыщикам, но, скорее всего, неофициальная, выходящая за рамки их прямых обязанностей, и далеко выходящая. Либо она была настолько неординарной, что никому в здравом уме не пришло бы браться за нее. Хоть Орлов никогда не злоупотреблял такими просьбами, однако сейчас, кажется, настал такой момент.
– В общем, вы правы, есть у меня некая, так сказать, просьба, – выдохнул генерал.
– Родил, наконец, – ехидно прокомментировал Гуров.
– Ну, так озвучивайте ее, Петр свет Николаевич, – расплылся в лицемерной улыбке Крячко.
Орлов еще пару секунд помолчал, что-то прикидывая, а потом загадочно произнес:
– А пойдемте ко мне в кабинет. Там и побеседуем.
– О как! Секретность, значит! – подмигнул Гурову Крячко. – Петр Николаич, сразу предупреждаем: если речь идет об операции по уничтожению ИГИЛ – это не к нам!