Информационное общество и международные отношения
Как уже отмечалось, информация и коммуникация образуют органичное единство, которое проявляется и на международном уровне. Международные информационные процессы тесно связаны с международной коммуникацией. В самом сжатом виде под международной коммуникацией принято понимать коммуникацию, которая осуществляется, минуя границы национального государства. Данное определение принадлежит американскому ученому Р. Фортнеру, который обозначает некоторые характеристики, обусловливающие специфику международной коммуникации: это преднамеренное или непреднамеренное распространение информации; наличие публичных или частных каналов ее распространения; использование различных технологий; разнообразие содержания и форм его передачи; культурные последствия и политическая природа международной коммуникации.
По мнению Р. Фортнера, трудно обнаружить истоки международной коммуникации. Она возникла одновременно с появлением национальных государств и даже раньше, потому что великие государства древности – Греция, Рим, Египет, Вавилон нуждались в средствах осуществления коммуникации на огромных территориях, включающих множество различных политических, лингвистических и культурных образований.
Р. Фортнер называет международную коммуникацию одной из самых интересных исследовательских проблем, потому что ее изучение затрагивает множество вопросов, возникающих один за другим и касающихся политической, экономической, социальной, культурной, технической и военной сфер международной жизни. Международная коммуникация, по его словам, фокусирует внимание на таких важных аспектах, как права человека и право интеллектуальной собственности [Fortner, 1993, p. 1–10].
Особое значение приобретает рассмотрение такого феномена, как массовая коммуникация (иногда в социогуманитарной научной литературе речь идет о массовых коммуникациях). Оба эти слова часто употребляют как синонимичные. Самое общее определение массовых коммуникаций сводится к следующему: «Массовые коммуникации (МК) являются одним из видов коммуникаций и определяются как процесс производства и передачи сообщений большим массам людей, рассредоточенных в пространстве и времени, с помощью специальных технических средств» [Яковлев, 2007, с. 3].
Д. А. Ольшанский определяет массовую коммуникацию как особый вид человеческой жизнедеятельности, осуществляемый в целях воздействия на никоим образом не связанных между собой индивидов и социальных групп ради массовизации их сознания и поведения. М. Вебер прямо рассматривал прессу как «капиталистическое предприятие». Р. Парк, Ч. Кули, У. Липпман трактовали массовую коммуникацию как особый способ общения масс, возникающей на волне индустриализации и урбанизации «коллективной группировки», объект интересов членов которой лежит вне широкого разнообразия локальных групп и культур, к которым они принадлежат. По мнению Д. А. Ольшанского, массовая коммуникация, во-первых, «объективно является особым способом общения отдельных индивидов, неизбежно способствующим их самоорганизации в массу. Это мало зависит от коммуникатора. Во-вторых, помимо такой совершенно объективной и как бы вынужденной для коммуникатора функции формирования естественных масс (без осуществления этой функции просто не было бы массовой коммуникации как особого феномена), массовая коммуникация может формировать и массы искусственные. Этот уже субъективный процесс в основном зависит от коммуникатора. Он происходит в ходе осуществления двух последних функций и связан с манипулированием возникшим в результате осуществления первых функций массовым сознанием» [Ольшанский, 2002, с. 294].
В теории массовой коммуникации принято выделять три вида массовой коммуникации:
1) печатные (книги, журналы, газеты);
2) электронные (радио, телевидение, Интернет);
3) «химические» (кино, фото).
Соответственно, существуют и три типа массовой коммуникации:
1) линейная – направленная в одну сторону без обратной связи с реципиентом;
2) интерактивная – предусматривающая обратную связь между коммуникатором и реципиентом, приводящую к одноразовой смене их ролей (сегодня значение этой модели возрастает);
3) трансакционная – предполагающая многократную, попеременную смену ролей коммуникатора и реципиента.
Ряд авторов выделяют следующие функции массовой коммуникации: информационная, аналитическая и развлекательная. Сегодня мы говорим об инфотэйнменте – сложном переплетении информирования и развлечения. Отличительной чертой интерактивной модели массовой коммуникации исследователи считали гомеостатическую, отсроченную обратную связь. Но сейчас реакция на событие, о котором сообщают электронные СМИ, передающие информацию в режиме реального времени, может быть очень незначительно отсрочена от момента получения сообщения.
Массовая коммуникация существенно отличается от других видов коммуникации – внутриличностной, межличностной и групповой: внутриличностная коммуникация имеет место тогда, когда человек ведет внутренний диалог с самим собой, межличностная – когда общаются два или три человека, групповая, соответственно, предполагает общение между группами. Еще несколько лет тому назад можно было добавить в это определение фразу о том, что в ходе межличностной и групповой коммуникации люди находятся в одном и том же времени и в одном и том же пространстве, а их общение отличает непосредственная, обратная связь, для которой не требуются технические каналы и средства. Сейчас ситуация изменилась, и компьютерная техника и технологии позволяют реализовать межличностное и межгрупповое общение в сети. Участники таких видов общения могут почти одновременно находиться в разных географических и, соответственно, часовых поясах. Виртуальная обратная связь, хотя и обусловлена технически, по своему интеллектуальному наполнению фактически оказывается цифровым аналогом непосредственной обратной связи.
Представляется необходимым обратить внимание на то, что массовую коммуникацию обычно соотносят с деятельностью «старых» медиа. «Новые», электронные медиа по своей природе обладают свойством интерактивности в значительно большей степени.
Как отмечает И. П. Яковлев, процесс массовой коммуникации проходит в своем развитии четыре стадии: отбор, создание, восприятие и распространение сообщений. Первый этап описывает теория «привратника», второй – теория «повестки дня», третий – «теория культивации», четвертый – «теория эффектов массовой коммуникации».
Теория «привратника» базируется на положении о том, что не все располагают равными возможностями в отборе информации, которая должна стать предметом гласности. У каждого информационного «входа» находятся «привратники», пропускающие либо не пропускающие сообщения.
Теория «повестки дня» устанавливает приоритетность сообщений, которые обладают наибольшей важностью для тех или иных групп людей. Особо выделяется «медиаповестка», включающая в себя вопросы, которые подлежат обсуждению в СМИ.
Теория культивации рассматривает СМК как систему повторяющихся образов и представлений, воздействующих на аудиторию: «Основным методом воздействия является "рассказывание историй". Особенно преуспело в этом телевидение. Человек попадает в плен искусственного мира, создаваемого историями и все больше времени живет в нем» [Яковлев, 2007, с. 28].
Теория эффектов массовой коммуникации исследует условия и факторы, способствующие достижению когнитивных (рациональных), аффективных (эмоциональных) и поведенческих эффектов воздействия средств массовой коммуникации на сознание людей.
Исследования международной массовой коммуникации как субдисциплины теории международных отношений сегодня претерпевают существенные изменения. Недавно обнаруженная способность информации не только отражать, но и конструировать реальность подтолкнула исследователей к изучению баланса между аккумуляцией и конструированием знания. Событие заменило факт среди основных объектов анализа, на которых фокусируется дисциплина. Появление интерактивных технологий сделало взаимозаменяемыми источники и получателей информации, другими словами, привело к тому, что акторы коммуникации утратили свою первостепенную важность как предмет изучения.
Сегодня можно сказать, что сообщение и канал коммуникации заняли место основных объектов анализа рассматриваемой субдисциплины. Приведенные рассуждения подтверждают, что исследования международной коммуникации являются динамично развивающейся областью социально-гуманитарного знания, которая отражает изменения, свойственные современным информационно-коммуникационным процессам.
1.2. Информационные процессы в контексте глобализации: пространственно-временные аспекты
Информация является неотъемлемой частью истории человечества. На заре цивилизации существовали материальные носители информации, которые были предназначены для ее распространения в пространстве и сохранения во времени. Так, например, благодаря надписям и рисункам на стенах величественных египетских дворцов и пирамид, которые создавались в расчете на вечное существование (сопоставимое с масштабами Хроноса – бесконечно длительного времени), сегодня мы получаем сведения о жизни одного из величайших государств глубокой древности. Для фиксации сведений использовались также другие, различные по своей долговечности материалы: глина, металл, папирус, береста, воск. Свиток папируса или берестяную грамоту было легко переносить и перевозить, т. е. перемещать на большее или меньшее расстояние.
И сегодня пространственно-временная определенность является сущностной характеристикой средств информации. Категория времени – одна из важнейших и для понимания процессов, происходящих на уровне мирового сообщества. Из современной науки исключены понятия абстрактного пространства и абсолютного времени. Зависимость пространственно-временных свойств от характера движения и взаимодействия материальных систем подтвердила правильность трактовки пространства и времени как основных форм существования материи, в качестве содержания которых выступает движущаяся материя. «Нет материи, лишенной временных и пространственных характеристик, и нет пространства и времени вне движущейся материи» [Ивашковская, Павлов, 2000, с. 25].
Пространственно-временные отношения специфично проявляются на разных уровнях реальности: в живой природе, социальной действительности, микропроцессах, макропроцессах и мегапроцессах, в связи с чем специально анализируются биологическое время, психологическое время, социальное пространство-время и другие виды времени и пространства.
Согласно прогнозам Э. Тоффлера, постоянно убыстряется темп перемен: «Возрастающая скорость перемен нарушает наше внутренне равновесие, преобразуя сам способ переживания жизни. Внешнее ускорение превращается в ускорение внутреннее. Это можно проиллюстрировать, хотя в весьма упрощенном виде, если мы представим жизнь одного человека как большой канал, по которому течет опыт. Этот поток опыта состоит из бесчисленных "ситуаций". Ускорение перемен в окружающем обществе резко изменит поток ситуаций, идущих через этот канал» [Тоффлер, 2004, с. 45].
Стоит отметить, что скорость изменений не для всех одинакова. Это, собственно, не противоречит утверждению психологов о биологическом, социальном и психологическом измерении возраста человека. Причем психологический возраст, как пишут ученые, принципиально обратим, многомерен, а его пласты даже в жизни отдельной личности могут не совпадать (мы ощущаем полную реализованность одной жизненной программы и незавершенность другой).
Сходные явления присущи и социуму. Одним группам, слоям, классам, социальным институтам присущи жесткие ускоренные ритмы жизнедеятельности, другим – плавные и замедленные. Так, рассматривая процессы функционирования массмедиа, можно отметить, с одной стороны, динамичную жизнь одних печатных изданий и радио- и телестанций, а с другой стороны – размеренную, «устоявшуюся» деятельность других.
Применительно к системе международных отношений можно выделить в первую очередь «внутреннее время», связанное со сменой ее состояний. Видимо, и «внутреннее время» неоднородно по своему наполнению, как неоднородны сами структурные элементы, компонующие эту систему. Достаточно вспомнить соответствующую терминологию, характеризующую разные состояния государства – «догоняющие», «движущиеся рывками» и т. д. В полной мере это можно отнести к России, которая «изобилует множеством внутренних конфликтов на почве вынужденных, догоняющих модернизаций» [Крамник, 2000, с. 46].
Согласно теоретическим воззрениям профессора К. С. Гаджиева, любая цивилизация имеет собственное понимание и измерение времени. Он пишет о том, что «в социально-историческом мире эйнштейновская теория относительности времени выразилась, в частности, в существовании множества национальных и цивилизационных летоисчислений»; сейчас эти различия словно нивелируются, уступая место принципу синхронности [Гаджиев, 2000, с. 66]. Заметим, однако, что это не устраняет парадоксов и противоречий в нынешнем восприятии времени.
Согласно прогнозам Э. Тоффлера, в XXI в. множество обитателей нашей планеты – даже тех, кто живет в благополучных странах, окажутся в серьезном разладе как с будущим, так и с прошлым. Первое наступит слишком быстро, и большинство окажется к нему не готовым. Второе, несмотря на слишком резкий разрыв с предшествующим опытом развития человечества, все сильнее станет влиять на нас, ближе придвигаясь к современности. Эту ситуацию американский ученый назвал «скачком времени». Изменится и наполнение того хронологического промежутка, который располагается между прошлым и будущим.
Речь идет о настоящем, вместившем в себя и «вчера», и «завтра», т. е. о «сокращенном настоящем». Тоффлер делает прогноз: восторжествует концепция временности или новой «краткости», которая непременно будет вызывать чувство непостоянности; усилится роль социально адекватной «ожидаемой длительности» явлений и событий. «Эта ожидаемая длительность, разная в каждом обществе, но воспринятая с ранних лет и глубоко укоренившаяся, сотрясается, когда изменяется темп жизни. Этим объясняется решающая разница между теми, кто остро страдает от убыстрившегося темпа жизни, и теми, кто явно подпитывается этим» [Тоффлер, 2004, с. 56].
Массмедиа, содержащие все типы информации, ориентируются сегодня на распространение прежде всего новостных потоков, фокусируют внимание массовой аудитории на сиюминутном отражении мира, которое становится решающим. В подобной ситуации старым и новым медиа не так сложно навязать массовому сознанию представление об исчерпанности (по крайней мере, в планетарных масштабах) пространственно-временного континуума, о «застревании» человечества на уровне «всегда и везде». Не заменит ли тогда эта формула уже вошедшее в привычку выражение «здесь и теперь»?
Информационно-коммуникационные процессы также связаны с разновременностью, которая обусловлена, например, характером производства, передачи и потребления информации в традиционных и модернизированных обществах. Она присуща социальным образованиям, отличающимся «возвратным» движением в сторону утраченной архаичности. Даже концепция информационного общества, базирующаяся на идее всеобщего, максимально широкого доступа к знаниям, признает закономерным и естественным наличие определенного процента аутсайдеров, по тем или иным причинам отстраненных от источников информации и выброшенных не столько из какого-то определенного пространства, сколько из своего социального времени.
По мнению петербургского исследователя К. С. Пигрова, в каждой культуре и в каждом крупном политическом движении есть свой Кайрос. Он утверждал, что в России начала XXI в. Кайрос трех крупных политических сил обозначал «находящуюся в прошлом (что принципиально) «полноту времен» [Пигров, 2005, с. 160].
В трудах Ю. Хабермаса нашел отражение феномен «обратной перемотки», который был характерен для догоняющих революций, произошедших на востоке Центральной Европы и в ГДР. В Польше, Венгрии, Чехословакии, Румынии и Болгарии, где «революционные изменения сгустились в революционные события, в высшей степени отчетливо артикулируется желание найти конституционно-политическую привязку к наследию буржуазных революций и социально-политическую привязку к коммуникационным и жизненным формам развитого капитализма…» [Хабермас, 2005, с. 149].
Говоря об основных характеристиках хронологических аспектов информационного общества, нельзя не упомянуть и о таком понятии, как «эпоха», которое дает возможность понять основополагающие черты развития общества на том или ином длительном временном отрезке. Как правило, начало новой эпохи ознаменовано революционными качественными преобразованиями. В последнее время все отчетливее формируется позиция, согласно которой не социальные и не технологические революции, взятые сами по себе, а революции информационные характеризуют наиболее крупные переломные эпохи в развитии человечества.
История и предыстория глобализации вместили в себя несколько информационных революций, которые привели к кардинальным изменениям в области хранения, обработки и передачи информации. Так, американский ученый Д. Робертсон выделяет стадии информационного развития человечества [Robertson, 1990]:
• первая – связана с изобретением языка;
• вторая – с письменностью;
• третья – с книгопечатанием;
• четвертая – с эрой электрических систем связи, расцвет которой – создание электронно-вычислительных машин и новых типов коммуникаций.
К данной периодизации можно было бы добавить еще одну стадию (или революцию), которая связана с развитием сетевых технологий и возникновением виртуальных сетевых сообществ. В них сегодня представлены основополагающие элементы гражданского общества.
Позиция Д. Робертсона во многом перекликается с точкой зрения известнейшего создателя технологических концепций Д. Белла. Он, в свою очередь, выделил три технологические революции (за период XIX–XX вв.), из них последняя «информационная» совпадает по характеристикам с четвертой стадией информационной теории Д. Робертсона.
Глобализационные и информационные процессы невозможно отделить друг от друга. Они органично вписываются в ту периодизацию цивилизационного развития, которая получила признание в культурологии и подразделяет культурный процесс на три этапа:
1) эпоха дописьменной культуры (от неолитической революции до четвертого – третьего тысячелетия до н. э.);
2) эпоха письменной культуры (с момента изобретения письменности до настоящего времени);
3) эпоха послеписьменной, или электронной, культуры.
Каждому из этих этапов соответствуют глубокие сдвиги в области информации и коммуникации.
Дописьменная культура дала миру те знаковые системы, вне которых невозможно протекание информационно-коммуникационных процессов в человеческом обществе. Именно в это время человек ощутил универсализм слова, способного передать смысл, единый для всех членов той или иной группы. Устная речь на многие столетия станет ведущим средством передачи социальной информации. В русле письменной речи продолжили свое развитие устные формы распространения информации, достигшие подлинного совершенства в риторике, которая, по выражению древнегреческих философов, являла собой «штурвал в руках политиков». Но постепенно письменные тексты (прежде всего священные) доказали свои права в качестве хранителя исторической памяти, ознаменовав переход к линейному восприятию времени (в цепочке прошлого, настоящего и будущего), и стали культурным кодом эпохи – тем важнейшим системообразующим компонентом культуры, без которого ее существование было бы невозможным.
Многие священные тексты эпохи письменной культуры, которые образовали культурный код того времени, предназначались лишь для очень узкого круга посвященных. Повседневные тексты, циркулирующие в различных сферах жизнедеятельности человека, шаг за шагом приобретали все более доступный характер. Известно, что Древний Рим вплотную подошел к созданию газеты, провозвестниками которой стали «Акта дьюрна» и «Акта сенатус», сообщавшие злободневные сведения, которые интересовали читающую публику. Записки о военных походах, историография, мемуаристика, переписка римских вельмож с наместниками далеких провинций – все это легло в основу будущей прессы.
Для развития информационно-коммуникационных процессов эпохи письменной культуры непреходящим значением обладают периоды Возрождения и Реформации. Крупнейшие торговые и университетские города Европы одновременно становятся центрами, где производятся, собираются, распространяются и продаются рукописные новости, которые обретают стоимость.
С периодом Реформации известный канадский ученый М. Маклюэн связывает возникновение «Галактики Гутенберга» – системы информации и коммуникации, скорость расширения которой постоянно увеличивается. Печатный станок (его изобретение считают первой революцией в обмене информацией) ученые называют технологическим достижением, открывшим путь к информационному обществу.
Пришедшее на смену рукописному производству текстов книгопечатание позволило расширить круг читательской аудитории, которую еще нельзя было назвать массовой. Но шаг в сторону массовизации информации и коммуникации был сделан. Новая технология очень быстро стала использоваться в целях пропаганды.
Существует точка зрения, что знание обрело информационную форму, когда в эпоху Просвещения научный текст начал играть роль культурного кода. Считалось, что предназначение журналистов состоит в компетентной и добросовестной передаче читателям добытого учеными знания, в первую очередь экспериментально выверенного. Естественно, содержание газет и журнальной периодики не ограничивалось только отчетами о последних научных достижениях и политических событиях. Оно включало в себя (и по сей день продолжает включать) сведения о повседневных интересах людей.
Новый этап развития информационно-коммуникационных процессов и всей письменной культуры в целом был связан с XIX в. Это столетие было ознаменовано изобретением телеграфа, телефона и радио – тогда еще называвшегося беспроволочным, или беспроводным, телеграфом. Они с разной скоростью внедрялись в жизнь, но уже изначально их значение для развития информационно-коммуникационных процессов было неоспоримо. Существенно изменилась техника производства печатной продукции, появились новые средства ее распространения. Увеличились тиражи печатных изданий и ускорились темпы их доставки читателям. Когда был проложен телеграфный кабель под Ламаншем, стали говорить о том, что пространство и время исчезли.
Массовая культура и массовая коммуникация – во всей сложности и противоречивости этих феноменов – достигли своего апогея во второй половине XX в. Они изменили характер формирования картины мира в сознании людей. В то же время обозначились и негативные черты этих феноменов, критика которых была связана с коммерциализацией массовой культуры, сердцевиной которой стали массмедиа. Серьезные опасения вызвала эскалация пропаганды и психологических войн в условиях существования биполярной системы международных отношений.
Вторая половина XX в. – сравнительно небольшой исторический промежуток, вместивший в себя новую технологическую революцию и информационный взрыв, сопровождавшийся экспонентным ростом информации, оказался поистине переломным и стал эпохой перемен. Спутниковое телевидение, оптико-волоконная кабельная связь, компьютер и мультимедиа создали новые условия для осуществления коммуникации.
Эпоха электронной культуры все настоятельнее заявляет о себе. По прогнозам ученых, в будущем произойдут серьезные перемены не только в экономике, политике и культуре, но изменится и сам человек. Усилится связь рационального и эмоционального, понятийного и образного в сознании личности, а восприятие времени утратит свой линейный характер.
В данном контексте небезынтересно мнение о том, что сегодня возникает еще одна проблема темпоральности, связанная с характером нашего восприятия и мышления, которым свойственны последовательность и одновременность. Если производство, распространение и чтение книги требовало последовательности, то «распространение электронных средств коммуникации делает для все большего числа людей само собой разумеющимся выбор одновременности в качестве ведущего режима восприятия и мышления. Это не может не выражаться в снижении интереса к культуре чтения, требующей линейной последовательности, что выражается в появлении множества печатных изданий, где каждое сообщение выступает в качестве значимого самого по себе» [Терин, 2013].
Пока нет полного единства мнений по поводу облика новой электронной цивилизации. Ряд ученых полагают, что общество станет атомизированным, а средства информации утратят массовый характер, и это даст толчок к развитию демократии. С точки зрения других – мир может оказаться на новом витке информационного тоталитаризма. Движение одних стран по направлению к ценностям постмодерна соседствует с откатом других в сторону традиционализма. Видимо, сторонники синергетического подхода усмотрели бы в нынешней эпохе ту хаотичность, которая продуцирует новую определенность.